NFT: Невероятно Фальшивый Тип

Я напрягся. Это был сложный вопрос. Дима создал специальный зашифрованный канал связи, который мы могли использовать для «общения» с Фантомом при посторонних, но проводить через него полноценное интервью с Кариной было слишком рискованно.

– Он согласился ответить на несколько вопросов в письменной форме после выставки, – сказал я. – Но не более того.

Глеб нахмурился:

– Карина не будет довольна. Она рассчитывала на что-то более… эксклюзивное.

– Я ничего не могу поделать, – я развел руками. – Ты же знаешь, какой он принципиальный в вопросах коммуникации.

– Знаю, – вздохнул Глеб. – И именно это делает его таким привлекательным для публики. Загадочный гений, который общается с миром только через свои работы и редкие загадочные послания.

Я внутренне усмехнулся. Глеб сам формулировал маркетинговую стратегию, которую мы и планировали использовать. Чем меньше доступен Фантом, тем больше о нем говорят. Чем больше он окутан тайной, тем ценнее любая информация о нем.

– Ладно, разберемся с Кариной после выставки, – Глеб похлопал меня по плечу. – Сейчас важнее убедиться, что все готово к завтрашнему дню. Ты проверил систему безопасности? Я не хочу, чтобы кто-то смог скопировать работы прямо с наших экранов.

– Дима установил специальную защиту, – заверил я его. – Плюс каждая работа имеет цифровую подпись и привязана к блокчейну. Копировать бессмысленно – подделку сразу вычислят.

– Отлично, – Глеб удовлетворенно кивнул. – Каталоги доставят завтра утром. Карина, надо отдать ей должное, написала отличный текст. Критичный, но с явным признанием таланта. Именно то, что нам нужно.

Я кивнул, чувствуя странную гордость. Карина Штерн, известная своей бескомпромиссностью, признала художественную ценность работ Фантома. Это было высшей похвалой и лучшей рекомендацией для потенциальных покупателей.

Вечером я встретился с Димой в небольшом баре недалеко от галереи. Мы сидели в дальнем углу, где нас никто не мог подслушать, и обсуждали последние приготовления.

– Все системы работают идеально, – отчитался Дима, потягивая пиво. – Интерактивная инсталляция протестирована, защита от копирования активирована, NFT-токены созданы и готовы к продаже. Технически мы полностью готовы.

– Отлично, – я нервно крутил в руках стакан с виски. – Как думаешь, все пройдет гладко?

Дима пожал плечами:

– Технически – да. Все работает как часы. Что касается человеческого фактора – это уже твоя часть работы. Убедить людей, что Фантом реален, что его работы стоят тех денег, которые мы за них просим.

– Я справлюсь, – уверенно сказал я, хотя внутри меня грызли сомнения. – Глеб подготовил идеальный список гостей – влиятельные коллекционеры, критики, несколько медийных личностей для создания шума в соцсетях. Если все пойдет по плану, к концу вечера о Фантоме будет говорить весь арт-мир Москвы.

– А если кто-то начнет задавать неудобные вопросы? – Дима понизил голос. – О прошлом Фантома, о его методах работы, о том, почему о нем никто не слышал раньше?

– У меня готовы ответы на все возможные вопросы, – заверил я его. – Главное – держаться уверенно и не путаться в деталях легенды. Люди верят в то, во что хотят верить. А сейчас все хотят верить в таинственного гения-затворника, создающего революционное цифровое искусство.

Дима кивнул, но выглядел обеспокоенным:

– Ты не боишься, что мы не сможем остановиться? – неожиданно спросил Дима. – Что эта афера зайдет слишком далеко?

Я отпил виски, обдумывая вопрос. Он задел что-то глубоко внутри меня, какой-то страх, который я старался игнорировать.

– Мы всегда можем остановиться, – ответил я, не совсем уверенный в собственных словах. – В любой момент можем объявить, что Фантом решил уйти из публичного пространства, чтобы сосредоточиться на новых проектах. Или придумать какую-нибудь драматическую историю о его исчезновении.

– Если цены на его работы взлетят, никто не позволит ему просто исчезнуть, – возразил Дима. – Коллекционеры, галеристы, критики – все они будут требовать новых работ, новых выставок, новых интервью. Чем успешнее будет Фантом, тем труднее нам будет от него избавиться.

Я понимал, что он прав, но не хотел признавать это вслух.

– Давай сначала добьемся успеха, – сказал я, допивая виски. – А потом будем решать, что делать дальше. Возможно, мы сможем постепенно трансформировать Фантома во что-то более… устойчивое. Художественный коллектив, концептуальный проект, что-то в этом роде.

Дима покачал головой, но не стал спорить:

– Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Сначала нужно пережить завтрашний вечер.

Мы разошлись около полуночи, договорившись встретиться за час до начала презентации, чтобы провести последнюю проверку всех систем. Я шел домой пешком, наслаждаясь прохладным осенним воздухом и пытаясь успокоить нервы. Завтрашний день мог стать началом новой жизни или полным крахом всех моих планов. И что самое странное – я не был уверен, чего хочу больше.

День презентации начался с мелких катастроф. Сначала служба доставки привезла не те цветы для оформления галереи. Затем один из цифровых экранов отказался включаться, и Диме пришлось в срочном порядке менять его на запасной. Потом типография сообщила о задержке с печатью каталогов.

К пяти часам вечера, за час до прибытия первых гостей, я был на грани нервного срыва. Метался по галерее, проверяя и перепроверяя каждую деталь, огрызаясь на персонал и периодически отпивая шампанское прямо из бутылки, припрятанной в подсобке.

– Успокойся, ради бога, – Глеб поймал меня в коридоре. – Ты выглядишь так, будто сейчас либо расплачешься, либо кого-то убьешь.

– Я в порядке, – отрезал я, хотя мои дрожащие руки говорили об обратном. – Просто хочу, чтобы все было идеально.

– Все и так идеально, – Глеб сжал мое плечо. – Каталоги привезут с минуты на минуту. Экраны работают. Фуршет готов. Персонал проинструктирован. Расслабься и наслаждайся моментом. Сегодня твой триумф, Марк.

Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Глеб был прав. Все было готово. Работы Фантома выглядели впечатляюще на больших экранах. Интерактивная инсталляция функционировала без сбоев. Текст Карины Штерн в каталоге был сдержанно восторженным – именно то, что нужно для создания правильного впечатления у публики.

– Ты прав, – признал я. – Просто нервничаю. Столько работы было вложено в этот проект.

– И она окупится, – уверенно заявил Глеб. – Помяни мое слово, к концу вечера мы получим как минимум три серьезных предложения о покупке.

В этот момент в галерею вошла Софья. В элегантном черном платье, с волосами, собранными в строгий пучок, она выглядела профессионально и стильно.

– Вау, сестренка, – я подошел к ней. – Ты сегодня неотразима.

– А ты выглядишь так, будто не спал неделю, – парировала она, критически осматривая меня. – Серьезно, Марк, тебе нужно привести себя в порядок до прихода гостей.

Она была права. Я выглядел как человек на грани нервного срыва – помятый костюм, растрепанные волосы, лихорадочный блеск в глазах.

– Идем, – Софья взяла меня за руку и повела в служебное помещение. – У меня есть пятнадцать минут, чтобы сделать из тебя человека.

С удивительной эффективностью она привела в порядок мой внешний вид: поправила галстук, пригладила волосы, даже достала из сумочки какой-то крем и замаскировала круги под моими глазами.

– Теперь ты хотя бы не похож на наркомана в завязке, – заключила она, критически осмотрев результат своей работы. – Кстати, моя статья о Фантоме стала хитом. Главред в восторге, читатели требуют продолжения. Ты не мог бы организовать мне эксклюзивное интервью с ним после выставки?

Я напрягся. Еще одно интервью, еще один риск ошибиться в деталях, еще одна возможность раскрытия обмана.

– Посмотрим, – уклончиво ответил я. – Ты же знаешь, Фантом очень избирателен в общении с прессой.

– Но для родной сестры своего представителя он мог бы сделать исключение, – Софья игриво толкнула меня в плечо. – В конце концов, моя статья во многом помогла создать интерес к его персоне.

– Я поговорю с ним, – пообещал я, чувствуя укол совести от продолжающейся лжи. – Но ничего не обещаю.

В этот момент в дверь постучали – это был Дима, пришедший сообщить, что привезли каталоги и первые гости уже начинают прибывать.

– Шоу начинается, – сказал я, сделав глубокий вдох. – Пора представить миру Алекса Фантома.

К семи часам галерея была полна. Все приглашенные гости пришли, что само по себе было успехом – обычно на такие камерные мероприятия приходит едва ли половина списка. Но загадочный Алекс Фантом вызвал достаточно любопытства, чтобы заставить даже самых занятых и избалованных представителей арт-тусовки выделить вечер.

Я стоял у входа, встречая гостей и раздавая каталоги. Глеб курсировал между группами посетителей, создавая нужную атмосферу и направляя разговоры в нужное русло. Дима находился в техническом помещении, следя за работой всех систем и готовый устранить любую неполадку.

Реакция публики была именно такой, как я и надеялся – сначала вежливый интерес, затем удивление, перерастающее в искреннее восхищение. Люди подолгу стояли перед экранами, изучая работы Фантома, обсуждали их между собой, задавали мне вопросы.

– Потрясающая глубина образов, – сказала Ирина Савельева, куратор одного из московских музеев современного искусства. – Особенно впечатляет, как художник работает с темой фрагментации личности в цифровую эпоху. Это очень… современно.

– Техническое исполнение на высочайшем уровне, – отметил Андрей Корин, известный коллекционер цифрового искусства. – Я давно не видел таких инновационных подходов к визуализации абстрактных концепций.

Я ловил каждый комментарий, каждую реакцию, мысленно составляя карту успеха вечера. Большинство гостей были впечатлены, хотя некоторые сохраняли скептицизм. Особенно придирчиво изучала работы Карина Штерн, методично переходя от экрана к экрану, делая заметки в небольшом блокноте.

Около восьми часов Глеб собрал всех для официальной части презентации. Он произнес краткую вступительную речь, рассказав о «счастливой случайности», которая привела Алекса Фантома в его галерею, и о своей уверенности в том, что мы присутствуем при рождении нового значимого явления в мире современного искусства.

Затем слово взяла Карина Штерн. Ее речь была сдержанной, но каждое слово имело вес:

– Я не склонна к восторженным оценкам и всегда скептически отношусь к новым именам, особенно если они окружены ореолом искусственной таинственности, – начала она, окидывая взглядом притихшую публику. – Но работы Алекса Фантома заставили меня пересмотреть некоторые свои предубеждения. В них есть то, что я ценю больше всего в искусстве – внутренняя необходимость, подлинность высказывания, мастерское владение формой.

Она сделала паузу, и я почувствовал, как колотится мое сердце. Одобрение Карины Штерн было критически важно для успеха нашей аферы.

– Я не знаю, кто такой Алекс Фантом, – продолжила она. – Не знаю, почему он выбрал путь анонимности. Но я знаю, что его работы заслуживают внимания. Они говорят о том, что волнует всех нас – о растворении личности в цифровом потоке, о поиске подлинности в мире симуляций, о страхе потери идентичности. И говорят языком, который одновременно новаторский и глубоко укорененный в традиции визуального искусства.

Публика зааплодировала. Я заметил, как несколько человек сразу достали телефоны и начали что-то печатать – вероятно, делясь впечатлениями в социальных сетях. Виктор Дорохов, мой клиент-нувориш, активно фотографировал работы, видимо, уже представляя одну из них на стене своего особняка в Барвихе.

После официальной части гости разбрелись по галерее, продолжая изучать работы и общаться. Я заметил, как Глеб отвел в сторону несколько человек и о чем-то оживленно с ними беседовал – скорее всего, обсуждал возможность приобретения работ.

Ко мне подошла женщина, которую я не сразу узнал – Лидия Васнецова, влиятельный медиа-менеджер, возглавляющая один из крупнейших интернет-порталов о культуре.

– Мистер Белецкий, – она протянула мне руку. – Впечатляющая презентация. Я хотела бы обсудить возможность эксклюзивного материала о Фантоме для нашего портала. Интервью, видеосюжет, что-то в этом роде.

– Мистер Фантом очень избирателен в общении с прессой, – начал я свою уже отработанную речь. – Но я передам ему ваше предложение.

– Конечно, – она улыбнулась. – Но передайте также, что наша аудитория – это именно те люди, которых он хотел бы видеть среди своих ценителей. Образованные, интересующиеся современным искусством, имеющие возможность инвестировать в него.

Я кивнул, мысленно добавляя еще один пункт в растущий список запросов на интервью. Это становилось проблемой, но одновременно было признаком успеха. Люди верили в существование Фантома и хотели узнать о нем больше.

Вечер продолжался, и я все больше убеждался, что наш план сработал. Работы Фантома вызвали именно тот резонанс, на который мы рассчитывали. Люди были впечатлены, заинтригованы, хотели стать частью этого нового явления.

К концу вечера Глеб отвел меня в сторону, его глаза блестели от возбуждения:

– Три продажи, Марк. Три чертовых продажи в первый же вечер! Корин взял «Дисперсию идентичности» за пятнадцать тысяч долларов. Дорохов купил «Эхо пустоты» за двадцать тысяч. И что самое удивительное – Савельева приобрела «Фрагменты сознания» для своего музея за двенадцать тысяч. Музейная покупка, Марк! Это легитимизирует Фантома на институциональном уровне!

Я почувствовал, как у меня подкашиваются ноги. Сорок семь тысяч долларов за один вечер. За работы художника, которого не существует. За цифровые файлы, созданные программистом в его квартире на окраине Москвы.

– Это… потрясающе, – выдавил я, не находя других слов.

– И это только начало, – Глеб похлопал меня по плечу. – Еще как минимум пять человек выразили серьезную заинтересованность. Они хотят подумать, посоветоваться со своими консультантами, но я уверен, что к концу недели у нас будет еще несколько продаж.

Я кивнул, пытаясь осмыслить происходящее. План сработал даже лучше, чем я ожидал. Алекс Фантом не просто был принят арт-сообществом – он был встречен с восторгом. И это создавало новые возможности, но и новые риски.

Когда последние гости разошлись, мы с Глебом, Димой и Софьей собрались в подсобном помещении галереи, чтобы отметить успех. Глеб открыл бутылку шампанского, и мы выпили за успешный старт проекта.

– За Алекса Фантома, – провозгласил Глеб, поднимая бокал. – Да здравствует самый загадочный художник современности!

Мы чокнулись. Софья выглядела искренне счастливой за мой успех, не подозревая о том, что стала невольной соучастницей аферы. Дима сохранял внешнее спокойствие, но я видел в его глазах то же возбуждение, которое чувствовал сам. Глеб был полон энтузиазма и уже строил планы на будущее – выставки в других городах, участие в международных ярмарках, сотрудничество с крупными коллекционерами.

– Мы на пороге чего-то большого, – сказал он, наливая вторую порцию шампанского. – Я чувствую это. Фантом может стать настоящим феноменом, выходящим за рамки обычного арт-проекта.

Я молча кивнул, внутренне содрогаясь от его слов. Глеб, сам того не осознавая, описывал именно то, чего я начинал бояться – Фантом, выходящий из-под контроля, становящийся больше, чем просто выдумкой, обретающий собственную жизнь в информационном пространстве.

Когда мы с Димой шли к такси, он тихо сказал:

– Ну что, создатель, доволен своим творением?

В его голосе была легкая ирония, но и нотка искреннего уважения.

– Пока все идет по плану, – осторожно ответил я. – Но это только первый шаг. Нам предстоит долгий путь.

– И куда он нас приведет? – задумчиво спросил Дима. – Ты сам-то понимаешь?

Я покачал головой:

– Нет. Но я хочу узнать.

В такси, возвращаясь домой, я просматривал социальные сети. Хештег #AlexPhantom уже начинал набирать популярность. Люди делились фотографиями с выставки, цитировали статью Софьи и высказывание Карины Штерн, обсуждали возможную личность художника. Информационное поле вокруг Фантома формировалось стремительно, обрастая деталями, домыслами, интерпретациями.

Я создал монстра, подумал я. И теперь он начинает жить собственной жизнью.

ЧАСТЬ II: ВОСХОЖДЕНИЕ

Глава 6: Хайп

За шесть месяцев Алекс Фантом из никому не известного художника превратился в одну из самых обсуждаемых фигур российской арт-сцены. Его работы продавались за десятки тысяч долларов, о нем писали статьи в ведущих изданиях, его имя упоминалось в одном ряду с признанными звездами цифрового искусства.

А я превратился в востребованного арт-дилера, единственного официального представителя загадочного гения. Моя жизнь изменилась до неузнаваемости. Вместо обшарпанной квартиры на окраине центра – просторная студия в Хамовниках. Вместо метро – такси или каршеринг. Вместо дешевых костюмов из масс-маркета – одежда от модных дизайнеров. Вместо попыток наскрести на аренду – счет в банке с суммой, о которой я раньше мог только мечтать.

Но главное отличие заключалось не в материальном благополучии, а в социальном статусе. Теперь меня знали, меня слушали, меня приглашали на закрытые мероприятия, мне предлагали сотрудничество. Я больше не был неудачником, пытающимся зацепиться за край арт-рынка, – я стал его заметным игроком.

В то апрельское утро я сидел в кафе «Пушкинъ», ожидая журналистку из GQ, которая должна была взять у меня интервью для статьи «Люди, меняющие облик российского искусства». Передо мной лежали распечатки нескольких последних интервью, которые я давал о Фантоме, – мне нужно было освежить в памяти все детали, чтобы не допустить противоречий.

За эти месяцы мы с Димой создали сложную систему документирования всей информации о Фантоме, которую я сообщал публике. Каждое интервью, каждое публичное заявление, каждая деталь биографии – все это фиксировалось в специальной базе данных, чтобы избежать расхождений, которые могли бы вызвать подозрения.

Но несмотря на эту систему, поддерживать легенду становилось все сложнее. Журналисты копали все глубже, задавали все более конкретные вопросы, искали противоречия и несостыковки. Мне приходилось быть предельно осторожным, балансируя между поддержанием загадочности Фантома и необходимостью предоставлять достаточно информации, чтобы подогревать интерес публики.

– Мистер Белецкий? – прервал мои размышления женский голос.

Я поднял глаза. Передо мной стояла молодая женщина с короткой стрижкой и в очках в массивной оправе – Мария Климова, журналистка GQ.

– Да, здравствуйте, – я встал и пожал ей руку. – Прошу, присаживайтесь.

Мария села напротив, достала диктофон и блокнот.

– Спасибо, что согласились на интервью, – начала она. – Наши читатели очень интересуются феноменом Алекса Фантома, и вы, как его единственный представитель, можете приоткрыть завесу тайны.

Я улыбнулся отработанной улыбкой:

– Боюсь, что многие тайны так и останутся тайнами. Мистер Фантом очень ценит свою приватность.

– И все же, – Мария включила диктофон, – за последние полгода Фантом стал одним из самых обсуждаемых художников в России. Его работы продаются за десятки тысяч долларов, о нем пишут ведущие критики. Как вы объясняете такой стремительный успех?

– Думаю, дело в сочетании нескольких факторов, – начал я свою заранее подготовленную речь. – Во-первых, Фантом работает на стыке актуальных тенденций – цифровое искусство, NFT, исследование влияния технологий на человеческую психику. Во-вторых, он обладает уникальным визуальным языком, который сразу выделил его работы из общего потока. И в-третьих, конечно, его принципиальная позиция относительно анонимности создала определенный ореол таинственности, который привлекает внимание.

Мария кивнула, делая пометки:

– Некоторые критики считают, что анонимность Фантома – это всего лишь маркетинговый ход. Что вы на это скажете?

– Я бы сказал, что эти критики не понимают философской позиции художника, – ответил я, стараясь звучать слегка оскорбленно. – Решение Фантома скрыть свою личность – это не маркетинговый трюк, а концептуальный жест, часть его художественного высказывания. В мире, одержимом персональными брендами и культом личности, он предлагает альтернативу – искусство, которое существует отдельно от своего создателя, не отягощенное биографическим контекстом.

– И все же, не кажется ли вам, что анонимность только подогревает интерес к личности художника, вместо того чтобы отвлекать от нее?

Умная девочка, подумал я. Задает правильные вопросы.

– Это интересный парадокс, – признал я. – Чем больше художник пытается скрыться, тем активнее публика пытается его найти. Но я думаю, что Фантом осознает это противоречие и даже делает его частью своего художественного высказывания. Его работы часто исследуют тему иллюзорности и противоречивости человеческой идентичности в цифровую эпоху.

Интервью продолжалось в том же духе еще около часа. Мария задавала острые, иногда провокационные вопросы, но я был хорошо подготовлен и уверенно лавировал между правдой, полуправдой и откровенной выдумкой.

Когда мы закончили и Мария ушла, я почувствовал знакомое истощение, которое всегда наступало после таких интервью. Поддержание легенды Фантома требовало постоянного напряжения, внимания к каждому слову, каждому жесту. Это было выматывающе, но и странным образом захватывающе – как сложная ролевая игра, в которой ставки постоянно растут.

Я допил кофе и открыл ноутбук, чтобы проверить почту. Среди десятков писем – запросы на интервью, предложения о сотрудничестве, приглашения на мероприятия – выделялось одно, от Глеба. «Срочно. Нужно обсудить предложение от Miami Art Basel. Перезвони, как увидишь».

Miami Art Basel – одна из крупнейших международных ярмарок современного искусства. Если нас приглашали туда, это означало выход на совершенно новый уровень. И новые риски.

Я набрал номер Глеба, и он ответил после первого гудка:

– Наконец-то! Я тебе уже три часа звоню.

– Был на интервью для GQ, телефон выключил, – объяснил я. – Что за предложение от Art Basel?

– Нас приглашают представить новую серию работ Фантома в рамках секции Nova, – в голосе Глеба звучало плохо скрываемое возбуждение. – Это охуенный шанс, Марк. Международная публика, крупнейшие коллекционеры, серьезные деньги.

Я почувствовал, как участился пульс. Выход на международный уровень всегда был частью нашего плана, но я не ожидал, что это произойдет так быстро.

– Когда? – спросил я, мысленно просчитывая, сколько времени нам потребуется на подготовку новой серии работ.

– В декабре. У нас есть полгода на подготовку. Они хотят видеть что-то особенное, эксклюзивное для ярмарки.

– Я поговорю с Фантомом, – сказал я, используя нашу стандартную формулировку. – Но думаю, он согласится. Это слишком хорошая возможность.

– Отлично, – Глеб звучал довольным. – Тогда встречаемся завтра в галерее, обсудим детали. И еще кое-что – звонила Карина Штерн, она все еще ждет обещанного интервью с Фантомом.

Я поморщился. Карина была настойчива в своем желании получить эксклюзивное интервью с Фантомом, и я уже несколько месяцев откладывал этот момент, выдумывая различные причины.

– Я работаю над этим, – сказал я. – Фантом согласился ответить на ее вопросы, но в своей обычной манере – письменно и через меня.

– Она хочет большего, – предупредил Глеб. – Говорит, что письменные ответы мог составить кто угодно. Она хочет видеочат или хотя бы голосовое сообщение.

– Это невозможно, – отрезал я. – Ты знаешь условия Фантома.

– Знаю, – вздохнул Глеб. – Но Карина важна для нас. Ее поддержка многое значит в арт-сообществе. Может, стоит сделать исключение?

Я задумался. Дима мог создать еще одно видео с дипфейком, как для нашей первой встречи с Глебом. Но полноценное интервью в режиме реального времени было слишком рискованным.

– Я подумаю, что можно сделать, – уклончиво ответил я. – Но не обещаю чуда.

После разговора с Глебом я сразу позвонил Диме. Нам нужно было срочно обсудить новые обстоятельства.

– Miami Art Basel? – присвистнул Дима, когда я сообщил ему новость. – Это серьезно. Международный уровень, другие стандарты, другие риски.

– Именно поэтому нам нужно создать что-то действительно впечатляющее, – сказал я. – Не просто продолжение предыдущих серий, а нечто принципиально новое. Чтобы заткнуть за пояс всех этих западных NFT-художников.

– У меня есть несколько идей, – Дима звучал воодушевленно. – Я экспериментировал с новыми алгоритмами генеративного искусства. Мы могли бы создать серию, которая будет постоянно эволюционировать, меняться в зависимости от внешних факторов – курса криптовалют, активности в социальных сетях, даже погоды. Искусство, которое живет своей жизнью.