Полная версия
– Рад знакомству, – произнес он, стараясь скрыть замешательство.
– Взаимно, Максим Андреевич, – генерал Пронин сжал его руку с неожиданной силой. – Наслышан о ваших успехах.
– Ох, молодой человек, – Левинсон энергично потряс его ладонь, – я следил за вашей работой по алгоритмам эмоционального отклика. Превосходно, просто превосходно!
Савин жестом пригласил всех сесть и сам занял место во главе стола.
– Максим, – начал он без предисловий, – то, что ты сейчас услышишь, не покидает этих стен. – Он сделал паузу, подчеркивая серьезность момента. – Проект "Призма" – это государственно-частное партнерство между "НеоСферой" и силовыми структурами Российской Федерации. Цель проекта – создание системы предиктивного анализа и формирования общественного мнения на основе больших данных.
Максим почувствовал, как по спине пробежал холодок. Формирования общественного мнения?
– Проще говоря, – вступил генерал Пронин, – мы разрабатываем алгоритм, способный не только прогнозировать политические предпочтения и социальное поведение граждан, но и корректировать их в нужном направлении. Через персонализированную выдачу контента в "НеоСфере".
– Корректировать? – переспросил Максим, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально. – Вы имеете в виду… манипулировать?
– Какое неприятное слово, – поморщился Левинсон. – Я предпочитаю термин "оптимизация информационного поля". Мы не заставляем людей думать определенным образом, мы лишь… подталкиваем их к правильным выводам. Это как садовник, который направляет рост дерева, а не ломает его.
Савин наблюдал за реакцией Максима с легкой улыбкой.
– Я вижу скепсис в твоих глазах, мой мальчик. Это хорошо. Здоровый скептицизм – признак интеллекта. Но позволь мне объяснить ширину контекста.
Он нажал кнопку на столе, и в центре появилась голографическая проекция земного шара с мерцающими точками активности.
– Мир погружается в хаос. Украина, Ближний Восток, торговые войны, климатический кризис, массовые миграции. Технологические гиганты Запада уже давно ведут информационную войну против России. Facebook, Twitter, Google – все они манипулируют сознанием наших граждан ежедневно.
– И что, мы будем отвечать тем же? – спросил Максим.
– Мы будем защищаться, – жестко ответил Пронин. – И лучшая защита, как известно – нападение. "Призма" – это щит и меч российского цифрового суверенитета.
– "НеоСфера" – крупнейшая социальная платформа в Восточной Европе и СНГ, – продолжил Савин. – У нас более трехсот миллионов пользователей. Это огромная ответственность, но и огромная возможность. Мы можем использовать эту платформу для стабилизации общества, для продвижения конструктивной повестки, для защиты национальных интересов.
Максим слушал, чувствуя, как внутри нарастает противоречие. С одной стороны, доводы звучали логично. С другой – всё это слишком напоминало оруэлловский кошмар.
– А как это работает технически? – спросил он, решив пока сосредоточиться на практической стороне.
– О, это самое интересное! – оживился Левинсон. – Мы создали нейросетевую модель, которая анализирует цифровой след пользователя – его поисковые запросы, лайки, репосты, время, проведенное на разных страницах, даже паттерны движения глаз при чтении! На основе этих данных алгоритм строит психологический профиль и определяет, какой тип контента с наибольшей вероятностью повлияет на мнение конкретного человека по заданному вопросу.
– Профилей уже больше двухсот миллионов, – добавил Пронин. – Мы можем сегментировать аудиторию по тысячам параметров и воздействовать на каждый сегмент индивидуально.
– Не говоря уже о микротаргетинге, – Левинсон явно был в своей стихии. – Мы можем выделять лидеров мнений в каждом сообществе, от дома до района, от района до города, и т.д. Воздействуя на них, мы получаем эффект снежного кома.
Максим мысленно прикинул масштабы проекта и понял, почему он был засекречен. Такая технология в руках государства была страшнее ядерной бомбы – она могла перекраивать саму ткань общества, не разрушая физическую инфраструктуру.
– И где я вписываюсь в эту картину? – спросил он, глядя на Савина.
– Ты возглавишь направление интеграции "Призмы" в пользовательский интерфейс "НеоСферы", – ответил тот. – Нам нужен кто-то с твоим пониманием UX/UI, чтобы механизмы воздействия были незаметны для пользователя. Чтобы люди не чувствовали, что ими манипулируют. Чтобы всё выглядело естественно, как часть обычного пользовательского опыта.
– И как далеко зашел проект? – Максим пытался выиграть время, чтобы уложить всю информацию в голове.
– Мы уже провели несколько успешных тестов в закрытом режиме, – ответил Пронин. – Региональные выборы в трех областях, референдум по строительству мусорного полигона в Подмосковье, общественное мнение по пенсионной реформе. Результаты превзошли ожидания.
Максим вспомнил странное сообщение от Павла. Теперь оно обретало смысл. Неужели Зорин как-то узнал о "Призме"? И если да, то как?
– Я так понимаю, проект уже в продвинутой стадии, – сказал Максим. – Зачем вам понадобился именно я? И почему сейчас?
Савин и Пронин обменялись взглядами.
– Мы переходим к новому этапу, – ответил Савин. – Полномасштабному развертыванию системы. И здесь нам нужны твои таланты.
– Кроме того, – добавил Пронин, – в сентябре следующего года президентские выборы. Времени на раскачку нет.
Вот оно что. Президентские выборы. Они собираются использовать "Призму" для обеспечения нужного результата.
– Максим, – Савин внимательно смотрел на него, – я вижу сомнения в твоих глазах. Это нормально. Я сам прошел через это. Но поверь, то, что мы делаем – это не злая манипуляция. Это защита страны от внешнего вмешательства. Это обеспечение стабильности в эпоху турбулентности.
– А что насчет этической стороны? – Максим решил быть откровенным. – Мы говорим о вмешательстве в личный выбор людей, о скрытом воздействии на их сознание.
– Ох, этика, этика, – Левинсон закатил глаза. – Молодой человек, этика – это роскошь мирного времени. А сейчас идет война. Информационная война. И либо мы победим в ней, либо нас сомнут. Третьего не дано.
– Кроме того, – добавил Пронин, – массы всегда кем-то управлялись. Религией, идеологией, пропагандой. Мы лишь используем более современные и эффективные методы.
Максим понимал, что от его решения сейчас зависит очень многое. Отказаться – значит поставить крест на карьере в "НеоСфере". Более того, зная о таком проекте, он становился угрозой безопасности. Согласиться – значит стать соучастником создания системы тотального контроля над обществом.
Но была и третья опция: притвориться, что он согласен, а самому разобраться, что происходит на самом деле.
– Я понимаю масштаб и значимость проекта, – наконец сказал Максим. – И готов приступить к работе. Но мне понадобится полный доступ к техническим спецификациям и документации.
Савин просиял.
– Отлично! Я знал, что ты сделаешь правильный выбор. Михаил Борисович предоставит тебе все необходимые материалы. – Он повернулся к профессору. – Покажите Максиму лабораторию на 45 этаже после нашего совещания.
– С удовольствием, – кивнул Левинсон.
– А теперь к деталям, – Савин активировал голографический дисплей с детальной схемой проекта. – "Призма" состоит из трех ключевых компонентов…
Следующие два часа прошли в обсуждении технических аспектов проекта. Максим внимательно слушал, задавал вопросы, делал заметки, одновременно пытаясь осмыслить моральные последствия того, во что его втягивали. Чем больше деталей он узнавал, тем больше убеждался, что "Призма" была куда опаснее, чем казалось изначально.
Когда совещание закончилось, было уже за полдень.
– Отлично поработали, – Савин потянулся. – Максим, Михаил Борисович покажет тебе лабораторию. А у нас с Александром Николаевичем еще одна встреча.
– Конечно, – кивнул Максим. – Спасибо за доверие.
Когда они остались вдвоем с профессором, Левинсон хлопнул в ладоши.
– Ну-с, молодой человек, готовы увидеть святая святых?
– Более чем, – улыбнулся Максим. – Но сначала мне нужно сделать один звонок. Корпоративные дела.
– Конечно-конечно, – закивал профессор. – Я подожду вас у лифтов.
Как только за Левинсоном закрылась дверь, Максим достал телефон и отправил сообщение Павлу: "Встречу перенести нельзя? У меня экскурсия по проекту."
Ответ пришел мгновенно: "Нет. Жизненно важно. 11:30 в курилке. Не опаздывай."
Максим нахмурился. Что могло быть настолько срочным? И главное – откуда Павел вообще знал о проекте? Неужели утечка? Если да, то Савин с Прониным с живого кожу снимут.
Но сейчас нужно было сосредоточиться на другом. Максим убрал телефон и вышел к лифтам, где его ждал Левинсон.
– Идемте, молодой человек! – профессор буквально подпрыгивал от нетерпения. – Вы будете поражены, я вам гарантирую!
Они спустились на 45 этаж, где располагалась лаборатория "Призмы". В отличие от остальных этажей "НеоСферы" с их открытыми пространствами и стеклянными перегородками, здесь всё было закрыто, защищено и обособлено. Массивные двери с системой биометрического контроля, камеры наблюдения в каждом углу, сотрудники с пропусками на шнурках.
Левинсон приложил палец к сканеру, и двери бесшумно открылись.
– Добро пожаловать в сердце "Призмы", – произнес он с нескрываемой гордостью.
Лаборатория оказалась огромным залом, заполненным компьютерами, серверными стойками и мониторами. Десятки людей в белых халатах работали за терминалами, обсуждали что-то у голографических проекций, передвигали виртуальные блоки данных.
– Впечатляет, правда? – Левинсон улыбался, как ребенок в магазине игрушек. – Здесь работают лучшие умы страны – математики, психологи, лингвисты, социологи, программисты. Все вместе мы создаем будущее.
– Или уничтожаем его, – подумал Максим, но вслух сказал:
– Действительно впечатляет. Сколько людей задействовано в проекте?
– В этой лаборатории – около ста человек. Но есть еще группы в Санкт-Петербурге и Новосибирске. Всего около трехсот специалистов. Плюс, конечно, кураторы от ФСБ и других структур.
Они прошли через зал к отдельной комнате с прозрачными стенами. Внутри находился своеобразный командный центр с огромным экраном, занимающим всю стену.
– А это наш ситуационный центр, – Левинсон провел карточкой по считывателю, и дверь открылась. – Здесь мы мониторим эффективность воздействия в реальном времени.
На экране Максим увидел карту России, разбитую на регионы разных цветов. Над каждым регионом висели десятки числовых показателей.
– Что означают цвета? – спросил он.
– Уровень лояльности, – ответил Левинсон. – От темно-зеленого – максимально лояльные регионы, до красного – проблемные зоны. Как видите, сейчас у нас преобладают желтые и светло-зеленые оттенки. Но мы работаем над улучшением показателей.
Максим внимательно изучал экран. Дальний Восток и части Сибири были окрашены в оранжевый и светло-красный. Москва и Санкт-Петербург – в желтый. Южные регионы – в зеленый.
– А что значат цифры?
– О, это самое интересное! – Левинсон подошел ближе к экрану. – Это различные метрики: уровень поддержки правительства, отношение к ключевым политическим фигурам, оценка экономической ситуации, готовность к протестной активности, уровень доверия к официальным СМИ… Всего около сотни параметров, которые мы отслеживаем в режиме реального времени.
– И как вы собираете эти данные? – Максим уже догадывался, но хотел услышать подтверждение.
– Через "НеоСферу", конечно! – Левинсон говорил так, словно это было само собой разумеющимся. – Каждый пост, каждый лайк, каждый комментарий, каждый просмотр видео – всё это анализируется нашими алгоритмами и конвертируется в показатели настроений. Мы даже анализируем эмоциональную окраску текстов, которые пишут пользователи. Наша модель распознает сарказм, гнев, радость, разочарование… И всё это в режиме реального времени!
– Впечатляюще, – сказал Максим, чувствуя смесь восхищения технологией и ужаса от её применения. – А как происходит воздействие?
– Через персонализированную выдачу контента, – ответил Левинсон. – Алгоритм определяет, какой тип материалов с наибольшей вероятностью изменит мнение конкретного пользователя по заданному вопросу, и обеспечивает преимущественную выдачу такого контента в его ленте. Это может быть новость, аналитическая статья, мем, видеоролик… Главное – подать нужную информацию в той форме, которая лучше всего воспринимается конкретным человеком.
– И это работает? – спросил Максим.
– Еще как! – Левинсон буквально светился от гордости. – Мы провели эксперимент в Н-ской области перед губернаторскими выборами. За три недели подняли рейтинг нужного кандидата с 32% до 58%. И никто ничего не заподозрил! Люди искренне верили, что сами пришли к выводу о необходимости голосовать именно за этого человека.
Максим почувствовал, как внутри нарастает тревога. То, что описывал Левинсон, было кошмаром наяву – технологией контроля сознания, замаскированной под обычную социальную сеть.
– А что насчет законности использования персональных данных? – спросил он. – Насколько я помню, для таких манипуляций нужно согласие пользователя.
Левинсон рассмеялся.
– Ох, молодой человек, вы действительно думаете, что кто-то читает пользовательские соглашения? Там есть пункт о праве "НеоСферы" использовать данные для "улучшения пользовательского опыта и персонализации контента". Под это можно подвести что угодно.
– Кроме того, – добавил он, понизив голос, – проект имеет статус стратегически важного для национальной безопасности. А это открывает… определенные законодательные лазейки.
Максим кивнул, делая вид, что полностью разделяет энтузиазм профессора, хотя внутри всё переворачивалось. Они нарушали не просто закон – они нарушали базовые принципы человеческой свободы и достоинства.
– Что ж, думаю, мне нужно будет детально изучить техническую документацию, чтобы понять, как лучше интегрировать эти механизмы в пользовательский интерфейс, – сказал он.
– Конечно-конечно! – Левинсон подвел его к рабочему месту в углу лаборатории. – Вот ваш терминал. Здесь вы найдете всю необходимую документацию. Доступ ограничен этим помещением – никаких копирований, никаких выносов информации. Всё строго конфиденциально.
Максим сел за компьютер и начал просматривать файлы. Чем больше он читал, тем сильнее становилось его внутреннее противоречие. С профессиональной точки зрения, "Призма" была гениальным проектом – алгоритмы анализа данных, нейросетевые модели, психологические профили – всё это было на переднем крае науки и технологий. С человеческой точки зрения – это был монстр, способный уничтожить саму идею свободы выбора.
Он взглянул на часы – 11:20. Встреча с Павлом через десять минут.
– Профессор, – обратился он к Левинсону, – могу я ненадолго отлучиться? Мне нужно сделать важный звонок, а здесь, я так понимаю, с сигналом проблемы.
– Ах да, конечно! – закивал Левинсон. – Здесь действительно экранированное помещение. Выйдите в коридор или поднимитесь на этаж выше – там есть курительная комната, многие наши сотрудники туда ходят для звонков.
– Спасибо, – Максим поднялся из-за стола. – Я ненадолго.
Он вышел из лаборатории, чувствуя на себе взгляды охранников, и направился к лифтам. Мысли крутились в голове как встревоженные осы. Что он только что узнал? Что "НеоСфера", компания, которой он посвятил семь лет жизни, создает инструмент тотального контроля над обществом? Что миллионы людей, доверившие свои данные социальной сети, на самом деле становятся подопытными кроликами в чудовищном эксперименте?
Лифт доставил его на технический этаж, где располагалась курилка – небольшое помещение с вытяжкой и видом на Москву-реку. Здесь обычно собирались сотрудники технических служб и программисты – те, кто не вписывался в глянцевый образ "НеоСферы", но без кого компания не могла существовать.
Павел Зорин уже был там – худой, бледный, с вечно растрепанными темными волосами и кругами под глазами. Типичный гений-кодер, не знающий, что такое нормальный сон и здоровое питание. Увидев Максима, он заметно напрягся.
– Ты один? – спросил он вместо приветствия, нервно оглядываясь по сторонам.
– Да, – Максим закрыл за собой дверь курилки. – Что происходит, Павел? Почему ты не был вчера на презентации?
– Потому что я, блядь, чуть не обосрался от страха, – Павел говорил тихо и очень быстро. – Слушай внимательно, у нас мало времени. То, что я тебе скажу, может стоить мне жизни. Возможно, уже стоит.
– Ты о "Призме"? – спросил Максим. – Откуда ты о ней знаешь?
– Я работал над оптимизацией алгоритмов машинного обучения для проекта, не зная, что это такое. Мне давали отдельные модули, без общей картины. Но три дня назад я случайно получил доступ к полной схеме. Это произошло из-за ошибки в системе разграничения прав – я увидел то, что не должен был видеть.
Павел достал сигарету, но руки тряслись так сильно, что он не мог её зажечь. Максим молча взял у него зажигалку и помог.
– "Призма" – это не просто система анализа и формирования общественного мнения, – продолжил Павел, жадно затягиваясь. – Это гораздо хуже. Они не просто манипулируют информационной выдачей. Они тестируют технологию прямого воздействия на сознание через подпороговые стимулы.
– Что? – Максим не поверил своим ушам. – Какие еще подпороговые стимулы?
– Визуальные и аудиальные паттерны, встроенные в контент, – Павел говорил всё быстрее, словно боялся, что его прервут. – Незаметные для сознательного восприятия, но воздействующие на подсознание. Мерцания, которые глаз не замечает. Звуковые частоты, которые ухо не различает. Всё это встраивается в видеоролики, изображения, даже в музыку, которую слушают пользователи "НеоСферы". И эти стимулы напрямую влияют на эмоциональное состояние и процессы принятия решений.
Максим почувствовал, как внутри всё холодеет. Если Павел говорил правду, то речь шла уже не просто о манипуляции информацией, а о прямом вмешательстве в психику людей.
– Ты уверен? – спросил он. – Это звучит как теория заговора.
– Я видел технические спецификации, Макс! – Павел повысил голос, но тут же испуганно оглянулся и заговорил тише. – Я видел результаты тестов. Они проводили эксперименты на фокус-группах, якобы для оценки нового интерфейса. На самом деле они тестировали эффективность подпороговых стимулов. И знаешь что? Эффективность превысила 70%. Семьдесят процентов, Макс! Это значит, что они могут заставить 7 из 10 человек принять решение, которое им нужно, и люди будут уверены, что сделали этот выбор самостоятельно.
Максим пытался переварить услышанное. Если Павел прав, то "Призма" была не просто нарушением закона – это было преступление против человечности.
– У тебя есть доказательства? – спросил он. – Копии документов, скриншоты?
– Я успел скопировать часть файлов, прежде чем они обнаружили несанкционированный доступ, – Павел достал из кармана крошечную SD-карту. – Здесь всё, что мне удалось собрать. Шифрованные копии технической документации, логи экспериментов, список целевых групп для воздействия. Пароль от архива – твой день рождения в формате ДДММГГГГ.
Он протянул карту Максиму, и тот автоматически взял её, все еще не до конца веря в реальность происходящего.
– Почему ты пришел с этим ко мне? – спросил он. – Почему не в полицию, не в СМИ?
– Ты шутишь? – Павел истерически хихикнул. – Полиция? Да проект курируется ФСБ! СМИ? Какие, блядь, СМИ? Все крупные медиа контролируются государством или олигархами, связанными с властью. А независимые журналисты сразу попадут на карандаш к спецслужбам.
Он затянулся еще раз, руки всё еще тряслись.
– Я пришел к тебе, потому что ты единственный из руководства, кому я могу доверять. Ты всегда был честным. И потому что… – он запнулся, – потому что тебя втягивают в это дерьмо, а ты даже не представляешь, во что ввязываешься.
Максим молча смотрел на крошечную SD-карту в своей ладони. Этот кусочек пластика с чипом внутри мог разрушить его карьеру, его жизнь… или спасти миллионы людей от цифрового рабства.
– Что ты предлагаешь делать? – спросил он.
– Я не знаю, – честно ответил Павел. – Я просто не мог держать это в себе. Не мог стать соучастником. Теперь решать тебе. Но что бы ты ни решил, будь осторожен. Они следят за всеми, кто имеет доступ к проекту. Твой телефон, компьютер, даже умный дом – всё под контролем.
– Как ты сам-то выкрутился? Ты сказал, они обнаружили несанкционированный доступ.
– Я инсценировал сбой в системе, – Павел выдавил кривую улыбку. – Подчистил логи. Но не уверен, что этого достаточно. Поэтому вчера я не пришел на презентацию – сидел дома, думал, что делать дальше. А сегодня решил рискнуть и поговорить с тобой.
Он бросил окурок в урну и достал еще одну сигарету.
– Я увольняюсь, Макс. Написал заявление по собственному желанию. Уеду к родителям в Псков, перекантуюсь там какое-то время. А потом, может быть, попробую выбраться из страны.
– Думаешь, тебя так просто отпустят? – Максим понизил голос. – Если то, что ты говоришь – правда, то ты знаешь слишком много.
– Потому и ухожу официально, без скандала, – Павел нервно затянулся. – Надеюсь, они решат, что я просто перегорел. Такое бывает с программистами – психика не выдерживает нагрузки.
Максим кивнул. Это действительно могло сработать. Но что делать ему самому? Притвориться, что ничего не знает, и продолжать работать над проектом? Или рискнуть всем и попытаться остановить "Призму"?
– Спасибо, что рассказал мне, – наконец произнес он. – Я должен всё обдумать. Не буду спрашивать, как с тобой связаться – думаю, так безопаснее для нас обоих.
– Верно, – Павел кивнул. – Только помни: что бы ты ни решил, не недооценивай их. Они готовы на всё, чтобы защитить проект.
Они обменялись долгим взглядом, полным невысказанных слов, страха и решимости. Затем Павел выбросил недокуренную сигарету и вышел из курилки, оставив Максима наедине с его мыслями и крошечной SD-картой, которая жгла ладонь как раскаленный уголь.
Максим спрятал карту во внутренний карман пиджака и глубоко вздохнул. Жизнь, которую он знал, только что закончилась. Началась новая – гораздо более опасная и непредсказуемая.
Он вышел из курилки и направился обратно к лифтам. Теперь ему предстояло сыграть самую сложную роль в своей жизни – роль лояльного сотрудника, восхищенного проектом "Призма", в то время как внутри росло понимание того, что он столкнулся с чем-то по-настоящему ужасным.
Спускаясь на 45 этаж, Максим чувствовал на себе взгляды камер наблюдения и задавался вопросом: не смотрит ли кто-то прямо сейчас в его душу через объективы этих бездушных электронных глаз?
Глава 3: "Цифровой след"
– Это просто охуительно, – пробормотал Максим, глядя на экран своего ноутбука.
Было далеко за полночь. В его минималистичной квартире на 31 этаже элитного жилого комплекса "Скай Форт" царила тишина, нарушаемая лишь тихим гулом системы вентиляции и отдаленным шумом ночной Москвы, доносящимся сквозь панорамные окна. Город под ним мерцал миллионами огней, словно поверженная в бою, но всё еще живая электронная схема.
Последние пять часов Максим изучал документы с SD-карты Павла, и с каждым новым файлом чувствовал, как внутри нарастает тошнота. То, что казалось параноидальным бредом, обретало пугающую конкретику, подкрепленную цифрами, графиками и техническими спецификациями.
"Проект "Призма" – секретная программа цифрового контроля сознания. Стадия 1 (реализована): анализ цифрового следа пользователей, создание психологических профилей, таргетированная информационная выдача. Стадия 2 (в процессе реализации): интеграция подпороговых стимулов в медиаконтент для прямого воздействия на эмоциональные и когнитивные процессы. Стадия 3 (в разработке): масштабирование системы на федеральный уровень с возможностью управления массовым поведением в кризисных ситуациях."
Максим отхлебнул виски из стакана и откинулся на спинку кресла. Перед глазами стояли графики эффективности воздействия, разбитые по возрастным и социальным группам. Молодежь и пожилые люди оказались наиболее восприимчивыми к подпороговой стимуляции. Женщины реагировали сильнее на эмоциональные триггеры, мужчины – на рациональные аргументы, подкрепленные скрытым воздействием. Люди с высшим образованием требовали более сложных манипулятивных схем, но при правильном подходе тоже поддавались воздействию.
Это была научно обоснованная, технологически совершенная система порабощения человеческого разума. И он, Максим Белов, должен был стать её частью, интегрировать эти механизмы в привычный, дружелюбный интерфейс "НеоСферы", чтобы пользователи даже не подозревали, что становятся марионетками в чужих руках.
