Москва.net

– Надеюсь, ты прав, – Вера не выглядит убежденной. – Когда ты собираешься публиковать пост?

– Сегодня вечером, – отвечаю я. – Чем раньше, тем лучше. Нужно опередить Савельева, пока он не начал действовать.

Мы расходимся, договорившись встретиться завтра для обсуждения реакции на пост. Я возвращаюсь в свой временный отель и начинаю работать над текстом. Это должен быть идеальный баланс: достаточно провокационный, чтобы привлечь внимание, но без конкретных обвинений, которые можно было бы оспорить в суде.

После нескольких часов работы текст готов. Я перечитываю его еще раз, вношу последние правки и публикую в своем блоге.

«СМЕРТЬ ОЛИГАРХА: ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТОВ

Друзья, многие из вас знают, что я был на вечеринке в доме Павла Тимофеева в ночь его трагической гибели. С момента этого события прошло уже несколько дней, но я не мог заставить себя написать об этом. Слишком много эмоций, слишком много вопросов, слишком много странностей.

Официальная версия гласит: несчастный случай. Тимофеев якобы был нетрезв, вышел на балкон, облокотился на перила, которые не выдержали. Трагическая случайность.

Но так ли это?

Я не буду пока раскрывать всё, что мне известно. Скажу лишь, что официальная версия вызывает у меня серьезные сомнения. И вот почему:

Павел Тимофеев боялся высоты. Об этом знали все его близкие. Зачем человеку, боящемуся высоты, выходить на балкон второго этажа и опираться на перила?

За несколько дней до смерти Тимофеев говорил близким о важной сделке, которая должна была изменить его бизнес. Сделке, которая не всем нравилась. Особенно его давнему партнеру В.С. (думаю, многие поймут, о ком речь).

После смерти Тимофеева все его активы оказались под угрозой поглощения структурами того самого В.С. Выгодное совпадение, не правда ли?

Я продолжаю собирать информацию. И в ближайшее время планирую опубликовать результаты своего расследования. Если, конечно, мне дадут это сделать.

Кстати, на случай, если со мной что-то случится, я позаботился о том, чтобы вся имеющаяся у меня информация стала достоянием общественности. Так что некоторым людям стоит хорошенько подумать, прежде чем пытаться заставить меня замолчать.

Продолжение следует…»

Нажимаю кнопку «Опубликовать» и откидываюсь на спинку стула. Дело сделано. Наживка заброшена. Теперь остается ждать, кто на нее клюнет.

Я не жду долго. Уже через полчаса после публикации мой телефон начинает разрываться от уведомлений. Тысячи лайков, сотни репостов, десятки комментариев от журналистов с просьбой об интервью. Пост расходится по сети со скоростью лесного пожара.

И среди всего этого шума – одно сообщение, которое заставляет меня напрячься. С неизвестного номера: «Ты играешь с огнем, блогер. Встретимся завтра, 11:00, кафе «Коржик» на Петровке. Приходи один. ВС».

Виктор Савельев. Он клюнул на наживку быстрее, чем я ожидал. И теперь хочет встречи. Что ж, это именно то, чего я добивался. Но готов ли я к прямому столкновению с человеком, который убил своего партнера и не задумываясь избавится от меня, если сочтет угрозой?

Я не знаю ответа на этот вопрос. Но я знаю, что не могу отступить. Слишком далеко зашел. Слишком многое поставлено на карту. И, возможно, эта встреча – мой единственный шанс получить информацию, которая поможет довести расследование до конца.

Отправляю короткий ответ: «Буду». И начинаю готовиться к самому опасному разговору в моей жизни.

Часть II: Погружение

Глава 6: Двойная игра

Сон не идет. Я лежу в безликом гостиничном номере, глядя в потолок, и прокручиваю в голове возможные сценарии предстоящей встречи с Савельевым. Что он скажет? Что предложит? Будет угрожать или попытается подкупить? И главное – как мне себя вести, чтобы выйти из этой встречи живым и с полезной информацией?

За окном уже светает, когда я понимаю, что уснуть не удастся. Принимаю холодный душ, пытаясь привести мысли в порядок. Затем звоню Вере с запасного телефона.

– Ты видел реакцию на пост? – спрашивает она вместо приветствия. – Это бомба! Все новостные сайты цитируют тебя, в телеграм-каналах только об этом и говорят. Даже федеральные каналы упомянули в утренних новостях, правда, в негативном ключе, мол, безответственный блогер сеет панику…

– Савельев вышел на связь, – перебиваю я. – Хочет встретиться сегодня в одиннадцать.

Вера замолкает. Потом спрашивает тихо:

– Ты ведь не собираешься идти?

– Собираюсь, – отвечаю я. – Это шанс получить информацию из первых рук. Может быть, единственный шанс.

– Кирилл, это безумие, – в голосе Веры слышится паника. – Он убил Тимофеева! Что мешает ему убить тебя?

– То, что моя смерть сразу после такого поста будет выглядеть слишком подозрительно, – объясняю я. – И то, что у меня есть страховка – видео, которое будет опубликовано, если со мной что-то случится.

– А если он предложит тебе деньги за молчание? – спрашивает Вера. – Если предложит столько, что ты не сможешь отказаться?

Интересный вопрос. Я задумываюсь. Действительно, есть ли сумма, за которую я готов продать свою совесть? Еще неделю назад я бы, вероятно, сказал «да». Но сейчас?

– Нет, – отвечаю я твердо. – Дело уже не в деньгах. Это вопрос справедливости. И моей безопасности. Если я соглашусь на сделку с Савельевым, он всё равно избавится от меня при первой возможности. Моя единственная защита – довести расследование до конца и сделать всю информацию публичной.

– Тогда хотя бы не ходи один, – просит Вера. – Возьми с собой кого-нибудь. Или предупреди Владимирова, пусть его люди будут поблизости.

– Савельев сказал прийти одному, – качаю головой. – Если он заметит слежку или сопровождение, разговора не будет. А мне нужен этот разговор.

– Хорошо, – сдается Вера. – Но пообещай, что будешь на связи. И что сразу после встречи дашь мне знать, что всё в порядке.

– Обещаю, – говорю я. – И еще кое-что: я запишу разговор. У меня есть миниатюрный диктофон, который можно спрятать под одеждой. Если Савельев скажет что-то инкриминирующее, у нас будет еще одно доказательство.

– Будь предельно осторожен, – говорит Вера. – Если почувствуешь опасность, немедленно уходи. Никакая информация не стоит твоей жизни.

– Не волнуйся, – пытаюсь успокоить ее я. – Я не собираюсь становиться героем. Просто хочу получить как можно больше информации и выйти из игры живым.

Мы прощаемся, и я начинаю готовиться к встрече. Одеваюсь просто, но аккуратно: темные джинсы, светлая рубашка, неприметный пиджак. Ничего кричащего или запоминающегося. Проверяю диктофон, устанавливаю его под рубашкой так, чтобы он был незаметен, но хорошо записывал. Затем просматриваю новости, чтобы быть в курсе реакции на мой пост.

Реакция действительно впечатляющая. Все крупные СМИ цитируют меня, многие с критическими комментариями, но факт остается фактом: тема вышла в публичное пространство. Телеграм-каналы пестрят теориями заговора, некоторые даже прямо обвиняют Савельева в убийстве. В соцсетях хэштег #ТимофеевУбийство входит в топ трендов.

Это хорошо. Чем больше шума, тем сложнее будет Савельеву заставить меня замолчать без последствий для себя.

За час до встречи я выхожу из отеля и начинаю свой обычный маршрут с мерами предосторожности: меняю несколько видов транспорта, проверяю, нет ли слежки. Наконец, убедившись, что за мной никто не идет, направляюсь к кафе «Коржик» на Петровке.

Это небольшое, уютное заведение, известное своей домашней выпечкой. В будний день здесь немноголюдно: несколько офисных работников, пара студентов с ноутбуками, пожилая пара в углу. Я сканирую помещение и замечаю Савельева, сидящего за столиком в самом дальнем углу. Он один, без охраны, по крайней мере, видимой. Но я уверен, что его люди где-то поблизости.

Глубоко вдохнув, я направляюсь к его столику. Савельев поднимает глаза от чашки кофе и смотрит на меня. В его взгляде нет ни гнева, ни угрозы – только холодный расчет человека, привыкшего оценивать риски и возможности.

– Кирилл Алексеевич, – говорит он, не вставая. – Присаживайтесь. Кофе? Чай? Может быть, что-нибудь покрепче?

– Кофе, спасибо, – отвечаю я, садясь напротив него.

Савельев делает знак официантке, и она быстро подходит к нашему столику.

– Еще один американо, пожалуйста, – говорит он. – И, пожалуй, пирожное «Наполеон». Два.

Официантка кивает и уходит. Савельев смотрит на меня с легкой улыбкой:

– Знаете, Кирилл, я следил за вашим творчеством. Впечатляет ваша способность создавать информационные поводы буквально из ничего. Но вчерашний пост… – он качает головой, – это уже не просто хайп. Это серьезные обвинения, пусть и завуалированные.

– Я не выдвигал никаких обвинений, – отвечаю я спокойно. – Просто задал вопросы, которые волнуют многих.

– И при этом прозрачно намекнули на мою причастность к смерти Павла Александровича, – Савельев по-прежнему улыбается, но его глаза остаются холодными. – Это… неосмотрительно с вашей стороны.

– Я нигде не называл вашего имени, – парирую я. – Если вы узнали себя в инициалах «В.С.», это ваши собственные выводы.

Официантка приносит кофе и пирожные. Савельев благодарит ее и ждет, пока она отойдет, прежде чем продолжить разговор.

– Давайте не будем играть в игры, Кирилл, – говорит он, отпивая кофе. – Мы оба знаем, о чем идет речь. Вы считаете, что обладаете информацией, компрометирующей меня. И решили использовать эту информацию… каким образом? Для шантажа? Для повышения своей популярности? Или вы действительно верите, что боретесь за справедливость? – последние слова он произносит с явной иронией.

– Я просто хочу знать правду, – отвечаю я. – О том, что случилось с Тимофеевым. О вашем конфликте с ним из-за сделки с американцами. О том, кому выгодна его смерть.

Савельев внимательно изучает меня взглядом:

– И что же, по-вашему, случилось с Павлом Александровичем?

– Вы знаете лучше меня, – говорю я, глядя ему прямо в глаза. – Вы были с ним на балконе в момент падения.

Савельев не выказывает удивления. Он медленно отрезает кусочек пирожного, отправляет его в рот, тщательно жует, прежде чем ответить:

– Я действительно был на балконе. Как и вы, кстати. Мы с Павлом Александровичем обсуждали деловые вопросы. Разговор был… эмоциональным, не спорю. Но я не толкал его. Он сам оперся на перила, которые не выдержали. Несчастный случай, Кирилл. Трагический, непредвиденный несчастный случай.

– А ваш конфликт из-за сделки с американцами? – спрашиваю я. – Тимофеев собирался продать им контрольный пакет «NeoCell», вопреки вашим возражениям. И сделка должна была состояться на следующий день после его смерти. Удобное совпадение, не находите?

Савельев слегка наклоняет голову:

– Вы хорошо информированы. Да, у нас были разногласия по поводу стратегии развития компании. Я считал, что продажа контроля иностранцам – ошибка. Технология слишком перспективная, слишком важная для России. Но это не повод для убийства, Кирилл. В бизнесе часто бывают разногласия. Это не значит, что партнеры убивают друг друга.

– А теперь, после смерти Тимофеева, вы получите контроль над всеми его активами, включая «NeoCell», – продолжаю я. – И сможете диктовать условия американцам. Или вообще отказаться от сделки. Очень выгодно для вас.

– Бизнес есть бизнес, – Савельев пожимает плечами. – Смерть Павла Александровича – трагедия. Но жизнь продолжается, и компания должна работать дальше. Кто-то должен взять управление в свои руки. И кто лучше меня знает этот бизнес? Я был партнером Павла Александровича более двадцати лет.

– И всё же, – я не отступаю, – у вас был мотив. И возможность. И, похоже, отсутствие моральных ограничений.

Савельев откладывает вилку и смотрит на меня с легким раздражением:

– К чему вы клоните, Кирилл? Чего вы хотите? Денег? Славы? Или вы действительно верите, что можете доказать мою причастность к смерти Павла?

– У меня есть видео, – говорю я прямо. – Я снимал на балконе в момент вашей ссоры с Тимофеевым. На записи видно, как вы толкаете его к перилам, которые не выдерживают, и он падает.

Это полуправда. На видео действительно видна ссора и толчок, но качество не идеальное, и однозначно утверждать, что это был умышленный толчок с целью убийства, нельзя. Но Савельеву об этом знать не обязательно.

Его лицо остается непроницаемым, но я замечаю, как на секунду напрягаются желваки. Затем он снова расслабляется и даже слегка улыбается:

– Видео, значит. И что вы планируете с ним делать?

– Это зависит от обстоятельств, – отвечаю я уклончиво. – Я не стремлюсь к конфронтации, Виктор Андреевич. Я просто хочу знать правду. И, возможно, восстановить справедливость.

Савельев усмехается:

– Справедливость. Какое громкое слово. И как вы представляете себе эту… справедливость? Я признаюсь в убийстве, иду в тюрьму, а вы становитесь героем, разоблачившим коррумпированного олигарха? – он качает головой. – Жизнь не так проста, Кирилл. Особенно в нашей стране.

– Я это понимаю, – киваю я. – Но должен быть какой-то баланс. Какой-то способ сделать так, чтобы правда не была полностью похоронена.

Савельев смотрит на меня долгим взглядом, потом неожиданно меняет тон:

– Знаете, Кирилл, я вижу в вас потенциал. Вы умны, амбициозны, не боитесь рисковать. Такие люди нужны в современном медиа-бизнесе. У меня есть предложение, которое может заинтересовать вас.

– Какое? – спрашиваю я, хотя догадываюсь об ответе.

– Работа, – отвечает Савельев. – В моем медиахолдинге. С полной творческой свободой и более чем достойным вознаграждением. Вы сможете продолжать вести свой блог, но с гораздо большими ресурсами и возможностями. Представьте: собственная студия, профессиональная команда, доступ к эксклюзивным событиям и персонам. Всё, о чем может мечтать амбициозный блогер.

– И взамен? – спрашиваю я прямо.

– Взамен, – Савельев делает паузу, – вы забываете о своих… теориях относительно смерти Павла Александровича. И, конечно, удаляете то самое видео, о котором упоминали.

Вот оно. Предложение, которого я ждал. Подкуп вместо угроз. Типичная тактика Савельева: сначала попробовать купить, и только если не получится – применить силу.

– Это очень щедрое предложение, – говорю я осторожно. – Но я должен подумать. Такие решения не принимаются спонтанно.

– Конечно, – Савельев кивает. – Я понимаю. Подумайте. Но не слишком долго. Такие предложения имеют ограниченный срок действия.

Он достает из внутреннего кармана пиджака визитку и кладет ее на стол:

– Мой личный номер. Позвоните, когда примете решение. И, Кирилл, – он слегка наклоняется вперед, – я искренне надеюсь, что ваше решение будет… разумным. В вашей ситуации это единственный безопасный выход.

Угроза, завуалированная в совет. Типично для таких, как Савельев. Никогда не угрожать прямо, всегда оставлять пространство для маневра.

– Я понимаю, – киваю я, забирая визитку. – И ценю вашу… откровенность.

Савельев допивает кофе и встает:

– Был рад познакомиться лично, Кирилл. Надеюсь, наше сотрудничество будет долгим и плодотворным.

Он протягивает мне руку. Я пожимаю ее, чувствуя странную смесь страха и адреналина. Рукопожатие Савельева крепкое, уверенное – рукопожатие человека, привыкшего к власти.

– До связи, – говорит он и уходит, оставляя меня одного за столиком.

Я сижу еще несколько минут, пытаясь осмыслить произошедшее. Савельев не отрицал, что был на балконе с Тимофеевым. Не отрицал их конфликт из-за сделки с американцами. Но настаивал, что смерть была несчастным случаем. И предложил мне работу в обмен на молчание.

Что это – признание вины? Или просто желание избежать скандала, даже если обвинения ложные? С такими людьми, как Савельев, никогда не знаешь наверняка.

Я расплачиваюсь за кофе и выхожу из кафе. На улице проверяю диктофон – запись получилась хорошего качества. Это еще одно доказательство, хотя и не прямое признание. Но в сочетании с видео и другими материалами – весомый аргумент.

Звоню Вере:

– Встреча закончилась. Я в порядке.

– Слава богу, – в ее голосе облегчение. – Что он сказал?

– Предложил работу в своем холдинге в обмен на молчание, – отвечаю я. – Я сказал, что подумаю. Нужно выиграть время.

– Ты записал разговор? – спрашивает Вера.

– Да, запись получилась хорошая. Он не признался прямо, но и не отрицал, что был с Тимофеевым на балконе в момент падения. И подтвердил их конфликт из-за сделки с американцами.

– Это уже что-то, – говорит Вера. – Куда ты сейчас?

– К Владимирову, – отвечаю я. – Нужно рассказать ему о встрече и обсудить дальнейшие действия. Ты с нами?

– Конечно, – говорит Вера. – Буду в редакции через час.

Мы прощаемся, и я направляюсь в редакцию «Новой газеты». По дороге проверяю, нет ли слежки. Кажется, чисто, но с людьми Савельева никогда нельзя быть уверенным. Они профессионалы.

В редакции меня встречает Владимиров. Он выглядит возбужденным:

– Ваш пост произвел эффект разорвавшейся бомбы! Все только об этом и говорят. Даже Кремль был вынужден отреагировать – пресс-секретарь президента заявил, что «все обстоятельства смерти Тимофеева будут тщательно расследованы». Это прорыв!

– А что с Савельевым? – спрашиваю я. – Какая официальная реакция его пресс-службы?

– Сдержанная, – отвечает Владимиров. – Выпустили заявление о том, что «Виктор Андреевич Савельев глубоко опечален смертью своего давнего партнера и друга» и что «попытки некоторых безответственных блогеров политизировать трагедию недостойны памяти Павла Александровича». Стандартная отписка. Но мои источники говорят, что в офисе Савельева паника. Они не ожидали такой публичности.

– Я только что встречался с ним, – говорю я. – Он предложил мне работу в своем холдинге в обмен на молчание.

Владимиров присвистывает:

– Серьезно? И что вы ответили?

– Сказал, что подумаю, – отвечаю я. – Нужно было выиграть время. И я записал весь разговор.

Я достаю диктофон и включаю запись. Мы с Владимировым внимательно слушаем. Когда запись заканчивается, журналист качает головой:

– Прямого признания нет, но много интересных деталей. Он не отрицает, что был с Тимофеевым на балконе. Признает конфликт из-за сделки. И явно нервничает из-за вашего упоминания о видео. Это хороший материал для статьи.

– Вы собираетесь писать об этой встрече? – спрашиваю я с удивлением.

– Обязательно, – кивает Владимиров. – Это часть общей картины. «Олигарх предлагает работу блогеру, намекающему на его причастность к смерти партнера» – отличный заголовок, не находите?

– Но это может спровоцировать Савельева, – замечаю я. – Он поймет, что я не собираюсь принимать его предложение, и может перейти к более… радикальным методам.

– Именно поэтому мы должны действовать быстро, – говорит Владимиров. – Чем больше информации станет публичной, тем безопаснее вы будете. Савельев не рискнет устранить вас, если все будут знать о вашей роли в расследовании.

В этот момент в кабинет входит Вера. Она выглядит встревоженной:

– Кирилл, у меня новости. Мне только что звонила Алина Захарова. Она говорит, что люди Савельева обыскали ее квартиру. Искали какие-то документы. И она боится, что за ней следят.

– Черт, – я качаю головой. – Савельев начинает зачистку. Пытается уничтожить все потенциальные доказательства и запугать свидетелей.

– Но есть и хорошая новость, – продолжает Вера. – Алина говорит, что финансовый директор, Дорнов, согласен встретиться с нами. У него есть документы, подтверждающие подготовку сделки с американцами и конфликт между Тимофеевым и Савельевым. Но он боится за свою семью и хочет гарантий безопасности.

– Какие гарантии мы можем ему дать? – спрашиваю я с сомнением. – Мы сами едва справляемся с обеспечением собственной безопасности.

– Публичность, – отвечает Владимиров. – Мы можем написать статью о ключевых фигурах, владеющих информацией о конфликте между Тимофеевым и Савельевым. Упомянуть Дорнова как одного из них. Не раскрывая, конечно, что он согласился сотрудничать с нами. Это создаст дополнительное внимание к его персоне и усложнит для Савельева возможность… устранения проблемы.

– Разумно, – киваю я. – Когда Дорнов готов встретиться?

– Сегодня вечером, – отвечает Вера. – В восемь часов, в его загородном доме. Алина дала адрес и сказала, что будет там же.

– Отлично, – говорю я. – Нужно подготовиться к встрече. Составить список вопросов, решить, какие документы нам нужны в первую очередь.

– А я тем временем начну работу над статьей о вашей встрече с Савельевым, – говорит Владимиров. – Постараюсь опубликовать ее как можно скорее. Чем больше шума, тем лучше.

Мы проводим несколько часов, обсуждая детали и готовясь к встрече с Дорновым. Владимиров работает над статьей, периодически консультируясь со мной по деталям разговора с Савельевым. Вера собирает информацию о Дорнове: его биография, карьера, семейное положение – всё, что может помочь установить контакт и завоевать доверие.

К семи вечера мы готовы. Владимиров заканчивает статью и отправляет ее редактору. Она должна выйти завтра утром. Мы с Верой собираемся и отправляемся на встречу с Дорновым. На этот раз едем на арендованной машине – так безопаснее, чем в такси, где водитель может запомнить адрес.

Дом Дорнова находится в небольшом коттеджном поселке на Новорижском шоссе. Типичное жилье успешного топ-менеджера: двухэтажный особняк с ухоженным участком, не кричаще роскошный, но явно дорогой. Мы подъезжаем к воротам, звоним по домофону. Ворота открываются автоматически, пропуская нашу машину.

У входа в дом нас встречает Алина. Она выглядит уставшей и нервной:

– Спасибо, что приехали. Михаил Борисович ждет вас. Он очень волнуется, так что, пожалуйста, будьте деликатны.

Мы входим в дом. В просторной гостиной нас ждет мужчина лет пятидесяти, с залысинами и внимательным взглядом. Михаил Дорнов, финансовый директор компании Тимофеева. Он встает, когда мы входим:

– Добрый вечер. Спасибо, что согласились приехать сюда. Я предпочитаю не появляться в публичных местах в последние дни.

Мы знакомимся, и Дорнов приглашает нас сесть. Алина приносит чай и закуски, но никто не притрагивается к угощению – все слишком напряжены.