Иллюзия чувств

Марио рассмеялся – коротко, беззвучно, лишь уголки губ дрогнули. Но его смех резко прекратился, когда тяжелые шаги раздались на лестнице.

Он встал в ровную позу. В этом движении не было ни капли суеты – только уверенность. Лицо застыло в сосредоточенности, а черты казались выточенными из камня.

Глаза цвета тёмного шоколада уставились на проход. Он уже знал, кто идёт.

Когда Джулио вошёл, воздух стал гуще, словно само пространство подчинилось его присутствию. В нём было что-то хищное – спокойствие льва, который уверен в своей силе и не видит смысла торопиться. Старший брат зашёл в комнату медленно. Его глаза мельком скользнули по моему лицу: он пытался понять мои эмоции, выискивая слабость. Никак не привыкнет к тому, что теперь я хочу такую жизнь, как у нас.

Хоть Марио и младше, но сходство с Джулио было очевидным – одинаковая форма глаз, прямые носы с небольшой горбинкой, волосы почти чёрного цвета. Только в Джулио всё это было огранено зрелостью и жёсткостью. Если Марио ещё мог казаться просто привлекательным, то Джулио был другим – его красота была опасной, лишённой мягкости. Он не стремился нравиться, но именно это и делало его неотразимым.

В их облике жила самовлюблённость людей, привыкших быть выше других.

– Марио, ты мог бы помочь сестре, – его голос был спокойным, но в нем чувствовалась сталь.

Его шаги звучали тяжело и уверенно, как у того, кто не привык уступать.

Он подошёл ко мне и, как заботливый старший брат, поцеловал меня в макушку. Я не могла сдержать лёгкую усмешку, но в следующий момент уже закатила глаза.

Этот жест когда-то значил нежность. Теперь же лишь формальность.

– Зачем вы оба здесь? – спросила я, не скрывая раздражения.

Марио неожиданно громко воскликнул:

– А! Точно! – он как будто только что вспомнил, зачем пришёл. – С тобой Отец хотел поговорить.

Я не удостоила его ответом, лишь развернулась и пошла. Мои каблуки мерно стучали по мрамору, эхо разносилось по пустым коридорам.

Прошлась по ступенькам, следом через просторную гостиную, и снова по лестнице, не оглядываясь.

Наконец, подошла к кабинету отца.

Дверь, тяжелая, дубовая, с резными узорами, которые я помнила с детства. За ней – его мир. Мир, где правил он.

Я постучала.

Тишина.

Потом – шорох бумаг, глухой звук передвигаемого кресла.

Дверь открыла прислуга. Как всегда, в кабинете пахло табаком, пыльными книгами и ромом. Я могла чувствовать этот запах ещё до того, как вошла, и он был знакомым, почти родным.

Отец сидел за столом, медленно барабаня пальцами по дереву.

Он выглядел так, словно время лишь подчёркивало его силу, а не отнимало её. Густые седые волосы, зачесанные назад, сверкали серебром при каждом движении, будто в них заключался целый жизненный путь. Лицо с резкими, но благородными чертами – высокий лоб, твёрдый нос, густые брови – дышало уверенностью и умением принимать решения. Глаза же, тёмные и внимательные, выдавали человека, который привык смотреть на все с мудростью и серьёзностью.

Седая борода обрамляла его лицо, придавая образу ту суровую завершённость, что бывает лишь у мужчин, чья жизнь была полна испытаний. В спокойной позе чувствовалась скрытая мощь: он не нуждался в словах, чтобы заставить других ощутить уважение. Даже в простой тёмной одежде мой отец выглядел так, будто одет в невидимый мундир – мундир человека, к которому прислушиваются и которому доверяют без колебаний.

Села поудобнее в кресло напротив стола отца, не торопясь, чувствуя, как глаза мужчины следят за мной. В комнате достаточно тепло, а запах табака плотно окутывал воздух.

– Ты что-то хотел, папуль? – губы сами растянулись в улыбке.

Он долго молчал, глядя на меня. Глаза были полны расчетливости и строгой дисциплины. В его мире слабые не выживают.

На губах отца наконец появилась легкая улыбка, и он мягко произнес:

– Да, шоколадка. Нам нужно серьезно поговорить.

Глава 3

Дженнифер Канаверо

Я медленно выпрямилась, позволив взгляду скользнуть по его лицу. Каждая морщина, застывший след усталости казались сейчас такими явными, будто время, которое он так ловко обманывал годами, наконец настигло его. Но глаза… Нет, глаза оставались прежними – холодными, расчетливым.

Он был сильным.

Я знала это лучше всех. Видела, как ломались люди, бросившие ему вызов, как дрожали голоса тех, кто осмеливался перечить. Но сейчас… Сейчас он напоминал мне старую крепость – неприступную, величественную, но с трещинами в стенах, которые не замечал никто, кроме меня.

Встала из кресла и сделала шаг вперед, намеренно сократив расстояние между нами. Ни страха, ни сомнений – только ледяное спокойствие, выточенное годами. Мои пальцы едва заметно дрогнули, но лицо оставалось бесстрастным.

Улыбнулась – губы растянулись в том самом выражении, которое сводило с ума мужчин и заставляло нервничать врагов.

«Слабость – это всегда смерть», – напомнила я себе.

– Что случилось? – голос прозвучал ровно, почти небрежно, будто я спрашивала о погоде.

Он вздохнул. Звук, знакомый до боли – тяжелый, с хрипотцой, будто каждый вдох давался ему с трудом.

– Мне кажется, мое время, как Босса, подходит к концу.

Тишина.

Я не шелохнулась, не моргнула, не позволила ни единой мышце выдать то, что в эту же секунду начало творится у меня на душе. Но где-то внутри, в самой глубине, где пряталось все, что я так тщательно хоронила, что-то екнуло.

«Нет. Не сейчас. Не ему.»

– Ты знаешь, чем обычно заканчивается жизнь Дона… – продолжил он, и в его голосе впервые за все годы прозвучало нечто, от чего мне захотелось сжать зубы до хруста.

Горло сжалось. Я ненавидела это чувство – предательскую слабость, ком, подступающий к горлу.

Отец.

Человек, научивший меня стрелять раньше, чем читать. Тот, кто раз за разом повторял, что слезы – удел проигравших. И кто успокаивал меня в детстве, если я боялась выдуманных монстров.

А сейчас он говорил о смерти так, будто обсуждал смену поставщиков.

– Джулио займет твое место, – бросила я, нарочито медленно, подчеркивая каждое слово.

Он рассмеялся. Коротко, беззвучно, лишь уголки губ дрогнули.

– Джулио умеет убивать. Но Дону нужно не это. – он постучал пальцем по виску.

– А Марио слишком молод и беспечен для должности, – добавила я.

Пауза. Его взгляд, тяжелый, как свинец, уперся в меня.

– Я хочу, чтобы после меня Доном стала ты.

Воздух застыл.

Я не отвечала. Не потому, что не знала, что сказать. Лишь слегка наклонила голову.

Это был мой долг. Моё место.

Но мысли о его смерти заставили меня почувствовать слабость.

Я быстро отбросила это. Не сейчас. Пусть он мой отец. Но в данную минуту этот человек – Босс. А поэтому я была не просто дочерью.

Женщиной, в мире, где от тебя ничего не ждут, кроме как быть тенью и удобством. Иногда к нам относились настолько отвратительно, что лишний раз боишься перечить мужу или родственнику. Но у меня были привилегии и хорошее отношение родителей. Может, потому что клан изначально принадлежал моей матери.

Но нас всегда недооценивали. Либо они боятся, либо не уважают. И не всегда ясно, что из этого хуже.

Он открыл ящик стола, достал папку. Движения все такие же точные, выверенные, но… медленнее.

– Наш гений предал нас. Вот его замена.

Я раскрыла файл. Имя. Уолтер Коллинз. И ничего больше.

– Ты издеваешься? – бровь поползла вверх сама собой.

– Именно поэтому я хочу мира с его кланом. Если о нем нет данных – он лучший.

– Когда мне вылетать?

– Послезавтра. И… – он запнулся, – Тебе нужен муж, – сказал он, словно это просто очередное дело, требующее моего внимания.

Тишина.

Я почувствовала, как что-то внутри меня медленно, неумолимо начинает закипать.

– Что? – прозвучало тише шепота, но он услышал.

– Если ты хочешь править так, как правлю я… – продолжил он, не дав мне времени на раздумья, – Должны быть гарантии того, чтобы в случае чего был твой наследник.

Гнев.

Он поднялся откуда-то изнутри, горячий, ядовитый.

«Как. Он. Смеет.»

– Но… – голос предательски задрожал.

– Нет, Дженнифер, это не подлежит рассуждениям, – сказал он, – И нужен такой муж, который не связан с нашим миром.

– Почему?

– Я бы мог договориться с кланом Н'драгенты, но ты в курсе наших натянутых отношений, – продолжил он, – И если ты не забыла, то для остальных моя дочь мертва.

Эти слова звучали как приговор. О, да, я помнила. Как же я могла забыть тот день.

Я снова закатила глаза, на этот раз не скрывая своего недовольства. Он всегда был таким.

– То есть выбора у меня нет? – с надеждой спросила я.

– Нет… – твердо сказал он, – А теперь нам пора в винодельню.

Мой «муж» уже у нас? Это звучит настолько абсурдно и чуждо, что я едва могла в это поверить. Папа уже принял решение. Конечно. Как всегда.

Взрыв эмоций, крики, протесты – все это осталось на кончике языка, а я лишь кивнула. Как бы ни пыталась бороться, его слово было законом.

Я встала. Медленно, плавно, как хищница перед прыжком.

Не привыкла, чтобы меня использовали как пешку в чужих играх.

Но это был мой отец, и я знала, что против него не попрешь. Он не дал мне выбора.

***

– Куда вы, идиоты, меня тащите?! – вырвалось у меня сквозь стиснутые зубы.

Яростная волна накатывала с каждой секундой, но тело не слушалось – ноги подкашивались.

Меня волокли, как тряпичную куклу, сквозь туман полудрёмы. Голова гудела, а мешок на голове лишь подчеркивал жгучую беспомощность. Чёртов напиток… Будь я трезв, уже бы давно уложил этих ублюдков.

Как я мог так проколоться? Всё-таки не мальчишка – ежедневные тренировки, спарринги, умение бить точно в болевые точки… А теперь вот – беспомощный мешок с костями в чужих руках.

Голова раскалывалась на части, будто кто-то вбил в череп гвоздь. Сознание возвращалось обрывками: палящее солнце, тёплый песок под спиной, смеющаяся блондинка с коктейлем… И предательская пустота после нескольких глотков.

Мне что-то подмешали.

Зубы сжались до хруста. Эти ублюдки посмели…

– Вы хоть представляете, кто я?! – голос вырвался хриплым рёвом, сорвавшись на высокой ноте.

В ответ – сдавленный смешок. Будто я не угроза для них, а надоедливая муха.

Хлопок двери, резкий поворот – и затхлый воздух сырости ударил в ноздри. Но затем почувствовал аромат вина или чего-то такого.

Грубые руки впились в плечи, швырнув на стул. Дерево треснуло под весом, а затем мне связали за спиной руки.

– Кто вы… – начал я, но голос внезапно стал опасным шёпотом, – …твари?

Они молчали. Верёвка впивалась в запястья, но боль лишь разжигала ярость. Каждая мышца горела, требуя действия.

***

Тридцать пять километров до Павии³ растворились за окном, как дым от дорогой сигары. Я едва успела ощутить движение – лишь мимолетные отблески солнца на витринах, мелькающие кипарисы, да легкое покалывание в кончиках пальцев от сжатых в кулак рук. Время словно играло со мной в жестокую игру: внешний мир мчался с бешеной скоростью, тогда как внутри все застыло в напряженном ожидании.

Отец сидел рядом, его профиль напоминал высеченный из мрамора барельеф – холодный, непроницаемый, вечный. Мои ногти впились в ладони, оставляя на коже небольшие следы. Не от страха – от раздражения.

Дверь распахнулась с изящным скрипом. Теплый воздух обволок лицо, словно шелковый шарф. Я сделала глубокий вдох, вбирая аромат виноградников, пыли и чего-то металлического – возможно, крови.

Как банально.

Охранники замерли по стойке «смирно», их спины выгнулись в почтительном поклоне. Я прошла между ними, не удостоив взглядом. Отец шел следом, его шаги мерно отстукивали ритм нашей маленькой процессии.

Кабинет встретил нас гулким эхом чужого гнева. Голос незнакомца резал воздух отрывистыми англоязычными ругательствами.

Какое отсутствие стиля. Какой вульгарный всплеск эмоций.

Отец вошел первым – царственно, неспешно. Его пальцы легли на полированную столешницу с привычной собственнической небрежностью. Я заняла место у его плеча.

Когда мешок сорвали с головы пленника, по моей спине пробежала дрожь. Эти глаза… Этот проклятый, слишком знакомый изгиб губ…

– Нет, отец, – мой голос прозвучал как удар хлыста по обнаженной коже, – Кто угодно. Только не он.

– Ты… – голос мужчины дрогнул с отвратительной ноткой надежды. – Я искал тебя…

Я не пошевелилась. Не моргнула. Лишь ощутила, как в горле закипает яд презрения.

Та ночь, которую я стерла из памяти, как стирают пыль с дорогого витража.

– Дженнифер, подожди за дверью, – отец даже не повернул голову.

Я кивнула – один четкий, отточенный жест. Пятеро охранников выстроились в коридоре, их лица застыли в каменных масках.

Почему я не могу слышать этого разговора?

Глава 4

Майкл Рейнольдс

Чёртов год поисков. Я проклял каждую минуту из этих трёхсот шестидесяти пяти дней, но продолжал рыскать по грязным закоулкам и элитным особнякам, будто пёс, почуявший след.

Всё из-за неё.

Из-за той, с кем провёл одну ночь – короткую, как вспышка, и ядовитую, как укус змеи.

Как можно влюбиться в девушку, которая сначала унизила тебя, потом переспала – и сбежала?

Не знаю.

И знать не хочу.

Но вот он – результат.

Кольцо. Маленькое, блестящее, с едва заметной трещиной на внутренней стороне. Она оставила его у меня. Забыла? Специально? Неважно.

Сжимал в кулаке перед выходом на ринг. Глупо, да? Брутальный парень с кольцом в кармане. Только оно не давало мне сдохнуть. Кроличья лапка, амулет, проклятие – называйте как хотите.

Единственная вещь, которая ещё пахла ею. Даже если запах был выдуманным, иллюзорным, как всё остальное.

А теперь меня накачали и похитили. Её чёртов отец.

Смешно, правда? Я не знаю, кто она такая.

Даже имя было фальшивкой.

Кто же ты такая, моё безумие?

Моя беда.

Моя слабость.

Моя болезнь.

– Итак… – начал он на чётком, выверенном итальянском.

Голос – ровный, спокойный, как у человека, привыкшего убивать без лишнего шума.

– Майкл Рейнольдс. Боксёр. Владелец сети спортзалов.

Голос ровный, почти любезный. Он перечислял мои заслуги, будто читал досье перед казнью.

Я смотрел ему прямо в глаза. Серые, выцветшие, холодные, как камни, полежавшие под дождём.

– Кто вы, и что вам от меня нужно? – бросил я на его же языке.

Он даже не моргнул. Хмыкнул себе под нос, уголки губ еле дрогнули, будто он только что услышал плохую шутку.

Но взгляд не изменился.

Он цокнул языком, почти с сожалением. Не то чтобы ему было жаль – просто ритуал. И сделал знак охраннику. Тот шагнул молча, не создавая шума, как тень.

Удар – резкий, короткий. Где-то между ухом и затылком.

Боль пришла быстро. Выдохнул, слегка пошатнувшись.

Темнота на мгновение заслонила всё. Гул в ушах. Пульс в голове бил так, будто череп сжимали тисками.

Я знал это состояние. И поэтому уже не больно. Организм привык к подобному.

– Говорить только тогда, когда Босс разрешит, – прорычал охранник.

Голос – как наждак по стеклу.

Он встал рядом. Близко. Очень. Запах дешёвого одеколона вперемешку с потом ударил в нос – едкий, кислый, как гниющая кожа. Я скользнул взглядом по его боку и заметил пистолет.

Не спрятан. Наоборот – напоказ. Словно предупреждение. Или вызов.

Плевать.

Только сейчас, наконец, заставил себя осмотреться по-настоящему. До этого, извините, был слишком сосредоточен на голосе старика и пульсации в черепе, чтобы замечать детали.

Но теперь видел всё. Чётко. Без иллюзий.

Коричневые стены, от которых веет смертью. На полках вдоль стен – ящики. Металлические, грязные, промаркированные номерами.

В некоторых – винтовки, разложенные в идеальном порядке. На других – аккуратно уложенные пистолеты, ножи, гранаты. А на третьих – бутылки вина.

Чёрт… Там даже были мины. Мины, мать их.

Это не просто кабинет. Это – тыл. Сердце чего-то гораздо большего, чем просто банда с улицы.

Это как логово хищника.

– Кто вы, чёрт побери?

– Мы знаем, что ты искал мою дочь, – сказал он спокойно. Слишком спокойно.

Голос – ровный, почти бесстрастный, но в нём было что-то, от чего по коже шёл мороз. Не угроза. Хуже. Уверенность. Та самая, с которой люди отправляют других на смерть, даже не поднимая глаз от стакана.

Он махнул телохранителю – лёгкий, неторопливый жест.

Тот подошёл к столу, взял папку, бросил мне на колени и раскрыл ее.

Фотографии. Чёткие, цветные, крупным планом.

Я узнал это место с первого взгляда – клуб в центре Лос-Анджелеса. Тот, куда я зашёл без особого плана, просто чтобы забыться.

На первом снимке – я. С бокалом. Слегка уставший, с тенью ярости на лице.

На втором – я и она. Дженнифер. Или Барбара. Или чёрт знает, как её на самом деле зовут.

Слишком близко. Слишком живо.

Дьявол…

Сердце начало гулко стучать.

Но нельзя показывать слабость.

Не перед ними.

– Что вы хотите? – спросил я, уже зная, что ответ мне не понравится.

Он посмотрел на меня, как на вещь.

– Мужа для дочери, – выплюнул он, как будто это было что-то отвратительное.

Пауза.

– А раз вы знакомы… и ты не из нашего мира…

Голос – вязкий, как болото.

Я хотел перебить. Но прикусил язык. Здесь нельзя бить первым, если не знаешь противника.

– Ты идеально подходишь на эту роль, – завершил он.

Сказал это так, будто выбирал мебель.

– А если не соглашусь?

Гнев мелькнул в его глазах. Быстро. Но я заметил.

– Твой труп никто не найдёт. А если и найдут – не смогут опознать, – ответил он.

Я не испугался. Не дёрнулся. Просто медленно выдохнул.

Не то чтобы я не думал о его дочери.

Чёрт, если быть честным – я думал о ней слишком часто. Иногда по ночам, когда всё тело ломило от усталости, а разум цеплялся за образ её губ, шепота, запаха на простынях.

Но жениться?

После одной ночи?

Я что, по-вашему, идиот?

На его лице что-то дрогнуло. Мимолётно, почти неуловимо. То ли печаль, то ли разочарование.

Может, он действительно хотел ей «лучшей доли».

Может, верил, что я – безопасный вариант. Что я из другого мира, и потому не втяну её в мясорубку.

– А вам это зачем? – бросил я. – Почему бы вашей дочери самой не решить, выходить за меня или нет?

Вопрос не требовал ответа. Да и не прозвучал он как вопрос. Скорее как вызов.

Но старик его проигнорировал. Просто кивнул своему псу.

Охранник подошёл к двери, распахнул её и отступил в сторону.

И вот она вошла.

Плавно. Хищно. Как кошка, которая знает, что её боятся.

Каждое движение – выверенное.

Злая походка. Да, именно так. Не спешила, но и не тащилась – шаги чёткие, уверенные.

Девушка встала рядом с отцом, по правую руку.

Как королева на коронации.

Не смотрела на меня.

– Я думаю, Майкл согласен, – сказал он.

– Папуль, он бы согласился и без твоих угроз, – протянула она, мурлыча.

Повернулась ко мне.

Губы – в полуулыбке.

Глаза – изучающие.

– Ты опять прибег к своему старому методу: угрозы, – усмехнулась, будто речь о детской шалости.

Он хмыкнул.

Я смотрел на неё.

На эту девушку, которая держалась так, будто весь мир – её сцена.

Красивая? Да.

Опасная? Без сомнения.

Играла? Нет.

Она была настоящей.

Настоящей в своей уверенности, в этой мерзкой самодовольной грации.

– С чего ты взяла? – бросил я.

Голос – низкий. Грубый.

– Может, развяжете? – добавил с насмешкой.

Она посмотрела на меня. Внимательно.

Словно я не человек, а экспонат, который она уже когда-то изучила, но решила вновь оценить под другим углом.

– Ты до сих пор носишь моё кольцо.

Тон – ледяной. Никакой романтики. Просто констатация факта.

– Хватит пустых разговоров, – отрезал он. – Брак будет фиктивным. Через год – развод.

Она театрально закатила глаза. И, чёрт возьми, даже это выглядело красиво.

В этом была какая-то своя сила.

– Боже, папа, – протянула девушка. – Ты всё ещё думаешь, что кто-то будет соблюдать этот контракт? Через год… – взгляд на меня, ленивый и цепкий, – …я либо задушу его, либо он влюбится в меня по уши.

Улыбнулась.

«Я ведь уже люблю», – промелькнуло в голове.

– Документы и все пункты в них вот, – проговорил мужчина сухо.

Один экземпляр протянул дочери, другой – отдал охраннику.

Тот подошёл ближе, взял и кинул их мне на колени.

Я скользнул по тексту глазами. Быстро. Поверхностно. Смысла вчитываться не было – они уже решили, кем я стану и что от меня потребуется.

Каждая строчка там – верёвка. Ещё один виток на шее.

Мои запястья освободили. Руки заныли, но не успел я шевельнуться – металл прижался к виску.

Холодный.

Дуло.

Рядом мне протянули ручку.

Выдохнул. Беззвучно.

Пальцы обхватили ее. И я подписал. Одна страница. Вторая.

Документы тут же отняли, как будто боялись, что я передумаю.

Поднял голову. Медленно.

И столкнулся с её взглядом. Спокойным. Удовлетворённым.

У неё уже ничего не было в руках. Значит, подписала. Быстро. Без нервов.

Мужчина кивнул ей, и Дженнифер, не оглядываясь, направилась к выходу.

Я не отрывал взгляда от её фигуры. Грациозность. Женственность. Красота. Уверенность. Сила. Вот, что от нее исходило.

Хлопок двери, и девушки уже не было. Просто тень, исчезнувшая в пустоте.

Не выдержав, я задал вопрос, хотя сам знал, что это не моё дело.

– Что вы скрываете от неё? – произнёс я, голос хриплый, но спокойный.

Ответ пришёл мгновенно, будто его ждали. Без всякой иронии или злости – просто как факт.

– То, что может убить её раньше, чем я пристрелю тебя, – отрезал он.

Что-то быстро вошло мне в шею.

Сознание помутилось. Странное, лёгкое чувство. Не боль, а холод. Как будто весь мир вдруг стал слишком далёким.

Тёмная вуаль накрыла всё. И я не успел даже осознать, что происходит, как отключился.

Глава 5

Майкл Рейнольдс

Весь день пролетал в бешеной, бессмысленной суматохе. Не потому что мир рухнул или случилось что-то неотвратимое. Нет. Просто папочке Дженнифер взбрело в голову устроить свадьбу. На следующий день после того, как его люди накачали меня и привезли сюда, как мешок с мясом.

Вчера вечером меня доставили обратно в отель – молча, без объяснений, будто вернули просроченный товар. А на рассвете – сюрприз – у выхода уже ждала их чёрная машина. Стекла тонированные, взгляд водителя сквозь зеркала – пустой.

Как будто и не человек вовсе, а просто инструмент, нанятый на случай, если я решу поиграть в побег.

Хотя… куда бежать? От этой семьи не сбегают.

Могли бы просто назвать адрес. Я бы приехал сам. Но нет, им важно, чтобы ты чувствовал себя вещью. Чтобы понимал: твоё мнение, желания – ничто.

Возможно, я и правда идиот. Раз оказался здесь.

За день удалось немного разузнать. Не без труда, конечно. Люди в этом городе либо молчат, либо боятся до чёртиков. Но всё же язык у кого-то оказался длиннее страха. Клан «Sole Nero». Смешное название – «Чёрное Солнце». Прямо как в дешёвом криминальном сериале. Только вот не смеются здесь. Не шутят.

Они заправляют этим проклятым городом: наркоторговля, оружие, торговля людьми, грязь и кровь, разлитая по улицам, будто бензин.

Мне, по идее, должно быть страшно. Это логично. Но, чёрт побери… я не чувствую ничего.

Когда я пытался выведать что-то о дочери дона, люди замирали. Буквально. Отворачивались, будто я стал прокажённым. Один лишь старик, сидевший у церкви, прошептал: «Её больше нет. Девочка мертва. Кто-то выстрелил – прямо в грудь. Говорят, упала, как кукла». Его голос дрожал, будто он сам видел произошедшее.

А теперь – свадьба. С вполне живой и красивой девушкой.

Значит, смерть Дженнифер – спектакль. Хорошо поставленный, продуманный до мелочей. Осталось понять – зачем?

Когда они привезли меня к себе – в этот надменный, слишком роскошный особняк с колоннами и мраморными полами, – в руки мне буквально впихнули три смокинга. Чёрный. Серый. Бежевый. Как будто цвет тряпки на моих плечах что-то менял.