О драконах и тенях: расстановка фигур

Тот день не стал исключением, просто обстоятельства сложились иначе. Нижний зал таверны был переполнен, а шумное веселье утягивало в людской водоворот и просто вернувшихся из патруля, и лишь желающих поужинать чем-то горячим. В заповедниках дни рождения являлись единственными праздниками, которые не запрещал устав. Маленький повод выпить – хороший способ отвлечься от проблем, что в разной степени терзали каждого, кто служил по контракту. Кто-то оставил семью на пять лет, кого-то бросила невеста, отказавшаяся ждать столько времени, для кого-то это и вовсе был последний шанс… Поднимаясь с кружкой эля на второй ярус, куда «вежливо» сбегали те, кому не с руки было веселиться с остальными, Рован невольно проводил параллели. Закрытый контракт с заповедником делал дальнейшую жизнь проще, но в то же время сопровождался маленькими трагедиями. А может и большими, просто о таком как правило помалкивали.

В другое время второй ярус таверны занимали для обсуждения дел приезжие. Сильно ограниченное пространство, маленькие столики, отделяющие их друг от друга тяжёлые ширмы, что создавали иллюзию приватности. Лишь потому он не заметил сидящих в полумраке подруг.

– Нет! – одно слово, холодное и быстрое, как взмах клинка.

У него при всём желании не получилось не узнать её. От звука голоса рыжей ведьмы, что порой посещала его тревожные сны, Рован едва не выпустил кружку из рук. В тот момент пересекаться именно с ней хотелось меньше всего. Подавив желание выругаться вслух, он уже собирался уйти подальше, как вдруг услышал почти детские стенания.

– Ну, Сетти! Не будь так строга! – от звонкого возмущения в нём проснулись сомнения.

«Останься… Послушай… Когда ещё подвернётся такой случай… – будто нашёптывал кто-то прямо в уши. – Одну кружку… Допьёшь эль и спокойно уйдёшь… Они даже не поймут, что их подслушивали…».

Это звучало так заманчиво, так незначительно просто, что он не смог устоять, осторожно сев рядом с ширмой. Допьёт и уйдёт – вполне сносное оправдание. Как же наивны были его мысли тогда. Потом Рован трижды пожалел, что поддался искушению.

– Мне просто интересно, где он живёт, – продолжила травница. – Я бы не донимала тебя вопросами, если бы он, как и солдаты, был расквартирован в казарме.

– Нет – значит, нет, Кейта, – холодно ответила посредник. Скрипнул стул, будто она откинулась на спинку. – Ты же обязательно попытаешься там побывать. Нет, и точка.

Ненадолго в разговоре подруг повисла тишина. С его места было слышно, как кто-то из них берёт кружку и делает три жадных глотка.

– Кейта, полегче, оно же крепкое…

– Сетти, – кружка с стуком опустилась на стол, – я хочу узнать не столько «где», а «как» он живёт. Убедиться, развеять страхи, – будто сдавшись, со вздохом призналась травница. У Рована внутри словно узел завязался, а к горлу подступила такая горечь, отчего он поспешил отхлебнуть эля, лишь бы смыть мерзкий привкус на языке. – Я просто хочу понаблюдать за ним со стороны: какой он, когда меня нет рядом. Полевой эксперимент, не более. Он так легко выводит меня на эмоции, это жутко нечестно! Я тоже хочу… – она громко икнула и со смешком закончила. – Хочу увидеть его лицо без этой глупой, но красивой улыбки. Не идеальным, каким становится для меня.

Слушать охмелевшую девушку стало для него пыткой. С каждым озвученным признанием он злился и прикладывался к элю, будто хотел утопить часть себя в алкоголе. Неудивительно, что кружка быстро опустела. И чего он так переживает? В тот момент Рован совершенно не понимал себя: почему продолжал сидеть и чахнуть над остатками выпивки, внимать каждому слову, задыхаться от эмоций и разочарования. Воспылала чувствами к кому-то? Так даже лучше – перестанет маячить на горизонте. Вот только внезапное появление у травницы возлюбленного, не делало её менее привлекательной в его глазах. Скорее наоборот…

– Хотя бы ты уже не отрицаешь, что он тебе нравится, – вздохнула посредник, её голос заметно потеплел. Впрочем, в нём всё равно отчётливо слышалось раздражение. – Но, Кейта, твоя авантюра изначально обречена на провал.

– В смысле? – почти обижено возмутилась травница.

– Допустим, я скажу, куда нужно идти, – пустилась в объяснения рыжая ведьма. – Допустим, ты доберёшься туда без приключений. Но, Кейта, Бэнуа не солдат из гарнизона, он – егерь и сразу тебя заметит! Затем, не церемонясь со словами, он отчитает сперва тебя, а после – меня! И будет прав!

Услышав мужское имя, Рован как-то отрешённо понял, что засиделся и узнал достаточно. Но, осторожно поднимаясь со стула, бывший офицер думал лишь о том, как остаться незамеченным. Его благоразумие, к которому он упрямо тянулся лишь бы избежать прежних ошибок, отчего-то молчало, а ведь ситуация повторялась, только декорации были другими: предмет интереса, настолько привлекательный, что хотелось за девушкой приударить, внезапное появление второй половинки, необъяснимый порыв… Рован даже не осознал, что снова ступил на «тот самый» путь.

– Сетти… – заплетающимся языком протянула травница, – порой ты такая зануда…

– Работа такая, – фыркнула посредник. – Столько лет прошло, могла бы уже научиться просчитывать последствия на пару шагов вперёд, – звонкий зевок будто был ей ответом. – Ладно! Тогда предложи егерю жить с тобой. Начните уже встречаться!

Травница даже закашлялась от удивления, а Рован замер на месте, успев сделать пару шагов подальше от беседующих подруг. Он бросил на ширму полный недоверия взгляд, словно мог найти на ней следы подвоха. И это сказала помешанная на уставе ведьма Явана? Но именно в тот момент его сознание поплыло.

– Правила это запрещают… – неуверенно возразила травница.

– Верно, запрещают, – последовал недовольный ответ, – но пусть он лучше будет рядом с тобой, чем ты из любопытства будешь шастать к егерю вдоль границы леса. Бэнуа не дурак и всё поймёт…

Дальше он не слушал, отходя от злополучного разговора всё дальше. Как в тумане ноги сами вывели его из таверны, мимо идущих навстречу посетителей, мимо набирающего обороты шумного веселья. Когда в лицо ударил холодный ветер в голове немного прояснилось, но окончательно Рован пришёл в себя только на пороге собственного кабинета. Несколько вдохов, пока медленно оживал кристаллический светильник, бывший офицер непонимающе смотрел на пустой стол. Зачем он сюда пришёл? Неужели по привычке?

Чем светлее становилось в комнате, тем больше предметов привлекали его внимание. Старое кресло у стола пусть и было удобным, вот только потрёпанный внешний вид жутко раздражал. Два стоящих рядом с ним стеллажа: на полупустых полках одного хранились свежие отчёты, другой был архивным и едва ли не трещал от веса тяжелых томов и папок. Чуть в стороне, в укрытом тенями углу, находился третий стеллаж, куда он бессистемно свалил копии личных дел всех нынче служащих в заповеднике по контракту. Оригиналы бережно хранила у себя посредник… От короткого воспоминания о рыжей девице его будто холодом обдало. Но взгляд словно прилип к цветным папкам.

«У него тоже должно быть личное дело…» – удивительно чётко пронеслось у Рована голове.

Около часа он потратил на поиски, вслух ругая самого себя за сотворённый бардак. Когда же папка наконец-то оказалась в руках, его накрыла волна разочарования: ветхая, того смотри и развалится, в правом верхнем углу штамп архива, вместо имени поблекший оттиск «Егеря». За время службы в Страже Рован много разного слышал о синтагме, порой такого, что порождало уважение. Например, егеря защищают своих. Правда, насколько широка оказалась трактовка короткого девиза он понял только здесь, в Танэне.

С папкой в руке бывший офицер вернулся к столу, буквально рухнув в кресло, которое протестующе застонало от грубого отношения. Он извлёк тонкую стопку почти пустых листов, и сперва подумал, что в документах какая-то ошибка, но быстро пришёл к выводу, что все они несут лишь минимум информации: имя, звание, мелкие пометки, когда приступил к службе, когда закрыл контракт и кто сменил на посту. К его удивлению, предшественник Бэнуа значился в старшем дивизионе. Рован даже присвистнул. Такие неизменно появлялись в самых опасных точках планеты, а в остальное время не высовывали нос за пределы Сабертии.

Впрочем, куда сильнее его удивил парень из родословной Ран. На его листе красовалась судебная печать триединого совета, а к уголку грубыми стежками был пришит ответ на разъяснительный запрос прошлого командира гарнизона. Дотошный, пестрящий отсылками к законам с указанием цитат, а потому растянутый на две страницы. Тем не менее, среди мешанины из фактов и бюрократии часто повторялось одно и то же имя, чья фамилия так подозрительно начиналась на «Кай…». Рован прочитал письмо дважды, прежде чем небольшая деталь бросилась ему в глаза. Текст был написан синими чернилами на вензельной бумаге. Другими словами, у него в руках находился оригинал. Мысль, что посредник могла и не знать о письме, грела ему самолюбие.

Неоправданные надежды отцов и детей. Глава 5

(два месяца спустя)

Она проснулась от холода, который щекотал выглядывающие из-под одеяла ноги. Солнце ещё не встало, дом был окутан мраком, но в той части, что отводилась кухне, горел светильник. Кейта поплотнее укуталась, украдкой поглядывая на фигуру у печи. Негромко стучал нож, на грани слышимости кипела вода – девушка ни с чем не спутала бы эти звуки. Предусмотрительность покойного травника не переставала удивлять: оттуда, где стояла кровать, через образуемый ширмами проход взгляд так удобно падал на бурлящие котлы.

«Наверно, там тепло…», – сонно подумала она.

Вот только жара от кухонного очага не хватало, чтобы обогреть весь дом, а от вида Бэнуа по телу пробирал озноб. Как? Ну как у него получалось ходить в такой тонкой одежде и не мёрзнуть?! Простой, подранный когтями табб, ей столько раз приходилось его штопать. Те же штаны, что были на нём в их первую встречу, будто у парня не имелось другой одежды. Наверняка ещё и босиком… Что делало егерей такими особенными?!

«Завидую…», – вместо ответа прошептала Кейта и снова провалилась в сон.

В следующий раз она проснулась от вкусного запаха, шумно втянув носом воздух. Знакомые травы, узнаваемые специи, но аромат был таким сладким, что навевал воспоминания. Работая при оранжереях гильдии алхимиков, Кейта каждые выходные выбиралась в Кардию, где поднимала себе настроение в кондитерской с отличным видом на порт. В такие дни городской пейзаж и ответные письма Сетти порождали мечты о путешествиях. На исписанных мелким почерком листах подруга неоднократно рассказывала насколько разные великие портовые города, отчего хотелось взглянуть на маленькие чудеса своими глазами хотя бы раз. Эти грёзы могли легко скрасить её непростые отношения с коллегами, но они всегда оставались в опустевшей тарелке из-под выбранного наугад десерта, лишь бы завистники их не опорочили. Не удивительно, что от знакомого запаха её глаза распахнулись, встретившись с чуть насмешливым алым взглядом.

В доме посветлело, но спрятанная за ширмами «спальня» всё ещё находилась в тенях, не позволяя различить черты лица. В то утро ей в очередной раз показалось, что его глаза едва заметно мерцали в полумраке. Бэнуа сидел на полу рядом с кроватью. В одной руке горячая чашка, а другой он плавными движениями гнал ароматный пар в её сторону. С момента как их отношения изменились, егерь часто так делал. Каждый раз Кейта вспыхивала от смущения, пряча лицо в подушку и с замиранием сердца слушала его счастливый смех.

Странный разговор с подругой заставил её о многом задуматься. Кто бы мог подумать, что алкоголь так легко развяжет язык и придаст смелости, ведь на самом деле она не Сетти рассказывала о страхах, желаниях и тянущем одиночестве, пока егерь пропадал где-то в лесу, а всего лишь признавалась самой себе в накрывших с головой чувствах. В прошлом ей не приходилось по кому-то скучать, наверно потому осознать собственную тоску оказалось не просто.

Впрочем, заставить двигаться дальше озвученного подругой совета никак не получалось. Кейта будто застывала в нерешительности под тяжестью страхов, навязанных воспитанием строгой матери: опасения показаться излишне навязчивой сковывали ноги тяжелыми оковами, а нежелание разочаровать неосторожным словом будто склеивало губы, заставляя молчать… Наверно, она и дальше продолжала искать себе оправдания, пока егерь сам не сделал ей шаг навстречу. Впрочем, можно ли было назвать тот день первым шагом?

Она хорошо помнила, как затянувшаяся метель беспощадно заперла её между лесом и городом в одиночестве. Полкилометра, со злой иронией думала девушка, глядя на сплошную белую стену за окном, и прекрасно понимала, что в два счёта заблудится, а главное – замёрзнет. Холод оставался единственным, что в Танэне пугало её до дрожи. Вблизи Кардии зимы протекали иначе: мягче, красивее, не порождая тревогу за сохранность собственной жизни. Пусть будни в общежитии при гильдейских оранжереях не всегда были простыми, но даже так ей никогда не приходилось задумываться об отоплении, горячей воде или припасах. В свою очередь домик травника дарил удивительную свободу, вот только Кейта оказалась не готова к некоторым нюансам самостоятельной жизни.

Весь день она незаметно изводила себя, кутаясь в одеяло у тёплого бока кухонного очага. Время от времени девушка делала себе горячий чай, и в такие моменты одиночество чувствовалось особенно остро, в голову лезли навязчивые страшные мысли вперемешку с воспоминаниями, среди которых неоднократно мелькали лица родственников по материнской линии, что издевались над ней в детстве. Кейте казалось, что их голоса звучали у самого уха, насмехаясь и обвиняя.

«Посмотри на себя, у тебя так руки трясутся, что даже искры высечь не можешь!» – с упрёком говорил кто-то из них.

В доме и правда имелся камин, но первая – и она же последняя – попытка самостоятельно разжечь его сразу после заморозков едва не привела к пожару, а егерь ещё долго глумился над «копчёным» запахом. Вспомнив о парне, Кейта многое готова была отдать, лишь бы он снова оказался рядом с ней. Глупо улыбался, рассказывал о ерунде, одним своим присутствием разгонял душащее одиночество и тени сомнений. Такой беспомощной как в тот день она чувствовала себя только на выпускном.

До глубокой ночи травница то засыпала, пригревшись в неудобной позе, то просыпалась от стонов завывающей метели, подкидывая в очаг дров под едкие комментарии несуществующих острословов. Но вдруг в дверь постучали. Не отошедшая ото сна, она несколько вдохов всматривалась в окутывающую дом темноту и не могла пошевелиться. Блики от кухонного очага тогда были единственными источниками света, но своей пляской они лишь порождали чудовищ, чей иллюзорный взгляд будто смотрел прямо в душу. Кейта пыталась убедить себя, что дверь закрыта, что в доме кроме неё никого нет, вот только разгулявшееся воображение под аккомпанемент стенаний природы сделало её глухой к доводам разума. Паника подступала к горлу, и, когда в дверь снова постучали, Кейта едва не закричала, зажав рот руками.

Вдох… выдох… в замке медленно провернулся механизм. Ещё несколько мучительных мгновений и он сделал второй оборот. «Бежать или прятаться?», – промелькнула паническая мысль в её голове. Дверная ручка скрипнула, завывания метели стали громче, резко потянуло холодом. Кейта зажмурилась, подобно ребёнку пытаясь закрыться от мира, старалась не дышать, но, как только услышала тяжёлые шаги, её начала бить крупная дрожь. Кто-то вошёл в дом и застыл на месте. Глухо хлопнула дверь, ненадолго воцарилась тишина, которую нарушало хриплое дыхание.

– Вот ты где… – прозвучало как приговор, а Кейту накрыла такая волна страха, что тело отказывалось двигаться.

Шаг… второй… третий… Медленная, тяжёлая поступь звучала всё ближе и ближе. Когда половица у очага скрипнула, она закричала, размахивая руками будто отбиваясь, и попыталась ещё сильнее вжаться в стену. Кто-то схватил её за запястья, память мгновенно подкинула образы старших родственников из самых неприятных воспоминаний, подпитывая бушующую истерику. Кейта даже не поняла, когда именно у неё окончательно сдали нервы, что она говорила и делала. В себя девушка пришла только после того, как в лицо ей гаркнули: «…дура!». Травница перестала сопротивляться, обнаружив себя лежащей на ком-то. От крепких объятий, прижимающих её руки к телу, болели плечи, в нос ударил запах крови.

– Успокоилась? – голос Бэнуа звучал так сипло, что его сложно было узнать.

– Д-да… – только и смогла выдавить из себя девушка.

– Хорошо… – протянул егерь, тяжело дыша. – Я посплю… немного… А ты… не выходи… из… – договорить у него не получилось.

Паника снова накрыла её с головой, такая же липкая, но другая. На мгновение Кейте показалось, что парень умер: когда он замолчал, объятия ослабли, а отяжелевшие руки упали на пол. Травница торопливо скатилась с тела, напряжённо вслушиваясь в тишину, вот только от промедления страх только сильнее подступал к горлу. Она вскочила на ноги, включила кухонный светильник, и, пока тот раздражающе медленно оживал, снова бросилась к егерю. Безмятежное лицо, едва заметно вздымающаяся грудь. И правда спит? Её руки будто сами потянулись к его шее. Тёплый, удивлённо отметила Кейта, не горячий, каким должен быть после мороза, а именно тёплый. Пульс под пальцами тоже был слабый, но уже его наличие развеяло большую часть страхов. Правда облегчение её было недолгим, вслед за ним навалилась почти неподъёмная усталость, хотелось устроиться под боком у егеря и больше ни о чём не думать. Нет, вопросов у неё было много, но мысль оказалась такой заманчивой, что Кейта нашла в себе силы сходить за подушками.

– Тёплый… – почти мечтательно прошептала она, укрыв их обоих единственным толстым одеялом, и, улыбнувшись, незаметно заснула.

Но то, что для Кейты выглядело как странное недоразумение, отголосок разбушевавшейся фантазии, для Бэнуа таковым не являлось. Спустя несколько часов, открыв глаза, он не сразу понял, где находился. Взгляд зацепился за балки в полумраке, память как-то нехотя подкидывала ему обрывки воспоминаний о пролетевшем дне. От раздражения начала болеть голова. И надо же было всему случиться во время всплеска… Бэнуа тяжело вздохнул и попытался подняться, но рядом кто-то недовольно заворчал. Казалось сердце пропустило удар. Точно, пронеслось в его голове, ведь он успел её найти… Где-то в груди разлилось приятное тепло. Его не смущало, что они в обнимку лежали на жёстком полу, наоборот, вся ситуация выглядела до жути милой и такой домашней, отчего егерь ещё некоторое время просто лежал, глупо улыбаясь в потолок и не веря собственному счастью.

Когда в доме немного посветлело, знаменуя рассвет, Бэнуа осторожно высвободился из кольца тонких рук. Травница снова недовольно заворчала, но так и не проснулась, лишь завернулась в одеяло поплотнее, став похожей на гусеницу. Бэнуа бережно поднял свёрток, невольно отметив, какая она всё-таки лёгенькая, и медленно побрёл в сторону «спальни». Он сознательно затягивал время. Кто посмеет обвинить его в нарушении правил в такой момент? Егерь отчего-то был уверен: никто в Танэне, даже посредник Явана, не поймёт, как ему сложно держать с травницей дистанцию, когда даже мимолётное прикосновение к ней дарило столько радости. Почти как наркотик. Неприятная мысль омрачала его радужное настроение, но даже так Бэнуа оставался осторожным, когда положил спящую девушку на кровати.

Пока разжигал камин, у него было время подумать. С момента знакомства с Кейтой часть его жизни словно по щелчку пальцев резко изменилась. Раньше он рассчитывал только на себя, а в узком круге интересов находились лишь заменившего отца мастер да старшие егеря, что относились к осуждённому мальчишке как к младшему брату, по-одиночке пытаясь научить чему-то полезному. Но вот вдруг появилась она: маленькая, хрупкая, к ней сложно было относиться серьёзно, и всё же одним существованием девушка затмевала любые вбитые в него авторитеты. Бэнуа даже письмо наставнику написал, вкладывая в строки переживания, новые, а потому непонятные чувства, не утаивая от эльфа ничего. Вот только оно так и лежало среди его вещей не отправленным. Он откровенно боялся ответа, возможного осуждения, скрытого или явного, а главное – боялся предстать перед трудной дилеммой. Бэнуа не был уверен, что сможет сделать выбор в пользу синтагмы, пусть и знаком с травницей от силы полгода. Просто в тот день, когда их жизненные дороги пересеклись, его посетила странная мысль, будто они полжизни провели рядом друг с другом, и с тех пор уже ничего не мог с собой поделать.

В то же время, после знакомства Бэнуа начал замечать за собой другие странности, которые плохо поддавались объяснению. Егерь вернулся к кровати. Ему хотелось лечь рядом, чувствовать её тепло, слушать тихое сопение, заснуть, обнимая, и проснуться от потешного возмущения… Столько желаний, но вместо того, чтобы идти у них на поводу, он просто сел на пол, положив голову на край кровати. Взгляд падал прямо на спящее лицо Кейты. Кончики пальцев буквально зудели: протяни руку, прикоснись, но парень сопротивлялся. Маленькая травница даже не подозревала, как одним лишь появлением усложнила ему жизнь. Пролетевший день был тому очередным доказательством, ведь Бэнуа едва не погиб тогда в лесу. Роковое стечение обстоятельств, невесело подумал он, старшие его просто засмеют.

Всплеск местной аномалии случался два или три раза в год, порождая стаи мелких и крайне противных тварей, которых не было в альманахе биологичек видов. Пушистые, бурого с серым оттенка, их миловидная внешность могла легко обмануть. Подобных зверьков и правда любили держать как домашних животных. Вот только вистэ́, так прозвали этот вид, не смотря на скромные размеры с маленькую кошку, были грозными хищниками, любящими нападать на ничего не подозревающую жертву с веток. Они даже по одиночке представляли опасность, а стаей могли и вовсе стать бедствием. Угрозу нёс токсин в слюне тварей. Бэнуа с содроганием вспомнил, как перед атакой вистэ на пару мгновений замирали, быстро облизывая лапки. В такие моменты он был готов поклясться, что эти твари прекрасно сознают свои сильные стороны. Одна царапина и тело начинало медленно слабеть, потому они и нападали стаей: чем больше будет исцарапана жертва, тем быстрее она свалится с ног. Иронично, что его работа заключалась не только в истреблении вистэ, но и в наблюдении за ними, строча для посредника отчеты в свободное время.

Оттого Бэнуа тихо ненавидел это мелкое зверьё и в то же время признавал: отчего-то твари не спешили уходить из леса, хотя еды там для выживания явно не имелось в достатке. А вот аномалия, будто изголодавшаяся, поглощала мёртвые тушки вистэ, а спустя некоторое время выплёвывала обратно снова живыми. Предшественник Бэнуа, поджарый весельчак, перед уездом рассказал ему необычную историю, проливая немного света на тонкости предстоящей службы:

«Знаешь, когда столько времени охотишься на эту пушистую мелочь, невольно начнёшь подмечать какие-то отличительные черты, – начал егерь, собирая вещи. Он говорил пугающе серьёзно. – Там ухо светлее, там хвост тощий. Проживёшь тут год и сам поймёшь, о чём я толкую. Так вот, был тут самец с ярким белым пятном на груди… Я наверно его раз восемь убил, а он, как дух возмездия, возвращался и мстил – кидался на меня едва ли не первым… Да не смотри так! Уверен, это был один и тот же зверь. Он меня так бесил, что однажды я вынес его тушку за пределы леса. Собирался сжечь или распотрошить от злости, но в последний момент передумал да просто закопал пушистого мудака под стенами казармы, – егерь повесил сумку на плечо и как-то невесело улыбнулся. – С того дня самец больше не появлялся, я даже тосковать по нему начал. Знакомая морда была, как-никак… А вот заместитель синтагмы приказал не распространятся об этом случае. Поэтому и ты молчи, если заметишь что-то особо интересное…».

Но аномалия близ Танэна была опасна вовсе не из-за вистэ. Там, среди обманчиво мирного лесного пейзажа, будто жили призраки прошлого, преследуя и нашёптывая о неудачах, порождая сомнения и неминуемо заманивая в самое сердце аномалии, куда егеря без подготовки предпочитали не соваться. Бэнуа было откровенно не интересно, что именно так действовало на сознание: аура Воплощения, колебания или другая научная ерунда. В день его прибытия только получившая должность посредник Явана прямо сказала, что очерченные зоны заповедника – лишь неточный показатель интенсивности «навязчивых голосов в голове». Большего он знать не хотел… по крайней мере, пока в его жизни не появилась Кейта.

Бэнуа с первого дня начал замечать странности, крошечные, незначительные, которые смывало волной эйфории при одном взгляде на девушку. Строго говоря, ему стоило бы сообщить обо всём наставнику, но загадочные мелочи будто делали егеря ближе к травнице, отчего парень медлил, оттягивая признание. Он мог поклясться, что чувствует её: как далеко находится, хорошо ли самочувствие, изменения настроения. Правила заповедника запрещали ему заводить отношения на службе, хотя многие откровенно пренебрегали уставом, когда требовалась разрядка. В Танэне он часто видел такие «взаимовыгодные союзы», правда все они были недолговечны. Бэнуа напротив, хотел большего, продолжительного – на всю жизнь, например. Потому и держал дистанцию, оставаясь при этом рядом. Пусть привыкнет, решил егерь, пусть поймёт, что на него можно положиться, пусть начнёт тосковать даже от короткой разлуки, как тоскует он.