Наденька

– Вы называете это грязной работой? – удивился Николай Федорович. – Я же предлагаю вам сделать выбор.

– Какая разница! – пожала плечами графиня.

– Вам все равно, кто станет вашим мужем? – Шувалов с удивлением посмотрел на сестру.

Графиня покачала головой.

– В любом случае я никогда не смогу испытывать чувства к человеку, за которого выхожу замуж из-за денег.

– Однако вам придется это сделать, – настаивал Николай Федорович. – Не будьте столь принципиальны. Каждый второй брак заключается по расчету!

– Может быть, вы и правы, но сейчас мне все равно. – Наденька отвернулась от брата и посмотрела в окно.

– Вы раздражены и по-прежнему злитесь, – проговорил Шувалов после довольно долгого молчания. – Вам придется терпеть мое общество. Без меня в Петербурге вам не обойтись.

– Но что же вы хотите от меня? – раздраженно отвечала девушка.

– Наденька, никогда больше не играйте со мной.

– Я согласилась на эту авантюру. Разве вам мало этого? – запальчиво воскликнула она.

– Этого недостаточно, – проговорил Николай Федорович. – Поймите, что эта, как вы говорите, авантюра… для того, чтобы выдать замуж девушку без приданого, будь она даже первой красавицей. Это трудно, если не сказать более… даже для человека со связями. К тому же моя собственная репутация оставляет желать лучшего. Между тем я не вижу иного выхода ни для себя, ни для вас. Я знаю этих людей, а вы – нет. Однако если вы будете продолжать отвергать мою помощь, то лучше бы вам вернуться…

– Если вы думаете, что я не понимаю этого, – ледяным тоном отвечала графиня, – то вы сильно ошибаетесь.

Николай Федорович пристально посмотрел на сестру.

– Нам не стоит ссориться, – примирительно проговорил он уже совсем другим тоном.

– А разве мы ссорились? – Наденька вдруг тоже смягчилась.

– По крайней мере, мне так казалось, – граф пожал плечами. – Я по-прежнему надеюсь наладить с вами отношения, – добавил Шувалов. – И хочу попросить у вас прощения за свои слова.

– Оставьте это, умоляю вас, – устало вздохнула Наденька. – Вы законченный циник, у вас в жизни нет ничего святого.

– Вы очень проницательны, графиня, – едко усмехнувшись, отвечал ей брат.

– Мне не нужно знать о вас много, чтобы говорить так, – парировала она, окатив брата снисходительным взглядом.

– Может быть, вам не стоит быть столь категоричной? – спросил он сестру в ответ, и в его голосе прозвучала явная ирония.

– Что касается моего мнения о вас, – продолжала графиня, стараясь держаться как можно более безразлично, – то я считаю необходимым высказать его вам.

– Зачем? – угрюмо спросил Николай Федорович.

– Ну как же, – хитро улыбнулась Наденька. – Для того чтобы дать вам знать, насколько вы можете доверять мне.

– Это правда, – согласился Шувалов.

Глава 12

Наденька задремала. Монотонный стук колес действовал усыпляюще. Солнце уже село, и на темнеющем небе одна за другой начали появляться тусклые звезды. Из окна вагона виднелась длинная полоска леса. Пейзажи быстро сменяли один другой, но оставались такими же скучными, печальными и прекрасными.

Поезд проносился через поля, овраги, реки, леса, безразлично оставляя все позади. Наденька открыла глаза, но казалось, что сон все еще длится. Она посмотрела в окно, но смогла различить только свое собственное отражение.

Она ехала в Петербург с надеждой все вернуть и со страхом все потерять. Мечты о столичной жизни – картины безоблачного счастья в роскоши и славе… как раньше… Нет, прошлого не вернуть. Она знала это наверняка. Знала, что дорога из Москвы в Петербург рвет ту невидимую нить, которая связывала ее с прошлым.

Внезапно ее охватила паника. Зачем она уезжает в чужой, неприветливый и враждебный край? Зачем оставляет самое дорогое, что есть у нее в жизни? Ради робкой надежды что-то изменить? Она так легко поддалась уговорам брата. Несмотря на свою неприязнь к нему, она приняла предложение – даже толком не осознав того, что совершает. Но она дала согласие. Теперь у нее есть время все обдумать. К тому же отступать уже поздно. И разве это в ее характере – опускать руки и мириться с несправедливостью? Раньше она только могла мечтать о подобной возможности. Так чего же теперь бояться? Петербург…

Стук в дверь прервал ход сумбурных мыслей. Наденька вдруг почувствовала усталость и не нашла в себе сил даже ответить. В купе вошел Николай Федорович. Он исподлобья посмотрел на сестру и сразу же опустил глаза.

– Вы выглядите уставшей, – сухо проговорил он.

– Я знаю, – Наденька горько усмехнулась.

– Мне кажется, что вы напрасно так терзаетесь, – продолжал Шувалов, усаживаясь напротив сестры.

– Мне кажется, что даже вы, окажись в моем положении, не чувствовали бы себя спокойно, – с усмешкой отвечала она.

– Наверное, вы правы, – согласился Николай Федорович.

Наденька пожала плечами.

– Вам нужно отдохнуть, может быть, вздремнуть: впереди еще ночь, – предложил он.

– Благодарю покорнейше за заботу, – проговорила Наденька с каменным выражением лица. – Товар не успеет испортиться!

– Перестаньте! – резко оборвал ее Шувалов.

– Чего вы хотите от меня сейчас?! – возмущенно воскликнула девушка.

Николай Федорович молчал.

– Бога ради, прошу вас, оставьте меня! – Наденька горячилась.

– Я просто пришел сказать вам, чтобы утром вы были готовы, – проговорил Шувалов, не обращая никакого внимания на возбужденное состояние сестры.

– Утром? – прошептала в испуге девушка.

– Да, – Николай Федорович кивнул.

– Утром, – повторила она, словно в бреду. – Уже скоро.

* * *

Наденька жадно вглядывалась в темные очертания привокзальных строений, показавшихся вдали.

Петербург… Как много теперь он для нее значит! Этот дивный мир, в который она уже не мечтала попасть!

Она когда-то была здесь, но очень давно, еще до разорения отца и смерти матери. Наденька помнила совсем немного, хотя эти воспоминания оставили яркий след в ее памяти. Великолепные дворцы, огромные залы, пышное убранство комнат – все это когда-то принадлежало ей и ее семье. Теперь все иначе. Брат разорен и, наверное, влачит жалкое существование, снимая меблированные комнаты где-нибудь на окраине города. Его жена, теперь уже бывшая, богата, но вряд ли после разрыва поддержит их. Брат много говорил о société[4], однако наверняка лишь для того, чтобы пустить пыль ей в глаза.

Наденька тяжело вздохнула. Как она будет жить в Петербурге? В столице у нее некогда были родные и знакомые, но все они отвернулись от ее семьи. Была, правда, тетка Вера Павловна Луцкая, но графине она никогда не нравилась. Луцкая общалась с семьей Шуваловых так, словно занимается благотворительностью, а милостыню у нее просить никто не собирался.

Поезд уже замедлил ход, когда Наденька вышла из купе. В вагоне началась обычная для прибывающих суета.

Графиню лихорадило от нетерпения. Она приоткрыла окно, чтобы глотнуть свежего воздуха.

Вдали показалось здание Николаевского вокзала. Вагоны начали медленно останавливаться, скрипя рессорами.

Шувалов бесшумно приблизился к сестре и тронул ее за плечо.

– Вы готовы? – спросил он графиню.

Казалось, это был самый обычный вопрос, но Наденька уловила в нем совершенно иной смысл.

– Я же сказала вам… – раздраженно ответила она, но осеклась.

– Вы очень взволнованы, – тихо проговорил Шувалов.

– Да, – согласилась графиня, слабо улыбнувшись и прикрыв лицо рукой. – Вы правы.

– Все будет хорошо, Наденька, – попытался ободрить сестру Николай Федорович.

Графиня медлила.

– Пойдемте, – Шувалов кивнул в сторону двери. – Нам пора.

– Да, да, – она быстро поднялась, поправив выбившийся локон.

Шувалов подал сестре руку, и Наденька легко спустилась на перрон. После духоты вагона она была рада оказаться на свежем воздухе.

Утро выдалось прохладным и пасмурным.

На небосклоне виднелись серые дождевые облака, плотно затянувшие небо столицы.

Графиня оглянулась. С замиранием сердца она рассматривала постройки Николаевского вокзала. За ними таился затянутый серой дымкой Петербург.

Вот он, город ее грез!

Николай Федорович подошел к сестре и предложил ей свою руку. Казалось, только теперь она почувствовала всю тяжесть измучивших ее переживаний.

– Скоро мы будем дома, – тихо проговорил Шувалов. – Теперь мой дом станет и вашим тоже… на первое время, – добавил он, усмехнувшись.

Наденька не обратила внимания на слова брата. Она стала понемногу привыкать к его манере. Теперь он единственный человек, который мог позаботиться о ней. Графиня заранее тяготилась этой зависимостью, но у нее не было иного выхода. Она по-прежнему считала брата человеком циничным во всех отношениях, но постепенно начинала понимать его. Ей придется думать так, как думает он. И нужно привыкать к его образу жизни, ведь вскоре она будет жить так же, с одной лишь разницей: брат циник, а она нет. Ей придется жить во лжи всю жизнь, но теперь об этом думать не хотелось.

Наденька последовала за братом. У выхода их уже ждала пролетка. Она оглянулась: на улицах было пустынно, несмотря на утренний час. Пролетка тронулась, и перед глазами графини замелькали дома, безлюдные бульвары, сады и парки.

Монотонный топот копыт, походивший на эхо самого города, гипнотизировал путешественников.

Наденька мельком взглянула на брата, сидевшего рядом, стараясь сделать так, чтобы он не увидел движения ее глаз и головы. Она боялась встретиться с ним взглядом. Неприятное пугающее чувство с новой силой охватило ее. Но глаза слипались, и она с большим трудом противостояла сну.

Минут через двадцать экипаж свернул в один из переулков и остановился. Графиня с усилием открыла глаза.

– Мы приехали, – тихо проговорил Николай Федорович.

Она попыталась что-то ответить брату, но губы не слушались. Все было словно во сне: она вошла в дом и поднялась по широкой лестнице. Проворных рук камеристки, которая снимала с нее дорожное платье, она почти не чувствовала.

Мягкая широкая постель и запах розмарина на шелковых подушках – что могло быть лучше после волнений дороги. Наденька мгновенно забылась глубоким сном. Она не слышала, как брат нервно мерил шагами комнату, шелестя бумагами. Отдохнуть после дороги ему удалось нескоро.

Глава 13

Тяжелые портьеры взвились от сильного ветра, и солнечный луч скользнул по припухшим векам спящей девушки. Еще не совсем проснувшись, Наденька зажмурилась и по-детски улыбнулась, преодолевая дремоту.

Через мгновение сонливость уступила место беспокойству. То, что должно было перевернуть всю ее жизнь, случилось. Она в Петербурге! Воспоминания о прибытии настолько взбудоражили ее, что девушка буквально вскочила с постели. Рывком она отдернула тяжелые портьеры. В глаза ударил яркий свет. Это Петербург!

Графиня завороженно смотрела на представший ее взору кусочек городского пейзажа. Комната находилась во флигеле, так что ей была видна мощенная брусчаткой улица, по которой то и дело проносились экипажи. Само окно было спрятано за густой кроной старой липы.

Наденька взволнованно дышала. Она никак не могла собраться с мыслями. От избытка чувств кружилась голова. Графиня попыталась не поддаваться беспокойству и снова забралась под одеяло.

Она старалась рассуждать трезво, но как же сложно было не поддаться волшебству окружавшей ее роскоши!

С любопытством ребенка она рассматривала безделушки, которыми была уставлена спальня. Графиня провела рукой по шелковистым обоям из золотистого атласа. Украшенные лепниной высокие потолки были расписаны итальянскими мастерами. Роскошная многоярусная люстра из венецианского стекла переливалась радугой огней в лучах полуденного солнца. С полок смотрели статуэтки богинь и фигурки амуров.

Наденька подошла к огромному трюмо. Рядом на китайской ширме висело несколько накидок из тончайшего шелка. Графиня надела одну из них, подвязалась и собрала волосы на затылке. Затем оголила плечи и посмотрела на свое отражение.

«Хороша», – подумала она. Вдруг захотелось смеяться и кружиться по комнате. Она кружилась столько, сколько было сил, а потом, зажмурившись, в эйфории упала на мягкие подушки. Из сладостного забытья выходить не хотелось. Стук в дверь охладил ее пыл, заставив вернуться в суровую реальность.

– Надежда Федоровна изволили встать? – в комнату без приглашения вошла служанка-француженка.

Наденьке стало не по себе в присутствии несколько высокомерной женщины, которая теперь без тени смущения с любопытством разглядывала ее.

– Меня зовут Lily, – надменно улыбнувшись, проговорила она. – В этом доме я выполняю обязанности экономки.

Графиню задел этот тон. В самом деле, кем была здесь Наденька? Бедной родственницей.

– Благодарю вас, – холодно отвечала она, приглаживая растрепавшиеся после сна волосы.

– Вы позволите? – Lily усадила Наденьку на изящное канапе возле трюмо и ловкими искусными движениями заколола ее густые волосы. – Раньше я укладывала волосы графине Шуваловой.

– А Николай Федорович? – неуверенно спросила Наденька, оглядывая себя в зеркале.

– Граф просил передать, что будет к обеду, – отвечала Lily, улыбнувшись девушке какой-то искусственной улыбкой.

Еще один урок терпения.

– Я распаковала ваши вещи, – экономка раскрыла шкаф со старыми платьями Наденьки. – Однако уверена, что вам понадобится обновить гардероб.

Наденька густо покраснела. Подавить свое смущение ей стоило больших усилий.

– Спасибо, Lily, – проговорила она. – Я непременно последую вашему совету.

Lily опустила глаза и сделала книксен.

– У графини будут еще какие-либо распоряжения? – церемонно осведомилась француженка.

– Мне хотелось бы осмотреть дом, – холодно отвечала Наденька. – Ведь вы мне его покажете?

– Oui, comtesse[5].

Они прошли по длинному коридору до парадной лестницы. Миновав зал с колоннами, большими изразцовыми печами и напольными вазами, походившими на античные, Наденька оказалась в голубой гостиной.

– Далее – спальня, там еще одна, здесь – диванная и детская, – Lily лениво указывала на бесконечные двери, мимо которых они проходили. – Направо – рабочий кабинет Николая Федоровича, – продолжала она. – Потом классная комната, а слева – сразу столовая. Пойдемте. – Графиня успела заметить, что Lily произносит имя брата с особым трепетом. Ей определенно нравилась роль хозяйки.

Наденьку воодушевило увиденное. Столь резкая перемена настроения была ей на пользу. Она медленно шла по коридору, высоко подняв голову, одаривая безмолвные стены снисходительным взглядом. Теперь происходящее казалось Наденьке сном или пьесой, в которой она играла главную роль.

Завтракала графиня в одиночестве и вскоре вернулась к себе. Окинув беглым взглядом убранство комнаты, графиня вспомнила все те годы, когда она и ее отец были бедны в то время, как Николай жил en grand[6]. Часы пробили двенадцать. «Еще немного, – подумала она, тяжело вздохнув. – А потом я поговорю с ним». Наденька откинулась на спинку кресла, предавшись мечтам. Раньше Петербург и все, что было связано с ним: общество, дворцы, светские рауты – представлялось ей очень смутно. То была размытая вереница ярких вспышек, наполненных ощущением роскоши. Теперь же было непонятно, что именно ее ждет. Послышался шум приближающегося экипажа. Наденька ожидала увидеть брата, однако, выглянув из окна, заметила незнакомца. Ее тут же охватило волнение, ведь это был первый человек, которого она встретит в Петербурге, – первый представитель мира столичных небожителей. Однако, к счастью, ей не пришлось исполнять роль хозяйки.

Она тихонько вышла из спальни и прислушалась. Разговор между гостем Шувалова и Lily был достаточно краток.

– Николай Федорович у себя? – спросил незнакомец простуженным голосом. Казалось, что он вообще не думал церемониться.

– К сожалению, нет, – слегка испуганно отвечала француженка. – Он должен скоро приехать, – быстро добавила она. – Может быть, вы изволите подождать его в гостиной?

– Нет, – резко оборвал гость. – У меня мало времени… Передайте графу, что к нему заходил Антон Ильич Лопухов. Он знает, по какому поводу… – Гость уже собирался уходить, но вдруг остановился. – Да, и передайте ему, – добавил он, – что я не намерен более медлить!

Через несколько секунд экипаж скрылся в одном из переулков, оставляя за собой клубы пыли.

«Уф, какой важный господин!» – Наденька про себя усмехнулась.

Ей стало немного обидно за то, что с наследником графского рода Шуваловых обращаются подобным образом… Даже если он заслуживает такого обхождения. Наденька вздохнула. У нее из головы никак не выходили слова этого Лопухова: «Я не намерен более медлить!» Да, она тоже не намерена. О, если бы кто-нибудь разделил с ней тяжесть ее размышлений…

Графиня вернулась к себе в спальню. Роскошь обстановки больше не вызывала у нее прежнего воодушевления и детского восторга. Теперь эти стены словно выставляли ей счет. И так всю жизнь. Но зачем? Через приоткрытую дверь Наденька услышала голос брата. Ее обуревали противоречивые чувства. Она была полностью в его власти. Увидев хмурое выражение лица графа, она почувствовала себя еще более одинокой.

– Заждались меня? – мрачно усмехнулся Шувалов.

– Да, – бесстрастно подтвердила графиня.

Николай пристально посмотрел на сестру, выдержав долгую паузу. Наденька чувствовала нарастающее смущение, но старалась не подавать виду.

– Да, – наконец, повторил он вслед за сестрой. – Надежда Федоровна, нам с вами нужно обсудить очень важные вещи. Но у меня к вам просьба: давайте немного перенесем наш разговор: я очень устал и нуждаюсь хотя бы в небольшом отдыхе. А вы пока пользуйтесь тем, что не известны Петербургу, и наслаждайтесь этой свободой, – с усмешкой добавил он.

Слова брата прозвучали как предзнаменование.

Глава 14

Через полчаса Lily пригласила Наденьку на разговор к брату.

Робко ступая по турецкому ковру, графиня внимательно рассматривала обстановку. Стены небольшой уютной комнаты с высокими потолками были заставлены огромными книжными шкафами, здесь хранились ценные фолианты. Напротив большого камина из черного мрамора, украшенного бронзовыми фигурками львов, стоял массивный письменный стол из черного дерева и пара кресел елизаветинских времен, обитых темно-бордовым бархатом.

Николай Федорович стоял около стола, разбирая бумаги, полностью поглощенный своим занятием. Граф был в домашнем парчовом халате, но в уличных туфлях. Его лицо выражало неудовольствие и озабоченность.

Конечно, для нее было бы лучше поговорить с ним позже, когда он будет в более приятном расположении духа. Но разговор был срочным.

Графиня помедлила несколько секунд и быстро села в кресло напротив брата, привлекая его внимание. Николай Федорович чуть улыбнулся, бросив беглый взгляд на сестру.

– Ну, что ж, Надежда Федоровна… – он начал как-то рассеянно.

– Скажите, зачем я здесь? – порывисто спросила она, испытующе глядя на него.

Шувалов не удивился вопросу.

Он выдержал паузу. В кабинете воцарилась тишина.

– Я не верю, что у человека, имеющего такой дом, нет денег, – продолжала она, сверкая глазами. – Я полагаю, вы преувеличиваете свои беды, точнее, как вы говорите, свой крах.

– Дорогая моя, – устало вздохнув, отвечал Николай Федорович, улыбаясь в своей меланхоличной манере. – Я вообще никогда не был склонен к преувеличениям. Поскольку я занимаю определенное положение в обществе и должен поддерживать свой, как сейчас говорят, image[7], о моем разорении знает ограниченное число людей.

– Значит, вся эта роскошь показная? – недоумевала девушка, пожимая плечами.

– Нет, – граф отрицательно покачал головой. – Но лишь до некоторых пор. Видите ли, любезная моя Надежда Федоровна, – после небольшой паузы проговорил он, придвинувшись. – Я достаточно удачливый предприниматель, как вы уже успели заметить… – Графиня недвусмысленно усмехнулась. – Я знаю, куда и как вкладывать свои деньги, и до сих пор делал это довольно успешно.

– Зачем же вам тогда понадобилась я? – Наденька пожала плечами.

– Ах, эта петербургская жизнь! – невозмутимо парировал Шувалов. – Когда я был женат, доверие ко мне было безграничным. Теперь от прежней роскоши остался лишь, пожалуй, этот дом. И если вы не поможете мне, мне придется продать не только этот особняк, но и нашу милую усадьбу, оставшись совершенно без средств к существованию. А я не хочу этого. К тому же вам все равно рано или поздно придется выйти замуж. С одной лишь только разницей… – Граф пристально посмотрел на сестру. – И сейчас еще не все потеряно. Далеко не все. К тому же вы сможете навсегда забыть о слове «нищета» и стать одной из наиболее состоятельных женщин Петербурга. У вас будет множество поклонников. Даже если муж вам придется не по нраву (что часто случается после замужества), вы всегда сможете обратить свой благосклонный взор на кого-то еще.

Наденька вспыхнула.

– Ну, ну, – успокоил ее Николай Федорович. – Вы не должны так реагировать на мои слова. Вы же не сельская барышня…

– Давайте оставим обсуждение моей личной жизни, – Наденька презрительно фыркнула.

– Хорошо, – Шувалов кивнул. – Давайте тогда поговорим о том, что интересует вас.

– Я хотела бы обсудить с вами наши планы… – графиня переменила тон.

Шувалов медленно поднялся из-за стола и, заложив руки за спину, подошел к камину.

– Вас интересует, когда состоится ваш первый выход в свет? – внезапно проговорил он.

– Да, – ее голос стал детским, предательски робким, несмелым.

– Двадцать четвертого Рождественские устраивают у себя прием в честь именин генерала, – деловито отвечал Шувалов. – Я приглашен с супругой, но приду с сестрой.

– Но это уже в следующую субботу! – в испуге воскликнула Наденька.

– У вас будет достаточно времени, чтобы подготовиться, – спокойно отвечал он. – К вашим услугам будут лучшие швеи и парикмахеры Петербурга. На этот счет можете не волноваться. Им придется очень постараться и превзойти самих себя. Вы должны быть неотразимы!

– Но я не знаю… я не готова… – Наденька была в полной растерянности – брат застал ее врасплох.

Шувалов строго посмотрел на сестру. Его взгляд придал ей храбрости.

– Или, может быть, вы боитесь?

– Нет, – уже более уверенно отвечала графиня, выдержав этот пристальный взгляд. – Я просто должна серьезно подготовиться к столь важному событию, – она попыталась объяснить свое малодушие. – Последний раз я была в петербургском обществе лет двенадцать назад, и у меня сохранились очень смутные воспоминания о нем. А те приемы, которые имеет привычку устраивать наша дорогая тетушка, не идут ни в какое сравнение…

– Не бойтесь, – прервал ее Шувалов. – Да, это сложно, придется заставить себя отправиться на смотрины – знаете ли, слухи распространяются с бешеной скоростью, – горько усмехнулся граф. – За сегодняшний день мне уже дважды отказали в кредите. Теперь даже мое имя ничего не стоит.

Наденька побледнела.

– Вы хотите сказать, – говорила она, тяжело дыша, – что все знают о том, что вы… о том, что мы…

– …Разорены, – продолжил за нее брат. – Да. Простите, Наденька, но слухи – не в моей власти, – он развел руками. – И мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы опровергнуть их. Ваш выход в свет может отсрочить платежи хотя бы на несколько дней. Это уже будет удачей. Поэтому, Наденька, вы должны стать бриллиантом субботнего торжества.

Графиня закатила глаза, словно обращаясь к небесным покровителям. Однако небо, казалось, осталось глухо к ее мольбам.

– Я буду, – чуть слышно проговорила она.

Шувалов молча кивнул, тем самым давая понять, что разговор окончен.

Он сел за стол и сделал несколько записей. Наденьке отчего-то вспомнилась сцена из романа, в которой герой продает душу дьяволу.

Графиня медленно поднималась по лестнице. Проходя по длинному коридору, она остановилась перед детской. Дверь была приоткрыта, и в комнате, полной игрушек, без хозяина было одиноко и пусто.

Надежда Федоровна вошла и остановилась у окна. Серые тучи заволокли небо, грозясь обрушить на столицу новые потоки воды. Люди в спешке расходились по домам, ожидая сильного ливня.

– Скоро, – проговорила Наденька, открывая окно и подставляя лицо ветру. – Еще чуть-чуть…

Глава 15

Вот уже более получаса графиня с пристрастием рассматривала себя в зеркале, пытаясь найти малейший изъян в собственном отражении. Наденька не узнавала себя. Она была ослепительна.

Точеная фигурка была облачена в короткий корсаж, а туника из голубого шелка, собранная сзади в пышные складки, плотно обхватывала талию и подчеркивала округлую линию бедер. Белое атласное платье было схвачено голубым шарфом, перекрещенным на груди, и обшито серебряным гипюром.