Дуэль с кроликом. Книга Первая

– Придурок!!! – взревела в ярости далеко не лучшая половина хозяина дома. – Оборвали и утащили на рынок все мои драгоценнейшие карвильские розы!!! А твой холёный Вельзевул даже не тявкнул, пока разбойники здесь хозяйничали!!!

Чем закончилось словопрение между «любящими» супругами, я уже не дослушал, так как выбрался из толпы и отправился к центру города. Мне уже было предельно ясно, и кто именно похитил розы из сада почтенной доны Пресиозы, и даже каким образом он это сделал.

Ключом к пониманию таинственного исчезновения роз послужило событие, произошедшее со мной и Степаном в прошлогоднюю Рождественскую ночь. Мы заблудились в густом тумане в незнакомом нам городе и опоздали на последний фафинский автобус. Нам ничего не оставалось, как сидеть на парапете ограды затемнённого особняка и дожидаться долгожданного рассвета. Мой друг потчевал меня разными небылицами из его якобы насыщенной яркими событиями биографии. Всё это сходило гиганту с рук, пока он разговаривал тихо, вполголоса. Но увлёкшись своим рассказом, тернопольский богатырь повысил свой тон и начал выплёскивать свои бьющие через край эмоции.

Вот тут-то на нас и напал огромный ирландский дог, как видимо, охранявший хозяйскую усадьбу. Мы буквально слетели с парапета на жёсткий асфальт, чуть не переломав наши промёрзшие руки и ноги. Я с ужасом взглянул вверх и увидел сквозь решётку ограды оскаленную пасть мерзкого чудовища. С острых клыков взбешённого страшилища капала густая и обильная слюна. Именно по басистому лаю монстра, я и догадался, что нас атаковала крупная и весьма агрессивная собака.

– Ну и телёнок! – гневно изрек поверженный наземь гигант. – И какая подлая тварь! Мы ведь с четверть часа мирно гутарили на заборе и только сейчас эта коварная зверюга надумала нас пугнуть!

– Видно, он где-то безмятежно дремал, но его разбудили твои вопли, хлёсткие как удар бича бывалого дрессировщика, – нервно пробурчал я, с трудом вставая на дрожащие ноги.

Степан обижено взглянул на меня, потом поднялся с тротуара, медленно подошёл к решётке ограды и пристально посмотрел в глаза лающей взахлёб псины. Огромная собака словно поперхнулась слюной. Её лай стал похож на кашель простуженного старика и, медленно затихая, выродился в тихое и жалобное поскуливание. Злость и ярость как-то незаметно растворились в глазах притихшего и умиротворённого зверя. Теперь он смотрел на своего визави взглядом собаки, жестоко наказанной своим любимым хозяином. Затем Степан сотворил то, чего я не сделал бы за все богатства и сокровища этого мира. Он протянул свою руку сквозь прутья решётки и ласково потрепал здоровенного пса за холку. Зверь закрыл глаза, покорно и доверчиво принимая дружбу властного исполина. Неожиданно пес повернул свою морду влево и признательно облизал ласкающую его крепкую руку. Я ещё тогда и подумал:

– Интересно. А Стёпа львов и тигров раньше дрессировать не пробовал?

Нечто подобное произошло и сегодня, ещё засветло, практически всего лишь несколько часов назад. Мы со Степаном спешили по переулку Суа́реша Вело́зу, срезая путь к агентству доктора Дуарте. Внезапно, из-за высокой сплошной ограды донеслось утробное, резонирующее рычание. И этот рык напоминал бурлящий рокот из желудка огненного дракона, переваривающего очередного рыцаря вместе с его лошадью и доспехами. Гигант резко остановился, привстал на цыпочки и с интересом заглянул через двухметровый забор. Степан присвистнул и замер, будто увидел за оградой нечто весьма и весьма примечательное.

– Стёпа, поторопись! – возопил я, поглядывая на часы. – Через пять минут агентство закроется, и мы не добудем позарез нужную нам информацию!

Однако великан даже не шелохнулся, пристально вглядываясь во что-то потустороннее. У меня даже возникло подозрение, что за стеной приземлилась тарелка с инопланетянами и Степан телепатически общается с ними. И тут я обратил внимание, что грозный рык как-то незаметно переродился в жалобное и заунывное поскуливание. Мой высокорослый товарищ, наконец-то, пошевелился и весьма дружелюбно молвил:

– Ну, что, Бобик! Теперь мы друзья до гроба?

И жалостливое поскуливание за забором преобразовалось в восторженное щенячье повизгивание.

Неожиданно я поймал себя на мысли, что задумчиво топчусь у дальнего края усадьбы и прислушиваюсь к странным звукам за его высокой оградой. Решение пришло само собой, непредвиденно, как говорят, с бухты-барахты. Я ухватился за верхнюю кромку забора, легко подтянулся и осторожно заглянул во внутрь сада. Вельзевул безмолвно стоял прямо подо мной, печально всматриваясь в меня огромными разумными глазищами. У меня от щемящей жалости сердце болезненно сжалось.

– Ну, что, Бобик, допрыгался? – посочувствовал я псу. – Мне стало известно, что хозяйка собирается пустить тебя на мыло. Даже не представляю, чем смог бы тебе помочь.

Совершенно спонтанно у меня возникла сумасбродная мысль, отвести Вельзевула на квартиру Степана. Таким макаром я смог бы хоть как-то ему отплатить за нанесённое мне поражение на любовном фронте. Прокормить такого громадного зверя было бы накладно даже для хорошо зарабатывающего великана. Меня остановило только то, что Степан сегодня навряд ли придёт домой ночевать. А Коля Маленький будет далеко не в восторге, если я приведу чуток переросшую собачонку его компаньона.

Вельзевул будто прочёл мои тайные мысли, радостно заскулил и начал перебирать передними лапами, словно готовясь к решающему прыжку.

– Постой, не спиши! – предостерегающе зашипел я на мастифа. – Ты же не хочешь, чтоб Коля меня удавил, когда мы явимся в его апартаменты. А если ты придёшь со Степаном, то Николай вас двоих уже не осилит. И вообще, раз Стёпка подвёл тебя под монастырь, то пусть теперь сам о тебе и позаботится. Так что выслушай мой совет, дружище! Бери Степанов след и идти по нему, пока его не нагонишь!

Я по-молодецки спрыгнул с забора, но не удержал равновесия и завалился набок. Чертыхаясь, я встал, отряхнул пыль и попытался рассмотреть в полутьме расцарапанный локоть. Меня чуть не хватил удар, когда рядышком со мной пружинисто приземлилось громадное четырёхлапое чудовище! Вельзевул почтительно обнюхал меня со всех сторон и вопросительно взглянул в мои расширившиеся от ужаса очи. Мне понадобилось не менее трёх минут, чтоб «раздуплиться» и вновь обрести способность членораздельно говорить.

– В последний раз я видел Степана вон там, – чуть слышно пролепетал я, указывая трепещущим пальцем на Дом Финансов. Мастиф по-человечески кивнул тяжёлой головой и затрусил напрямик к тому месту, где Степан и Моника сели в автомобиль. Покрутившись на месте стоянки, Вельзевул выбрал верное направление и помчался именно туда, куда укатил кремовый «опель».

Я с величайшим удовлетворением потёр мои руки. Если Моника квартирует неподалёку, и пёс не собьётся со следа, то адвокатессе придётся делить спальню сразу с двумя крупными кобелями.

– А если Бобик их не найдёт? – проснулся во мне дремлющий пессимист. – Как может пёс по запаху шин найти двух скрывшихся с его глаз греховодников? Ну, погоди же, Стёпка! Вот приедет с Украины твоя Катя, то и без меня найдутся «добрые люди», которые нашепчут ей о твоих левацких амурных похождениях. Доброжелатели оповестят её и об эбонитовой африканке Джулии, и о бразильской танцовщице Авроре, и о звезде китайской кулинарии Жилан. Да ещё и присовокупят свои буйные фантазии и смутные подозрения. А из этого следует, что из мужского достоинства блудного жирафа Катюша состряпает яичницу глазунью с хорошо поджаренной тернопольской сосиской.

Но даже эти злорадные размышления не позволили мне обрести ни внутреннего спокойствия, ни психического равновесия. Ведь вполне возможно, что Катюша окажется женщиной неревнивой и незлопамятной и закроет глаза на интимные приключения своего видного и завидного женишка. И от этой мысли лавина щемящей обиды и душевной боли снова волной нахлынула на меня.

– Кто б мог подумать? Мой верный друг, мой лучший товарищ, которому я доверял как себе самому, подложил мне колоссальнейшую свинью …. Стоп!!! А не дурак ли я?! А может быть, как раз от грандиозной свиньи он меня и избавил?! – озарила мой рассудок оптимистическая и отрезвляющая догадка. – Видел же я только что одушевлённое сокровище, которое выродилось в гибрид хавроньи и волкодава! Ведь когда-то и Пресиоза была юной, образованной и обаятельной девушкой! И только Бог ведает, каких бедствий я избежал благодаря вмешательству моего любвеобильного и падкого на блудодейство приятеля! Не зря же в народе говорят: всё, что ни делается – делается к лучшему!

Я выпрямился во весь мой рост и пружинисто расправил мои уже было поникшие плечи:

– Как там в песне поётся: друг всегда уступить готов, вместо шлюпки – круг? Нетушки! Я мой проверенный в бурях и передрягах спасательный круг не на какую прогулочную шлюпку не променяю!

И окрылённый этой тривиальной идеей, я помчался в моё уютное гнёздышко, где меня дожидалась моя добрая, нежная и верная жёнушка.

9. Инфекционные нервные заболевания.

Если Вы захотите провести приятный осенний день на природе, не покидая пределов Фафи, то лучшего места чем парк Калва́риу Вам навряд ли удастся найти. Но это, разумеется, при непременном условии, что за окном не хлещет опостылевший в этом сезоне ливневый дождь. К тому же в осеннюю пору, при сильном промозглом западном ветре или при студёном восточном, здесь слишком долго не пофланируешь. А этим доминирующим в городе ветрам парк открыт, как образно (но очень метко) сказано, практически нараспашку. Достопримечательность старого города находится на внушительной возвышенности со срезанной вершиной. И если с юга и севера парк защищают жилые здания, то с западного и восточного склона великолепно просматриваются перевалы на Гимараенш и Кабасейраш-ди-Башту. Так что и океанским, и континентальным ветрам здесь есть где разогнаться и разгуляться.

Вообще-то, парком этот живописный уголок горожане назвали в приступе фанатичного патриотизма, так как по размерам он едва ли дотягивал до скверика средних размеров. Да и официально эта чудная местность на возвышенности именуется Садом Калвариу. Однако все атрибуты парка здесь всё-таки присутствуют: и развесистые деревья, и чашеподобный фонтан, и лунообразный прудик с лебедями и утками, и беседка-ротонда для духового оркестра, и тенистые извилистые аллеи, и даже детская и спортивная площадки. Впрочем, спортивную площадку вскорости расчистили и засадили молоденькими деревцами и кустиками. Да и водоплавающие птицы из прудика начали загадочным образом исчезать в неведомом местным орнитологам направлении. Когда исчезал очередной птах, я мог побиться об заклад, что Рома Вари́вода в вагончике мостостроевцев готовит утку, фаршированную яблоками и апельсинами. Благо, что разнообразные фрукты в садах фафинцев всегда произрастали в должном количестве. Однако совсем недавно Рома, по кличке Кузен, сбежал из-под опеки своего двоюродного брата Степана в Соединённые Штаты Америки. И с тех самых пор популяция водоплавающих птиц в садовом пруду больше не уменьшалась.

Но недавно руководителей города поразил вирус гигантомании, и они начали сооружать новый городской парк на огромном заросшем бурьяном участке. Забегая вперёд замечу, что на разбивку и обустройство этого парка понадобилось более шестнадцати долгих лет. Не нравятся мне эти современные парки, где основное пространство занимают широкие травяные газоны и уродливые железобетонные конструкции. Деревья же рассажены весьма редко, да и подбираются такие породы, которые дают слишком мало благой прохладительной тени. Так что в знойный полдень в таком, так сказать, парке можно запросто заполучить смертельный солнечный или тепловой удар.

Совсем иное дело – парк Калвариу. Жарким летом здесь можно укрыться под сенью раскидистых лип, а зимою – погреться под солнышком на садовых лавочках у фонтана. Весной же и осенью комфортнее всего отдыхать под старыми кедрами, сквозь хвою которых сочится рассеянный солнечный свет. Люблю я этот старомодный скверик за его сонливую и умиротворяющую тишину.

Но только не в праздничный день, когда пиротехники запускают отсюда громыхающие и трескучие фейерверк-ракеты. А праздников в Португалии целая прорва: и государственных, и религиозных, да ещё и сугубо местных в придачу. И все они сопровождаются громоподобным и красочным высаживанием в воздух значительных муниципальных денежных средств. Конечно, феерические фейерверки не только радуют сердце и глаз, но и весьма основательно закладывают уши восторженным зрителям. А это значительно умножает количество страждущих пациентов региональных сурдологов и счастливых обладателей современнейших слуховых аппаратов. Меня всегда коробило и бесило, что так бессмысленно и бездарно пускаются по ветру солидные общественные капиталы. Уж лучше бы отцы города отдали эти деньги на обустройство и адаптацию бедных украинских иммигрантов.

Но, кажется, я немного отвлёкся от хода моего трагического повествования. Сегодняшнее воскресенье выдалось не в пример предыдущим ненастным, слякотным дням, а тихим, приятным, добрым и солнечным. Моя супруга, несмотря на положенный ей выходной, работала на своей крохотной упаковочной фабрике. Для таких микроскопических португальских предприятий, работающих на крупных подрядчиков, субботние и воскресные авралы – явленье отнюдь не редкостное.

Я сидел у фонтана на садовой скамье, греясь под ласковым солнышком, и перечитывал во второй раз «Мастер и Маргарита». Впервые я прочёл этот шедевр в ранней юности, когда некоторые работы Булгакова всё ещё были под негласным запретом. То была зачитанная самодельная книга, сотворённая на допотопной печатной машинке. И чем дальше я вникал в нынешний оригинал, тем больше утверждался во мнении, что в семидесятые годы прошлого века читал совсем иное произведение. И если начало романа мне всё же казалось туманно знакомым, то концовка и вовсе повергла меня в полное замешательство. Или что-то с памятью моей сталось, или копировщик домыслил неведомый ему финал книги.

Внезапно мне почудилось, что ясное солнышко скрылось за тучами и по телу пробежался неприятный холодящий озноб. Я поднял мои удивлённые очи и узрел пред собой омрачителя моей жизни в образе моего бывшего друга Степана Тягнибеды.

– Привет, дружище! – услышал я его глубокий, но изнурённый амурными заботами голос.

Под глазами у гиганта я заметил тёмные круги и выглядел он так, будто отработал подряд три ударные комсомольские смены. Хотя, наверное, он больше напоминал великого воителя, утомлённого долгим, упорным и крайне кровопролитным сражением. Поэтом я ответил ему холодно, как бесстрастный Диоген тщеславному и самолюбивому Александру Македонскому:

– Отойди, ты заслоняешь мне солнце.

– Ну, не дуйся на меня, Василий, – покаянно промямлил Степан. – Ну, разве стоит истинная мужская дружба какой-то ветреной юбки, пусть даже самой великосветской, элегантной и образованной?

– Знаешь, мой несостоявшийся друг, – оживился я. – Мне тоже очень хотелось задать тебе этот же животрепещущий вопрос, когда ты укатил от меня с Моникой на кремовом «опеле».

На лице исполина проявилось мученическое выражение, как у школьника, порицаемого учителем за непристойную шалость:

– Ты должен понять меня, мой старый товарищ. Я ведь обычный мужчина, со всеми свойственными ему слабостями и инстинктами.

– А я по-твоему кто, каменный бесчувственный истукан?! – пронзил я холодным взглядом тернопольского кобеля. – Или я похож не залежалое бревно со случайно не обрезанным узловатым сучком?!

Степан осмотрел меня мутным, усталым взором, задумчиво почесал за ухом и, наконец-то, высказался:

– Нет. До Буратино, конечно, ты явственно не дотягиваешь. У того перед тобой было существенное преимущество. Все части его тела, в том числе и сучок, остаются деревянными независимо от физической формы, настроения и душевного состояния. Я думаю, ты бы не справился.

– С чем бы не справился?! – не уловил я сути туманных намёков моего конкурента. – Ты нахально увёл у меня женщину, благосклонности коей я добивался более полугода!

– Тут лучше всего вспомнить простую народную мудрость, – почувствовал я лёгкое раздражение в голосе моего более удачливого соперника: – Кто смел, тот и съел.

– А ты заворота кишок или струйной диареи заполучить не боишься?! – вконец растаяло моё напускное хладнокровие. – По отношению к человеку, наречённому тобой лучшим другом, ты поступил, безусловно, по-хамски и попросту бесчестно! Так где же твоё хвалённое благородство, и величие широкой высокородной славянской души?! Мы ведь с тобой не какие-то там неотёсанные простолюдины, а потомственные и родовитые дворяне-шляхтичи! Да ты просто-напросто был обязан соблюдать неписанный кодекс рыцарской чести!

– Ну, ты, Василий, совсем заигрался в великосветских вельмож! – вспылил богатырь и, немного поостыв, добавил: – Ладно! Скажу тебе, как дворянин дворянину, что истинный джентльмен должен уважать выбор благородной, притязательной и переборчивой дамы. И ты должен признать, что я победил тебя в честном….

Но встретив мой разгневанный взгляд, Степан замялся и тут же поправился:

– Ну, почти что в честном состязании. И не моя вина, что дама предпочла именно меня, с моими разносторонними талантами, способностями и достоинствами.

– И что ты только делаешь в захолустной Португалии со своими талантами и достоинствами, а также с феноменальным знанием английского и французского языка! – в сердцах воскликнул я. – Ехал бы ты в Лондон или Париж, соблазнять высокородных баронесс или звёзд мирового шоу-бизнеса! А то перебиваешься тут жалкими адвокатессами, рестораторшами, танцовщицами, а то и попросту заурядными проститутками! Езжай в мировые столицы и не порти жизни обыкновенным людям, которых ты лицемерно обзывал своими лучшими товарищами! Теперь мне понятно, почему Рома сбежал в Штаты от своего гениального, феноменального и непревзойдённого двоюродного брата. Своим авторитетом всезнайки ты подавлял волю Кузена, не позволяя ему проявлять свою уникальность и поступать по своему собственному усмотрению. В последнее время ты стал использовать свои исключительные способности в ущерб лучшим друзьям, чтоб ублажать свои низменные инстинкты. Кстати, если приедет Катя и узнает о твоих похождениях, то тебе, блудный кот-гуляка, уж точно не поздоровится!

– Ты хочешь сказать, что всё ей разболтаешь?! – грозно насупился исполин.

– А в этом, представь себе, нет никакой надобности, – успокоил я дамского угодника. – О твоём приключении с чернокожей Джулией знает вся Португалия. Сколько тогда в пенсау было гастарбайтеров? Около сотни? А они разнесли эту сногсшибательную историю по всей стране. Жаль, что многие из них тогда не знали твою звучную фамилию. Но кое-кто из твоих тайных недоброжелателей уже сообразил, кем является главный герой этого передающегося из уст в уста предания.

(Прим. О Джулии и Степане повествуется в книге «На краюшке земли»)

– Постой, постой! – нервно встрепенулся Степан. – А о бразильской-то танцовщице ты откуда знаешь?! Чьи это состряпанные сплетни ты по всему Фафи разносишь?! Это же наглая и беззастенчивая брехня!

– Не сомневаюсь, что эта правдивая, в кавычках, история была высосана из твоего двадцать первого пальца, – тут же «отгрёб» я назад, боясь подставить под удар моего информатора.

Однако тернопольский детектив уже начал своё расследование, задумчиво приподняв к небесам свои ясные очи:

– Об Авроре был осведомлён только Рома! А мой кузен – это безмолвная могила!

– Да-да! – не выдержав, ухмыльнулся я. – Твой двоюродный брат – кладбищенский склеп с выведенными наружу громкоговорителями и многоканальной системой оповещения. Что знает Кузен, то знают и все окрестные иммигранты.

– Эх! – сокрушённо замотал головой исполин. – Я конечно знал, что Рома – птица говорун! Однако всегда полагал, что в интимных и щекотливых делах ему можно без опаски довериться!

– Продолжай и дальше всем доверять, – вполне искренне посоветовал я. – Ну, чтоб я постоянно был в курсе всех твоих сладострастных, греховных авантюр. Рома настолько красочно рассказывал о твоём свиданье с розовоперстой богиней утренней зари, как будто лично держал свечу при этом эпохальном событии.

– Ах! Если бы ты только знал, Василий, какая Аврора пылкая и страстная женщина! – расплылась сладостная улыбка на губах неуёмного прелюбодея.

– К несчастью, мой кошелёк не настолько туг, чтоб я мог проверить твои утверждения на моём личном опыте, – посетовал я.

– Что?! – возмутился «рыцарь без страха и упрёка». – Да Аврора не взяла с меня ни сантима!!!

– Значит, тебе посчастливилось её очень глубоко впечатлить! – с нескрываемым уважением посмотрел я на покорителя дамских сердец.

– Погоди-ка! – вдруг, подозрительно сощурился великан. – Но о моей связи с Жилан было ведомо только тебе! Мой болтливый кузен не был посвящён в это сокровенное дело!

– Ха! Ну какой же ты всё-таки наивный, Стёпа! – от всего сердца расхохотался я. – Да! О Жилан доподлинно и конкретно во всех подробностях знаю лишь я один! Но остальные-то хлопцы из нашей весёлой компашки об этом уже давным-давно догадались! А Коля Хвостатый так во всеуслышание всем и заявил: «Только полная дура будет раздаривать задарма изысканные китайские кушанья! Не иначе как Стёпка её основательно ублажил!»

– Но о Монике-то Коля Хвостатый ничего не знает, – с угасающей в голосе надеждой проворчал исполин.

– Зато Коля Маленький догадался, после того, как ты не вернулся домой ночевать, – обнадёжил я бывшего приятеля. – Фафи – маленький городок, так что рано или поздно и это всплывёт на поверхность,

– Но пересуды – это ещё не факт, – забрюзжал раздосадованный Степан.

– Ты хочешь сказать, что не спал этой ночью с Моникой на одной кроватке, – иронически вскинул я бровь.

– Да разве с ней поспишь! – не смог сдержать своих эмоций Степан. – Такое ощущение, что её жених Педру удостаивает её своей близостью не чаще одного раза в месяц! Знаешь, как мне пришлось попотеть?! Только под самое утро я, наконец-то, управился! А только было собрался соснуть, как тут под окном объявился Бобик! И поднял такой лай, что все жильцы соседних квартир кукушками на балконы повыскакивали. Во избежание неприятностей и недоразумений, пришлось быстренько запустить пёсика в апартаменты Моники.

– Ах! Какая жалость, что Вельзевул отыскал вас с таким непростительным запозданием! – искренне огорчился я.

– Какой ещё к чёрту Вельзевул?! – вытаращил на меня беньки соблазнитель юристок.

– Это настоящее имя брошенного тобой на произвол судьбы друга, – попенял я Степану. – Похоже, у тебя уже вошло в привычку, покидать в беде своих верных друзей и товарищей. Бобик оказал тебе неоценимую услугу, и ты был просто обязан позаботиться о нём.

– Но ты-то откуда о нём знаешь?! – насторожился укротитель сторожевых собак.

– Присутствовал на судилище, после которого его собирались колесовать, четвертовать, а затем пустить на хозяйственное мыло, – трагически провозгласил я. – Однако узнику совести посчастливилось вырваться из рук жестокого инквизитора. И он прибежал за помощью к единственному другу, который, собственно говоря, и подвёл его под нож мясника.

– И кто же ему указал дорогу? – недобро нахмурился великан. – А не ты ли, случайно, эту громадную псину на нас науськал?

– Я науськал?! – искренне возмутился я и, по-детски выпятив нижнюю губу, обиженно забубнил: – Этот махонький щеночек очень вежливо попросил меня рассказать, куда это подевался мой долговязый товарищ. А коли я, вдруг, откажу ему в этой не очень-то и тягостной просьбе, то он обещал мне порвать мою белую попку. Между прочим, а что же теперь ждёт горемычного Вельзевула?

– Не нравится мне его мерзкая, сатанинская кличка, – исказила лицо великана брезгливая мина. – Мне кажется, что я подобрал ему куда более подходящее имя, вполне соответствующее характеру этого пса. Однако вздремнуть мне с Моникой взбудораженный Бобик даже на каких-то несчастных полчасика не позволил. Пришлось нам вставать и везти мастифа на новую кинту патрона моей мостостроительной фирмы. Он отгрохал себе не очень-то и скромный особнячок в экологически чистом районе неподалёку от Браги. Сеньор Жорж намедни мне проболтался, что ему надобна молодая сторожевая собака для охраны его недавно приобретённого поместья. А с маленькими щеночками ему возится совершенно некогда, да и по правде говоря, не очень-то и охота. Так что наш уже обученный Бобик как раз и пришёлся ему ко двору. Конечно, я предварительно поговорил с Бобиком, и он милостиво согласился пока что присмотреть за кинтой моего незлобивого босса. Но только при непременном условии, что его новый хозяин успешно пройдёт трёхмесячный испытательный срок. Жоржу Бобик очень понравился, и он торжественно пообещал, что подумает, каким образом отблагодарить меня за настолько неоценимую услугу. Ну, я, конечно, галантно расшаркался перед ним, и весьма учтиво и ненавязчиво ответил: «С тех самых пор, как в Европе ввели единую валюту, способы выражения благодарности значительно упростились».