NFT: Невероятно Фальшивый Тип

– И что в этом такого? – я развел руками. – Половина историй в мире искусства – мифы, созданные маркетологами и галеристами. Мы просто берем этот принцип и доводим его до логического завершения.

Дима задумчиво покрутил чашку в руках.

– И какова моя роль? Я должен создавать работы по твоим эскизам?

– Не только, – я открыл ноутбук и показал ему презентацию, над которой работал ночью. – Смотри, вот концепция, вот визуальные референсы. Я предлагаю партнерство. Ты отвечаешь за техническую реализацию, я – за продвижение, историю, продажи. Прибыль делим 60 на 40, мне больше, потому что на мне все риски публичного представительства.

Дима внимательно изучал слайды, и я видел, как в его глазах постепенно загорается интерес. Несмотря на скепсис, идея явно его зацепила.

– А если нас раскроют? – спросил он наконец.

– Тогда мы заявим, что это был арт-проект, исследующий механизмы создания стоимости в современном искусстве, – я пожал плечами. – В конце концов, мы не делаем ничего незаконного. Мы создаем оригинальные произведения искусства. То, что автор – коллективный проект, а не одиночка-затворник, как мы утверждаем, не меняет художественной ценности работ.

Дима хмыкнул:

– Ты хорошо подготовился.

– Я продумал каждую деталь, – уверенно сказал я. – Кроме того, у меня есть связи в галереях и среди коллекционеров. Я знаю, как запустить этот проект, чтобы он выстрелил.

Дима откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

– А что, если я просто возьму твою идею и реализую ее сам? Зачем мне делиться?

Я улыбнулся, ожидая этого вопроса:

– Потому что у тебя нет моих связей и понимания арт-рынка. Ты гениальный технарь, Дима, но продавать искусство – это отдельный навык. К тому же, проект требует публичного представителя, человека, который будет коммуницировать с галереями, давать интервью от имени Фантома. Ты готов взять это на себя?

Дима поморщился. Как большинство программистов, он предпочитал оставаться в тени и не любил публичные выступления.

– Ладно, убедил, – сказал он после паузы. – Но 60 на 40 – это грабеж. Я хочу 50 на 50.

– 65 на 35, – парировал я. – И это мое последнее предложение.

Дима задумался, затем протянул руку:

– По рукам. Но учти, если что-то пойдет не так, я тебя не знаю.

Мы пожали руки, скрепляя наш странный союз. Я чувствовал смесь возбуждения и тревоги. План обретал реальность, и отступать было уже поздно.

– Когда начинаем? – спросил Дима, допивая кофе.

– Прямо сейчас, – я достал флешку и протянул ему. – Здесь концепция, референсы, наброски первых работ. Мне нужны три готовые работы к концу недели. Сможешь?

– Легко, – Дима забрал флешку. – Что-нибудь еще?

– Да, – я серьезно посмотрел ему в глаза. – Никому ни слова. Даже своей девушке, даже лучшему другу. Чем меньше людей знает, тем безопаснее.

– Не учи ученого, – усмехнулся Дима. – Я умею хранить секреты.

После ухода Димы я еще некоторое время сидел в кафе, обдумывая следующие шаги. Мне нужно было подготовить почву для появления Фантома в арт-сообществе. Создать легкий информационный шум, намеки на появление нового таинственного художника. И для этого мне требовалась помощь еще одного человека – моей сестры Софьи.

Софья работала журналисткой в нишевом онлайн-издании, специализирующемся на культуре и искусстве. Не самое влиятельное медиа, но с хорошей репутацией в определенных кругах. Идеальная стартовая площадка для запуска моего проекта.

Я набрал ее номер.

– Прости за вчерашнее, – начал я без предисловий. – Деньги переведу завтра, без вариантов.

– Я уже слышала это, – в голосе Софьи звучала усталость. – Но ладно, верю в последний раз.

– У меня есть кое-что интересное для твоего издания, – продолжил я. – Эксклюзив. Новый художник, очень необычный подход к цифровому искусству. Я могу организовать интервью.

– Марк, – в голосе сестры появились нотки подозрения, – ты же знаешь, что я не пишу рекламные статьи о клиентах своего брата.

– Это не реклама, Соф, – уверил я ее. – Это действительно интересное явление. Человек создает удивительные работы, исследующие границу между реальным и виртуальным. У него необычная история, уникальный взгляд. Просто посмотри его работы, я пришлю. Если не зацепит – забудем.

Софья вздохнула:

– Ладно, присылай. Но я ничего не обещаю.

– Спасибо, сестренка, – я улыбнулся. – Ты не пожалеешь.

Отключившись, я поймал себя на мысли, что начинаю верить в собственную ложь. Говоря о работах Фантома, я испытывал искреннее воодушевление, как будто действительно открыл талантливого художника, а не придумал его.

Возможно, это было хорошим знаком. В конце концов, чтобы убедительно лгать, нужно хотя бы отчасти верить в свою ложь. А мне предстояло стать величайшим лжецом в истории современного российского искусства.

Глава 3: Сообщники

Следующие дни превратились в безумный марафон. Я метался между встречами с потенциальными клиентами (нужно было как-то оплачивать счета, пока мой грандиозный план не начал приносить доходы), консультациями в галерее Глеба и тайными встречами с Димой для обсуждения работ Фантома.

Дима, надо отдать ему должное, подошел к задаче с неожиданным энтузиазмом. Он не просто механически выполнял мои указания, а привносил собственные идеи, часто улучшая изначальную концепцию. Его технические навыки оказались именно тем, что требовалось для создания убедительного цифрового искусства.

– Смотри, я добавил этот элемент искажения, – объяснял он, показывая мне на ноутбуке одну из работ. – Когда зритель смотрит на изображение под определенным углом, проявляется скрытый паттерн. Это усиливает концепцию иллюзорности восприятия.

Мы сидели в его квартире – типичном логове айтишника: минималистичная мебель, мощный компьютер с тремя мониторами, коллекция фигурок персонажей из аниме и видеоигр. На стенах – постеры с концептуальными артами из научно-фантастических фильмов.

– Это гениально, – искренне восхитился я, наблюдая, как изображение трансформируется при смене угла обзора. – Технически сложно реализовать?

– Для обычного дизайнера – да. Для меня – нет, – без ложной скромности ответил Дима. – Я разработал специальный алгоритм, который можно применять ко всем работам Фантома. Это станет его фирменной фишкой.

Я кивнул, чувствуя странное удовлетворение. Алекс Фантом постепенно обретал не только биографию, но и узнаваемый художественный почерк. Это было важно для создания убедительного образа.

– Что с остальными работами? – спросил я.

Дима открыл еще несколько файлов. Каждая работа представляла собой сложную цифровую композицию, сочетающую абстрактные формы и едва различимые человеческие силуэты. Темная цветовая гамма с яркими акцентами создавала гипнотический эффект. В каждом изображении было что-то тревожное, но в то же время завораживающее.

– Я включил несколько отсылок к классическим работам, – пояснил Дима. – Здесь, например, можно увидеть переосмысление «Крика» Мунка, а здесь – мотивы из Магритта. Едва заметные, но критики такое любят – дает им возможность демонстрировать эрудицию.

Я усмехнулся:

– Ты лучше понимаешь арт-рынок, чем я думал.

– Я много изучал, пытаясь продать собственные работы, – в голосе Димы проскользнула горечь. – Но как цифровому художнику без имени пробиться практически невозможно. Всем нужна история, бренд, легенда.

– Что ж, теперь у нас есть все три составляющие, – я похлопал его по плечу. – Сколько времени тебе нужно, чтобы закончить первую серию?

– Еще дня три, – прикинул Дима. – Хочу доработать детали и создать несколько вариаций для выбора.

– Отлично. А параллельно можешь подготовить что-нибудь для Instagram? Нам нужно начать создавать присутствие Фантома в сети.

Дима кивнул и сделал пометку в своем телефоне.

– Кстати, – продолжил я, – нам нужно придумать, как ты будешь получать свою долю, не вызывая подозрений. Открытые переводы слишком рискованны.

– Не учи хакера взламывать, – ухмыльнулся Дима. – У меня есть несколько криптокошельков, никак не связанных с моей личностью. Переводи туда мою долю, а я уже разберусь, как конвертировать в рубли, не привлекая внимания налоговой.

Я улыбнулся. Кажется, я нашел идеального партнера – технически подкованного, креативного и с нужной долей авантюризма. Оставалось надеяться, что он не решит в какой-то момент избавиться от меня и присвоить всю идею себе.

– Ещё нам нужно продумать, как будем действовать, если что-то пойдет не так, – сказал я. – Запасной план.

– Типа, если нас раскроют? – уточнил Дима.

– Не только. Например, если у нас возникнут разногласия или если один из нас захочет выйти из проекта.

Дима задумался, затем предложил:

– Давай составим что-то вроде соглашения. Пропишем все условия, сценарии, распределение доходов. Это будет наша страховка.

– Хорошая идея, – согласился я, хотя и понимал, что никакой юридической силы такой документ иметь не будет – все-таки мы затевали аферу.

Мы провели еще несколько часов, обсуждая детали проекта, прежде чем я отправился на встречу с потенциальным клиентом – коллекционером, который хотел проконсультироваться насчет приобретения работ современных российских художников.

Встреча проходила в ресторане «Белуга» – пафосном заведении с видом на Кремль, где средний чек начинался от пяти тысяч рублей. Мой клиент, Виктор Семенович Дорохов, был типичным представителем новой русской буржуазии: в прошлом – бандит, в настоящем – уважаемый бизнесмен с сетью автосалонов по всей стране. Искусством он начал интересоваться недавно, после того как его новая жена, молодая инстаграм-модель, заявила, что их новый дом в Барвихе выглядит «как гостиница» и нуждается в «культурном наполнении».

– Марк, дорогой, – Дорохов расплылся в улыбке, демонстрируя идеальные виниры. – Присаживайся. Уже заказал нам устриц и белое вино.

Я сел напротив, стараясь не морщиться от запаха его приторного парфюма.

– Виктор Семенович, рад вас видеть. Как продвигается ремонт?

– Почти закончили, – он довольно потер руки. – Теперь нужно, как говорит моя Анжелика, «наполнить пространство смыслами». Вот и хочу прикупить чего-нибудь эдакого, современного. Чтобы гости ахнули.

Я мысленно перебрал список художников, чьи работы могли бы впечатлить гостей Дорохова и при этом не разорить его. Виктор Семенович был щедр, но не настолько, чтобы платить за искусство больше, чем за свой новый Maserati.

– У меня есть несколько интересных вариантов, – начал я, доставая планшет с подборкой работ. – Вот, например, Андрей Бергер, очень перспективный художник, работает на стыке стрит-арта и абстракции. Его работы уже есть в нескольких серьезных коллекциях.

Дорохов без особого интереса пролистал изображения.

– Нет, это не то. Слишком… обычно. Мне нужно что-то, знаешь, более впечатляющее. Чтобы люди спрашивали: «Ого, где ты это взял?»

Я показал еще несколько вариантов, но реакция была такой же – вежливое разочарование. Виктор Семенович хотел не просто искусство, а статусный символ, предмет для хвастовства. Типичный запрос нуворишей.

И тут меня осенило. Почему бы не использовать эту ситуацию для тестирования моей идеи?

– Виктор Семенович, – я понизил голос, словно собирался поделиться секретной информацией. – Есть один вариант, но это не для всех. Очень эксклюзивно.

Глаза Дорохова заинтересованно блеснули.

– Рассказывай.

– Я недавно вышел на контакт с одним художником. Он предпочитает оставаться анонимным, работает только через доверенных посредников, – я сделал паузу, наблюдая, как Дорохов подается вперед. – Его работы – это нечто особенное. Цифровое искусство нового поколения, на стыке технологий и философии. Сейчас его имя известно только узкому кругу коллекционеров, но это ненадолго. У него большое будущее.

– Покажи, – требовательно сказал Дорохов.

Я покачал головой:

– У меня нет изображений. Он очень щепетилен в вопросах распространения своих работ. Но я могу организовать приватный показ для вас, если вы действительно заинтересованы.

Это был классический прием искусственного дефицита – чем меньше доступен продукт, тем больше его хотят. И Дорохов клюнул, как я и ожидал.

– Конечно, заинтересован, – он отпил вино. – Когда можно увидеть эти работы?

– На следующей неделе, думаю, смогу организовать, – я сделал вид, что сверяюсь с календарем в телефоне. – Только это должно остаться строго между нами. Художник ценит конфиденциальность.

– Само собой, – Дорохов понимающе кивнул. – А как его зовут, этого гения-затворника?

– Алекс Фантом, – произнес я, и впервые это имя прозвучало в разговоре с потенциальным покупателем.

– Фантом? – Дорохов усмехнулся. – Необычно. Иностранец?

– Сложно сказать, – уклончиво ответил я. – Он предпочитает, чтобы его работы говорили за него.

– Интригующе, – Дорохов заказал еще вина. – Жду не дождусь этого показа.

Я улыбнулся, чувствуя легкое головокружение от своей наглости. Только что я продал идею несуществующего художника человеку, готовому заплатить за это реальные деньги. Это было одновременно пугающе и возбуждающе.

Остаток встречи прошел в обсуждении других вариантов для интерьера дома Дорохова, но я чувствовал, что он уже мысленно примеряет на себя роль первооткрывателя таинственного Алекса Фантома.

Возвращаясь домой, я размышлял о том, как быстро развивается мой план. У меня уже были технический партнер и потенциальный первый покупатель. Оставалось получить поддержку со стороны арт-сообщества, и для этого мне нужно было убедить Софью написать статью о Фантоме.

Дома я открыл ноутбук и просмотрел материалы, которые прислал Дима: три готовые работы для первой серии и наброски еще нескольких. Они выглядели потрясающе – технически совершенные, концептуально глубокие, с тем самым необъяснимым магнетизмом, который отличает настоящее искусство от ремесленничества.

Я отобрал лучшую, на мой взгляд, работу и отправил Софье с коротким сообщением: «Вот о чем я говорил. Художник – Алекс Фантом. Что скажешь?»

Ответ пришел через пятнадцать минут: «Впечатляет. Можно еще несколько работ? И какая-то информация о художнике».

Я торжествующе улыбнулся и отправил ей еще две работы, а также краткую биографическую справку о Фантоме – ту самую легенду, которую я так тщательно конструировал последние дни.

«Интересно, – написала Софья после паузы. – Но почему я никогда о нем не слышала? И почему он такой скрытный?»

«Именно поэтому ты и должна о нем написать, – ответил я. – Это будет эксклюзив. Первый материал о художнике, который скоро станет сенсацией».

«Хорошо, я заинтересовалась. Можешь организовать интервью?»

Я задумался. Прямое интервью было рискованным – слишком много возможностей для ошибок. Но отказ мог вызвать подозрения.

«Он дает интервью только по электронной почте, – написал я. – Отправь вопросы мне, я перешлю ему и получу ответы».

«Странно, но ладно. Пришлю вопросы завтра».

Я откинулся на спинку кресла, чувствуя облегчение. Софья купилась. Теперь нужно было составить убедительные ответы от имени Фантома – достаточно глубокие, чтобы вызвать интерес, но достаточно размытые, чтобы не вызвать конкретных вопросов.

Телефон завибрировал – звонил Глеб.

– Марк, ты обещал показать работы своего таинственного художника. Когда можно взглянуть?

– Я как раз собирался тебе звонить, – соврал я. – Работы готовы. Можем встретиться завтра в галерее?

– Отлично, – Глеб звучал заинтересованно. – В два часа подойдет? И, кстати, если это действительно что-то стоящее, у меня есть для тебя интересное предложение.

– Какое? – насторожился я.

– При встрече, – Глеб отключился, оставив меня в легком недоумении.

Я потер глаза, чувствуя накатившую усталость. События развивались слишком быстро, и я начинал терять контроль над ситуацией. Но останавливаться было поздно. Колесо завертелось, и мне оставалось только держаться и надеяться, что оно не раздавит меня.

Бар «Стрелка» на стрелке Васильевского острова был одним из тех мест, где арт-сообщество Петербурга собиралось, чтобы увидеть и быть увиденными. Минималистичный интерьер, дорогие коктейли и атмосфера слегка снобистского интеллектуализма – идеальное место для случайной встречи с бывшей.

Я приехал в Питер на день, чтобы обсудить возможное сотрудничество с одной из местных галерей. Дела шли не особенно успешно, поэтому я решил утешить себя парой коктейлей перед возвращением в Москву. И тут она.

Вероника Листьева сидела за барной стойкой, беседуя с каким-то бородатым парнем в винтажном свитере и очках в толстой оправе. Типичный представитель питерской богемы. Я хотел незаметно ускользнуть, но она заметила меня и, к моему удивлению, помахала рукой, приглашая подойти.

– Марк Белецкий, – произнесла она с улыбкой, которая не касалась глаз. – Какими судьбами в нашем болоте?

– Деловая поездка, – я пожал ее протянутую руку. – Ты как всегда прекрасно выглядишь.

Это была правда. Вероника, с ее копной рыжих волос, зелеными глазами и россыпью веснушек на бледной коже, всегда выделялась в толпе. Она носила винтажные платья, массивные украшения из серебра и кожаные ботинки – образ богемной художницы, который на ней выглядел естественно, а не нарочито, как у многих.

– Знакомься, это Павел, – она кивнула на своего спутника. – Куратор новой экспериментальной площадки.

Мы обменялись рукопожатием. Павел окинул меня оценивающим взглядом и, видимо, не нашел интересным, потому что вскоре извинился и отошел, оставив нас вдвоем.

– Как твои дела? – спросила Вероника, отпивая что-то яркое из своего бокала. – Все еще продаешь богатеньким мальчикам и девочкам искусство, которое они не понимают?

– А ты все еще создаешь искусство, которое никто не хочет покупать? – парировал я.

Вероника рассмеялась:

– Туше. Но вообще-то у меня дела идут неплохо. Персональная выставка в Москве в следующем месяце, две работы купил Музей современного искусства в Хельсинки.

Я почувствовал укол зависти. Вероника всегда была талантливее меня, и это было одной из причин нашего расставания. Я не мог смириться с тем, что ее карьера художницы развивается, пусть и медленно, а мои попытки пробиться в этом качестве закончились ничем.

– Поздравляю, – я постарался, чтобы это прозвучало искренне. – Рад, что у тебя все складывается.

– А у тебя? – она внимательно посмотрела на меня. – Все еще мечтаешь о собственной галерее?

– У меня новый проект, – сказал я, прежде чем успел себя остановить. – Очень перспективный художник. Цифровое искусство, новый взгляд, глубокая концепция.

– Да? – в ее голосе появился интерес. – Кто такой?

– Алекс Фантом, – имя снова соскользнуло с моих губ так легко, будто я говорил о реальном человеке. – Он не любит публичность, предпочитает, чтобы за него говорили работы.

– Еще один скрытный гений? – Вероника скептически приподняла бровь. – В последнее время их развелось как собак нерезаных. Модный тренд – быть загадочным и недоступным.

– Это не поза, – я почувствовал странное желание защитить Фантома, хотя защищал, по сути, собственную выдумку. – У него есть причины избегать публичности. И его работы действительно впечатляют.

– Можно взглянуть?

Я достал телефон и показал ей фотографии работ, которые прислал Дима. Вероника внимательно изучала их, и ее лицо постепенно менялось – от скептицизма к заинтересованности.

– Неплохо, – признала она наконец. – Есть что-то… цепляющее. Но мне кажется, я где-то уже видела похожий стиль.

Мое сердце пропустило удар.

– Вряд ли, – сказал я, стараясь звучать уверенно. – Фантом работает в уникальной технике. Возможно, есть какие-то визуальные пересечения с другими художниками, но его подход абсолютно оригинален.

Вероника пожала плечами:

– Возможно. В любом случае, работы интересные. Познакомишь нас, когда он решит выйти из тени?

– Обязательно, – я улыбнулся, чувствуя иронию ситуации.

Мы проговорили еще около часа. Вероника рассказывала о своих новых проектах, о сложностях работы с галереями, о планах на будущее. Я рассказывал о московской арт-сцене, о новых трендах, о рынке NFT. Было странно осознавать, что, несмотря на расставание и все наши разногласия, мы все еще могли вести содержательную беседу. Вероника всегда понимала искусство лучше, чем большинство людей из моего окружения.

– Знаешь, Марк, – сказала она, когда мы прощались, – мне всегда казалось, что ты зря бросил рисовать. У тебя был потенциал.

– У меня не было того, что есть у тебя, – честно ответил я. – Настоящего таланта. Я хороший ремесленник, не более.

– Возможно, – она грустно улыбнулась. – Или просто не нашел свой путь. Не все могут быть художниками в традиционном смысле. Но есть много других способов творить.

Ее слова звучали почти пророчески. Возможно, создание Алекса Фантома и было моим способом творить – изобретая художника, я сам становился своего рода художником, создающим не картины или инсталляции, а целую личность, целый миф.

Мы обменялись прощальными поцелуями в щеку, и я почувствовал знакомый запах ее духов – что-то травяное, свежее, с нотками жасмина. На мгновение меня накрыло волной воспоминаний: Вероника в моей постели, утренний кофе на маленькой кухне ее мастерской, жаркие споры об искусстве, переходящие в не менее жаркий секс.

– Удачи с твоим Фантомом, – сказала она напоследок. – Надеюсь, он того стоит.

Я кивнул, не доверяя своему голосу. Вероника ушла, а я остался у барной стойки, заказал еще один виски и задумался о границах между реальностью и выдумкой. О том, как легко создать иллюзию и как легко в нее поверить. О том, что, возможно, мы все – немного выдумка, созданная нами самими и теми, кто нас окружает.

Мой телефон завибрировал – сообщение от Димы: «Готовы все пять работ для первой серии. Выглядят охуенно. Когда встречаемся?»

Я допил виски и ответил: «Завтра в 7 вечера у меня. Захвати всё».

План продолжал развиваться. Алекс Фантом постепенно обретал плоть и кровь, выходя за пределы моего воображения и становясь частью реального мира. И это одновременно пугало и восхищало меня.

Глава 4: Легенда

Когда я открыл дверь, Дима выглядел взбудораженным – глаза блестели, волосы растрепаны еще больше обычного, а на лице играла полубезумная улыбка.

– Я превзошел сам себя, – заявил он без предисловий, проходя в квартиру и доставая ноутбук. – Серьезно, Марк, это лучшее, что я когда-либо создавал.

Я закрыл дверь и последовал за ним в гостиную, где он уже расположился на диване, открывая крышку ноутбука.

– Смотри, – Дима развернул экран ко мне.

На экране была работа, которую мы условно назвали «Дисперсия идентичности». Она представляла собой цифровую композицию, где человеческий силуэт распадался на множество фрагментов, как будто разбитое зеркало, в каждом осколке которого отражалась другая версия человека. Цветовая гамма была выдержана в холодных тонах с яркими красными акцентами. При движении мышкой изображение слегка менялось, создавая эффект объемности и интерактивности.

– Охренеть, – выдохнул я, действительно впечатленный. – Это… потрясающе.

– Я же говорил, – Дима откинулся на спинку дивана с видом удовлетворенного творца. – И это еще не все. Я создал целую серию из пяти работ, объединенных общей концепцией распада личности в цифровую эпоху. Плюс сделал несколько эскизов для следующей серии.

Он показал остальные работы, и каждая была не менее впечатляющей, чем первая. Технически совершенные, концептуально глубокие, они идеально соответствовали образу Алекса Фантома, который мы конструировали.

– Это именно то, что нужно, – я сел рядом с Димой, чувствуя прилив энтузиазма. – Завтра показываю Глебу, и если все пойдет по плану, мы сможем организовать первую выставку уже в следующем месяце.

– Не слишком ли быстро? – Дима нахмурился. – Может, стоит сначала создать некоторый информационный фон? Публикации, упоминания в соцсетях, слухи…

– Я уже работаю над этим, – я достал свой ноутбук и показал Диме подготовленное «интервью» Фантома, которое должно было появиться в издании, где работала Софья. – Это выйдет на следующей неделе. Первое официальное появление Фантома в медиапространстве.

Дима пробежал глазами текст:

– «Я не скрываюсь, я просто отказываюсь от внешнего в пользу внутреннего. В мире, одержимом поверхностностью, истинное существование возможно только вне поля зрения», – он усмехнулся. – Неплохо. Достаточно претенциозно, чтобы звучать как настоящий современный художник.

– Я старался, – я улыбнулся. – Теперь нам нужно детализировать биографию Фантома. Чем конкретнее детали, тем убедительнее будет наша легенда.