Ловкач. Том 1

Савва семенил рядом, всё ещё озираясь. Я усмехнулся и хлопнул его по плечу:

– Вот видишь, малой, мы её и одолели. А ты молодец – сам додумался, как действовать, команды ждать не стал. Умение думать самому – это половина дела. Остальное – руки да глаза.

Сапожок тотчас словно бы раздулся от гордости.

– Я ж думал, дядько, что если её отвлечь, то и… может, поверит.

– Она и поверила, – кивнул я. – А понял, отчего она в воде… сгорела?

Савва помотал головой.

– Не, дядя Ловкач. Прости. А в самом деле, отчего?

– Сила там течёт, – сказал я твёрдо, без тени сомнения. – А исток у силы этой, Сапожок, явно в тех местах, куда мы и направляемся…

Пареньку этого хватило.

Мы прошли ещё немного по пустынному берегу. Лишь кое-где тускло светили редкие фонари.

– А, малой, прежде ты с таким не сталкивался ли часом? – спросил я, будто между делом.

Мальчишка почесал затылок, задумался.

– Не сам я… Но слышал.

– Ну-ка?

– Да всё тот же Митяйка, – Савва ухмыльнулся, – в чайной у Марфы плёл. Мол, есть в Петербурге лошадь, вся из тумана. Словно призрак. Ходит по ночам, ищет хозяина, что её когда-то на живодёрне бросил. Жестокий был, избивал её, мучил. Так вот, теперь, дескать, она по городу бродит, его ищет, чтобы отомстить, значит.

Он помолчал, деловито оглядываясь, а потом добавил уже серьёзно:

– Байки, конечно. Только вот теперь я её сам видел… и уже не знаю, байки ли.

Я хмыкнул, глядя на бледную гладь Невы.

– Сказка – ложь, да в ней намёк. Только не всегда он виден, приятель.

Савва кивнул, прижимаясь ближе.

Мы шагали дальше, на северо-восток, туда, где ждала Охта. И с каждым шагом Узел отзывался всё отчётливее – глухим биением под землёй, словно гигантское сердце, зарытое в глубине.

Охта встретила нас белой ночной тишиной. Дома тут были ниже, стояли теснее, многие и вовсе перекошенные, вросшие в землю, словно прятались от чужого взгляда. За заборами темнели огороды – жалкие полузатопленные грядки. Ни звука. Ни собачьего лая, ни кошачьего мява. Словно сама жизнь стороной обходила этот угол.

Я замедлил шаг. Тревога росла с каждым мигом. Каждый вдох болезненно отдавался в висках и в груди. Узел был где-то здесь, совсем близко.

Савва втянул носом воздух, нахмурился.

– Дядько… пахнет. Странно пахнет.

– Чем это? – спросил я, хотя и сам чувствовал разлитое в воздухе тянущее, вязкое, липкое нечто.

Липкое, но при этом и пустое.

Мальчишка замялся, подбирая слова.

– Пахнет так… будто дом стоял-стоял, а люди из него вдруг ушли. И всё там осталось: вещи, хлеб на столе, лампа горела… а потом – бац! – и никого. И запах тот есть, а пахнуть-то и нечему.

Я молча кивнул. Он описал ровно то, что и я ощущал – пустоту, застывшую в тени за каждым предметом.

Я остановился, втянул воздух. Глухие удары под землёй отзывались в рёбрах – Узел был близко. И невозможно поверить, чтобы при таком изобилии астралоходцев с менталистами в городе Узел никто бы не обнаружил, а, обнаружив, оставил без присмотра. Нет уж, таких подарков судьба не делает. Здесь просто обязано быть кольцо дозоров. И прорываться силой – всё равно что самому себе петлю на шею набросить.

Нет, чтобы пройти часовых, требовалось иное: отвести глаза, перехитрить, проскользнуть мимо.

– Дядька, – зашептал Савва, – а как же ты лошадь туманную мне доверил? А если б…

Но не договорил, видел, что не ко времени допытываться. Я же осматривался и думал – да и нечего было мне мальцу ответить, если б и хотел.

Где сидят сторожа, я мог догадаться. Заброшенные дома по соседству, пустые и тёмные. Нигде ни огонька. Оно и понятно, к самому Узлу местные стражу едва ли поставят. Да они ближе и не рвутся – правильно, побаиваются. Не ведают толком, что стерегут, но глаз не спускают.

– Дядька Ловкач, – Савва снова тронул меня за рукав. – Может, я… впереди пройду? Гляну.

Я хотел его отшить, мол, мал ещё. Но он уже приосанился, ножичек за голенищем проверил. Горячо зашептал:

– Я пролезу, клянусь! Вон там, через ту дыру, глядите, я кошкой шмыгну, а вы тут подождёте. Коли что, мигом вернусь.

– Стоять, – вырвалось у меня, но поздно. Мальчишка только мелькнул в темноте – и скрылся, юркнув в прореху в заборе, где, казалось, взрослому и кулак не просунуть. Я чертыхнулся про себя. Хотел было рвануть за ним, но понял – и сам не пролезу, и себя выдам. Оставалось ждать.