Мажор. Взаимовыгодное сотрудничество

Ведь Яра дала себе зарок. Никогда. Никогда не подпускать близко людей, которые на ты с большими деньгами и властью. Богатых, самовлюбленных, уверенных, что им все дозволено. Что они могут безнаказанно ломать чужие судьбы и уходить от ответственности, прикрываясь папиными деньгами и связями. Она выстроила стену. Высокую, неприступную. Она училась, общалась только с теми, кто был такой же, как она – простой, без налета ядовитой роскоши и презрения к тем, кто ниже статусом. А теперь? Насмешка судьбы? Появился он. Антон Орлов. Само олицетворение всего, что она ненавидела. Избалованный мажор, для которого весь мир – игрушка. С его наглым взглядом, дорогими машинами и уверенностью, что он может получить все, что захочет. Сначала он просто раздражал. Потом начал пугать своей настойчивостью. А сегодня… сегодня он заставил ее усомниться. Его поцелуй в щеку, его смех в кафе, его серьезный взгляд, когда он сказал: «А если я не притворяюсь?» – все это било точно в щель ее брони, находило слабое место. «Нет! – почти вслух прошептала она, сжимая кулаки. – Нет, нельзя. Это ловушка. Это все та же игра. Он такой же, как тот… такой же, как все они». Она посмотрела на фотографию. На улыбающиеся лица Максима и Ани. Они тоже сначала верили в лучшее. Они тоже не видели подвоха. Слезы, горячие и горькие, катились по ее щекам. Она не плакала с тех самых пор, когда хоронила брата. Держалась. А сейчас… Сейчас сдали нервы. Она уткнулась лицом в подушку, давая волю отчаянию и боли, которые копились годами. Страх был сильнее любого намека на зарождающуюся симпатию. Страх повторить судьбу сестры. Страх снова пережить потерю. Страх позволить этому человеку, этому Орлову, вломиться в ее хрупкий мир и разнести его в щепки. «Нет, – заклинала она себя сквозь рыдания. – Только не это. Только не с ним». Обещание, данное самой себе в день похорон брата, снова стало ее главным щитом. Никогда. Ни за что…

А завтра в восемь он снова будет здесь. И ей придется снова надевать маску и играть эту опасную игру, помня о том, чем заканчиваются такие игры для таких, как она. Рыдания постепенно стихли, сменившись глухой, всепоглощающей усталостью. Сознание уплывало, унося с собой остроту боли и оставляя лишь тяжелое, свинцовое онемение. Сколько прошло времени, она не знала. Ее вырвал из забытья скрип ключа в замке и приглушенные шаги в прихожей. Яра зажмурилась, делая вид, что спит. Ей невыносимо было сейчас с кем-либо говорить, даже с Олесей. Особенно с Олесей, которая смотрела на Антона с таким восторженным страхом и наверняка засыпала бы ее вопросами. Дверь в комнату тихо приоткрылась, и внутрь пробилась полоска света из коридора.

– Яра? – шепотом позвала Олеся.

Яра не шевелилась, ровно и глубоко дыша, изображая сон. Она слышала, как подруга на цыпочках подошла ближе, постояла над диваном несколько секунд, а затем накрыла ее пледом, который обычно лежал на кресле.

– Спи, – тихо прошептала Олеся, и в ее голосе слышалась какая-то своя, странная усталость, даже грусть. Не та восторженная, возбужденная энергия, что была у нее днем.

Она не стала будить Яру, не стала делиться новостями про свой вечер с Димой. Она просто потушила свет и так же тихо вышла, закрыв за собой дверь.

Яра лежала с закрытыми глазами, слушая, как на кухне двигается подруга. Впервые за долгое время она почувствовала не раздражение от ее навязчивости, а тихую, почти стыдливую благодарность за эту передышку, за эту тишину. Одиночество, которое обычно давило, сейчас стало единственным спасением. Одеяло пахло домом, а за стеной была подруга, живущая своей жизнью. Это было знакомо. Это было безопасно. И пока она проваливалась в беспокойный, прерывистый сон, последней мыслью перед полным отключением было то, что завтра в восемь он снова будет здесь.

Глава 10

Тем временем Антон вернулся в свою квартиру. Тишина здесь была иной, нежели в родительском особняке – не гнетущей, но стерильной, безжизненной. Пространство, выверенное дизайнером до миллиметра, кричало о деньгах и статусе: панорамные окна с видом на ночную Москву, глянцевый пол, холодный мрамор, блестящий хром, абстрактные картины на стенах, которые он сам не выбирал. Он прошелся по залу, его шаги глухо отдавались в пустоте. Взгляд скользнул по дивану, огромному и идеально чистому. Здесь он устраивал вечеринки. Здесь к нему приползали на коленях бизнес-партнеры, умоляя о продлении кредита. Сюда он приводил девушек – красивых, ухоженных, пахнущих дорогим парфюмом. Они восхищались видом, интерьером, его состоянием, а наутро он забывал их имена. Это был его мир. Мир побед, удобства и безнаказанности. И вдруг его осенило, словно ударом по голове: он не хочет тащить Ярославу сюда. Он не хочет, чтобы ее запах – смесь простого цветочного геля для душа и чего-то неуловимого, только ее – растворился в аромате денег и чужих духов. Он не хочет, чтобы ее, такую настоящую и хрупкую в своей силе, подавила эта показная, холодная роскошь. Она не впишется сюда. Она будет здесь чужой, потерянной, как бабочка, залетевшая в стерильную операционную. Его мир мог осквернить ее, запачкать, сломать ту самую чистоту, которая в ней таилась за стеной недоверия. Решение созрело мгновенно, с той самой категоричностью, с которой он привык действовать. Он достал телефон.

– Алексей, – бросил он в трубку, когда на том конце линии ответили. – Срочно найди мне квартиру. Не в центре. В том районе, где я был сегодня. Обычную, жилую. Чтобы был вид не на кремль, а на детскую площадку. И чтобы пахло едой от соседей. Да, я серьезно. И собери мне все на Гончарову Ярославу, данные скину завтра.

Он положил трубку и прошел в гардеробную, размером с Ярину комнату. Полки ломились от рубашек с инициалами, пиджаков от Brioni, джинсов, которые стоили как чья-то месячная зарплата. Он провел рукой по грубой ткани одного из пиджаков. Это был костюм-панцирь, униформа, за которой удобно прятаться. Но для нее он будет непробиваемой стеной.

«Если хочешь завоевать доверие, стань своим», – пронеслось в голове.

Ровно в восемь утра его черный «Лексус» уже стоял у подъезда Яры. Антон вышел из машины, прислонился к капоту, стараясь выглядеть расслабленно. Проводил взглядом отъезжающую машину Шилова с Олесей.

На Орлове были темные джинсы без малейшего намека на дизайнерскию потертость и простой черный свитер под куртку из мягкой кожи – первые ласточки нового стиля. Он ловил на себе любопытные и немного испуганные взгляды выходящих из подъезда жильцов и чувствовал себя немного глупо. Как павлин, который пытается притвориться вороной.

Яра вышла через десять минут. Лицо было немного бледным, под глазами легли тени, но взгляд оставался твердым, почти вызовом. «Не спала», – мгновенно диагностировал он.

– Я не опоздала, – заявила она, останавливаясь в шаге от него.

– Я тоже, – он открыл перед ней пассажирскую дверь. – Значит, все по плану.

…Охранник дядя Валера хмыкнул, провожая их взглядом, но на этот раз в его прищуренном взгляде читалось не только привычное неодобрение, но и тень какого-то старческого, уставшего понимания. Он видел таких, как Орлов, много. И видел таких, как Яра, тоже. Исход этой истории был для него предрешен, как смена времен года, но спорить с молодыми и гордыми он уже давно перестал.

Антон уверенно взял Ярославу за руку – не за запястье, как собственность, а за ладонь, дав ей возможность отдернуть, если захочет. Она не отдернула. Ее пальцы лежали в его руке холодными и неподвижными, как пойманная птичка, но она не сопротивлялась. Ее щеки слегка вспыхнули под пристальными взглядами студентов, роем расходящихся по коридорам. Шепоток было не избежать. «Смотри, это Орлов…», «А это та самая…», «Неужели правда…». Антон будто не слышал. Его мир сузился до нее.

В гардеробе он помог ей снять куртку. Его пальцы случайно коснулись ее шеи, и он почувствовал, как она вздрогнула, словно от удара током. «Все еще боится», – пронеслось у него в голове, и это открытие не разозлило, а заставило двигаться еще медленнее, еще осторожнее, как саперу перед минным полем. Он сдал их вещи, получив два номерка. Он проводил ее до самой аудитории, не обращая внимания на любопытные взгляды. У дверей она попыталась выскользнуть из-под его опеки.

– Я не заблужусь отсюда, Орлов. Спасибо.

– Антон, – мягко, но настойчиво поправил он. – И это не забота. Это эгоизм. Мне приятно.

Она посмотрела на него, и в ее глазах снова мелькнул тот самый штурман, пытающийся разгадать карту его души. Он воспользовался этой секундной уязвимостью. Наклонился и коснулся губами ее щеки. Кожа была прохладной и гладкой, пахла до боли милым мылом с запахом ромашки. Он почувствовал, как по всему ее телу пробежала мелкая дрожь. Она замерла, не отталкивая и не отвечая.

– До обеда, – тихо сказал он, отступая. Его собственное сердце билось где-то в горле, с бешеной силой, будто он только что пробежал стометровку.

Яра молча кивнула, развернулась и почти бегом скрылась в дверях аудитории, спасаясь от него, от его настойчивости, от этого обжигающего пятна на щеке, которое жгло сильнее, чем должно было. Антон проводил ее взглядом, и только когда дверь закрылась, позволил себе едва заметную, победную улыбку. Не той победы, что раньше. А той, что значит: «первая линия обороны пройдена». Шаг за шагом.

Когда пары закончились, он снова встретил ее у аудитории, с ее курткой.

– Спасибо, – она потянулась за курткой, но он не отдавал.

– Помогу, – бросил немного недовольно. Расправил куртку. Яре ничего не оставалось, как подчиниться. – Поехали.

Он не оставлял ей выбора, мягко, но настойчиво направляя ее к выходу. Усадил ее в свой «Лексус». Он привез ее в небольшое, уютное кафе недалеко от университета. Здесь не было пафосного интерьера и завышенных цен, пахло кофе и свежей выпечкой, а за столиками сидели в основном студенты. Антон выбрал столик в углу, подальше от посторонних глаз, и усадил Ярославу. Он не стал изучать меню, а просто подозвал официантку.

– Два комплексных обеда, пожалуйста.

Яра молча наблюдала за ним, ее пальцы нервно переплетались на коленях. Когда официантка ушла, она не выдержала.

– Зачем все это, Орлов? – ее голос прозвучал тихо, но в нем слышалась сталь. – Ты вчера привез меня домой на своей игрушке за огромные деньги, сегодня кормишь в столовке. Что это? Знакомство с жизнью простых людей? Новая забава для богатенького сыночка? Или тактическая уловка, чтобы я расслабилась?

Антон внимательно выслушал, не перебивая. Он откинулся на спинку стула, его взгляд был серьезным и прямым.

– Я знаю, что ты думаешь, – начал он спокойно. – Что это игра. Что я пытаюсь купить тебя дешевыми обедами и показной простотой. Что для меня ты – новое развлечение, экзотический опыт на пару недель.

Он сделал паузу, давая словам дойти до нее.

– Но это не так. Вернее, не совсем так. Да, сначала мне было просто интересно. Интересно, почему ты одна из немногих, кто смотрит на меня не как на кошелек или входной билет в мир Орловых. Ты смотришь на меня как на проблему. Как на угрозу. И это… непривычно.

Официантка принесла подносы с едой: куриный суп, гречка с котлетой, компот. Антон расставил все перед Ярой, отодвинув свой поднос чуть в сторону.

– А потом я понял, что мне не просто интересно. Мне с тобой… хорошо. Спокойно. Ты не пытаешься мне понравиться, не льстишь, не смотришь на меня снизу вверх. Ты просто существуешь. В своем мире, где все настоящее. Где цена всему – не в ценнике, а в усилии. Где доверие не покупается, а заслуживается. И этот мир, – он сделал жест рукой, указывая на нее, на еду, на все кафе, – он для меня честнее и ценнее, чем все мои пентхаусы с видом на Кремль.

Яра смотрела на него, и немой вопрос в ее глазах постепенно сменялся глубочайшим изумлением. Она словно ждала всего чего угодно – насмешки, высокомерия, давления, – но только не этой тихой, искренней исповеди.

– Не ищи в моих поступках подводных камней, Яра. Их там нет, – его голос стал еще тише, почти интимным. – Мне правда просто хочется быть рядом. Потому что рядом с тобой я начинаю чувствовать себя не Антоном Орловым, наследником состояния, а просто Антоном. И это… ценно. Наша сделка – лишь формальность, повод. Мы можем стать хорошими друзьями.

Он взял ложку и принялся за суп, будто только что не вывернул перед ней часть своей души. Он дал ей время, пространство, чтобы осознать услышанное. Яра медленно разжала пальцы. Она смотрела то на него, то на свою тарелку. Ее крепость дала первую, почти незаметную трещину. Она взяла ложку. И начала есть, не поднимая глаз, стараясь переварить не обед, а его слова, которые звучали так искренне, что было страшно в них поверить.

Они ехали обратно в университет в тишине. Яра смотрела в окно на мелькающие улицы, чувствуя, как стена внутри трещала по швам. Но выстраданные сомнения не отпускали. Она повернулась к нему, голос был тихим. Но четким.

– Антон.

– Я весь во внимании.

– А что ты… что ты потребуешь с меня потом? За все это. За обеды. За… дружбу.

Орлов на секунду отвел взгляд от дороги, посмотрел на нее. В его глазах не было ни насмешки, ни удивления. Только понимание.

– Во-первых, – сказал он так же спокойно, – за то, что ты разрешаешь мне быть рядом с тобой, платить должен я. Но это бесценно. А во-вторых, – он мягко улыбнулся, – за дружбу не платят. Ею либо дорожат, либо ее предают. Третьего не дано.

Он вернул взгляд на дорогу, оставив ее наедине с этой простой и оглушительной истиной. В университете все повторилось: он помог ей снять куртку в гардеробе, проводил до аудитории. Возле двери и остановил ее, мягко взяв за подбородок.

– До вечера, – сказал он тихо и наклонившись, коснулся губами уголка ее рта. Это был уже не просто поцелуй в щеку, а нечто большее – интимное, почти нежное обещание. Он отступил, и на его лице расцвела та самая редкая для него, довольная улыбка – на высокомерная и победоносная, а скорее… счастливая. Развернулся и ушел, оставив Яру на пороге аудитории с пылающими щеками и полным смятения сердцем.

Из-за угла коридора за всем этим с замиранием сердца наблюдала Олеся. Ее глаза были круглыми от восторга. Она видела не просто мажора и его новую пассию – она видела сцену из самого романтичного сериала. Ее собственные отношения с Димой померкли по сравнению с этой захватывающей драмой, в которую она оказалась вовлечена.

Едва Яра переступила порог и села на свободное место, как Олеся тут же пристроилась рядом, ее глаза сияли как два прожектора.

– Ну??? – выдохнула она, не в силах сдержать эмоции. – Я все видела! Он тебя опять поцеловал! Скажи честно, у тебя там уже бабочки в животе кружатся стаями? У меня бы уже давно сердце выпрыгнуло!

Яра, все еще пытаясь прийти в себя, угрюмо уставилась в конспект, надеясь, что подруга отстанет.

– Олесь, не сейчас, пожалуйста. Никаких бабочек. Это просто… игра.

– Какая еще игра? – опешила Олеся, понижая голос до страстного шепота, так как лектор уже начал занятие. – Да он на тебя смотрит так, будто ты восьмое чудо света! Я по телику все эти шоу смотрю, я знаю, как влюбленные мужчины выглядят! Это оно! Стопроцентно!

Яра сжала ручку. Ей до смерти не хотелось обсуждать это, особенно здесь и сейчас. Каждое слово Олеси било в одну и ту же больную точку, растравляя сомнения, которые и так разрывали ее изнутри.

– Ты ничего не понимаешь, – прошипела она в ответ. – Он не может быть влюблен. Он – Орлов. Они все такие: добиваются, завоевывают, а потом… – она не договорила, сжав губы.

– А ты… – настаивала Олеся, совершенно не обращая внимания на лекцию. – Ну посмотри на него! Богатый, красивый, весь университет у его ног валяется, а он вьется вокруг тебя, как мальчишка. Тебя одну провожает, с тобой одной в столовку ходит! Это же чистой воды романтика! Ты слишком холодная с ним, Яр. Так можно и спугнуть.

Яра закрыла глаза на секунду, чувствуя, как накатывает раздражение, смешанное с усталостью. Олеся жила в розовом, придуманном ею же мире, где не было места предательству, горю и сломанным судьбам. Она не видела подвоха, потому что никогда не обжигалась. «Ну как ей объяснить, что это взаимовыгодное сотрудничество? Ляпнет кому-нибудь!» – думала Ярослава.

– Хватит, Олесь, – отрезала Яра, и в ее голосе прозвучала сталь, заставившая подругу наконец смолкнуть. – Это не твое дело. И перестань на него молиться. Он не бог, он человек. И далеко не самый хороший. Я сама разберусь со своей холодностью.

Олеся откинулась на спинку стула, немного обиженно надув губы. Она не понимала этой упертости, этой слепоты. Для нее все было так очевидно и так прекрасно. Она снова погрузилась в свои мечты, украдкой поглядывая на Яру и уже представляя себе их с Антоном свадьбу, совершенно не замечая, как ее подруга, стиснув зубы, пытается заставить себя слушать лекцию и выкинуть из головы образ человека, который методично разрушал все ее защитные стены.

Глава 11

Лекции, наконец, закончились. Яра, чувствуя себя как после многочасового боя, с облегчением вышла из аудитории. Мысли путались, сердце отказывалось успокаиваться, а щека, казалось, все еще хранила след его губ. Она почти поверила в возможность передышки, но у выхода, как и утром, его уже ждал тот самый черный «Лексус», а рядом – его владелец. Он молча открыл перед ней дверь, и она, слишком уставшая сопротивляться, молча села в салон. Машина тронулась, и несколько минут они ехали в тишине, нарушаемой лишь мягким гулом мотора.

Первой не выдержала Яра.

– Что, никаких сюрпризов на сегодня? Не повезешь меня на ужин к какому-нибудь своему другу-миллионеру? – в ее голосе прозвучала усталая ирония, попытка вернуть себе хоть крупицу контроля над ситуацией.

Антон на секунду отвел взгляд от дороги.

– Хотел, – признался он с какой-то нехарактерной сдержанностью. – Даже придумал, куда. Устроить небольшой вечер. Чтобы все окончательно поверили, что ты та самая, моя девушка. Закрепить эффект, так сказать.

Он сделал паузу, и в этой паузе Яра с облегчением почувствовала, как внутри что-то отпускает. Значит, сегодня это безумие закончится. Она сможет добраться до своей комнаты, до своего дивана, укрыться пледом и попытаться разобраться в хаосе собственных чувств.

– Но не могу, – его слова прозвучали почти как извинение, что было для него так неестественно, что заставило Яру насторожиться. – Дела. Срочный вызов на ковер к отцу. Какие-то проблемы с одним из наших объектов. Неотложно.

Он повернул голову и посмотрел на нее, и в его взгляде она с удивлением прочла неподдельное сожаление.

– Прости.

Машина как раз подъехала к ее дому. Антон заглушил двигатель и повернулся к ней, его лицо было серьезным.

– Так что сегодня – выходной. От меня и от этой нашей… игры. – Он произнес последнее слово с легкой усмешкой, давая понять, что для него оно уже давно перестало быть точным определением.

Он вышел, чтобы открыть ей дверь, и проводил до подъезда. Вечерело. Воздух был прохладным.

– До завтра, – сказал он, и в его голосе не было привычной настойчивости, лишь какое-то новое, теплое обещание. Он не стал пытаться ее поцеловать, лишь слегка кивнул и направился обратно к машине.

Яра стояла и смотрела, как задние огни «Лексуса» растворяются в потоке машин, и чувствовала странную, гнетущую пустоту. Она получила то, чего хотела – свободу на вечер. Так почему же это ощущалось не как победа, а как поражение? Почему его отсутствие вдруг показалось таким громким? Она медленно поднялась в квартиру. Тишина встретила ее пустотой – Олеси еще не было дома. Не было и ее восторженного щебета, которое всего несколько часов назад так раздражало. Совсем ее закружила Димина любовь. Теперь же эта тишина давила. Яра машинально разогрела себе ужин, съела его, не ощущая вкуса, и устроилась на диване с учебником. Но буквы расплывались перед глазами, превращаясь в одно серое пятно. Ее мысли снова и снова возвращались к нему. К его словам в кафе. К его поцелую. К его взгляду, полному сожаления, когда он говорил о «делах». «Дела. Срочный вызов на ковер к отцу». Эти слова звенели в ее голове, рисуя образы из другого мира – мира больших денег, власти и ответственности, о которой она знала только понаслышке. Мира, в котором он существовал, когда не был рядом с ней. Мира, который был таким же реальным, как и ее собственная жизнь с ее болью и страхами. И самое странное, самое пугающее было в том, что ей вдруг… стало его жаль. Показалось, что в тот момент, говоря о вызове к отцу, он выглядел не всемогущим наследником империи Орловых, а… почти обычным парнем, у которого есть свои обязанности и проблемы. Она отбросила учебник и закрыла глаза, пытаясь заглушить этот предательский голос. Но он нашептывал ей самое страшное: а что, если завтра он не приедет? Что, если эти «дела» поглотят его, и он забудет о своем увлечении простой студенткой из провинции? Мысль об этом заставила ее сердце сжаться от непонятной, леденящей тревоги. И тогда Яра с ужасом осознала, что стена, которую она так тщательно выстраивала годами, дала не просто трещину. От нее уже отваливались целые куски, и сквозь пролом было видно небо новой, неизведанной и пугающей реальности. Реальности, в которой Антон Орлов становился для нее не просто угрозой, а чем-то гораздо более сложным и опасным.

Антон отъехал от ее дома и слился с вечерним потоком машин. Дела действительно были – серьезный провал в логистике одного из дочерних предприятий, грозивший миллионными убытками. Отец ждал его в кабинете, холодный и беспристрастный, как всегда. Мир больших денег, жестких решений и бескомпромиссной эффективности. Но сейчас, за рулем, Антон мысленно был не там. Весь его день, как яркая кинолента, прокручивался перед глазами, и в каждом кадре была она. Все остальное – лекции, разговоры с однокурсниками, даже назревающий скандал на работе – было лишь размытым, невнятным фоном. Приложением.

Он вспомнил, как она сидела напротив него в кафе, вся напряженная, словно птенец, выпавший из гнезда. Как аккуратно, почти боясь звякнуть прибором о тарелку, ела свой обед. Маленькие, осторожные кусочки. «Как птенец», – снова подумал он, и уголки его губ дрогнули в улыбке. Вспомнил, как она, сжавшись вся от недоверия и внутреннего протеста, все же сдалась и продиктовала ему свой номер. Ее голос, тихий и сопротивляющийся каждому слову, казалось, все еще звучал в салоне. А потом – поцелуй. Тот самый, на глазах у всей толпы. Вспышка ярости в ее глазах, мгновенная и ослепительная. И… уголок ее губ. Тот самый, к которому он прикоснулся. Вот тогда его и накрыло. Не просто интерес, не азарт охоты. Глухое, плотное, животное желание. Желание не просто обладать, а ощутить, распутать этот клубок страха и силы, сломать ее защиту и найти ту самую, настоящую, что дышит страстью, а не страхом и силой одновременно. Он резко сглотнул, сжимая пальцами руль. Нетерпение закипало в крови, требуя развернуться прямо сейчас, вломиться в ее комнату и забрать то, что уже казалось его по праву. Но он будет терпелив. Он напомнил себе об этом, делая глубокий вдох. Слишком грубый натиск сломает ее, а ему нужна целая. Ему нужно ее настоящее, добровольное, пусть и выстраданное, поражение. Ее капитуляция должна быть осознанной. Завтра. Завтра игра продолжится. Но это уже не была просто игра. Для него – тем более. Он прибавил газу, и «Лексус» плавно вынырнул из потока, взяв курс на небоскреб в центре города, где его ждал холодный кабинет и разгневанный отец. Но даже мысли о предстоящем разговоре не могли вытеснить из его сознания один-единственный образ – образ испуганной, но не сломленной девушки с глазами полными огня.

Антон вышел из кабинета отца, плотно прикрыв за собой тяжелую дубовую дверь. Воздух в кабинете был густым от невысказанных упреков и ледяного, разочарованного спокойствия Владимира Орлова. Провал на стройке очередного объекта, миллионные убытки, хамоватый подрядчик – все это осталось там, за спиной, как неприятный, но привычный рабочий момент. Отец не кричал. Он говорил тихо, веско, и каждое его слово вбивало гвоздь в крышку гроба тщеславия Антона. «Наследник должен быть умнее. Наследник должен предвидеть. Наследник не имеет права на ошибки, которые прощают мелким сошкам».

Антон провел рукой по лицу, смахивая невидимую усталость, и сделал глубокий вдох. Стерильный, кондиционированный воздух приемной показался ему на удивление свежим после удушающей атмосферы отцовского кабинета. В приемной, у стойки секретаря, его ждал Алексей Воробьев. Помощник стоял с невозмутимым видом, но в его позе читалась готовность к действию. Увидев Антона, он мягко оттолкнулся от стойки.

– Все улажено? – тихо спросил Алексей.

– Как всегда. Деньги решают все, кроме мнения отца, – бросил Антон, нажимая кнопку лифта. – Едем.

Они молча спустились на подземный паркинг и сели в черный «Лексус». Только когда машина вырулила на ночную московскую улицу, залитую неоном, Алексей нарушил тишину.

– Кое-что для вас готово, Антон Владимирович.