Поцелуй Погибели

Серебряные нити на её запястьях и лодыжках больше не тяготили. Они стали частью её, как шрамы становятся частью тела – напоминанием о боли, которая делает сильнее. Алира научилась управлять ими, направлять их свечение, и теперь они освещали ей путь по тёмным коридорам мягким, перламутровым светом.

Она искала что-то, сама не зная что. Ответы? Выход? Или просто хотела понять масштабы своей тюрьмы? Дворец оказался огромнее, чем она предполагала – бесконечная череда залов, переходов, лестниц, ведущих в никуда. Некоторые комнаты были пусты, в других находились странные артефакты – зеркала, которые отражали не лицо, а сны; книги, написанные исчезающими чернилами; музыкальные инструменты, которые играли мелодии памяти.

И везде кости. Кости в стенах, кости в полу, кости, сложенные в причудливые узоры и орнаменты. Но постепенно Алира начала понимать, что это не просто декорация. Каждая кость хранила отзвук того, кем когда-то была. Прикоснувшись к стене, она могла почувствовать эхо чужих жизней – воина, который погиб в бою за родную землю; жрицы, которая пожертвовала собой ради спасения храма; ребёнка, который просто оказался не в том месте не в то время.

Все они когда-то были живыми. Все они попали сюда так же, как я.

Мысль эта была ужасающей и одновременно странно успокаивающей. Она была не первой, кто столкнулся с Каэл'Аримом. Не первой, кто пытался противостоять Пустоте. Но что случилось с остальными?

Ответ она нашла в зале, который обнаружила за очередной аркой.

Это была самая большая комната из всех, что она видела – огромное пространство с куполообразным потолком, который терялся где-то в тенях наверху. Пол здесь был выложен не костями, а чёрным мрамором, отполированным до зеркального блеска. В центре зала возвышался странный фонтан – не с водой, а с тёмной, вязкой жидкостью, которая стекала по ярусам из резного камня, издавая едва слышимое пение.

Но не фонтан привлёк её внимание.

Вдоль стен, в нишах между колоннами, стояли статуи.

Статуи женщин.

Алира медленно подошла к ближайшей и почувствовала, как дыхание застревает в горле.

Это была не статуя в обычном понимании. Это была женщина, превращённая в камень. Каждая деталь – от складок платья до выражения лица – была проработана с пугающей точностью. Слишком точной для резца скульптора. Слишком живой для мёртвого камня.

Лицо женщины было искажено криком, который навечно застыл в камне. Руки сжаты в кулаки, тело изогнуто в попытке убежать от чего-то ужасного. В каменных глазах читался такой страх, что Алира отшатнулась.

Она перевела взгляд на соседнюю статую и увидела совсем другую картину. Эта женщина стояла спокойно, почти умиротворённо. Голова склонена, руки сложены на груди в позе покорности. Лицо выражало не страх, а усталость – бесконечную, всепоглощающую усталость того, кто просто сдался.

Дальше – ещё одна. Эта была на коленях, руки простёрты в мольбе. На лице – отчаяние, но не злость. Смирение перед неизбежным.

И ещё одна.

И ещё.

Алира прошла вдоль стены, и с каждым шагом ужас в её груди рос. Десятки статуй. Сотни. Все – женщины. Все – превращённые в камень в момент сильнейшего эмоционального потрясения. Страх, отчаяние, покорность, безумие – целая галерея человеческих страданий, застывших в вечности.

– Красиво, не правда ли?

Голос Каэл'Арима раздался прямо за её спиной, и Алира подпрыгнула, оборачиваясь. Он стоял в нескольких шагах от неё, изучая её лицо с тем же выражением, с каким коллекционер рассматривает новое приобретение.

– Что это? – выдохнула она, хотя уже знала ответ.

– Мои предыдущие гости, – спокойно ответил он, приближаясь к одной из статуй. – Каждая из них когда-то стояла там, где стоишь сейчас ты. Каждая думала, что она особенная, что сможет противостоять Пустоте.

Каэл'Арим провёл пальцем по щеке каменной женщины, и Алира почувствовала, как по её собственной щеке проходит холодок.

– Это Миралет, – сказал он, словно представляя старую знакомую. – Воительница из северных земель. Сражалась три дня, прежде чем понять, что битву нельзя выиграть. Когда сдалась, я даровал ей покой.

Он перешёл к следующей статуе – той, что кричала в камне.

– А это Сирия. Ведьма. Пыталась использовать магию против Пустоты. – Каэл'Арим усмехнулся. – Магия здесь работает по моим правилам. Когда она это поняла, было уже поздно. Безумие – не самый приятный способ уйти, но зато зрелищный.

– Ты… ты убил их всех? – Алира едва могла говорить.

– Убил? – Каэл'Арим повернулся к ней, и на лице его было выражение искреннего удивления. – Нет, дорогая. Я их спас.

– Спас?

– От страданий. От боли. От бесконечной борьбы с неизбежным. – Он медленно приближался к ней, и с каждым шагом воздух становился холоднее. – Каждая из них дошла до точки, когда единственным желанием было прекратить боль. И я исполнил это желание.

Алира смотрела на статуи и пыталась представить себе живых женщин, которыми они когда-то были. Сколько времени каждая из них провела в этом месте? Сколько дней, недель, месяцев пытались сохранить рассудок? И что довело их до того момента, когда смерть стала желаннее жизни?

– Они выбрали забвение, – продолжал Каэл'Арим, остановившись прямо перед ней. – И я им его даровал. Превратил их боль в красоту, их страдания – в вечность.

– Это не красота, – сказала Алира, и в голосе её появились нотки злости. – Это коллекция твоих жертв.

– Жертв? – он наклонил голову, словно это была интересная мысль. – Или произведений искусства? Всё зависит от точки зрения.

Алира обвела взглядом зал, полный каменных женщин, и почувствовала, как в груди разгорается пламя. Не страх – ярость. Чистая, очищающая ярость.

– Ты коллекционируешь нас, – сказала она, и слова зазвенели в воздухе, отражаясь от мраморных стен. – Собираешь женщин, как другие собирают бабочек. Любуешься нашими страданиями.

– Любуюсь? – Каэл'Арим приблизился ещё на шаг. – Нет, дорогая. Я изучаю.

– Что изучаешь?

– Пределы человеческой воли. Границы выносливости. Точку, в которой даже самый сильный дух ломается. – Серебряные глаза смотрели на неё с пристальным вниманием. – И знаешь, что я обнаружил за все эти века?

Алира молчала, не доверяя своему голосу.

– Что у каждого есть своя точка, – продолжал он. – У каждого есть момент, когда он готов отказаться от всего, лишь бы прекратить боль. Даже у самых сильных. Даже у самых упрямых.

Он поднял руку и медленно протянул её к лицу Алиры. Она не отступила, хотя каждый инстинкт кричал ей убежать.

– Интересно, – пробормотал он, почти касаясь её щеки, – где твоя точка, Алира?

Имя её на его губах прозвучало как заклинание, как проклятие, как интимная тайна. Алира почувствовала, как пальцы его нависают над её кожей, излучая холод, который жёг сильнее огня.

– А чего хочешь ты? – спросил он тихо. – Бороться до конца и свести себя с ума? Или принять неизбежное и обрести покой?

– Я хочу, – сказала Алира, встречая его взгляд, – чтобы ты убрал от меня руки.

Каэл'Арим замер. В серебряных глазах мелькнуло что-то – удивление? восхищение? – и он медленно опустил руку.

– Интересный выбор, – сказал он.

– Это не выбор, – ответила Алира. – Это границы.

– Границы?

– Ты можешь заставить меня остаться здесь. Можешь мучить, пугать, показывать ужасы. Но ты не можешь заставить меня принять это. – Она сделала шаг вперёд, и он, к её удивлению, отступил. – И ты не можешь прикасаться ко мне без разрешения.

Каэл'Арим смотрел на неё долго, изучающе. Потом медленно улыбнулся – и это была первая искренняя улыбка, которую она от него видела.

– Знаешь, что ты делаешь? – спросил он.

– Устанавливаю правила.

– Ты объявляешь войну.

– Нет, – Алира покачала головой. – Я заявляю о том, что не собираюсь быть просто добычей в твоей охоте.

– И чем же ты собираешься быть?

Алира посмотрела на каменные статуи, на застывшие лица женщин, которые когда-то стояли на её месте. Потом снова встретила взгляд Каэл'Арима.

– Проблемой, – сказала она. – Твоей большой, упрямой, неразрешимой проблемой.

Каэл'Арим рассмеялся – искренне, с настоящим весельем. Звук этот отразился от стен зала, заставляя каменные статуи словно дрогнуть в своей вечной неподвижности.

– Проблемой, – повторил он, словно смакуя слово. – Знаешь, давно никто не обещал мне проблем.

Он начал ходить вокруг неё медленными кругами, но теперь в его движениях было не превосходство хищника, а что-то другое. Любопытство. Заинтересованность.

– Скажи мне, – произнёс он, останавливаясь прямо перед ней, – что ты чувствуешь, глядя на них?

Алира снова посмотрела на статуи. Страх всё ещё был там, холодный ком в груди. Но теперь к нему примешивалось что-то ещё.

– Злость, – сказала она честно. – И печаль. Они заслуживали лучшего.

– Все заслуживают лучшего, – ответил Каэл'Арим. – Но получают то, что получают.

– Это твоя философия? Смириться с тем, что мир жесток?

– Это реальность. Мир не справедлив, дорогая. Он просто есть.

Алира повернулась к нему, и в её глазах плескался огонь, который заставил его сделать непроизвольный шаг назад.

– Присутствие, – сказал он. – От пленницы, которая ненавидит меня. От женщины, которая мечтает сбежать при первой возможности. Какая ирония.

– Я не ненавижу тебя, – сказала Алира, и слова эти удивили её саму. – Не знаю, что я чувствую, но это не ненависть.

– Тогда что?

Алира попыталась найти слова для того, что кипело в её груди. Злость – да. Страх – тоже. Но и что-то ещё, более сложное.

– Жалость, – сказала она наконец. – Грусть. И желание… желание увидеть тебя живым, а не просто существующим.

Что-то в его лице дрогнуло. На секунду показалось, что он собирается сказать что-то важное, открыться, позволить ей помочь.

Но вместо этого он отвернулся.

– Оставь это, – сказал он устало. – Оставь попытки спасти то, что не может быть спасено.

– Каэл'Арим…

– Нет, – резко прервал он. – Хватит. Ты хотела увидеть трещину в моей броне? Вот она. Ты довольна?

Он поднял руку, и воздух вокруг него задрожал. Алира почувствовала, как что-то невидимое подхватывает её и мягко, но непреклонно толкает к подушкам.

– Сиди здесь, – приказал он. – Думай о том, что узнала. И в следующий раз, когда захочешь играть в психолога, помни – некоторые раны слишком глубоки, чтобы их лечить добрыми словами.

Он исчез в тенях коридора, оставив за собой только холод и запах зимнего ветра.

Алира сидела на подушках, тяжело дыша, и пыталась осмыслить произошедшее. Она действительно хотела помочь, но что-то пошло не так. Что-то в её словах попало прямо в сердце его боли и заставило его закрыться ещё плотнее.

Одиночество. Утрата. Разбитое доверие.

Все её попадания были в эти темы. И судя по его реакции, они были не просто болезненными – они были катастрофическими.

Алира коснулась серебряных нитей на запястьях и почувствовала, как они пульсируют в такт её сердцебиению. Связь между ними никуда не делась, но теперь через неё проходило что-то другое. Не просто эмоции, а что-то более глубокое. Эхо старой травмы, которая так и не зажила.

Фигура в белом. Та, которую он потерял.

Алира была почти уверена, что именно об этом шла речь. О ком-то, кому он доверился, кого любил, и кто его предал. Или просто ушёл. Или умер. Что-то настолько болезненное, что даже спустя века одно упоминание о доверии и близости заставляло его бежать.

– Что с тобой случилось? – прошептала она в пустоту. – И что случилось с ней?

Ответа не было. Но Алира знала, что рано или поздно узнает правду. Должна узнать, если хотела понять, кем на самом деле был Каэл'Арим под всеми этими слоями льда и гнева.

А пока она сидела в своей комнате и чувствовала, как через серебристую связь между ними проходят волны чужой боли – древней, глубокой, и такой знакомой, что сердце сжималось от сочувствия.

Мы оба сломанные, – подумала она. – Только он сломался настолько давно, что забыл, как просить о помощи.

И в глубине души у неё созрело решение – найти способ помочь ему, нравится ему это или нет.

Глава 10

Четыре дня.

Четыре бесконечных дня, каждый из которых тянулся, как год, а Каэл'Арим не появлялся. Не было ни звука его шагов в коридорах, ни ощущения его присутствия где-то в глубинах дворца. Только серебристая связь между ними продолжала пульсировать – слабо, приглушённо, словно он нарочно держал её на минимуме.

Алира ходила по дворцу, как неприкаянная душа. Изучала залы, читала книги, пыталась понять устройство этого места. Но мысли постоянно возвращались к их последнему разговору. К тому мгновению, когда маска слетела с его лица, и она увидела ту боль, которую он скрывал под слоями льда и безразличия.

Я зашла слишком далеко.

Понимание это пришло не сразу. Сначала была злость – на него за то, что он просто ушёл, на себя за то, что позволила эмоциям взять верх. Потом пришло раскаяние. Она действительно хотела помочь, но вместо этого только причинила боль. Ткнула пальцем в открытую рану и удивилась, что он закричал.

Но больше всего её мучило другое – тишина. Не просто его отсутствие, а то, как резко оборвалась их связь. Словно он выстроил между ними стену, через которую проходило только самое необходимое. Достаточно, чтобы она знала, что он жив, но не больше того.

Скучаю по нему.

Мысль эта была болезненной и абсурдной одновременно. Как можно скучать по своему тюремщику? По существу, которое держало её здесь против воли? Но факт оставался фактом – без его присутствия дворец казался не просто пустым, а мёртвым. Словно вся жизнь, вся энергия этого места была связана с ним.

Алира сидела в библиотеке, уставившись на страницы книги, которую не читала, когда услышала звук. Не шаги – что-то более резкое. Словно что-то тяжёлое с силой ударилось о стену.

Потом ещё один удар. И ещё.

Она встала, отложив книгу, и пошла на звук. Коридоры дворца искажали эхо, но направление было примерно ясно – один из залов в восточном крыле, куда она раньше не заходила.

Чем ближе она подходила, тем отчётливее становились звуки. Не просто удары – что-то разбивалось, рушилось, крошилось. И между ударами она слышала голос Каэл'Арима – не слова, а что-то более первобытное. Рык ярости, который отдавался от стен и заставлял кости дворца вибрировать.

Алира остановилась у арки, ведущей в зал, и осторожно заглянула внутрь.

То, что она увидела, заставило её сердце пропустить удар.

Каэл'Арим стоял посреди разрушенного зала, окружённый обломками того, что когда-то было мебелью. Столы из чёрного дерева, превращённые в щепки. Стулья, искорёженные так, словно на них наступил великан. Полки с книгами, сброшенные на пол, где страницы смешались с пылью и осколками.

Сам он выглядел… разрушенным. Волосы растрёпаны, одежда помята. На костяшках пальцев виднелись следы серебряной крови – видимо, он бил кулаками по стенам. Но хуже всего было выражение его лица – не холодная ярость, а что-то более отчаянное. Боль, которая искала выход в разрушении.

В руках он держал что-то – небольшой предмет, который поблёскивал в призрачном свете. Алира не могла разглядеть, что это, но видела, как сжимаются его пальцы, как дрожат плечи от сдерживаемых эмоций.

– Каэл'Арим? – тихо позвала она.

Он замер, словно статуя. Не повернулся, не ответил, просто стоял неподвижно посреди хаоса собственного устроения.

– Уходи, – сказал он наконец, и голос его был хриплым от крика.

– Нет, – ответила Алира, входя в зал.

Теперь он обернулся, и то, что она увидела в его глазах, заставило её остановиться. Не гнев – разрушение. Словно что-то фундаментальное внутри него треснуло и теперь рассыпалось на части.

– Я сказал, уходи.

– А я сказала – нет. – Алира сделала ещё шаг, осторожно обходя обломки. – Что случилось?

– Ничего, что касалось бы тебя.

– Всё, что касается тебя, касается и меня, – сказала она, и слова эти удивили её саму своей правдивостью. – Мы связаны, помнишь? Я чувствую твою боль, даже когда ты пытаешься её скрыть.

Каэл'Арим смотрел на неё с выражением, которое было одновременно отчаянным и яростным.

– Тогда ты знаешь, что лучше держаться подальше.

– Знаю, что тебе больно, – ответила Алира мягко. – И что ты пытаешься справиться с этим в одиночку. Как всегда.

– Потому что одиночество – это всё, что у меня есть! – взорвался он, и голос его отразился от стен громовым эхом. – Всё, на что я могу рассчитывать! Всё, что не может меня предать!

Он швырнул предмет, который держал в руках, о стену. Тот разбился с тонким звоном, и Алира увидела, что это было зеркальце – маленькое, изящное, в серебряной оправе. Осколки заблестели на полу, как слёзы.

– Что это было? – спросила она тихо.

– Ничего, – резко ответил он. – Просто… ничего.

Но в голосе его была такая боль, что Алира поняла – это было что-то важное. Что-то, связанное с той фигурой в белом, которую она видела в его воспоминаниях.

– Расскажи мне, – попросила она, подходя ближе. – Расскажи, что случилось. Что тебя так ранит.

– Зачем? – Каэл'Арим посмотрел на неё с горькой усмешкой. – Чтобы ты могла использовать это против меня, как в прошлый раз?

Слова ударили как пощёчина. Алира почувствовала, как щёки горят от стыда.

– Я не хотела причинить тебе боль, – сказала она честно. – Я просто… я хотела понять. Хотела помочь.

– Помочь, – повторил он с презрением. – Знаешь, что в последний раз случилось с тем, кто пытался мне помочь?

– Нет. Но хочу знать.

Каэл'Арим засмеялся – звук болезненный и лишённый всякого веселья.

– Она умерла, – сказал он просто. – Умерла, потому что поверила мне. Потому что думала, что может спасти меня от того, кем я стал.

– Кем ты стал?

– Монстром! – крикнул он, и серебряные глаза вспыхнули так ярко, что стало больно смотреть. – Существом, которое разрушает всё, к чему прикасается! Которое превращает любовь в страдание, а доверие – в предательство!

Воздух в зале задрожал от силы его эмоций. Обломки мебели поднялись с пола, завертелись в воздухе, словно пойманные невидимым ураганом. Алира почувствовала, как невидимая сила давит на неё, пытается заставить отступить.

Но она не отступила.

– Ты не монстр, – сказала она, делая ещё шаг к нему. – Ты просто… сломанный. Как и я.

– Ты не понимаешь…

– Понимаю! – перебила его Алира. – Понимаю лучше, чем ты думаешь! Ты боишься близости, потому что все, кого ты любил, в итоге тебя покидали. Боишься доверять, потому что тебя предавали. Боишься быть уязвимым, потому что каждый раз, когда открывался, получал удар в сердце!

Обломки в воздухе замерли.

– Я права? – спросила Алира тише. – Это о ней? О той, кого ты потерял?

Каэл'Арим стоял неподвижно, и на лице его боролись разные эмоции. Потом медленно опустил руку, и обломки мебели тихо опустились на пол.

– Её звали Лириэль, – сказал он, и в голосе его была такая нежность, что Алира почувствовала укол чего-то похожего на ревность. – Она была… светом. В буквальном смысле. Существом из чистой энергии, которое могло принимать человеческую форму.

– Что с ней случилось?

– Я, – просто ответил он. – Я с ней случился.

Каэл'Арим подошёл к осколкам зеркальца и опустился на колени рядом с ними. Осторожно поднял один из кусочков, и Алира увидела, как тот отражает не его лицо, а что-то другое – образ женщины в белом, прекрасной и сияющей.

– Она пришла в Пустоту, чтобы остановить меня, – продолжал он, не поднимая глаз от осколка. – Я тогда уже начал… менять это место. Превращать его в отражение собственной тьмы. Она думала, что может меня спасти.

– И?

– И влюбилась в меня. – Горькая усмешка тронула его губы. – А я в неё. Мы были счастливы… какое-то время. Она заставляла меня помнить, каково это – чувствовать что-то, кроме пустоты.

– Что пошло не так?

– Пустота, – ответил он. – Это место меняет всех, кто в нём живёт. Медленно, неотвратимо. Сначала я думал, что моя любовь к ней защитит её. Что она сильнее тьмы.

– Но это было не так?

Каэл'Арим поднял глаза, и в них плескались слёзы – не человеческие, а серебряные, как капли расплавленного металла.

– Она начала угасать, – прошептал он. – День за днём становилась бледнее, слабее. Пустота пожирала её свет, а я не мог остановить этот процесс. Мог только смотреть, как существо, которое любил больше собственной жизни, медленно умирает.

– Почему она не ушла?

– Потому что любила меня, – ответил он, и в голосе его была такая боль, что Алира почувствовала, как сердце разрывается от сочувствия. – Потому что до последнего верила, что сможет спасти нас обоих.

– И как она…?

– Растворилась, – Каэл'Арим сжал осколок зеркальца так сильно, что серебряная кровь потекла между пальцев. – Стала частью Пустоты. Частью меня. И с тех пор каждый раз, когда я смотрю в зеркало, я вижу её лицо, полное разочарования.

Тишина, которая последовала за его словами, была оглушительной. Алира стояла, пытаясь осмыслить услышанное. Теперь она понимала, откуда берётся его страх близости, почему он так яростно сопротивляется любой попытке приблизиться к нему.

– Поэтому ты превращаешь людей в статуи, – сказала она тихо. – Лучше каменная смерть, чем медленное угасание.

– Лучше честная жестокость, чем ложная надежда, – согласился он, поднимаясь на ноги.

– И поэтому ты так разозлился, когда я заговорила об одиночестве.

– Потому что ты права, – резко ответил он. – Я одинок. Я заперся в этом месте, потому что так безопаснее. Для всех.

Алира смотрела на него – на этого древнего, могущественного существа, которое было сломлено не вражескими мечами, а собственной любовью. И в груди у неё поднялось чувство, которое было сильнее жалости, глубже сочувствия.

– Что, если, – сказала она медленно, – что, если на этот раз всё будет по-другому?

Каэл'Арим посмотрел на неё с выражением болезненной надежды.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не Лириэль, – Алира сделала шаг к нему. – Я не существо из света. Я обычный человек, который научился выживать в твоём мире. Который нашёл способ не сломаться.

– Пока, – мрачно ответил он. – Пока не сломалась.

– А что, если не сломаюсь? – Ещё шаг. – Что, если окажусь достаточно упрямой, чтобы остаться собой, несмотря ни на что?

– Тогда я найду способ тебя уничтожить, – сказал он, но в голосе его не было убеждения. – Потому что не смогу пережить ещё одну потерю.

– Или, – Алира подошла к нему вплотную, – ты найдёшь способ позволить себе снова чувствовать.

Они стояли так близко, что она могла видеть отражение серебряных слёз в его глазах. Чувствовать тепло, которое исходило от его тела, смешиваясь с привычным холодом. Воздух между ними был заряжен электричеством – не только магическим, но и чем-то более человеческим.

– Ты играешь с огнём, – прошептал он.

– Знаю, – ответила она, поднимая руку и осторожно касаясь его щеки. – Но я не боюсь обжечься.

Прикосновение её пальцев к его коже было как искра, упавшая в бочку с порохом. Каэл'Арим резко втянул воздух, и серебряные глаза вспыхнули ярче.

– Алира…

– Что?

– Если ты не отойдёшь прямо сейчас, – голос его был хриплым от сдерживаемых эмоций, – я сделаю что-то, что изменит всё между нами.

– Хорошо, – прошептала она. – Может быть, пора что-то изменить.

И тогда весь его контроль рухнул.

Каэл'Арим схватил её лицо в ладони и притянул к себе с такой силой, что она едва не потеряла равновесие. Его губы обрушились на её рот – не нежно, не осторожно, а с отчаянной жадностью человека, который слишком долго был в пустыне и наконец нашёл воду.

Поцелуй был жёстким, требовательным, полным боли и страсти, которые копились веками. Он целовал её так, словно пытался украсть её дыхание, забрать частичку её жизни, чтобы заполнить пустоту в собственной душе.

И Алира ответила.

К своему ужасу, к своему восторгу – она ответила с той же яростью. Руки сами собой обвились вокруг его шеи, пальцы зарылись в тёмные волосы. Всё тело загорелось от прикосновения – не болезненно, а так, словно каждая клеточка наконец проснулась от долгого сна.

Он прижал её к себе так плотно, что между ними не осталось воздуха. Одна рука скользнула к её затылку, другая обвила талию, и Алира почувствовала, как её ноги отрываются от пола. Мир закружился, и она поняла, что он прижал её к стене – не грубо, но непреклонно.

– Ты с ума сошла, – прошептал он, отрываясь от её губ на секунду, чтобы глотнуть воздуха.

– Возможно, – выдохнула Алира, и потянулась к нему снова.

На этот раз поцелуй был медленнее, глубже. Он исследовал её рот с терпением хищника, смаковал каждое прикосновение. Алира почувствовала, как её разум затуманивается от близости его тела, от аромата, который был не запахом, а воспоминанием о зимнем ветре и далёких звёздах.