Дом Первого Шёпота

Рин, краснея под десятками случайных взглядов, пробралась к ним, стараясь не задеть никого бёдрами.

– Вот и моя вторая половинка, – объявил Кесто Лорену, когда Рин опустилась на скамью. – Айрин, знакомься, Лорен. Он тут на неделю дольше нас. Оказалось, мы с ним почти соседи по степи! Его род кочует всего в паре недель пути от моих сородичей. Мир тесен, а?

Лорен вежливо кивнул, на его лице мелькнула слабая улыбка.

– Кесто уже успел рассказать мне о вашем… интересном путешествии. Добро пожаловать на юг, Айрин.

– Только не пугай её, Лорен, она и так вся напряжённая, как струна, – фыркнул Кесто и потянулся к огромному блюду в центре стола, с которого исходил пряный аромат. – Ты такое видела когда-нибудь? Это жареный перепел в каких-то ягодах. Или это не ягоды? Лорен, что это?

– Это, коллега, перепел в гранатовом соусе с имбирём и перцем чили, – ответил Лорен с лёгкой усмешкой. – И да, он очень острый. Не рекомендую налегать, если не привыкли.

– Острый? – Кесто нахально ухмыльнулся. – У нас младенцам соску в перце обмакивают. Смотри.

Он отломил кусок и отправил в рот. На секунду его самоуверенность дрогнула, глаза округлились, но он мужественно прожевал и сглотнул, лишь слегка покраснев.

– Да, – хрипло выдохнул он. – Островато. Но съедобно.

Рин робко потянулась к другому блюду – какой-то светло-зелёной похлёбке с плавающими лепестками. Она зачерпнула немного. На вкус это было похоже на огурец, смешанный с мятой и чем-то металлическим. Странно, но не отвратительно.

– А это что? – спросила она у Лорена, чувствуя себя полной дурой.

– Суп из дынной груши с мятой и серебрянкой, – охотно пояснил тот. – Для свежести. Вполне безопасно.

Она кивнула и принялась есть, стараясь не привлекать внимания. Но это было невозможно. Её бледная кожа, простые одежды и потерянный вид выделяли её на фоне ярких, уверенных в себе южан. Она ловила на себе взгляды – любопытные, оценивающие, пару раз откровенно презрительные. Шёпоток за соседним столом был отчётливо слышен:

– Смотри, это те самые северяне? Та, что с холодным взглядом? Говорят, у неё дар аж пяти поколений…

– Вид у неё, как у мокрой курицы. Ничего особенного.

– А тот, с тенью? Видели? Жуть просто…

Кесто, кажется, не обращал внимания или делал вид. Он вовсю расспрашивал Лорена о распорядке дня, о преподавателях, о тонкостях местной политики. Лорен отвечал обстоятельно, но без особого энтузиазма, словно сам был не уверен, о чём говорит.

В этот момент с возвышения донёсся хорошо поставленный голос. Он говорил не громко, но не услышать его было невозможно.

– Иртра, твои дикие котята уже освоились? Смотрю, даже вилками пробуют пользоваться. Прогресс налицо.

Рин подняла глаза вправо. За столом напротив сидел Иртра. Рядом с ним, развалившись в кресле с чашей вина в руке, сидел другой молодой человек – красивый, с острыми чертами лица и длинными тёмными волосами, собранными в хвост. Его одежда была богаче, чем у Иртры, а взгляд – более ядовитым.

Иртра не отрывался от своей тарелки с фруктами.

– Удивительно, Элиан, нас всех с детства учили, что с наступлением темноты обычно ужинают, а не ведут беседы. Твои подопечные, как и ты, предпочитают поститься? Или ты их так запугал своими речами о великом наследии твоего рода, что у них аппетит пропал?

Элиан скривил губы.

– Мои подопечные знают своё место и правила приличия. Они не озираются по сторонам, как испуганные суслики. Но, конечно, тебе виднее. Тебе всегда нравилось… приручать дикое. – Он бросил многозначительный взгляд в сторону Рин и Кесто.

– Приручать – скучно, – парировал Иртра, наконец подняв на него взгляд. Его глаза были спокойны. – Интереснее изучать. Находить новые пути. Но чтобы найти что-то новое, нужно иметь смелость выйти за пределы своих владений и не облажаться. Как дела у твоего отца с той самой пашней на спорных землях? До сих пор судится?

Элиан отхлебнул вина.

– Не всем дано довольствоваться ролью наставника для убогих, Ро Май. Некоторым уготована более высокая судьба.

– Судьба редко советуется с нами, прежде чем что-то уготовить, – заметил Иртра с лёгкой, почти невидимой улыбкой. – Иногда она подкидывает сюрпризы. Например, тебе на прошлой неделе на учениях. Ты так уверенно повёл кавалерию в лобовую, а она угодила прямиком в болото, которое ты же и должен был разведать? Высокая судьба, говоришь? Похоже, она любит пониже опускать некоторых.

Элиан поставил чашу на стол. Иртра жестом подозвал слугу и что-то тихо спросил о десерте, демонстративно прекращая разговор.

Рин наблюдала за этим обменом колкостями, затаив дыхание. Это была не грубая перепалка, а изящный, отточенный поединок на лезвиях. Иртра не защищал их. Он даже не смотрел в их сторону. Но и себя поставить в неловкое положение он не дал.

– Боги, – тихо прошептал Лорен. – Они всегда так?

– Да уж, – Кесто усмехнулся, явно получая удовольствие от зрелища. – Я бы уже на втором слове дал этому высокородному недотёпе в морду.

Рин ничего не сказала. Она чувствовала себя именно тем «испуганным сусликом». Её горло пересохло от нервного напряжения и острой пищи. Она потянулась к высокому глиняному кувшину с водой, стоявшему рядом с Лореном. Тот в это время что-то оживлённо рассказывал Кесто, и его локоть нечаянно оказался на пути. Рин задела кувшин. Время замедлилось.

Она внутренне сжалась, ожидая грохота, брызг и нового витка позора. Но грохота не последовало. Кувшин дрогнул, качнулся… и завис. На мгновение, на одно короткое-короткое биение сердца, он замер в воздухе под самым острым углом, будто врезавшись в невидимую стену. Вода внутри даже не колыхнулась. Рин застыла, сама не понимая, что произошло. А потом связь оборвалась. Кувшин с грохотом рухнул на бок, и холодная вода хлынула на пол, забрызгав её подол и ноги Лорена.

– Чёрт! – вскрикнул тот, отшатываясь.

– Вот это точность, – рассмеялся Кесто. – Прямо в цель.

Рин, пунцовая от стыда, стала лихорадочно собирать льняной салфеткой разлитую воду, бормоча извинения. Лорен, морщась, хлюпал сандалиями.

Шум вокруг на секунду стих, несколько человек обернулись, но, увидев банальную неловкость, потеряли интерес. Никто не видел того мига невесомости. Никто, кроме одного человека.

На возвышении, за своим столом, сидел пожилой мужчина с аккуратной седой бородкой и внимательными, пронзительными глазами цвета старого ореха. Мастер Ворин. Он не ел, а лишь медленно пил свой чай, наблюдая за залом. Его взгляд скользнул по перевернутому кувшину, по смущённой Рин, задержался на ней на долю секунды дольше, чем у всех остальных. В его глазах не было ни осуждения, ни насмешки. Был лишь холодный, аналитический интерес.

Он отставил чашу, взял лежащий рядом тонкий стилус и аккуратно, без всякой суеты, сделал небольшую пометку на пергаменте, лежавшем перед ним. Затем откинулся на спинку кресла и снова уставился в пространство, будто разгадывая сложную головоломку. Его лицо не выражало ровным счётом ничего.

Рин, всё ещё дрожа, вытерла последние капли с каменного пола. Лорен уже успокоился и даже пытался её подбодрить. Кесто предлагал ей попробовать «того самого перепела».

Глава 2

Зал для лекций, который Иртра накануне скучно назвал «Аудиторией Первых Истин», был полон. Сотни новичков сидели на каменных скамьях, расположенных амфитеатром вокруг центральной платформы. Воздух гудел от сдержанных разговоров, нервного смеха, шепота. Солнечный свет, проходящий через витражные окна-соты, бросал на пол причудливые разноцветные блики, но не мог рассеять атмосферу напряжённого ожидания.

Рин сидела рядом с Кесто, втиснувшись в середину ряда. Её ладони были влажными, она вытирала их о грубый лён своего платья. Завтра всё должно было начаться по-настоящему.

Тишина наступила внезапно и абсолютно. Не потому, что кто-то её потребовал, а потому, что на платформу поднялся Мастер Ворин.

Он был невысок, сухопар, с лицом, изрезанным морщинами-иероглифами прошлого опыта. Его седая борода была подстрижена с математической точностью, а одежда – простой, но безупречной. Он не смотрел на студентов, а обводил взглядом что-то в воздухе перед собой, будто перечитывая невидимый конспект.

– Устав Дома вы прочли, – начал он без преамбул. Его голос был негромким, но каждое слово, отточенное и ясное, долетало до самого дальнего угла зала. – Теоретические основы манипуляции, я уверен, многим из вас знакомы с детства. Сегодня мы перейдём к практике. Вернее, к её первому и ключевому рубежу.

Он сделал паузу, наконец опустив взгляд на аудиторию. Его глаза, цвета тёмного ореха, казались, видели каждого в отдельности.

– Сила, – произнёс он, и слово повисло в воздухе, – это сырьё. Дар – это инструмент. Бездумное применение того и другого есть не искусство, а вандализм. Мощный выброс энергии может снести стену. Искусный – может найти трещину в её фундаменте и обойтись меньшими усилиями. Вы здесь, чтобы научиться искусству. Тонкости. Контролю.

Он медленно прошёлся по краю платформы.

– Контроль начинается с малого. С самого малого. С того, что меньше пылинки. Для этого и существует Испытание Пылью.

Слуги внесли и установили в центре зала несколько массивных треног. На каждой покоилась идеально гладкая хрустальная сфера размером с человеческую голову. Внутри них, словно живые, клубились и переливались облака мельчайшей серебристой пыли. Они двигались в бешеном, хаотическом танце, сталкивались, разлетались, не подчиняясь никакому видимому порядку.

– Частицы архаической пыли, – пояснил Ворин, подходя к одной из сфер и проводя рукой по её поверхности, – пребывают в состоянии перманентного возбуждения. Их движение – и есть квинтэссенция хаоса, чистый шум. Ваша задача – усмирить этот хаос. Успокоить его. Добиться полной и абсолютной неподвижности.

По залу пронёсся вздох. Кто-то уверенно ухмыльнулся, кто-то побледнел.

– Запомните, – голос Ворина зазвучал твёрже, – сила здесь вторична. Можно обладать мощью, способной перевернуть землю, и не суметь остановить пылинку. Ключ – не в давлении. Не в грубой силе. Ключ – в чувстве. В умении услышать ритм этого хаоса и… убедить его замедлиться. Воля, направленная внутрь, а не наружу. Понимание, а не принуждение.

Рин сглотнула комок в горле. Её собственный дар, тот самый холодный клубок в груди, всегда ощущался как что-то монолитное, цельное. Как ледяная глыба. Его можно было выбросить вперёд, обрушить… но не расплескать на миллион крошечных частиц и уж тем более не уговорить их вести себя тихо. Контроль. Именно этого у неё и не было. Некому было научить.

– Для наглядности, – Ворин кивнул одному из старших студентов, стоявших у стен.

Вперёд вышел Иртра. Его лицо было спокойно и сосредоточенно. Он подошёл к одной из сфер, самой большой, где пыль металась с особой яростью. Он не стал принимать эффектную позу, не делал сложных пассов руками. Он просто положил ладони на хрусталь и уставился внутрь, слегка склонив голову, будто прислушиваясь.

Прошло несколько секунд. Бешеная пляска пыли не менялась. Кто-то из студентов уже начал перешёптываться, но замолк под тяжёлым взглядом Ворина.

И тогда движение внутри сферы начало замедляться. Не резко, а плавно, естественно, как будто усталый вихрь теряет силы. Частицы перестали сталкиваться, их траектории вытягивались, превращались в медленные, ленивые спирали. Ещё мгновение – и они замерли. Полностью. Абсолютно. В сфере висела неподвижная, идеально однородная серебристая дымка. Тишина в зале стала оглушительной.

Иртра убрал руки и отошёл, не выражая ни гордости, ни усилия. Просто констатация факта.

Ворин кивнул, удовлетворённо.

– Идеальный контроль. Воля, применённая точечно, к каждой частице в отдельности и ко всем сразу. Без насилия. Без остатка.

За ним последовали демонстрации других кураторов. Девушка с зелёными глазами добилась неподвижности чуть быстрее, но пыль в её сфере замерла не идеально ровным облаком, а скорее роем застывших в воздухе точек. Другой юноша, коренастый и хмурый, делал это дольше, и на его лбу выступил пот. Результат был тот же.

Рин смотрела на это, и сердце уходило в пятки. Они делали это так… легко. Так естественно. Как дыхание.

– Боги, – прошептала она сама себе, но услышал Кесто.

– Что? Выглядит несложно, – он небрежно махнул рукой. – Просто уговорить песок уснуть. А, Тень?

Он похлопал по воздуху рядом с собой, где его тень колыхалась чуть интенсивнее, чем у других. Тень, кажется, кивнул. Рин лишь покачала головой. Уговорить? У неё не было никаких козырей в рукаве. Только тихий, всепоглощающий ужас и ледяная глыба, готовая рухнуть и всё разрушить.

Мастер Ворин снова вышел вперёд.

– Испытание начнётся завтра, на рассвете. Каждый из вас подойдёт к своей сфере. Результат определит вашу Когорту. Помните: не сила, а контроль. Не грубая мощь, а воля и тонкость. Не скорость, а результат.

Он обвёл зал своим пронзительным взглядом.

– Кто не справится – не будет зачислен. Дом Первого Шепота не тратит ресурсы на безнадёжных. На сегодня всё.

Он развернулся и вышел. Лекция была окончена. Студенты начали шумно подниматься, обсуждая увиденное, хвастаясь или делясь страхами.

Рин осталась, вжавшись в каменное сиденье. В ушах гудело. Перед глазами стояла идеально неподвижная пыль в сфере Иртры и её собственная, дикая, неконтролируемая сила.

«Верой и честью», – прошептала она про себя, но на этот раз слова звучали как насмешка. Какой службы мог ждать от неё Король Севера, если она не справится с горстью пыли?

Кесто уже встал, потягиваясь.

– Ну что, Северянка? Пора бы подкрепиться перед завтрашним подвигом. Двигайся, а то опоздаем на обед, и Лорен всё слопает.

Он тронул её за плечо. Рин вздрогнула и медленно поднялась. Ноги были ватными. Она была в панике. Глубокой, леденящей и абсолютно беспросветной.

Рассвет застал Рин врасплох, казалось, она не сомкнула глаз и на минуту. В ушах всё ещё стоял мерный, гипнотизирующий гул лекционного зала и низкий, неумолимый голос Мастера Ворина: «Кто не справится – не будет зачислен». Эти слова выжигали в мозгу всё остальное, оставляя лишь холодный, тяжёлый ком страха под ложечкой.

Она механически надела своё серое платье, попыталась пригладить непослушные светлые волосы и вышла в коридор. Там уже толпились другие новички. Кесто ждал её, наслаждаясь солнцем.

– Ну что, героическая наследница, готова усыплять пылинки? – он щурился, и его тень, короткая и густая, лениво вихлялась у его ног.

– Я готова провалиться сквозь землю, – честно призналась Рин.

– Не лучший план.

По пути к Аудитории они наткнулись на Лорена. Юноша выглядел бледнее обычного, нервно перебирая какие-то чётки.

– Вы готовы? – спросил он, пытаясь казаться невозмутимым.

– Готов к чему? К успеху? Всегда, – флегматично ответил Кесто.

– Я серьёзно. Сегодня определяют наши Когорты. Это… всё.

Рин посмотрела на него с немым вопросом. Лорен, увидев её непонимание, с некоторым удивлением объяснил:

– Ты не прочитала Устав?

– Мы говорим на одном языке, но пишем по-разному. Я не поняла и половины, – честно призналась Рин, тупя взгляд.

– Свинец, Бронза, Сталь, Мифрил. Четыре ступени. В Свинце – основы, чёрная работа, общая теория. Туда попадает большинство. Подняться выше можно, но для этого нужно сдать переходный экзамен, а он… сложный. Очень. Большинство так и остаются в Бронзе до конца обучения. Сильных рода, вроде… – он кивнул в сторону, где у входа в Аудиторию стоял Иртра, окружённый другими кураторами, – этих, как я понял, особо не оценивают – сразу определяют в Сталь. У них у всех частные репетиторы с младенчества. А Мифрил… – Лорен почти благоговейно понизил голос. – Говорят, там всего несколько человек на весь Дом. Те, кто видит саму ткань мироздания.

– А зачем тогда этот экзамен, если всё и так предопределено? – спросила Рин, и её голос прозвучал резче, чем она хотела.

Лорен пожал плечами.

– Чтобы найти алмазы в грубой породе. Раз в десятилетие кто-то из низших родов проявляет неожиданную силу и попадает в Сталь. Дом дорожит такими кадрами. Ну, и чтобы отсеять совсем уж безнадёжных.

– Вдохновляюще, – буркнул Кесто. – Значит, главное – не оказаться в подвале этой пирамиды. Понял, принял.

В Аудитории царила гробовая тишина. Сферы стояли на своих местах, и пыль внутри них бушевала. Мастер Ворин был на своём месте. Рядом с ним, по стенам, выстроились кураторы. Среди них был Элиан. Он, непринуждённо облокотившись о колонну, с лёгкой, язвительной усмешкой наблюдал за новичками, время от времени перебрасываясь тихими репликами с другими наставниками.

Испытание началось. Первые студенты подходили к сферам. Результаты были предсказуемыми. Дети знатных родов, с годами подготовки, справлялись увереннее и попадали в Бронзу, а то и в Сталь. Остальные с трудом добивались минимального результата, получая клеймо Свинца, или проваливались.

– Следующая, Курата Ро Май, – объявил слуга.

Курата вышла вперёд. Она бросила брату вызывающий взгляд и без лишних церемоний опустила ладони на сферу.

Она не спешила. Её лицо стало серьёзным, сосредоточенным. Рин видела, как яростный вихрь внутри сферы начал менять структуру. Частицы стали двигаться по невидимым орбитам, образуя сложные паттерны. Постепенно движение замедлялось, и через несколько минут пыль замерла, образуя плотный, зернистый шар.

Ворин наблюдал, склонив голову набок.

– Мощно, но грубовато. Давление, а не филигранность. Когорта Бронзы.

Курата скривила губы, явно ожидая большего, но кивнула и отошла. Элиан с другого конца зала лениво похлопал в ладоши, его смешок отчётливо прозвенел в тишине. Иртра не среагировал.

Испытание тянулось мучительно долго. Рин чувствовала, как её тошнит. Они все были такими разными, но каждый знал свой путь. У каждого был метод. А у неё был только страх.

– Следующий, Кесто Маро!

Кесто потянулся и неспешной, раскачивающейся походкой направился к свободной сфере. Его тень, удлиняясь, поползла за ним по полу.

– Ну что, песок, посмотрим, что ты умеешь, – произнёс он, обращаясь к сфере.

Он не стал концентрироваться. Он просто упёр руки в боки и уставился на бушующую внутри пыль. Прошла минута. Ничего.

– Время, испытуемый, – сухо напомнил слуга.

– Терпение, друг, терпение, – отмахнулся Кесто. – Всё имеет свой ритм. Не правда ли? —последние слова он произнёс тише, обращаясь не то к себе, не то к своей тени.

И тень откликнулась. Она не просто зашевелилась – она пришла в движение, оторвавшись от пола и поднявшись по его ноге и спине, чтобы обвить его плечо тёмным, неосязаемым шлейфом. В зале кто-то ахнул. Даже на лице Элиана исчезла усмешка.

Кесто что-то прошептал, наклонив голову к своему плечу. Его губы шевелились беззвучно.

И тогда частицы в сфере вздрогнули. Их хаотичный танец преобразился. Они стали выстраиваться в чёткие, геометрические линии, складываться в сложные, витиеватые узоры, похожие на древние кочевые татуировки. Пыль нарисовала в воздухе сферы символ. И замерла.

В зале повисла абсолютная тишина. Все взгляды были прикованы к странному северянину и его неестественной тени.

Ворин не выразил удивления. Его лицо оставалось непроницаемым, но губы слегка поджались, будто он почувствовал скверный запах. Он смотрел на Кесто с холодным, аналитическим презрением.

– Результат достигнут, – произнёс он, и его голос был ледяным. – Нечестивым методом. Грязно. Но формально – эффективно. Когорта Стали.

По залу прокатился гул. «Грязно». Это слово повисло в воздухе, ядовитое и уничижительное. Кесто, казалось, не слышал или не придал ему значения. Он лишь широко ухмыльнулся, его тень сползла обратно на пол, приняв свои обычные очертания. Он поклонился с какой-то диковатой, кочевой грацией и направился обратно, возвращаясь к Рин.

– Не волнуйся, Северянка, – бросил он ей мимоходом.

Рин кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Её очередь приближалась. Сердце колотилось где-то в горле. Она видела мастерство, она видела грубую силу, а теперь увидела нечто «грязное», что всё же сработало. Но у неё не было ничего. Ни метода, ни силы, которую можно было бы назвать хоть как-то. Только эта всепоглощающая тишина внутри, которую она так боялась выпустить наружу.

Слуга занёс перо над свитком.

– Следующая, Айрин Тороко.

Имя, прозвучавшее в гробовой тишине зала, ударило по Рин, как пощечина. Казалось, весь воздух разом закончился. Ноги стали ватными, не слушались. Кесто, стоявший рядом, толкнул её легонько в плечо.

– Давай, Северянка.

Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Шаг за шагом, как на эшафот, она двинулась к свободной сфере. Хрусталь был холодным и идеально гладким под её вспотевшими пальцами. Внутри бушевал ад. Мириады серебристых частиц неслись, сталкивались, рождая новые вихри, слепые и яростные. Они были воплощением всего, что она ненавидела и боялась здесь, – этого шума, этой чуждой, кипящей жизни, этого хаоса, в котором тонула её собственная, тихая и холодная сущность.

Она сжала веки, пытаясь сосредоточиться. «Сильно захотеть», – прошептала она себе. Она сгребла в кулак всю свою силу, весь тот сгусток ледяного ужаса, что сидел в груди, и попыталась обрушить его внутрь сферы. Замрите!

Эффект был обратным. Частицы, будто испуганные её грубым вторжением, взбесились ещё сильнее. Они закрутились в настоящем урагане, блестящем и неистовом. Из зала донёсся сдержанный смешок. Ей было всё равно.

Паника, чёрная и липкая, подступила к горлу. Она проиграет. Её вышвырнут отсюда. Она опозорит свой род, свой долг, свою клятву. Слёзы жгли глаза, но она сжала зубы. Нет. Только не это.

И тогда, в самом отчаянии, случилось странное. Её собственное дыхание, сдавленное и частое, вдруг стало для неё единственной точкой опоры. Звук вдоха и выдоха. Тишина между ними. Та самая тишина, что царила в снегах её дома, когда мир замирал, завороженный морозом и белизной. Не мёртвая, а… ожидающая. Полная скрытой мощи покоя.

Она перестала бороться. Перестала «хотеть». Она просто слушала. Слушала безумный танец пыли и искала в нём… ничего. Она искала ту самую тишину.

И проецировала её вовнутрь.

Это не было силой. Это было намерением. Желанием, чтобы всё просто… прекратилось. Устало. Уснуло. Её сознание не давило и не формировало узоры. Оно медленно, неумолимо заполняло сферу беззвучным, леденящим приказом: Успокойся.

Она даже не поняла, что произошло. Бешено несущиеся частицы вдруг резко, будто наткнувшись на невидимую стену, дёрнулись и… рухнули. Все разом. Как подкошенные. Не замедляясь, не образуя красивых картин. Они просто упали на дно сферы мёртвым, неподвижным, серым слоем. Как пепел.

Тишина в зале стала абсолютной. Ни смешков, ни шёпота.

Рин открыла глаза. И увидела своё творение. Это не было изящным замершим облаком Иртры. Это было похоже на неудачу. На смерть. Она не усмирила хаос. Она его убила.

Сердце упало. Она отвела взгляд, ожидая насмешек, свиста, приказа убраться прочь.

Мастер Ворин медленно подошёл к сфере. Он склонил голову, изучая мёртвый слой пыли. Он не касался хрусталя, лишь водил пальцем в сантиметре от поверхности, будто ощущая что-то невидимое. Его лицо оставалось непроницаемым, но губы слегка поджались. Он выпрямился и обвёл зал ледяным взглядом.

– Заменить сферу, – его голос прозвучал металлически чётко. – Эта более не пригодна. Первичная пустота. Полное подавление вибраций.

Слуги тут же бросились исполнять приказ. Ворин повернулся к Рин. В его глазах не было ни осуждения, ни одобрения. Был холодный, всепоглощающий интерес. Как у учёного, нашедшего новый, опасный и необъяснимый вид плесени.

– Движение прекращено, – констатировал он, обращаясь к писцу. – Результат достигнут. Когорта Свинца.

В зале выдохнули. Послышался сдержанный гул. Но для Рин эти слова прозвучали как хор богов. Когорта Свинца. Не «изгнать», не «не справилась». Она сделала это! Пусть уродливо, пусть странно, пусть это выглядело как катастрофа, но она сделала это! Волна такого сильного, такого всепоглощающего облегчения накатила на неё, что она едва не засмеялась вслух. Ужас и стыд отступили, смытые чистым, ярким чувством победы.

Она кивнула Ворину, уже не избегая его взгляда, и пошла обратно на своё место, чувствуя, как дрожь в ногах сменяется лёгкостью.

Кесто встретил её широкими, искренне изумлёнными глазами.

– Вот это да, Тороко! Я ожидал чего угодно, но не этого! Кто мне по дороге все уши прожужжал, что не умеет колдовать? Ты их не остановила, ты их… выключила! Как будто рубильник щёлкнула! Это же гениально!

– Это ужасно, – выдохнула она, но на её губах играла улыбка облегчения. – Он сказал – «первичная пустота». Я убила её.

– Да кто вообще считает эти сферы? – отмахнулся Кесто. – Главное – ты прошла! Свинец? Да плевать! Ты остаёшься! А я уж думал, мне одному тут скучать с этими вышколенными южанами.