Белые одежды для Надежды

Надежда любила уроки по творчеству Владимира Маяковского. Много читала об авторе, рассказывала на уроках редкие и интересные факты из биографии и творческого пути этого необычного поэта, много читала наизусть: «Если звёзды зажигают, значит это кому-нибудь нужно… У меня пожар сердца… Ты одна мне бровь в бровь…». «Ленин и партия – близнецы братья».

Надежда Васильевна добивалась того, чтобы этот нестандартный человек, живший и творивший сравнительно давно, стал понятным учащимся и близким:

– Мне и рубля не накопили строчки,

краснодеревщики не слали мебель на дом,

и кроме свежевымытой сорочки –

скажу по совести: мне ничего не надо.

Радовало, что Надежде это удавалось. Правда, без казусов, сюрпризов никогда не обходилось. После очередного урока по Маяковскому к учительскому столу подошёл Юра Дубовский, красавец, умница, кумир всех старшеклассниц и, как позже выяснилось, даже некоторых молодых учительниц:

– Надежда Васильевна! Вот Вы сказали, что Ленин и партия – близнецы братья. А Владимир Ленин – Ульянов, он тоже был алкоголик?

– Что ты, Юра, такое говоришь? Почему ты так решил?

– Я вот думаю: почему же тогда наша местная партия в лице Александра Андреевича Комарова ежедневно за полночь с работы возвращается в прямом смысле ползком. Мы поём свои песни под гитару в подъезде, так он постоянно мимо нас проползает. А ещё ему доверили возглавлять партийную организацию, освобождённый, профессиональный партийный работник, представитель Коммунистической партии, близнец и брат Ленина. Стало быть, Ленин тоже был алкоголиком, если Ленин и партия – близнецы – братья. Если нет, тогда почему мы наблюдаем каждый вечер ползущего близнеца?

Надежда растерялась, опешила, не знала, что сказать. Помощь пришла совершенно неожиданно: второй головокружительный красавчик и не меньший кумир старшеклассниц, Юра Ожаев с места, собирая учебники и тетради в портфель, попросил и спросил:

– Послушай, тёзка, оставь учительницу в покое. Она тут не причём, а то я могу тоже поинтересоваться – стали ли вы близнецами с Аллой Владимировной на последних проводах в армию. Вся начальная школа, я думаю, сейчас ломает голову над этим же вопросом.

Следующий урок литературы в этом классе был через четыре часа. Было время собраться с мыслями. Однако ничего дельного в голову не приходило. Надя решила отпроситься к стоматологу. Зуб вырвали быстро, правда щипцами задели губу, и она заметно припухла, а на ранке запеклась кровь. Коль осталось время, забежала в парикмахерскую, сделала стрижку и укладку. Успела, не опоздала. Вошла в класс – и неожиданная встреча: весь класс осуждающе загудел:

– У – у – у…

– Что случилось? – поинтересовалась Надежда Васильевна.

– Вам не идут кудри, больше не надо делать такую укладку, – пояснила Наташа, сидящая за первой партой.

– Хорошо, хорошо, – растерялась Надя.

– А мне нравится, – встал Илья, – кудри, как кудри! Как у всех, правда, почему-то губа разбита.

– Зуб.

– Больно? – спросил Илья.

– Больно.

– Ну вот, а вы ещё укаете, доставайте все листочки, будете писать контрольную работу. Как человек вам объяснять будет? Больно же ей говорить! Да, ещё, чтобы поменьше все укали, взяли моду.

Надежда Васильевна была тронута такой поддержкой и заботой, даже надела очки, чтобы скрыть волнение.

Домой Надежда всегда летела на крыльях.

Маленький Тимофей бросился к Наде:

– Мама пришла!

Он обнимал её крошечными ручками, и Надя чувствовала, как бьётся его маленькое сердечко. Не было, наверное, силы, которая могла бы разорвать эти объятия.

– Какие новости? Что случилось хорошего сегодня? – приглаживая густой сыновний чуб спросила Надежда.

– Все ваши задания, как всегда, – выполнены, товарищ командир, – пояснила молодая бабушка Мария.

– А как вели себя? – улыбалась Надежда.

– Я себя вёл хорошо, мама. Дядя Митя у подъезда сказал, что я сиротинушка, и что меня бросили родители на руки двум бабкам. Но я не сказал ему, что он дурак. Я хотел так сказать, но не сказал. Я правильно сделал, мама? А дядя Митя дурак?

– Это очень плохое слово! А дядя Митя пьёт водку, поэтому у него не работает головушка. У дяди было трудное детство, его никто не любил, а только били и наказывали. У него не было игрушек, конфет, а рубашка и брюки были рваные.

– Неужели такое бывает?

– Да, к сожалению.

– Мне его жалко. Он плакал, когда был маленький?

– Конечно.

– Завтра дам ему конфетку.

– Вот и хорошо.

Все последние месяцы, а, вернее сказать, весь учебный год на уроках Надежды Васильевны присутствовала лаборант школы Валечка, её бывшая ученица. Красивое лицо, точёная фигура, точно фарфоровая статуэтка, умная и утончённая, она не мешала, а, напротив, создавала какой-то свой, редкий, прекрасный микроклимат изящества и красоты, дружественности и доброго спокойствия. Она, как и во время учёбы, занималась во всех творческих коллективах школы, которыми руководил Ардашников Александр Михайлович, директор местной музыкальной школы, местный композитор, педагог дополнительного образования. Его интеллигентное и одарённое присутствие, казалось, само по себе оказывало воспитывающие воздействие решительно на всех и на всё. Валечка мечтала поступить в областной Институт культуры со второй попытки, поскольку, первая уже провалилась. На всех праздниках она с удовольствием пела и танцевала вместе со школьниками, декламировала вместе с ученицами, при этом нисколько, естественно, не отличалась от них. Каждое школьное, праздничное мероприятие под руководством уникального педагога были замечательными и неповторимыми, это всех радовало и восхищало.

Всем этим шумным, ярким, радостным воспитательным процессом управляла завуч по воспитательной работе Ольдман Анастасия Семёновна, красивая, статная, возрастная дама, в очках с золотой оправой. В ней чувствовался не только высокий профессионализм, но и высочайшая образованность, безупречный вкус, какая-то особая даровитость во всём. Она всем говорила Вы. В её речи звучал едва заметный, какой-то неизвестный никому и изысканный акцент. С ней хотелось говорить, общаться, ну, хотя бы – постоять рядом.

Молодая бабушка Мария водила маленького Тимофея в музыкальную школу к самому Александру Михайловичу. Они были без ума друг от друга. Изучение баяна шло не особенно быстро, но вот сочинение музыки – довольно успешно. Тимофей сочинял, а Александр Михайлович – записывал в отдельную тетрадочку с красивым нотным станом на обложке.

Надя, послушав сочинения сына, спросила:

– Сынок! А почему все твои музыкальные произведения такие грустные?

– Я так чувствую музыку! Мама.

– А почему ты чувствуешь грусть?

– Музыкант этого не знает.

– Надо же, – размышляла про себя Надежда, – считает себя музыкантом. Наверное, равняется на своего талантливого учителя. Вот, кто действительно музыкант! Но, всё-таки, – откуда столько грусти? О чём грустит душа ангела? Может быть, не осознавая того, – о несовершенстве мира? А что? Вполне возможно!

А мир и впрямь был несовершенным. В этом Надя, работая с людьми, убеждалась почти ежедневно.

На выпускном экзамене, претендуя на золотую медаль, дочь учителя математики, председателя профсоюзного комитета школы, любовницы и собутыльницы директора по совместительству, Валентины Ивановны, не могла написать ни одного слова в своём медальном сочинении. Роман Романович, Валентина Ивановна, обеспокоенные, без обиняков, прямо и настойчиво просили Надежду Васильевну написать сочинение полностью за ученицу. Надя знала, что этим людям доверять нельзя, и что это должностное преступление. Отговорка Надежды была очень простая:

– Не положено по инструкции «Об экзаменах» Министерства Образования. Кроме того, там есть учитель, которая обучала выпускницу столько лет – Анастасия Семёновна.

Сочинение всё же как-то было написано, отправлено на проверку в специальную комиссию, откуда вернулось с оценкой «удовлетворительно». Это обозначало, что ни о какой медали и речи быть не могло. Анастасия Семёновна грозилась поехать в эту комиссию и навести там порядок, но дело было сделано, исправить теперь было ничего уже нельзя.

Надежда Васильевна спросила Анастасию Семёновну:

– Почему так получилось? Почему Вы не проконсультировали сочинение со мной, с другими педагогами, не посоветовались ни с кем. Я не могла предложить свою помощь потому, что Вы старше, опытнее. Может быть, нужно было посоветоваться, чтобы не было такого результата?

– Ну, конечно, и сразу слететь с работы и с грязной трудовой книжкой потом мыкаться никому ненужной! Да директор вместе со своей подельницей спят и видят подставить мне ножку, убрать с работы и затолкать на моё место эту бездарь Валентину Ивановну!

– Не может быть! Она же полный колхоз! Не верится, это абсурд!

– Нет, никакой это не абсурд! Все, кроме тебя, об этом знают1

– Но ведь это её дочь, цена вопроса – медаль!

– Ну и что, что дочь и медаль. Для них нет ничего святого! Да и тебя бы опозорили и вытолкали с позором, если бы помогла им и решилась на подделку сочинения. Будь осторожна, теперь ты тоже в немилости. Тебе только скажу: я и не хотела другого результата, потому что они все заслужили это. Подожди, ты ещё увидишь их истинное лицо. Тебе только это говорю, потому что доверяю.

Озадаченная Надежда Васильевна поднялась в свой кабинет. Надо всё обдумать, переварить, осознать. В кабинет прокралась Лена, верный друг, соседка по кабинету, техничка:

– Надежда Васильевна, в Ваше отсутствие директор и профкомовка рылись в Ваших бумагах. Я подслушала: искали какие-то сочинения прошлых лет, не нашли, сказали – снова придут. Что это им приспичило? Гадость какую-то готовят? От них другого и ждать нечего.

– Лена! Вот они, спрячь у себя. Надя достала с самого низа шкафа пачки сочинений выпускников прошлых лет. Это они обиделись, что я дочери профкомовки не написала медальное сочинение.

– И правильно сделали, разве можно с такими пакостниками связываться? Сколько хороших людей уже пострадали от этой парочки!

Надя не знала, что и думать: она стояла перед Леной, безграмотной, курящей, сидевшей женщиной и понимала, что она чище и роднее, чем эти образованные и лощёные, с позволения сказать, – учителя.

Надежда Васильевна шла домой и ей казалось, что её руки, лицо, одежда грязные, очень грязные, грязные какой-то особой грязной грязью. Ей хотелось скорее умыться и не надевать больше в школу белую одежду.

– Какие теперь тут уж белые одежды?

Ладно хоть дома всё шло своим чередом: все задания опять были выполнены, вся троица смотрела по телевизору «Как закалялась сталь», фильм о Павке Корчагине.

Надежда краем глаза глянула на экран: Павка Корчагин метался в тифу. По щекам Тимофея текли слёзы.

– Что ты, сынок! Почему глаза на мокром месте? – прижала к себе маленькое, доверчивое тельце Надя.

– Мама, мне Павку жалко. Он умрёт?

– Нет, что ты! Не расстраивайся, он выздоровеет, потому что он очень сильный и мужественный.

– А я тоже сильный и мужественный?

– Конечно, да ещё и самый любимый.

Надя поняла, что от мерзостей жизни у неё есть уникальное лекарство – её замечательный дом, где живут ангелы в белых одеждах.

Утром Роман Романович, как бы между прочим, на ходу, предупредил Надежду Васильевну:

– На заседание парткома Вам надо быть к четырнадцати. Я сам не могу пойти, у меня деловая встреча как раз на это время. Там ничего особенного, только Ваше присутствие как представителя школы.

– Надя сказала, что непременно сходит на заседание парткома, что всё будет исполнено.

Заседание парткома проходило в обычном режиме, правда, за основным, круглым столом кроме членов парткома были и почти все члены районного комитета партии. Председатель парткома товарищ Башин открыл заседание, представил членов парткома, гостей, сидящих вдоль стены кабинета, где всегда сидели приглашённые гости и, в том числе, – Надежда Васильевна.

Особого внимания Надя к партийной жизни не проявляла, но тут насторожилась.

Докладчик Аров, член районного комитета партии, читал справку по итогам проверки внешкольной и внеклассной работы в Надиной школе. Теперь Надежде стало понятно, почему директор отправил Надежду Васильевну. Он предполагал, что она, не разобравшись, проголосует за всё подряд или побоится возразить, или растеряется.

Из справки следовало, что внешкольная и внеклассная работа под руководством заместителя директора школы Ольдман не осуществляется и заслуживает неудовлетворительной оценки. Кроме того, рекомендовано было отстранить Ольдман Анастасию Семёновну от занимаемой должности.

Когда спросили, есть ли замечания, вопросы, дополнения, Надежда по-ученически, скромно подняла руку, как на уроке. Председательствующий Башин дал ей слово. Надежда представилась и с лёгкостью не оставила камня на камне от справки докладчика Арова.

Надежда Васильевна пояснила присутствующим, что внеклассную работу по предметам по должностной инструкции курирует в школе не Ольдман, как объявил докладчик, а Надежда Васильевна, а её работу в этом направлении не проверял никто, в том числе – докладчик. Поэтому вывод о том, что она организована на неудовлетворительном уровне, является клеветой. Более того, во Всесоюзном конкурсе сочинений «Если тебе комсомолец имя» ученица школы Юсупова Ирина, девятиклассница, заняла второе место по всему Советскому Союзу, о чём имеется грамота. Об этом же можно прочитать в соответствующем сборнике приказов Министерства Образования за текущий год. На память, без запинки Надежда Васильевна перечислила огромное количество призёров и победителей в предметных конкурсах и олимпиадах. Деятельность Анастасии Семёновны очень аргументировано, опираясь на факты, Надежда Васильевна прекрасно охарактеризовала и высоко оценила. Всем стало понятно, что справка, прочитанная докладчиком, не содержит объективных и правдивых фактов, зато является ложью, направленной на сведение счётов с Ольдман.

Надежда Васильевна уже заканчивала своё выступление, когда одна из представителей парткома, начальник станции Магнитогорск – грузовой, повернувшись к ней в пол-оборота, во весь голос сказала:

– Сядь и заткнись.

На что Надя спокойно ей ответила, что не сядет и не заткнётся, потому что, когда председательствующий давал ей слово, то во времени не ограничил. Поэтому она, Надежда Васильевна, будет говорить сколько посчитает нужным.

– А Вам, – обратилась Надя к подателю реплики, – надо поработать над стилистикой своей речи. Не знаете, что это такое – так я профессионально и квалифицировано объясню Вам.

Слово взял проректор местного ВУЗа по науке, представительный, интеллигентный мужчина, наверное, большой учёный, член районного комитета партии и спросил:

– Почему безобразно подготовлено расширенное заседание парткома, где вот это прекрасное, юное создание (тут он повернулся к Наде и указал на неё) умыла и докладчика, и всех присутствующих разом. Почему на заседании парткома звучат материалы проверки, неподтверждённые фактами, более того, являющиеся клеветой? Почему докладчик демонстрирует беспринципность и непрофессионализм? Почему все члены парткома втянуты в уголовно-наказуемое деяние, а именно, – нанесение ущерба служебной репутации при свидетелях. Кто позволил от имени парткома партии искажать факты и порочить коммуниста Ольдман?

Тут председательствующий Башин пришёл в себя и предложил отпустить гостей и продолжить работу в узком составе. Надя шла домой с тяжёлым сердцем не потому, что жалела о своём выступлении. Так она бы поступила в любом случае. Было просто противно: она окончательно поняла, что Близнецы – братья – это те ещё друзья – товарищи.

Молодая бабушка Мария была в отъезде, а старенькая прабабушка Пелагея всё на своих плечах, конечно, вынести не могла.

Надя понимала, что и дома придётся поднапрячься.

С порога бабушка – Королева Пелагея объявила:

– Воспитание- это великое дело, им решается участь человека.

– Это девиз сегодняшнего дня? – поинтересовалась Надя.

– В календаре вычитала, который ты мне подарила, мы целый день его изучали.

– А остальное?

– И остальное тоже выполнено.

Тимофей, действительно, был занят календарём: он рассматривал иллюстрацию к «Гренаде» Михаила Светлова:

– Отряд не заметил потерю бойца и «Яблочко» песню допел до конца, – прочитал наизусть поклонник «Гренады» и предупредил:

– Я сейчас заплачу.

– Почему? – спросила Надя.

– Жалко бойца! Он умер, а конь оплакивает его, – так бабушка сказала.

– Нет, он не умер, а только ранен! А конь сейчас приведёт к нему санитаров, они унесут бойца в медсанбат, а там врачи обязательно спасут бойца.

– Спасут?

– Конечно!

Доверчивый малец обнял всезнающую маму, от него пахло таким замечательным детством, веяло такой неизбывной чистотой, что Надя забыла о том, что её сегодня тоже ранили, зато помнила, что уже спасена вот этой замечательной крошкой. Идиллия была нарушена следующим замечанием:

– Мамочка, я, наверное, сойду с ума.

– Что случилось? Почему?

– У нас под журнальным столиком пыль.

– Ничего, сейчас всё уберём, это легко исправить. Зачем сходить с ума? Я и так сегодня почти весь день провела с сумасшедшими.

– С настоящими?

– Конечно.

– А ты их боялась?

– Нет.

– А я бы боялся.

Наступила замечательная пора летних отпусков. Надю – это радовало, потому что общение с некоторыми коллегами по понятным причинам могло быть не очень гармоничным.

Однако, долго отдыхом наслаждаться не пришлось: Надежду Васильевну вызвали на работу. Роман Романович разговаривал с Надей не только доброжелательно, но и заискивающе, просительно, умолял, обещал золотые горы:

– Надежда Васильевна, надо помочь: начальник лагеря труда и отдыха отказалась ехать с ребятами – старшеклассниками, причём в последний момент.

Меня накажут, если я сорву мероприятие. Конечно, понимаю, что Вы вправе отказаться, потому что у Вас отпуск на сорок восемь календарных дней, но выручайте. Сегодня совещание по этому вопросу в парткоме. Надо идти, Вас там ждут.

Раздумывать было некогда, пошла на совещание по организации первого, школьного, загородного лагеря труда и отдыха для старшеклассников. Вышла из парткома – в должности начальника этого загородного лагеря.

Лагерь располагался в сельской местности, в Наровчатке, за десятки километров от дома. Условия, конечно, походные, но терпимые.

Главным целителем здесь был воздух, чистый и прозрачный, отличающийся от городского. На втором месте был простор: поля простирались вокруг лагеря настолько, насколько хватало глаз. Восходы и закаты здесь были сказочными, таких в городе было невозможно увидеть. Солнце будто прощалось и здоровалось с каждым. Когда увидишь это степное солнце, то абсолютно верно подумаешь, что ты вовсе не понимал раньше в своей городской жизни – что такое восход и что такое закат.

Надежда Васильевна могла, как оказалось, организовать всё, что угодно и влюбить в себя, кого угодно. На этом энтузиазме и любви успешно проработали лето за городом в необычных условиях, но не обошлось, конечно, и без казусов. Снабжение, как обещали и как значилось в документах, и как оговаривали на совещаниях в парткоме, должно было быть не только хорошим, но и отменным. Сельхозпредприятие, чьи поля обрабатывали дети, отдыхающие в лагере труда и отдыха, поставляли овощи, молочную и мясную продукцию. Всё остальное доставлялось из города на лагерном грузовике в сопровождении лагерного завхоза Татьяны, работавший на основной работе хозяйственником в парткоме.

Когда Надежда Васильевна увидела, что из города грузовик привозит только макаронные изделия, крупы и хлеб, она поехала в партком, потребовала вызвать представителей снабжающей организации. Им оказался уважаемый человек, участник войны, Иван Сергеевич Белкин.

Руководитель внешне производил хорошее впечатление: открытое лицо, честный и прямой взгляд.

Надежда Васильевна потребовала отпускные накладные. Белкин с удовольствием их представил. Сравнение с приходными накладными показало, что большинство наиболее качественных и дорогих продуктов для детей исчезли в неизвестном направлении и до лагеря не доехали.

Надежда хотела для выяснения всех обстоятельств дела тут же вызвать милицию и обратиться в прокуратуру, однако председательствующий на совещании, представитель парткома, Комаров попросил:

– Давайте не будем горячиться. Продукты присвоил я, мне помогала моя хозяйственник Татьяна. Она на лагерном грузовике получала продукты, а потом привозила их в партком. Часть мы с ней забирали домой (каждый себе увозили на личных машинах), а часть через магазин реализовывали и деньги присваивали. Не губите нас, мы всё вернем, только не губите.

Надя смотрела на этих ничтожных людей и не понимала, как земля их носит: воровать у детей – это предел всего. Вдруг Надежда поймала себя на мысли: почему же я раньше не замечала, что Комаров так похож на поросёнка?

– Хватит! – одёрнула себя Надежда, – только по делу. Человек не выбирает свою внешность, какую уж дали.

А дела были неважные. Надя не знала, как ей поступить. Она не любила скандалы. Порешили на том, что виновные всё вернут. С этого дня снабжение лагеря стало отменным. Персонал никуда не отлучался, ни с кем не мог общаться. Воровать было невозможно, да и Надежда не позволила бы. Дети были довольны разнообразным меню и разными вкусностями.

Два часа в поле работали дети под руководством воспитателей, остальное время было посвящено спорту, интересным мероприятиям, общению, климатотерапии. Все были довольны! И взрослые, и дети объединились в единую, дружную семью.

Не обошлось и без потрясений. В один из вечеров в лагерь приехали на мотоциклах деревенские ребята. Надежда Васильевна объяснила им, что здесь детское учреждение и посторонним находиться нежелательно. Побыли, посмотрели и достаточно. Пора прощаться. Настораживало то, что нежданные гости были нетрезвыми. Вызывающая одежда с черепами и цепями была отнесена к дурному вкусу, развязное поведение – к браваде. Уезжая, они пригласили желающих покататься. Не успели педагоги моргнуть глазом, как один из лагерных хулиганов заскочил на пассажирское, заднее сиденье мотоцикла, и вся мотоциклетная компания, подняв неимоверное количество пыли, мгновенно умчалась со скоростью ветра в неизвестном направлении. Опустились сумерки, наступила ночь, а путешественник не возвращался. Что происходит с ним – никто не знал. Что делать? Куда ехать? Где искать?

Бывают такие вечера и ночи, когда особенно как-то темно, что называется, – глаз коли. В такой кромешной тьме любой огонёк хорошо виден. Такая же тёмная темнота была в ту злополучную ночь. Лагерь был на горке, окрестности особенно хорошо просматривались довольно далеко. В степи не увидеть работающие мотоциклы было невозможно, так как фары в ночи видны издалека. Вдалеке обеспокоенные педагоги увидели огоньки в степи. Возможно, это они.

– Поехали, – решительно скомандовала Надежда Васильевна. – Едут только мужчины.

А степь никогда не присоединялась к бесчинствам людей. Вот и сегодня она была полна гармонии: благоухала разнотравьем, всей красотой полевой ночи, всей своей равнинной мощью. Она не знала, что царь природы, человек, может и не иметь гармонии ни внутри себя, ни во внешних действиях совсем, то есть – нисколько.

Подъехали к огням. Да! Действительно, это были мотоциклисты. Они встали в тесный круг и играли похищенным из лагеря сорванцом, как мячиком. Тот, поняв, что дело плохо, заливался громким плачем. Однако, это никого не останавливало. Заводилой был парень, чем-то знакомый Надежде.

– Да это же Ковальчук Виктор! Как я сразу не узнала его? Когда-то учился у меня: двоечник и задира, – вспомнила Надежда Васильевна. Она решительно направилась к нехорошему кругу мотоциклистов, с ней не пошёл никто из приехавших. Все стояли у машины, а Надя и не звала никого с собой – это дело добровольное.

– Ковальчук Виктор! Отдай моего воспитанника, и мы навсегда в расчёте, без взаимных претензий! Без ребёнка я, в любом случае, – не уеду! Ты меня знаешь!

– А, Надежда Васильевна, узнали всё-таки, не забываете своих учеников! Я знаю, Вы упёртая. Точно, без него не уедете, так забирайте, кому этот дурак нужен!

Зарёванный и грязный, испуганный и изрядно побитый, путешественник так бежал к Наде, так ухватился за неё, что Надежда даже растрогалась и не подумала ругать ребёнка.

– Бить будете? – тревожно спросил неудавшийся путешественник, размазывая грязь, слёзы и кровь по лицу

– С чего ты взял? Что ты, за что? Всё хорошо! Поехали в лагерь, утром разберёмся.

Мальчонка обнял Надежду Васильевну крепко, прижался к ней.

Надежда почувствовала в своих руках, на груди детское, разгорячённое тело. Путешественник весь дрожал, а сердце его молоточком стучало Надежде в правую руку. Левой, свободной рукой, она гладила беднягу по мокрой от пота и слёз, и ещё чего-то голове, лицу.