Ключ для Бездны

Мать Наи смотрела сквозь нее. Туда, где стояла Велена, где была правда, где озеро разливало свои чернильные воды. Казалось, вся сдержанность отца ушла в руку, сжимающую чашку. Пальцы его впились в фарфор с такой силой, что костяшки превратились в острые белые скалы. Он улыбался той же фальшивой, тренированной улыбкой, что и в день ее восемнадцатилетия. Только теперь в ней не было страха. Было признание. Он знал. Он всегда знал, что это не болезнь, не срыв и не подростковая мелодрама. Это – возвращение.

«Мама, папа… – голос Наи звучал чужим, глухим, как эхо, доносящееся из затопленного склепа. – Надо ехать в Гнилово. Оно не отпустит. Оно заберет Лику, потом других… Пока я не вернусь туда, где все началось. Где можно… договориться. Или закончить. Я должна попробовать».

Арина вздрагивала, отводя глаза. Ее пальцы застывали на чашке, почти просвечивались.

«Договориться? С Озером? Ная, ты слышишь себя? Это… это болезнь! Шок! Мы найдем врачей, хороших врачей…»

Она говорила быстро, отчаянно, словно заклинание, которым пыталась убедить саму себя, стереть ужас с обоев, с оконного стекла, с замерзшего стакана на тумбочке.

Дамир молчал. Его взгляд был устремлен в окно, где на стекле, несмотря на отопление, уже нарастал новый узорчатый иней – спираль с оттиском прикосновения чьей-то руки. Он не смотрел на дочь. Невыносимой мукой было наблюдать, как его малышка превращается в тень мертвеца, у которого вместо румянца – синева неотвратимости. В его глазах металась не просто боль, а тяжелая, каменная решимость не видеть, не знать. И что-то еще. Глубокая, застарелая ярость, направленная в никуда.

«Пап? – Ная повернулась к нему, взглянув не с детской мольбой, а с пониманием обреченности. – Ты же чувствуешь? Ты знаешь, что врачи здесь бессильны».