По ту сторону Проволоки

Антон, удостоверившись, что враги больше не наступают, побежал через окопы к другу. Увидел Тимофея, подошел к нему, сел рядом и крепко обнял.

– Мы справились! Тоша! – крикнул Тимофей, еле пребывая в сознании. – Муся нас спасла!

Оба солдата потеряли силы, Антон упал на Тимофея, потеряв сознание, от резкой усталости. Чернов тоже закрыл глаза, в мгновение потеряв связь с этим миром. Немножко отдохнуть, это то, что они заслужили за свой поступок.

Проснулись они только когда их начали будить, ранним утром. Потащили поесть хоть немного, Муся уже была рядом, готовая в любой момент получать свою долю и ласки, и еды. Повар налил каши с вяленным мясом в импровизированную миску, из куска осколка снаряда, и положил на пол, кошка тут же начала лакать из нее. Потом наложили двум героем, которые с голоду могли и ложку сожрать.

К ним подошел командир.

– Рядовые, вы меня уже радовать начинаете. Сначала схрон, теперь танк. Надо вам медаль, за такие заслуги!

– Командир! А можно попросить у командования зубные порошки и щетки? – поинтересовался Тимофей, буквально глотая горячую кажу, как пес. – Просто зубы у меня крепкие, здоровые, я их лишаться не хочу. – командир был слегка озадачен: не каждый день ему приходилось слышать подобное, особенно от солдата. Мужчина поправил фуражку.

– Посмотрим, – спокойно сказал он, направляясь в свою палатку. Тимофей тем временем закончил есть свое блюдо, Муся начала гладиться об его сапог. Чернов положил тарелку около чугунка с едой и взял кошку на руки, почесывая ей животик.

– Тут кошка довольная. А по ту сторону проволоки… Нас ждет война, – тихо сказал Антон, шмыгнув носом.

Муся для них, Антона и Тимофея, стала живой надеждой на то, что они победят. Выживут. Увидят счастливое лицо советского человека.

27 Ноября 1941 года.

В кремле, в одиночестве. Вождь советского союза сидел в своем скрипучем кресле, обитом красной кожей, правая рука его находилась на столе, которое напоминало миниатюрное футбольное поле: с центра и чуть меньше краев зеленого цвета, как трава на ЗИС-5оне, – на переднем краю стояло три черных, совершенно одинаковых телефона, всё что о них знали, это их предназначения: для связи с дежурной охраной, «вертушка» с диском для разговоров в узком кругу высоких должностных лиц и аппарат первой секретной правительственной кремлевской связи, надежно защищенной от прослушиваний. Кто к какому относился знал только Иосиф Виссарионович. На левом краю стола стояла большая квадратная пепельница для его трубки, сделанная из стекла. В своей левой руке он держал свою трубку, вновь и вновь вдыхая дым табака, после чего задумчиво выдыхая его. План о сдаче Ленинграда уже был готов, но Сталин всё никак не решался его подписать.

Весь кабинет был покрыт дымом от его трубки. Окно не открывал, не хотел простудиться. Иосиф Сталин не хотел смотреть назад, на карту боевых действий, в которой отчетливо было видно грандиозное наступление Германии. Вождь не хотел терять свою страну, свое место, свою власть. Он был готов отдать за это все что угодно. Даже с самим дьяволом договориться, лишь бы сохранить всё, что у него было. В дверь постучались. Вошел молодой, красивый офицер при штабе. Штабная крыса, что никогда не увидит крови товарища, не почувствует жженный запах пороха, стали и горящего бревна. Тот, кто ни за что не пойдет спасать товарище, ведь ему ничего, кроме своей шкуры ничего не нужно. Сталин посмотрел на молодого со всей строгостью.

– Товарищ главнокомандующий Иосиф Виссарионович! Лейтенант Петрушкин.

– В чем дело, товарищ? – прохрипел Сталин, кладя свою трубку на пепельницу.

– С Вами хочет поговорить патриарх Антиохийский Александр III, – с явным недовольством сказал Петрушкин. Ещё бы пару лет назад, Иосиф Виссарионович бы засмеялся и погнал бы «святошу» прочь. А сейчас ему уже нечего было терять. Он махнул рукой.

– Пусть заходит, – спокойно сказал это и встал с кресла, подойдя к полке с книжками. В комнату вошел патриарх. Это был уже не молодой мужчина, с большой местами седой, бородой, мудрым взглядом. Крупный, чувствовался в нем какой-то необъяснимое приятное ощущение спокойствия. – Что вы хотели, товарищ Антиохийский?

– Я, как и Вы, обеспокоен судьбой России матушки, – спокойно говорил патриарх. – Все предрешено уже на небесах, Иосиф.

Сталин встал со своего кресла и подошел к окну. Странное чувство было в душе у лидера страны: что-то внутри не хотело признавать этого, пыталось найти другой путь, но не этот, – однако, всё было тщетно.

– Так Вы думаете, товарищ Александр Антиохийский, что нам поможет только Бог? – с ноткой досады произнес Иосиф Виссарионович. Тяжело признать свое поражение человеку, что так долго пытался искоренить веру и Бога, а сейчас пред ним стоит священнослужитель и предлагает помощь. – Советскому человеку поможет Бог… Смешно звучит.

– Ничего смешного в этом не вижу. Святая Богоматерь всегда защищала Землю Русскую, нашу Матушку-Россию. Стало быть, она и может спасти Матушку Россию.

Сталин начал ходить из стороны в сторону, снова взял в руки трубку и вдохнул дым табака. «Как советский человек… Как вождь. Я не должен соглашаться! – думал Иосиф Виссарионович, из-за этих мыслей у него выступил пот на шее, – Это получиться, что я оболгал все свои слова! Покажусь лжецом! Но… а есть ли у меня выбор? Да, есть: потерять страну, или же переступить через себя…», – минут пять вождь ходил из угла в угол, думая над своим ответом. Наконец, он остановился и повернулся к Патриарху.

– Чего же Вы хотите, товарищ Патриарх? – спросил Сталин, кладя трубку обратно в стеклянную пепельницу.

– Должны быть открыты во всей стране храмы, монастыри, духовные академии и семинарии, священники должны быть вызваны с фронта и из тюрем, должны начать служить. Сейчас готовятся к сдаче Ленинграда, – сдавать нельзя. Пусть вынесут чудотворную икону Казанской Божией Матери и обнесут её крёстным ходом вокруг города, тогда ни один враг не ступит на святую землю. Перед Казанской иконой Божьей Матери надо отслужить молебен в Москве. Затем она должна быть в Сталинграде, который сдавать нельзя. С Казанской иконой Божией матери надо идти до границ России. А когда война закончится владыка Александр должен приехать в Россию.

Иосиф Виссарионович снова молчал. После последних раздумий, он сел обратно в кресло и уже более спокойным голосом огласил:

– Хорошо. Я выполню всё, что требуется, товарищ Антиохийский.

Деваться было уже некуда, лишь на чудо сейчас можно было надеяться.

Утром 28 ноября 1941 года, Сталин подписал указ о восстановлении всех храмов, монастырей и прочего, освободил священников из тюрем и дал приказ на фронт. Над Москвой пролетел самолет с Казанской иконой Божьей Матери. Горожане смотрели на это с сильным изумлением. Старушки упали на колени и начали молиться, некоторые стали креститься, а те, кто во всё это не верил, сплюнули и просто продолжили свои дела.

Иосиф Виссарионович, стоя перед окном, убедился, что никого нет рядом, перекрестился.

30 ноября 1941 года.

Листья полностью опали, ветер начинал выть и приносить холод с севера, небо всё было в тучах, будто сегодня должен был идти снег. Да снег и выпал уже, ещё первого ноября. Дабы согреться, солдаты красной армии сидели у костров, протягивая руки и ноги, чуть ли не в самую близь. Антон уже был в более теплом обмундировании, а Тимофею ещё не выдали, поэтому за пазухой, он держал Мусю, та уже сладко спала и грела его живот своим теплом.

– Слышали, мужики? – подошел к ним один солдат, с узкими глазами, Чукча. – Сталин-то церкви пооткрывал и самолет с иконой по Москве пустил! – после чего протянул обоим оставшуюся махорку.

– Да быть не может! Чтобы Иосиф Виссарионович и такое… – изумился Антон, Тимофей затянулся махоркой, после выдоха сказал:

– Товарища Сталина понять можно: уже готов что угодно сделать, во что угодно поверить, лишь бы страна уцелела.

– Ага, только страна уцелеет из-за таких как мы! – гордо сказал Чукча, сев поближе к костру. – Простые солдаты – вот кто защищает Россию. А не генералы эти зажравшиеся! – сказал он громко и тут же Тимофей закрыл рот ему рукой и посмотрел по сторонам, вроде никто не услышал.

– Ты что, сдурел совсем?! Если ещё раз такое ляпнешь – под трибунал поведут! А тебе ещё пожить надо, – угрожающим тоном произнес Чернов, даже забыв о том, что Муся была у него под рубашкой. Винтовка Мосина с оптическим прицелом, рухнула на черную землю, холодную, как сама смерть.

Ветер стал дуть ещё сильнее и пробрало до костей. Уже надо было сходить проверить, где враг. Как вдруг Муся выпрыгнула из рубашки вскочила наверх окопа и зашипела на присутствующих. Это было предупреждением, но о чём, парни не понимали, но выходить из окопа не стали.

– Муся, всё в порядке! – сказал Крошин, приподнимаясь, протягивая к ней руки, кошка громко завопила и выпустила когти, царапая руку Антона, тот прошипел от мимолетной боли в замерших руках, но снова потянулся к кошке. – Да лезь уже обратно, Муся!

Он привстал, что было видно каску, кошка закрыла его своим телом, сильно вздыбила шерстью. И тут прозвучал громкий звук, словно ударил гром, слегка ощутил Антон легкий жар в щеке, а после Тимофей его повалил, что-то горячее попало ему на лицо, настолько горячее, что обжигало болью жара, словно огонь пылал на его лице.

– Снайпер! – закричал Тимофей во всё горло, после посмотрел на друга.

– Я умер? – спросил Чернова Антон, после осмотрелся, сначала он увидел труп чурки, во лбу которого была красная точка, кровь стекала к его узким, но удивленными глазами: «А я ведь у него только фамилию знал – Мелов. Жаль парня, мог бы и подольше пожить…», – промелькнуло в голове Антона. Опустив голову вниз, Крошин увидел лежащую Мусю, в луже темно-красной крови, сердце застыло и заныло, Антон умолял, чтобы это была кровь другого солдата, хоть того же чурки, а Муся лишь упала и прижалась к земле, но больше тел не было, источник лужи мог быть только один. – Муся? Нет… нет-нет-нет-нет! Не верю! Муся! Муся! – из шока и удивления, Антон перешел на отчаяние и отвержение увиденному. – Тимоша! Это не правда! Муся ведь жива!

Крошин просмотрел в лицо товарища, Чернов не смог удержаться и с уголка его глаза медленно скатил слеза, оставляя за собой солевую дорожку.

– Нету больше Муси… Мелова тоже накрыло…– тихо сказал Чернов, глотая ком в горле. Антон запрокинул голову вверх, спустя мгновение издав истошный крик, полный боли и отчаяния, словно именно его ранили. – Тоша, успокойся! – Антон быстро приподнялся, схватился за винтовку и вынырнул из окопа, в мгновение что-то блеснуло за кронами деревьев. Тимофей снова повалил его на землю и раздался выстрел. – Антон! Ты совсем сбрендил?! Сдохнуть хочешь, идиот?! Нам и так одного снайпера уже уконтропупили! – крикнул на него Чернов, пока к ним приближались товарищи по отряду.

– Я видел его! Я должен стрелять в эту фашистскую мразь! – крикнул Крошин словно в бреду, после оттолкнул Тимофея и снова принялся выцеливать снайпера. Выстрел. Не попал, прыгнул вниз. Чернов немного посидел, пытаясь отойти от шока, после снял свою пилотку и нацепил на дуло ружья, после этого медленно приподнял над окопом. Выстрел.

– Зеленый! – выкрикнул Тимофей.

– Это тебе за Мелова! Это за Мусю! За Россию-Матушку! – кричал Антон после каждого последующего выстрела. Даже не обращая на командира отряда, сидящего рядом и спрашивающего у Тимофея о случившем. Лишь спустя десять минут, пуля наконец достигла немца. Выстрел прилетел в плечо. – Попал! – прокричал на весь окоп, вдалеке был слышан крик раненного немца.

Тимофей, совершенно не думая о последствиях, возможной опасности, выпрыгнул из окопа и побежал в сторону крика.

– Рядовой! Куда?! А ну вернись! – крикнул командир, но Чернов его не слушал, продолжал бежать со своим автоматом наперевес. Наконец, добрался до деревьев, было странно видеть, что он один, но Тимофея это не смутило.

– Нет! Нет! Стойте! – крикнул немец, тут же получив сапогом по груди, а потом в висок устремился приклад автомата. И снова. И снова. И снова. Пока фашист не испустил дух. Тимофей стоял над его телом сгорбившись, занеся автомат как копье, ожидая малейшего движения, чтобы продолжить избиение. А после, убедившись, что немец уже точно не встанет, сорвал с него медаль в виде немецкого креста, а после, дабы показать всё призрение, ненависть и злобу, плюнул ему в лицо. Затем повернулся и ворчал, возвращаясь в окоп.

Командир, убедившись, что последующей стрельбы не будет, вылез из окопа и направился в сторону Тимофея, Антон же подошел к погибшему товарищу и рядом лежащей кошке, после чего упал на колени и склонил голову. Командир, оказавшись рядом с Черновым, замахнулся и ударил его в грудь кулаком. Удар был очень сильным, что заставило Тимофея потерять равновесие и упасть на снег.