Сожженные приношения

Наверное, он прав, поняла она: речь шла о коттедже. Хотя разве в объявлении не говорилось о большой семье? Она вытащила из сумочки вырванную из газеты страницу, и да, там именно так и было написано – «Подходит для большой семьи». Коттедж маловат, три или четыре комнаты в лучшем случае. И вообще, кто станет снимать такую развалюху? Она сложила газетную страницу и сунула ее обратно в сумочку.

– Это дом, – произнесла она вслух. – Вон тот невероятный дом.

Она откинулась на спинку сиденья и уставилась перед собой, убежденная в собственной правоте. Ее взгляд блуждал по изгибам и углам здания: к одной из комнат верхнего этажа была пристроена небольшая затененная башенка, покоившаяся на громадном округлом эркере под западным фронтоном. Башенка возвышалась над остальным строением на целый этаж, одинокая, вознесшаяся над водой и маячившим вдали противоположным берегом тонкой пастельной линией. Это и есть то самое, да? Хребет, центральная точка. Весь дом словно устремлялся к тому фронтону и тем пустым окнам. Чем пристальнее вглядывалась она в эти окна, тем прекраснее и соблазнительнее казался ей дом.

– Это дом, – повторила она.

– Что – дом?

Он испугал ее: раз – и уже стоит рядом, возле машины.

– Просто размышляю вслух. Увидел что-нибудь?

– Ничего, – ответил он. – Все запечатано. Но на самом деле я вижу самые разнообразные возможности. Малярия. Энцефалит. Мы зря тратим время, солнышко.

– Может быть, это не коттедж, – сказала Мэриан. – Может быть, это дом?

– В таком случае мы тем более зря тратим время. – Он сложил руки рупором и позвал сына: – Дейв, поехали!

Дейв выбежал из зарослей травы. Бен присел, готовый перехватить его, и сграбастал мальчика, едва тот выскочил на дорогу. Он взвалил сына на плечо и понес его, пищащего от удовольствия, к машине.

Мэриан сжалась: такие грубые штучки заставляли ее нервничать.

– Заканчивайте со своими скачками, вы оба…

Они влезли в машину, и Бен завел двигатель со словами:

– Ладно, поехали дальше.

Дэвид просунул голову между их сиденьями:

– Я видел в траве велик. Трехколесный.

– Наверно, тут есть какие-нибудь детишки, – сказал Бен через плечо.

– Вряд ли. Он весь развалился. – Дэвид помолчал и потом добавил: – И он весь в крови.

– Серьезно? – спросил Бен самым жутким своим голосом.

– Высохшая кровь.

Бен затрясся.

– Ой-ой! – закричал он. – Как думаешь, это кровь какой-нибудь гориллы?

– Гориллы не ездят на трехколесных, – ответил Дэвид.

– А что тогда движется позади нас? – спросил Бен.

Дэвид обернулся и посмотрел в заднее стекло.

– Двухколесный, – сказал он, – со страховочными колесиками.

Мэриан, неотрывно вглядываясь в окна наверху, повторяла про себя: «Пусть это будет дом, пожалуйста, пусть это будет дом».

* * *

Некоторое время дорога шла по краю поля, которое, очевидно, было большой ухоженной лужайкой, террасами поднимающейся к дому, – в траве все еще виднелись следы тонких низких подпорных стенок. Справа до самого леса простирался участок более ровной земли; в нем смутно угадывался бывший ухоженный сад: смутно проступающий узор из кустарников и зеленых изгородей, ныне пребывающих в полном небрежении, окружал руины изящного летнего павильона. Как обидно, подумала Мэриан. А дом, стоило им подъехать поближе… Это не просто обидно, это преступление, самый настоящий ветхозаветный смертный грех.

Он по-прежнему поражал, особенно вблизи, когда навис над ними всей своей громадиной и стали более различимы его детали: резные наличники-модильоны, венецианские окна, колонны на верхней террасе. Но черепица топорщилась волнами, а кровельные доски, некогда белые, оказались грязно-серыми, переломанными и с пятнами старой ржавчины; кое-где окна были заделаны фанерой, многие балясины на центральной лестнице покосились, а иные и вовсе сгинули (одна валялась в жидкой поросли рядом с лестницей). На каждое могучее дерево, издалека производившее такое сильное впечатление, приходилась пара тощих и давно мертвых.

– Боже, какое расточительство! – сказала Мэриан, когда Бен вел машину мимо гаража на пять автомобилей, да еще и с пристройкой сверху.

Перед одним из въездов в гараж (двери распахнуты и болтаются) был припаркован огромный старый «паккард». Машину под завязку набили какими-то коробками, абажурами и мебелью, а сверху привязали переднюю спинку кровати; багажник был открыт.

– Во сколько они нас ждут? – спросил Бен.

– В одиннадцать.

– Еще полчаса.

– Они не станут возражать.

Бен затормозил возле дома. Площадка перед лестницей была засыпана тонким слоем щебня. Они вышли из машины; дом протянулся перед ними в стороны и ввысь, а за их спинами к плотной зеленой стене леса откатывалось широкое поле.

Ступеньки скрипели, все до единой – шестнадцать, согласно подсчетам Дэвида, который вспрыгивал на каждую, пока Мэриан не схватила его за руку с тихим: «Дэвид!» Она остановила Бена у самого верха лестницы и сказала:

– Я нервничаю.

– С чего бы это? – ответил он и продолжил подниматься. Высокие круглые колонны с отслаивающимся покрытием; широкая тенистая терраса.

Едва Бен постучал, как дверь тут же открыл низкорослый старик, розовый, круглый и пыхтящий. На нем была кепка с пятнами пота, широченные штаны и майка; маленький сосок выглядывал из-под заношенной ткани.

– Мы Рольфы, – представился Бен, – приехали насчет летнего жилья.

Мэриан пересекла террасу, она напряженно улыбалась и по-прежнему держалась за Дэвида.

– Знаю-знаю, – сказал человек; он никак не мог отдышаться. – Поджидали вас. Я Уокер. Здешний вроде как домоуправ. – Он издал смешок, словно это была какая-то одному ему понятная шутка. – Заходите.

Он распахнул дверь пошире, и Бен пропустил Мэриан и Дэвида вперед.

– Так, народ, вы пока обождите в приемной, а я схожу за важными шишками, – сказал Уокер. Он развернулся; из его заднего кармана свисала грязная тряпка.

Дэвид вырвал свою руку из руки матери, которая застыла, рассматривая холл. Первой привлекла ее взгляд люстра – огромная масса хрусталя, без сомнения Уотерфорд, – нависавшая над голым деревянным полом. Хрустальные подвески помутнели, пол потускнел и исцарапался; у одной из стен лежал свернутый в рулон восточный ковер. И тем не менее холл поражал – сюда почти целиком поместилась бы вся их квартира. Великолепная лестница резного красного дерева, изгибаясь, вела на второй этаж; от ее основания и вдоль всего лестничного изгиба шла какая-то металлическая полоса, нечто вроде рельса.

– Мэриан?

Бен ждал ее возле только что открытых Уокером двойных дверей.

– Да, иду.

Она пыталась запоминать все детали, например двойные двери по обе стороны холла, который сужался до небольшого прохода рядом с лестницей; что там за комнаты – столовая, кухня, библиотека, оранжерея? Мэриан никогда не бывала в подобном доме, и планировка, которую она теперь воображала, была навеяна исключительно «шиком» голливудских фильмов. И все это пришло – или приходит – в запустение. Снова – какая жалость!

То, что Уокер назвал «приемной», оказалось еще внушительнее – громадное, залитое солнцем помещение, закругленное с одной стороны, с расположенными на равных промежутках французскими окнами, которые Мэриан заметила еще снаружи. В центре лежал обюссоновский[9] ковер, серовато-белый, с бледно-розовыми и голубыми цветами; стены отделаны старинными boiseries[10], белыми и золотистыми; над украшенной завитками каминной полкой висело чиппендейловское[11] зеркало, от которого захватывало дух. Но господи! Почему ковер так истрепан, стены облуплены, а шторы отяжелели от пыли? Если кому-то достало вкуса собрать столько изящного хрусталя и серебра, то почему эти люди так безответственно пренебрегают чисткой и полировкой?

– Располагайтесь, – говорил тем временем Уокер. – Только смотрите, куда садитесь, а то тут всякое старье валяется.

Он вытащил из кармана свою тряпку и чисто символически протер позолоченную консоль. Подошел к одному из окон, принюхался и резюмировал:

– Плесень.

Мэриан стояла рядом с Беном, взгляд ее скользил по комнате. Он взяла руку мужа и сжала ее, как бы прося: «Помоги мне, пожалуйста!»

– Уютненько, – произнес Бен и театральным шепотом добавил: – Деньги. Очень старые деньги.

Дэвид был в другом конце зала и наблюдал, как Уокер сражается с оконным шпингалетом.

– Эй! – вдруг крикнул он. – У них есть лодка.

Окно с резким скрежетом распахнулось, и в комнату ворвался бриз, сдувший с одной из ламп гофрированный абажур.

– Полюбуйтесь пока видом, ежели охота, – сказал Уокер. Он поднял абажур, вытащил вилку из розетки и сунул лампу под мышку.

Дэвид ужасно разволновался.

– Папа, тут есть лодка! – воскликнул он.

– Сломана, – сообщил Уокер.

Бен подошел к окну:

– А где бассейн? Он упоминался в объявлении.

– Из дома не видно, – ответил Уокер и неопределенно махнул рукой. – Там внизу.

Бен устремил взгляд за террасу – на луг, спускающийся к берегу, где находился изогнутый пирс и торчал небольшой катер с каютой, затопленный водой. Когда-то там тоже был сад, с большим каменным фонтаном посередине. Вот уж действительно расточительство, подумал Бен.

Мэриан обнаружила в одном из простенков лакированный, кораллового цвета секретер, украшенный изумительными черными и золотыми фигурками. Она прикоснулась к нему, поначалу с опаской, впитывая каждую деталь. Ее рука бережно скользила по прохладному отполированному изгибу к небольшому навершию. Всего один предмет, задвинутый в темный угол, а сто́ит, насколько она могла судить, намного больше, чем все, что у них есть или когда-либо будет. Иметь возможность пожить рядом с чем-то настолько красивым – не владеть, просто пожить… месяц, два месяца… Господи.

Голос Дэвида прервал поток ее мыслей.

– А чего у вас тут все растения умерли? – спрашивал он.

Мэриан отвела взгляд от секретера и с удивлением обнаружила, что Уокер (Дэвид стоял рядом с ним) наблюдает за ней и улыбается. Она смущенно сделала шаг в сторону.

– Невозможно не восхититься, – извиняющимся тоном произнесла она. – Он прекрасен.

Уокер все так же улыбался, а Дэвид сказал:

– И парадная лестница тоже развалилась.

– Дэвид! – Она слабо улыбнулась Уокеру. Почему он так на нее смотрит?

– Да тут все развалилось, – проговорил Уокер и наконец отвел глаза, поправляя лампу под мышкой.

Бен вышел на террасу.

– Иди к папе, – сказала Мэриан и крикнула вслед: – Потише! – когда Дэвид бегом кинулся через всю комнату. – Можно ведь, да? – уточнила она у Уокера.

– Конечно. Вы осмотритесь тут, если хотите.

Уокер направился к выходу из комнаты.

– Сколько лет дому? – спросила Мэриан.

Тот остановился и пожал плечами:

– Кто ж знает?

Тут он заметил что-то в другом конце комнаты.

– Черт, – выругался он и вернулся к Мэриан. Положил лампу и абажур на пол рядом с ней и добавил: – Приглядите за ними минутку, ага?

Над диваном висел большой пейзаж в изысканной раме. Уокер прошел к нему – мелкими быстрыми шажками, словно привык обходить неожиданные препятствия, – взгромоздился коленями на сиденье и потянулся к картине, чтобы поправить ее, но только еще больше покосил.

– Так-то лучше, – сказал он, разглядывая пейзаж. Едва он вернулся к Мэриан, как картина рухнула на пол за диван. Мэриан, не успев сообразить, что делает, крикнула:

– Уокер!

Ее интонация была необъяснимо резкой и повелительной; она тут же прикрыла рот ладонью.

Уокер на секунду обомлел, затем на его лице появилась тень улыбки.

– Да, мэм? – сказал он тихо и ровно.

Ее пальцы по-прежнему прижимались к губам. Почему она так сказала, почему это вылетело само, непроизвольно? Всякие признаки улыбки на лице Уокера растаяли, он стоял перед ней, неподвижный и покорный.

– Она не… ничего не повредилось? – произнесла Мэриан, запинаясь; этот нескладный вопрос, по крайней мере, прервал неловкое молчание и заставил домоуправа отвести от нее пристальный взгляд. Уокер пробормотал что-то в свое оправдание, повернулся, снова влез на диван и, покряхтев, извлек картину из-за спинки.

– Развалилась, – сказал он, покраснев от усилий. – Тут много чего разваливается, – добавил он, таща пейзаж за собой. Он указал рукой на лампу: – Мэм? – и Мэриан подала ее, а Уокер снова сунул под мышку. Потом буркнул что-то насчет важных шишек – по-прежнему очень виновато – и вышел, закрыв за собой двойные двери.

Мэриан смотрела ему вслед и думала: пожалуйста, пусть он не прилагается к дому. Экий олух. Она подняла глаза к потолку, проследила взглядом грязный и полустертый лепной узор, тянущийся через всю комнату… А если Уокер все-таки прилагается, если он – неотъемлемое условие аренды, то в эту комнату ход ему будет закрыт.

Она направилась в нишу в дальнем конце, по дороге ведя учет мебели и антикварных безделушек (кто-то коллекционировал желтый и голубой мейсенский фарфор). Бен звал ее с террасы – что-то там про вид.

– Минуту, – откликнулась она.

Заглянув в нишу, Мэриан обнаружила стеклянную дверь, мутную и грязную. Оранжерея. Она едва различила за стеклом длинные полки и столы. Можно? Почему бы нет?

Стоило Мэриан открыть тугую дверь, как изнутри ударила волна духоты и гнилостного запаха. Грязь облепила посеревшие стеклянные стены и крышу. Покосившиеся полки и колченогие столы были заставлены рыжими горшками, в основном пустыми или с обвисшими бурыми стеблями. На земляном полу валялись черепки и ржавые инструменты. Несмотря на жару и вонь, Мэриан пошла вглубь, сунула пальцы в один из горшков, вытащила мертвый цветок. Отвратительно, и она, черт возьми, найдет способ сказать им об этом! Каким словом можно заменить «отвратительно»?

Второй окрик Бена – «Мэриан?» – она расслышала. Вонь не пустила его дальше входной двери.

– Бога ради, что ты тут делаешь?

– Посмотри-ка, – сказала она, заглядывая в глиняный горшок, – все растения засохли. Земля как пыль.

– Слушай, тебе бы не понравилось, если б чужие совали нос в твои фикусы. Выходи отсюда.

Она еще раз окинула взглядом оранжерею, протяжно вздохнула и направилась к мужу.

– Такое небрежение – меня это убивает. Убивает! – Она негромко вздохнула и стукнула обоими кулаками ему в грудь.

– Не принимай близко к сердцу.

– Не получается. – Она попробовала переключиться. – Я думала, ты присматриваешь за Дэвидом.

– Он пошел вниз поглазеть на пляж.

Стоя в дверном проеме, она в последний раз расстроенно оглядела замусоренные полки.

– Им это, возможно, не понравится.

– Разумеется, не понравится, черт возьми. Выходи.

Он захлопнул дверь.

Она посмотрела на террасу и увидела, как Дэвид сбегает вниз к пляжу, останавливается, поднимает камень и кидает его в воду…

– По-моему, это плохая идея, – сказала она Бену и тут заметила, что мужа нет сзади. – Точно ли можно вот так отпускать Дэвида? – спросила она громче и услышала «ага» из ниши.

Терраса была выложена каменными плитами; сорняки проросли в зазорах и трещинах, обвили балясины, на которых еле держались окаймляющие террасу перила. Садовая мебель, конечно же, никуда не годилась. Но вид! И простор!

– Эй, ты это видела? – громко спросил Бен из ниши.

Она не заметила, что стена напротив двери в оранжерею была увешана двумя-тремя десятками фотографий. Бен разглядывал их, присев на корточки.

– Загадочно, – сказал он, – везде одно и то же.

Мэриан подошла к нему посмотреть. Фотографии висели ровными рядами, покрывая почти всю стену. Все были одинакового формата, в одинаковых серебряных рамках, и, как подметил Бен, на всех – один и тот же вид дома: фасад, снятый примерно с середины поля. Некоторые казались старыми, в тонах сепии, середину стены занимали черно-белые, справа – уже цветные.

– Заметила кое-что? – спросил Бен.

Дом, особенно на цветных снимках, просто блестел – белоснежное строение на фоне газона и бухты позади; перила и балясины целые, окна в порядке; ничто не выглядело залатанным, обветшалым или разваливающимся. Здание осеняли густые деревья, живые изгороди были искусно подстрижены. Дом выглядел в точности так, как ему следовало выглядеть. Грандиозно.

Бен выпрямился и сказал:

– С ума сойти, да?

Мэриан изучала снимки.

– Да, – ответила она. – Жалко, что они довели все до такой разрухи.

Где-то в доме хлопнула дверь, послышались громкие голоса.

– Идут. – Бен обхватил руку Мэриан повыше локтя и помог ей подняться. – Так, запомни, – сказал он, – говорить буду я. А ты красуйся и рта не раскрывай.

Она на минуту задумалась. Бен теперь держал ее обеими руками.

– Мэриан, – предостерег он. Своим негативным тоном. – Ни в коем случае не коттедж, о’кей? Квинс, не Квинс, не важно.

Она улыбнулась и ответила:

– Я с тобой, Бенджи. Коттедж не подойдет.

– Ты моя девочка. Элегантный выход предоставь мне.

Глава 3

Голоса доносились из холла, непосредственно из-за закрытых дверей: Уокера и еще один, резкий и скрипучий, который Мэриан помнила по телефонному разговору в понедельник.

– Куда это все?

– В машину, куда ж еще.

– В машине места нету.

– Ну так освободи место! За что тебе платят-то?

Бен отошел на террасу проверить, как там Дэвид: тот резвился на краю лужайки, в безопасности и на виду, подальше от воды, как и велел отец.

– С ним все в порядке, играет… – сказал Бен, возвращаясь, но Мэриан сделала предостерегающий жест и кивнула в ту сторону, откуда слышались голоса. Ручка повернулась, одна из створок приоткрылась. Мэриан прочистила горло.

– И зеркало тоже вынеси, – говорила женщина. – Совсем помутилось.

– Не оно одно тут помутилось, – буркнул Уокер.

Бен фыркнул от смеха, Мэриан постаралась сдержать улыбку. Створку вдруг снова захлопнули, и приглушенный ответ хозяйки прозвучал как короткая последовательность шипящих. Когда дверь вновь распахнулась, в комнату решительно вошла невысокая энергичная женщина лет шестидесяти. Заостренные черты лица, залитые лаком седые волосы. Ее темно-синий костюм, дополненный двойной нитью жемчуга, был явно сшит на заказ за большие деньги.

– Простите, что заставили вас ждать, – сказала она, протянув руку с дорогими украшениями сначала Мэриан, а затем, словно спохватившись, Бену, – но у меня выдалось то еще утречко. – Она посмотрела в сторону холла и, повысив голос, добавила: – Некоторые люди уже всякий стыд потеряли. – (Ответа не последовало, донеслось только отдаленное шарканье.) – Старый дурак! – бросила она и резко повернулась к Мэриан. Ласково улыбаясь, женщина проговорила: – Я Роз Аллардайс. Мой брат спустится, как только приведет себя в порядок.

Мэриан предоставила Бену назвать их имена. Не успел он упомянуть Дэвида, как мисс Аллардайс спросила:

– Есть ведь еще мальчик, верно?

– Наш сын, Дэвид, – сказал Бен. – Он пошел вниз к воде.

– Это ничего? – осведомилась Мэриан.

– Конечно. Пусть погуляет, – ответила мисс Аллардайс. – Дети приносят пользу этому месту. Еще кто-нибудь?

– Нас всего трое, – сказал Бен.

Да, она помнит телефонный разговор с Мэриан и помнит фамилию Рольф, хотя на имена у нее плохая память, да к тому же сейчас голова забита кучей других имен: телефон звонит не умолкая с прошлого воскресенья, когда опубликовали объявление.

– Я все забываю, как много народу жаждет сбежать из этого ужасного города.

– А тут уже были другие желающие? – не удержалась Мэриан; если бы мисс Аллардайс не смотрела на нее так пристально, она бы мимикой передала Бену: «Извини, слишком уж волнуюсь». Но мисс Аллардайс упорно вглядывалась в нее, совсем как Уокер.

– Другие желающие? – Голос сорвался на смех. Она резко оборвала его и заговорила тихо и доверительно: – Есть, да не те, большинство из них.

Мэриан старалась не смотреть на Бена, который указывал большим пальцем то на себя, то на нее и кивал.

– Мы с братом очень разборчивы, – продолжила мисс Аллардайс, для пущей убедительности взяв Мэриан за руку повыше локтя. – Начнем с того, что мы не так уж часто это делаем; последний раз – года два-три назад… я уже подзабыла. Иногда кто ни приедет – все не те, а иногда… – Она улыбнулась так широко, что макияж у нее пошел трещинами, и отпустила руку Мэриан.

– Но дом еще не сдан? – спросила Мэриан, и на этот раз она постаралась, чтобы вопрос прозвучал менее тревожно.

– Не сдан, – ответила мисс Аллардайс, выдержав паузу, и Мэриан стало ясно, что это приглашение.

Бен подошел поближе.

– Полагаю, надо обсудить детали, – сказал он Мэриан.

– Деловой человек, – произнесла мисс Аллардайс, по-прежнему глядя на Мэриан. – Совсем как мой брат. – Она наконец перевела взгляд на Бена. – Детали просты, мистер Рольф. – Она сделала широкий жест, обводя рукой помещение. – Что вы думаете об этом, об этой старой усадьбе?

Бен проследил за ее рукой:

– Об этом?

– Вот именно, об этом.

Вопрос застал его врасплох. Он задумался на минуту, кивнул и проникновенно ответил:

– Весьма примечательное местечко.

– Так и есть. Больше двухсот акров, и изрядная их часть – элитная прибрежная зона. Где теперь такое найдешь? Ну а сама эта древняя развалюха – о, я уверена, что миссис Рольф способна оценить нечто столь исключительное. Верно?

Взгляд Мэриан прошелся по комнате, словно она видела ее впервые.

– Поразительно, – сказала она тихо.

– Дом как раз в вашем вкусе, не так ли?

– По-моему, он любому понравится.

– Ошибаетесь. Отнюдь не любому. – Хозяйка постучала указательным пальцем по красной сэндвичской вазе[12]; та зазвенела. – Разбираетесь в антиквариате?

– Немного, – ответила Мэриан.

– Тогда вы, наверное, составили представление о масштабах. Дом просто набит им. – Голос ее сделался мягким и благоговейным. – Наша мать – превосходный коллекционер… точнее, была когда-то. – Она умолкла и как будто ушла в себя. – Наша дорогая матушка.

– Это просто замечательно, – сказала Мэриан, и слова ее были полны сочувствия.

Мисс Аллардайс с глубоким вдохом, больше похожим на вздох, овладела собой. Лицо ее вновь заострилось (похожа на хорька, подумала Мэриан), и голос опять зазвучал отрывисто и резко:

– Свихнешься ухаживать тут за всем. Это слишком для таких старых развалин, как брат и я, особенно после того несчастного случая. – От дальнейших жалоб их избавило частое шарканье в холле. – И разумеется, никакого проку от этого старого дурака, который давно уже в маразме. – Она слегка подняла голову и крикнула: – Уокер!

Шарканье прекратилось, послышалось бормотание, и в дверном проеме появился старик, еле удерживающий большую коробку, увенчанную покореженными лампой и абажуром.

– Чего еще? – брюзгливо спросил он.

– Гардения брата, возле окна.

– Чего – гардения?

– В машину, пожалуйста. Она умерла.

– Прям сейчас?

Мисс Аллардайс прикрыла глаза; под слоем макияжа на лице проступила краснота, голос еле заметно задрожал.

– Нет. Когда в твоем плотном графике появится окно. – Ее веки поднялись. Уокер прошаркал мимо открытой двери. Она сокрушенно покачала головой. – Преступление, просто преступление то, как все тут теперь идет. Оранжерея брата раньше была невообразимым чудом. А нынче ни травинки. Содержать такое место – слишком, слишком тяжелая ответственность.

Хорошо, что она это осознаёт, подумала Мэриан, хотя цена этому грош. Может, дело было в словах пожилой дамы, адресованных, казалось, лично Мэриан, но ее опять охватило странное собственническое чувство: будто дом, который она никогда раньше не видела, каким-то образом предназначался ей. Очевидно, скрыть это не удалось: в выражении ее лица читалось нечто более глубокое, чем прямолинейный восторг, нечто менее беспристрастное, потому что мисс Аллардайс посмотрела прямо на нее и сказала:

– Вы уже прикидываете, что со всем этим можно сделать, верно?

Ее проницательность заставила Мэриан слегка покраснеть. Неужели у нее такой жадный вид?

– Боюсь, что так, – ответила она и беспомощно пожала плечами, глянув в сторону Бена.

– Моя жена, – пустился в объяснения Бен, приобняв Мэриан одной рукой, – относится к тому типу людей, которые вырезают картинки из «House and Garden»[13]. Как некоторые дамы вырезают бумажных куколок. У нее целые альбомы этих картинок.

– Ничего плохого тут не вижу, – сказала мисс Аллардайс. – Пригодится, когда появятся реальные возможности.

– Ну да. – Бен прижал к себе жену – уж какая есть! – и отпустил.

– Ты хотел выяснить детали, – напомнила ему Мэриан.

Он услышал в ее тоне «прошу тебя» и заговорил:

– Так вот, насчет коттеджа, мисс Аллардайс… Боюсь, мы рассчитывали на несколько иной вариант.