Ловкач. Том 1

– Малой, падай!..

Савва повиновался мгновенно – тут же слился с землею, ведь брусчатки в таком месте никакой не было.

Мой собственный конструкт родился в следующую секунду. Простой, но мощный. Он, конечно, выдаст меня, покажет им моё точное местонахождение, и гончие попытаются прорваться, но ничего – я готов, я их встречу.

Давеча мои преследователи выпустили на меня Малого Охотника. Наивные. Думали, меня испугает эта тварь; сейчас я, по-прежнему не входя в Астрал, вызвал из самого верхнего слоя на первый взгляд слабое, почти беспомощное создание – Зерновика.

В обычном виде это смесь мельчайших гранул, зёрен света и тьмы, плавно колыхающаяся возле самой границы тонкого мира. Не опасен, им пренебрегают даже астралоходцы-новички. Однако Зерновика можно собрать в тугой комок, так что противоположные по своей сути частицы оказываются слишком близко, и…

Следует взрыв. Если проделать это в Астрале, то возникнет дыра, провал, неожиданно глубокий, чуть ли не до самой границы с Астралом Срединным. Может втянуть и незадачливого подрывника, если тот не знает, как это сделать правильно.

Я – знал.

И в этом разница.

Здесь, в реальном мире, Зерновик был даже красив. Чёрно-жёлтый шарик, угольная тьма и золотистый свет, соединённые на миг вместе.

Ему не удержаться, ему надо разрушиться, чтобы вернуться обратно.

Я послал его к ним – лёгким, легчайшим усилием. Охотники не должны понять, что их достало. Гончие, конечно, поймут, и следящие за всем этим опытные менталисты поймут тоже (а я не сомневался, что к таковым относится и Сергий Леонтьевич); но, когда они разберутся, что к чему, я буду уже далеко.

Туда, где, разом бестолково ринувшись ко мне, сгрудились те четверо, миг спустя последовал свернутый в тугой кокон Зерновик.

Столб огня взвился куда выше крыш, земля подпрыгнула, к самым облакам взлетели горящие брёвна – там разметало несколько домов, самое меньшее.

Накрытие, как сказали бы местные артиллеристы.

– Уходим, Савва, – сказал я почти спокойно. – Вот теперь можно.

Прямо перед нами с небес шлёпнулось нечто тяжкое, металлические, исковерканное почти до неузнаваемости.

Но я-то сообразил сразу – погнутые медные трубки с раструбами, торчащие, словно на спине диковинного морского гада.

Точно такую же диковинку носил на спине тот самый «монах».

И теперь я знал, что это такое.

Астраломеханика.

То есть он действительно не был человеком.

Пора было уходить, пока не явилось подкрепление.

За ближайшими домами гудело, разгораясь, пламя. Отличное прикрытие.

– Савва! За мной!

Угол ближайшего дома заскрипел, покосился, и к нам вышел он, монах – один, толкнув плечом серые брёвна, словно лень ему было сделать два шага в сторону; а, может, мог он сейчас двигаться только по прямой, не в силах свернуть.

Вышел шатаясь, но живой. Ряса обгоревшая, лицо местами обуглено, вместо глаз – мутное стекло линз, а за спиной покорёженный аппарат дымит, и медные трубки, у него оставшиеся целыми, будто жабры выброшенной на берег рыбы, ещё пульсируют, шевелятся, словно живые, выдыхая алое. И с каждым выдохом этой гадости меня словно окатывало липкой волной – не боль, нет, именно вязкий паралич, лишающий сил и воли.

Но на сей раз я не поддамся.

– В сияние не гляди! – бросил я Савве, прикрыв на миг его взгляд ладонью. – На землю смотри, на ноги гада этого!..

Трубки извергали алый свет в такт дыханию. Враг мой надвигался медленно, с явным трудом. Алое сияние усилилось, приугасло, вновь сделалось ярче. Хорошо. У источника, чем бы он ни был, есть ритм, его можно поймать.

– Ловкач, – просипел чужой голос. Искажённый не совсем человеческой гортанью, звучал он глухо, разобрать можно с трудом. – Прекрати. Ты не знаешь, с чем связался…

Ой ли? Я отлично знал, с чем, несмотря на дыры в памяти – и моей, и моего реципиента.

Враг сделал шаг, ещё. Израненный и изувеченный, он, тем не менее, твёрдо держался на ногах.

Тут уж не до жиру и не до экономии. У меня нет сил на формирование и вызов настоящих, боевых конструктов, но и эфирная мелочь, обитающая, как и Зерновик, на самой границе Астрала, в умелых руках – страшное оружие.

Первой пошла Свечная Тень – крошечный огонёк вспыхнул и тут же погас, приняв на себя первую волну алой дряни. Вязкая тишина вокруг уплотнилась, и алое – чем бы оно ни было – распалось, не в силах преодолеть этот барьер, в котором тонут не только звуки, но и многое, рожденное Астралом.

«Монах» же только хрипло хохотнул.

– Прекрати, – повторил он. – Ты должен быть с нами, а не против нас.

Аппарат его, тоже с хрипом и кашлем, но изверг вторую волну алого, и я знал, что повторить фокус не удастся – астральные конструкты не патроны в барабане револьвера.

А про то, с кем я должен быть – слышали, и не раз. Но я – Ловкач, я сам решаю, с кем я и против кого.

Поэтому вторую волну я перехватил Песочными Голосами: сжал их в ладони и выпустил веером. Шорох сухого песка, словно прямо здесь перешёптываются никогда не видавшие влаги барханы мёртвой пустыни. Песочные Голоса ненадолго разрушают простые отдаваемые команды, и «монах» на миг запнулся, мотнув головой, будто сама мысль у него оборвалась на полуслове.

На миг – только на миг. Линзы вспыхнули, аппарат за спиной кашлянул багрянцем, и он ударил. Не руками – и воздух вокруг нас содрогнулся, в ушах зазвенело, в голове помутилось.

«Звонницы». Тоже астральное создание, но «монах» его не вызывал. В его машине стояли свои, механические, и, кажется, настроены они на резонанс Узла. Вызывают дезориентацию, головокружение, в чем-то похожи на Голоса.

– Тебе всё равно не пройти. Ты силён, но мы – куда сильнее.

Голос, как мне казалось, знаком. Да знаком и сам «монах», так похожий на того, что преследовал моего реципиента, пока я не вмешался в игру.

Хорошо. Тогда сыграем в ту же игру.

– Подавись ты своими уговорами!..

Я крутнулся, уходя влево, а там, где я только что стоял, вспыхнул Лоскутный Образ; алый выдох ударил именно туда – фантом тонко вскрикнул и разлетелся хлопьями чёрного пепла, словно бумага в огне.

«Монаха» шатало, аппарат его захлёбывался, из щелей и трещин корпуса сочилась, словно сукровица, тёмная маслянистая жидкость. Используя момент, я атаковал – Стеклянной Лисой. Быстро-быстро замелькали мелкие многоугольные грани астрального создания, махнул длинный рыжий хвост.

Полоснула – молнией, блеснула хребтом и сорвалась под ноги «монаху». Тот, вроде бы только что отбивший удар, не удержался, впечатал тяжёлым сапогом, и зря – грани лопнули, и впрямь словно тонкое стекло, окутав «монаха» и его агрегат облаком сверкающих искр, режущей алмазной пылью. Скрежет, тонкий визг, и жуткая машина поперхнулась, во все стороны брызнула всё та же тёмная жизнь, только теперь ещё и дымящаяся. Трубы затряслись, как в лихорадке, алое сияние сменилось гнилостно-зелёным, распространяя вокруг отвратительное зловоние, но вот паралича от него я уже не чувствовал.

– Есть, – сказал я самому себе.

Он услышал. И понял. Линзы повернулись, нашли меня; поднялась рука в перчатке, на пальцах мелькнули крохотные медные язычки – направляющие. Зная, что агрегат погиб, он готовил удар чистой силой. Сейчас пришпилит, как бабочку.

Я ответил Шепчущим Эхом. Оно разом заискрилось, перекручивая его собственные команды – в моей голове отозвалось обрывками: «– держи… – сюда… – стой…», но для «монаха» это стало какофонией из его собственных приказов, и рука дрогнула, враг мой промахнулся буквально на волосок. Удар пришёл косым веером, лизнул стену избы – и та загорелась сразу, будто была вымазана смолой.

Но я уже подстроился под ритм, с каким дышало отравленное нутро агрегата за спиной у врага. Пора кончать.

– Савва, – сказал я негромко. – Малой?

– Да, дядько, – раздалось у самого плеча. Нож у Саввы был по-прежнему в руке, и рука эта, худая и костлявая, не дрожала.

– Будь готов. Как скажу – кидай железку свою вон туда, где трубки к спине сходятся. В меня только не попади, – добавил я и услыхал, как мальчишка хихикнул, несмотря ни на что.

Так-то оно и хорошо.

Я достал «монаха» уже собственной Звонницей, направив её не в щиты «монаха», а в сплетение медных кишок. Звон раздался, словно разлетелся вдребезги хрустальный бокал; аппарат охватило судорогой; по трубкам пробежали тусклые алые волны, один из раструбов провалился внутрь, ещё два зашипели, извергая пар. Алое сияние на мгновение погасло, потом вспыхнуло вновь – неровно, слабо.

«Монах» не упал. Всё ещё стоял. И от него катились теперь во все стороны волны чистого жара. Последние секунды перед…

– Теперь! – крикнул я.

Савва, как кошка, вылетел из-за моей спины, метнул нож – короткий, уверенный бросок. Клинок влетел в сплетение искорёженных труб, машина захлебнулась; оттуда, из нутра, раздался глухой гул, уже не астральный, а как у закипающего котла.

Он сейчас шмальнёт, понял я. Жахнет взрывом, чтобы забрать нас с собой. Ловкач – не герой, но и не дурак.

Я выкатил Пылевую Тень – облачко безобидной на взгляд пыли, швырнул её ему под ноги. Жуткую фигуру с покорёженными трубками на миг окутало настоящим пылевым облаком, оно втянулось внутрь изувеченного, но всё ещё опасного агрегата сквозь оставленную ножом Саввы прореху.

Раз, два – и…

– Ложись! – прижал я мальчишку.

Из всех щелей аппарата хлынул зеленоватый дым, окутавший «монаха»; я увидел, как лопаются линзы и рвется кожа, обнажая неестественно белый череп. Враг мой захрипел – и рухнул, агрегат застыл оплавленной грудой бесформенного металла.

– Не подходи, – сказал я Савве, дёрнувшемуся было забрать свой ножик. – Пусть остывает. Такой-то даже и мёртвым цапнет – мало не покажется. А перо мы тебе другое достанем, лучше прежнего.

– Дяденька Ловкач… он ведь… он не человек? – Савва кивнул подбородком на лежащую груду останков.

– Нет, малой, – ответил я, не оборачиваясь. – Даже если когда-то и был. Теперь он – астраломеханика.

– Дяденька Ловкач, а эта, как её, астра… астро…

Я едва успел оттолкнуть мальчишку – прежде, чем всё та же пара гончих отыскала-таки лазейку. Призрачные когти впились в края расширяющейся щели, множество причудливо перекрещивающихся граней становились мордой злобного зверя, воплощаясь в нашей реальности.

– Отходим, – процедил я сквозь зубы.

Здесь, около Узла, твари куда сильнее. Мне надо выманить их на место почище, прикончить уже там.

Мы пятились, а воздух там, где мы только что стояли, сверкал и переливался множеством причудливо изломанных жемчужных линий, открывались и вновь схлопывались провалы в тонкий мир, и торчала наружу, жуткая и нелепая, парящая над землёй чёрно-палевая башка адского пса с распахнутой алой пастью.

И если бы только это.

Справа и слева я ощущал приближение целой людской цепи – дюжина, не меньше.

Вот один неосторожно высунулся на открытое место – тёмные одежды, но на груди, словно в насмешку над всеми мерами предосторожности, выделялась яркая, золотистая эмблема – словно кто-то специально хотел, чтобы его опознали, пусть, мол, все знают, кто явился сюда, кто вступил в бой. За ним второй, третий – они словно нарочно показывались, и у каждого слева на груди я замечал всё ту же золотистую эмблему, что-то вроде герба – золотая птица, воинственно подъявшая крылья и развернувшая хвост на чёрном фоне.

– Д-дядя Ловкач?..

Савва дрожал. Оно и понятно, откуда мальцу знать, как противостоять гончим Астрала?

Нам приходилось отступать. Или, как я предпочитаю звать это – «перестраиваться и занимать более выгодные позиции».

Первая гончая материализовалась уже почти полностью. Вцепившись в меня, тварь тут же вновь нырнёт в верхние слои Астрала, унося с собой мою жизненную эссенцию, которую местные прозывают «душой».

Не бывать такому.

– Живее, – я махнул Савве.

Сил у меня немного, расходовать придётся экономно.

Мы не бежали – никогда не поворачивайся спиной к опасности! – но и не пятились, аки раки. Цепь преследователей, похоже, решила вежливо пропустить вперёд гончих, что лишний раз доказывало – ребята эти ой как непросты. Простые смертные с воплями разбежались бы уже кто куда.

Савва шагал рядом, напряжён, внимателен – старается; за нашими спинами подозрительно быстро начал угасать пожар. Пламя опадало, словно какая-то сила не давала ему разгуляться.

– Молодец, Савва.

– Спасибо, дядь Ловкач, – выдохнул он шёпотом, с восторгом глядя на меня. – Дядя Ловкач, а ты меня научишь этим штукам? Ну, которыми ты этого, с трубками, прищучил?

– Научу, – пообещал я, ничуть не кривя душой. У парнишки и впрямь способности. Толк выйдет, только объяснить, поднатаскать.

Сапожок просиял, чуть на одной ножке не запрыгал, несмотря на погоню за нами.

Мёртвый квартал оставался позади. Я ждал этого характерного толчка силы, когда гончая наконец протиснется в эту реальность; как только это случится и обе твари ринутся в погоню, я их встречу.

И, ручаюсь, им эта встреча не понравится.

И тут Савва пошатнулся. Задышал вдруг тяжело, словно таща в гору на спине неподъёмный груз. Споткнулся.

– Ты чего, малой? Держись ближе, от людей оторвёмся, а твари эти пусть нас нагонят, я им покажу!..

Он кивнул, мол, конечно, но лицо у него сделалось странным, словно посерев. Я подумал сперва – от страха, но нет: губы у него потрескались, на висках выступил липкий пот. У моста пацана уже начало трясти мелкой дрожью.

Проклятье, что с ним?..

И тут до меня донёсся тот самый толчок, которого я ждал. Гончие прорвались и мчатся прямиком на нас. А прямо за ними, ничуть не смущаясь присутствием жутких потусторонних монстров, спешит та чёртова дюжина – я не сомневался, чьих-то прислужников.

Бежать нет смысла.

– Держись, малой!..

Но Савва лишь зашёлся в жестоком кашле. По подбородку его побежали тёмные струйки, слишком тёмные для крови.

Гончие приближались.

Неслись прямо на нас по пустой и мёртвой улице, в полном безмолвии, беззвучно, летели, словно не касаясь земли – да, собственно, так оно и было.

Я встал в позицию. Узел уже достаточно далеко, так что…

Выстрел, и пуля свистнула над головой. Ребята с вышитой золотой птицей, подозрительно смахивавшей на петуха, шутить не собирались, но и вступать со мной в ближний бой не думали тоже.

Но прежде, чем я успел им ответить, выстрелы загремели уже у меня за спиной.

Передовая гончая словно натолкнулась на незримую преграду, лапы подкосились, она рухнула, забилась, её товарка резко осадила, замерла, вскинула морду —

Ещё выстрел, и вторая тварь, с жалобным воем, словно и в самом деле раненая земная псина, ринулась наутёк.

– Ловкач!.. – вдруг раздался у меня за спиной низкий мужской голос.

Эт-то ещё что такое?..

Я резко обернулся.

Четверо. Трое чуть позади, с револьверами в руках, и явно заходят мне с боков. Прямо перед ними – немолодой дородный мужчина, хорошо и богато одетый: костюм-тройка с жилеткой, аккуратно повязан галстук, блестит золотая цепочка карманных часов; аккуратно подстриженная, ухоженная бородка.

Боковым зрением я увидел, как еще два молодца появились из пустых окон заброшенных домов слева и справа, отрезая мне все пути отхода., отрезая мне со спины.

– Мы рады встрече, – бросил новоприбывший.

– Вы – это кто? – прищурился я.

Я видел, что меня очень грамотно взяли в «коробочку».

– Мы – это «Детский хор», любезный сударь Ловкач.

Глава 13. Тварница и тварь

Савва тяжело всхлипнул, уцепился за мной рукав; кажется, парнишку уже не держали ноги.

– Соблаговолите, сударь Ловкач, вместе с нами покинуть сие место, пока они не выпустили на нас кого-то посерьёзнее этих милых пёсиков. Мы подстрелили одну, но она просто распадётся, сбросит эту оболочку и уйдёт в Астрал.

– Я пойду не с вами, а куда мне самому нужно, – отрезал я. – У меня…

– Профессор!.. Голицынские! – вывернулся из-за угла ещё один тип с револьвером. – Псы их со следа сбили!.. Но сейчас обратно нас нагонят!

Да, ничего себе «Детский хор», славные там детишки…

– Челядь Аркадия Голицына, – вполголоса бросил мужчина с бородкой. – Отчаянные сорвиголовы, как и он сам. Идёмте, сударь Ловкач. Если, конечно, в ваши намерения не уходит устроить знатную потасовку прямо тут, вблизи Узла.

Можно было и впрямь устроить знатную потасовку, раскидать этих «хористов», но…

Савва застонал и, не в силах больше стоять на своих двоих, осел прямо наземь.

– А сей молодой человек нуждается в помощи. И я даже знаю, где её могут оказать.

– Сам разберусь, – я смотрел прямо в глаза «профессору».

– Бесспорно, – он хладнокровно кивнул. – У вас как же, оружие есть? Потому что мы ведь с вами стоим да спорим на виду, сейчас до нас доберутся сперва люди Аркадия Голицына, а потом и стража Узла, которая осталась. Не сомневаюсь, что вы, с вашими нынешними способностями, выйдете сухим из воды – правда, юношу в таком случае придётся списать как сопутствующие потери.

Я молча подхватил Савву на руки.

Ловкач не бросает своих. И не списывает их в «сопутствующие потери». Если я строю свою команду, вершу свой род, то Сапожок – не просто из нужных мне людей. Он именно свой.

– Разумное решение, – одобрил «профессор», а его спутники выразительно навели на меня оружие.

…Против ожиданий, «хористы» направились не к мосту, но прямо к берегу Невы, где их ждали предусмотрительно укрытые лодки.

Когда мы уже оттолкнулись, позади вдруг призраком возникла вторая гончая, та самая, что скрылась, подраненная кем-то из боевиков Профессора.

Тот спокойно извлёк из-за пазухи, из плечевой кобуры внушительного вида револьвер, прицелился с двух рук. Я успел ощутить странный холодок, исходивший от патронов в барабане.

Непростой ствол, и для тварей это не обычный пугач.

Выстрел – и гончая конвульсивно дёрнулась, покатилась по откосу к воде, стремительно утрачивая очертания обычного, хоть и очень крупного, пса, оборачиваясь бесформенным облаком причудливо перекрещенных граней.

– Гильза американская, четыре с половиной линии. На их деньги, как говорится – сорок пятый калибр. Пули, как вы уже поняли, сударь – те мои собственные, специальные.

Мне было не до его похвальбы. Я склонился над Саввой, которому явно становилось всё хуже. Он дрожал, как в лихорадке, взгляд мутнел, под глазами легли синеватые тени.

Тут-то и кольнуло меня – холодной, обжигающей догадкой. Крапива с фиолетовым ворсом. Чёрт. Астральное загрязнение. Сергий Леонтьевич не зря толковал об этом, только тогда я не слушал. Иным был занят.

– Малой, – сказал я, пытаясь придать голосу твердость, но сам уже понимал: дело плохо.

Он поднял на меня красноватые глаза и прошептал:

– Дядько Ловкач… прости… зацепило меня… чем-то…

Да уж, парень, зацепило тебя, и, верно, крепко. И – проклятье! – я-прежний справился бы с этим играючи, знал, что делать, когда Астрал добирается до неподготовленных, но сейчас память оставалась девственно чистой, хотя я дёргал за все ниточки.

Чем же помочь? Как спасти?

Я присел рядом с Сапожком – дрожь сотрясала его всё сильнее, глаза мутнели ещё пуще, дыхание сипло рвалось из груди. На губах появилась кровянистая пена.

– Молодому человеку требуется немедленная специализированная помощь, – сугубо деловым тоном сообщил Профессор.

Мне очень хотелось вышвырнуть его за борт его собственной лодчонки.

– Вы, разумеется, только и можете её оказать?

«Хористы» старательно налегали на вёсла.

– Нет, – не без удовольствия заключил Профессор. – К сожалению, я специалист по э-э-э, несколько иным аспектам астральных проявлений… Поэтому порекомендовал бы – несмотря на неприятие моё всех этих простонародных суеверий – травницу, бабу Веру. Веру Филипповну. Впрочем, что я, вы же должны её знать…

– Спасибо за переправу, – сухо сказал я, едва лодка ткнулась носом в берег. Прямо перед нами поднимались тёмные громады Александро-Невской лавры. Настоящей лавры, в отличие от Вяземской.

– И вам даже не интересно, как мы вас нашли? – Профессор поднял бровь. Прежнему Ловкачу этот мерзкий тип был наверняка знаком, иначе при самой встрече он не вёл бы себя так. И сейчас я не намерен был выказывать незнания.

Потому просто не ответил. Подхватил Савву на руки, быстро зашагал вверх по склону. Профессор вполголоса отдал какие-то распоряжения своим людям и бросился за нами следом.

– После вашего исчезновения мы были уверены, что вы непременно отправитесь к Узлу. Это наша точка сборки, и, несмотря ни на какие риски – вы должны были оказаться там. Как видите, я не ошибся.

– Благодарю за помощь, – сквозь зубы процедил я.

– Не стоит благодарности, сударь. Наш проект ещё далёк от завершения… погодите, что такое?!

Вода у берега вскипела. Замелькали, засверкали знакомые уже грани, гончая прошла Астралом и возвращалась; мы ещё слишком близки к хаосу вокруг Узла, граница с тонким миром здесь недостаточно прочна…

Лодка с соратниками Профессора сбоку от нас взлетела в воздух, переворачиваясь, словно детская игрушка. Тварь ринулась вверх, прямо на нас.

Профессор пальнул из своего оружия.

– Она же не воплотилась! – рявкнул я, осторожно опуская Савву наземь.

И точно – на нас катился клубок бесформенных, причудливо пересекающихся плоскостей, словно в неимоверно сложной геометрической фигуре.

Профессор выстрелил вновь, когда гончей оставалось покрыть не более десяти шагов. Попал, но это вновь ничего не изменило – слишком мало плотского, реального было всё ещё в твари.

Она быстро училась и потому теперь пыталась подобраться на минимальное расстояние, оставаясь в астральной форме. Тратя много сил, но неуязвимая для подобного оружия.

Однако её успел встретить я.

На влажной земле вспыхнул сигил, сигнатура открытия врат.

Средство на чёрный день, потому что громче и яснее подать всем астралоходцам и менталистам сигнал «я здесь!» просто невозможно.

Круг, разделённый на семь частей. И моё собственное открытое сердце. Приманка для вечно голодных астральных сущностей. Альфа и омега правил безопасности для любого, даже начинающего астралоходца, не говоря уж о сильных менталистах.

Воздух отозвался, пространство взволновалось, зазвенело множеством туго натянутых нитей. Из щели между мирами, щетинясь острыми гранями, вырвалась не тварь, но нечто тонкое, словно сетка, и раздувающееся, словно парус, только надувал его не ветер, но блики ночного света. Оно хищно принюхалось и, услыхав мой беззвучный приказ, рвануло вперёд.

Мчавшаяся на нас гончая как раз растянулась в последнем прыжке – угодив прямо в эту сеть. Грани сходились, пересекались, ломая друг друга – словно столкнулось множество острейших клинков, каждый куда тоньше папиросной бумаги; раздался жуткий хруст, словно у гончей ломались все её астральные кости; сеть сжалась и натянулась, как силки, и гончая распалась на хрустальные осколки – не кровь, не плоть, а множественные отражения, стремительно стягивавшиеся в одну яркую точку, чтобы с глухим шорохом исчезнуть в глубинах Астрала.

Правда, сеть не исчезла вместе с ней. Напротив, она вновь разворачивалась, явно нацеливаясь на Профессора с его бессмысленным сейчас револьвером.

– Что вы наделали! – вырвалось у него, прежде чем досточтимый сударь задал стрекача с весьма похвальной поспешностью.

Люди его, выбравшиеся к тому времени из воды, также не заставили просить себя дважды.

Сеть поплыла за ними, разворачиваясь всё шире, поднимаясь всё выше, готовая вот-вот рухнуть и накрыть всех разом. Но – увы! – я уже видел, что время её в нашей реальности истекает. Охота её была удачна, но удерживаться здесь создание долго не сможет, если я, призвавший её менталист, не поддерживаю нашей связи. А я не поддерживаю.

Потому что Профессор этот, конечно, бесил меня неимоверно, но он и его люди таки пришли нам на помощь.

А мне нужно было позаботиться о Сапожке.

Поэтому я не стал смотреть, как сеть гонится за удирающей группой «Детский хор», постепенно бледнея и истончаясь. Что там этот тип говорил о целительнице, которую я должен вдобавок знать?

Баба Вера. Вера Филипповна.

– Савва!.. Малой!.. – позвал я, но пацаненок едва повёл глазами на этот зов, почти уже не слыша.

– Дядько Ловкач… ты ж бабу Веру знаешь… она… тебя тоже пользовала… – вдруг выдавил он.

Сердце моё ухнуло.

Я – не помню. Однако память тела вот теперь, после этого «пользовала», откликнулась чужим, но узнаваемым: горький настой на языке, сухие пальцы, перекрестившие лоб, ворчливый шёпот: «Сидеть смирно, дурень, покуда кровь не уймётся».

Да, было. Значит, и правда знал.

– Держись, Сапожок, – сказал я. – Давай, понесу тебя…

Я подхватил его на руки. Лёгкий какой, будто тряпичный. Я пошёл, быстро, почти инстинктивно, одним телом прячась от редких ночных прохожих. В голове звенело только одно: успею – не успею.