
Полная версия
История Арвита Эвергина. Конец света – начало нового мира
Арвит почувствовал, как земля уходит из-под ног. Тупик.
«Но ты прав, Эвергин, – Келл неожиданно понизил голос, его циничный тон сменился на что-то похожее на… усталую серьезность. – С ней было что-то нечисто. Помню, когда ее привезли. Вся такая… чистая, среди нашей грязи. Как будто не из-под вагона, а с прогулки вернулась. Медсестры шептались. Говорили, температура была ниже нормы, но не критично… и как-то слишком быстро отошла от контузии. И глаза…" Он сделал паузу. «Глаза видели слишком много, для той, кого только что вытащили из-под завала».
«Что ты хочешь сказать?» – прошептал Арвит.
«Хочу сказать, что командиру я тебя не сдам, – Келл выключил фонарь, погрузив комнату в полумрак, где видны были лишь силуэты. «Не люблю, когда хорошие люди исчезают без следа. А ты… ты неплохой парень, хоть и дурак с этой своей тоской по погибшим. И девчонка… она тебе светила, это было видно». Он тяжело вздохнул. «Но официально ее нет. Адреса нет. Ищи там, где ее не должно быть. В разрушенных кварталах у воды. В местах, куда даже мы не всегда заглядываем. Ищи слухи. Кто-то что-то да видел. Только смотри…" Его голос стал жестким. «Если наткнешься на что-то… странное, что пахнет не нашим хаосом, а чем-то другим – держись подальше. Есть тени пострашнее обвалов. И не говори, что я тебя не предупреждал».
Келл развернулся и вышел, оставив Арвита одного в темноте среди архивов пепла, с горящим от тревоги сердцем и единственной нитью: Ищи там, где ее не должно быть. В разрушенных кварталах у воды.
Три дня отдыха превратились в три дня охоты. Охота на призрак по имени Эмри, чье прошлое было покрыто мраком, а исчезновение – загадкой, пахнущей не просто хаосом конца света, а чем-то иным, чужим и тревожным. Груз выбора снова лег на плечи Арвита. Он выбрал идти. Идти в тень, навстречу тайне Эмри.
Слова Келла жгли: "Ищи там, где ее не должно быть. В разрушенных кварталах у воды". Арвит начал с "Старого Дна" – бывшего района Старых Верфей. То, что он увидел, было не затопленным районом, а кладбищем цивилизации. Грязная, маслянистая вода отступила, оставив после себя сюрреалистический пейзаж: искореженные корпуса кораблей, вмурованные в руины домов; улицы, превращенные в каньоны из обломков, покрытые толстым слоем вонючего ила и пепла; скелеты некогда могучих кранов, торчащие в серое небо, как кости исполинов. Запах гнили, ржавчины и химикатов стоял невыносимый.
Арвит шел по этому аду, его сапоги вязли в липкой жиже. Он кричал имя "Эмри!", но его голос терялся в грохоте обрушивающейся где-то вдалеке стены и вечном гуле ветра, несущего пепел. Он заглядывал в еще стоящие углы зданий, в темные провалы подвалов, звал. Ответом была лишь зловещая тишина или испуганный писк крыс. Наткнулся на пару бродяг, прятавшихся в трюме полузасыпанной баржи. Их глаза были пусты, лица покрыты струпьями. На вопрос об Эмри они лишь замотали головами, прошептав что-то невнятное про "белую тень" и "проклятое место". Намек был жуткий и бесполезный. К вечеру, покрытый грязью и отчаянием, Арвит вернулся на пост. Эмри не было. Была только усиливающаяся тревога и слова Келла о "тенях пострашнее обвалов".
На второй день Арвит сменил тактику. Он отправился не в самую гущу руин, а на их периферию, туда, где руины встречались с относительно уцелевшими, но мертвыми кварталами. Он искал не саму Эмри, а следы. Слухи. Людей, которые могли что-то видеть. Его путь лежал мимо полуразрушенной церкви, чья колокольня чудом устояла. И там, среди обломков витражей и опрокинутых скамей, он нашел ее. Вернее, она нашла его.
Старуха, невероятно худая, но с ясными, пронзительными глазами, словно выросла из тени уцелевшей колонны. Ее звали Марго, и она была "ангелом этих руин" – как представилась сама, – помогала немногим выжившим поблизости.
"Ищешь ту, что светится?" – спросила Марго, не дожидаясь вопроса Арвита. Ее голос был скрипучим, как ржавая петля, но внятным. Арвит вздрогнул. "Светится?"
"Не буквально, сынок, – Марго покачала головой, ее взгляд видел сквозь него. – Но… чистая. Слишком чистая для этого ада. Как родниковая вода в помойной яме. Видела ее пару дней назад. Шла вдоль промоины, что к старой судоверфи ведет. Не спешила. Смотрела… не на руины. Смотрела сквозь них. Как будто что-то искала, чего глазами не увидеть".
Арвит почувствовал, как по спине пробежали мурашки. "Куда она пошла? Говорили с ней?"
Марго указала костлявым пальцем на северо-запад, туда, где когда-то была оживленная гавань, а теперь – лишь хаос из бетона и ржавых корпусов. "К Водам. К Месту Разлома. Не говорила. Улыбнулась только. Улыбка… печальная и знающая. Как у тех, кто несет тайну тяжелее камня". Марго наклонилась ближе, ее шепот стал едва слышен сквозь завывание ветра в разбитых окнах: "Ветер шепчет здесь, сынок. Шепчет о тех, кто пришел после Конца. Кто не совсем… отсюда. Будь осторожен. Свет может быть и ловушкой".
Два дня. Два дня безнадежных поисков в аду руин и леденящих душу намеков. "Старое Дно" ответило лишь эхом и страхом бродяг. Встреча со старухой Марго у церкви оставила странный осадок – не столько надежды, сколько глубокой, смутной тревоги. "Смотрела сквозь руины… Кто пришел после Конца… Не совсем отсюда…" Эти слова висели в сознании Арвита тяжелым, нерасшифрованным грузом. Усталость, накопившаяся за недели адского труда и подпитанная отчаянием поисков, навалилась свинцовой плитой. Третий день выходного… он не мог снова идти в тот хаос. Не сейчас. Тело требовало покоя, а душа – передышки от вечного гула катастрофы.
Он нашел относительно уцелевшую крышу невысокого склада на окраине поста. Отсюда открывался вид не на самые страшные руины, а на серую бесконечность пепельного неба и линию горизонта, скрытую дымкой. Здесь был лишь вой ветра, но не грохот обвалов. Арвит прислонился к грубой бетонной трубе, закрыл глаза, пытаясь заглушить внутреннюю тревогу об Эмри. Он съел скудный паек, запил тепловатой водой из фляги. Физическая усталость брала верх, сознание начало плыть.
И тогда, сквозь пелену измождения, его накрыло воспоминание. Не обрывок, а целый, яркий, теплый мир.
Солнечный зайчик прыгал по кухонному столу, пойманный в стеклянной банке с вареньем. За окном – обычный городской шум, не грохот, а гул жизни. Арвит только что вернулся с долгой смены в обычной, «докатастрофной» Службе Спасения – спас котенка с дерева, тушил небольшой пожар в гараже. Усталость была приятной, земной.
Кайрин стояла у плиты, помешивая что-то ароматное в кастрюльке. Она была в его старой, слишком большой футболке, волосы собраны в небрежный хвост. Алиса, тогда еще совсем крошка, лет пяти, сидела на полу, увлеченно строя башню из ярких кубиков. "Папа пришел!" – завизжала она счастливо, увидев его, и бросилась к нему, чуть не снося постройку.
Арвит подхватил дочь, закружил, целуя в макушку, пахнущую детским шампунем и солнцем. Алиса смеялась, звонко и беззаботно. Он подошел к Кайрин, обнял ее одной рукой, прижавшись щекой к ее шее. "Как мой герой?" – спросила она тихо, с улыбкой в голосе, не отрываясь от кастрюли.
"Устал", – прошептал он, вдыхая знакомый, успокаивающий запах ее кожи и ванили с плиты. "Но теперь все хорошо".
"Всегда хорошо, когда ты дома", – она повернула голову, поцеловала его в уголок губ. Ее глаза, теплые и глубокие, как лесное озеро летом, смотрели на него с такой любовью и пониманием, что на душе становилось светло и спокойно. В них не было тени будущего ужаса, только безмятежность настоящего. Алиса пристроилась рядом, обняв ногу отца. Они стояли так втроем на маленькой кухне, залитой золотым вечерним солнцем – островок абсолютного, невозмутимого счастья. Мир был цел. Любовь была простой и сильной, как земля под ногами. Кайрин протянула ложку: "Попробуй, не пересолила?" Он попробовал, сделал серьезное лицо: "Страшно пересолено! Придется есть всю!" Алиса захихикала, Кайрин фыркнула и легонько стукнула его ложкой по лбу…
Воспоминание было таким ярким, таким осязаемым, что Арвит физически почувствовал тепло того солнца на коже, услышал смех Алисы, ощутил вес дочери на руке и мягкость Кайрин в объятиях. Боль от потери ударила с новой силой, острая и чистая, но вместе с ней пришло и что-то другое – не только горечь, но и благодарность за то, что это было. За это тепло. За эту любовь.
Он открыл глаза. Над ним было не солнце, а вечно серое, пепельное небо. Вместо смеха дочери – вой ветра. Но тепло воспоминания еще жило в груди, как маленькое тлеющее уголько. И вдруг… в этом свете памяти, в глубине тех понимающих глаз Кайрин, он увидел отражение. Отражение другого взгляда. Взгляда старухи Марго у церкви.
Те же глубины. Та же мудрость, казавшаяся не по годам. Тот же… узнающий свет. Внезапное, необъяснимое сходство поразило его, как удар током. Марго… ее пронзительный взгляд, ее слова, полные странной прозорливости… Почему она казалась такой… знакомой? Почему он, обычно осторожный и сдержанный, так легко доверился этой старухе-незнакомке среди руин? Почему ее предупреждение о "ловушке света" отозвалось не только страхом за Эмри, но и какой-то смутной, личной тревогой?
"Будь осторожен. Свет может быть и ловушкой".
Могла ли… Эмри быть такой ловушкой? Красивой, чистой, дарующей тепло – но нереальной? Галлюцинацией его израненного одиночеством сознания? Проекцией той нежности и понимания, что когда-то дарила Кайрин? Ведь Эмри появилась так странно… исчезла так бесследно… Марго говорила о тех, кто "не совсем отсюда". Могла ли его тоска по утраченному теплу, по женской близости, материализоваться в образе хрупкой спасенной и ее коротком имени – Эмри? И была ли старуха Марго… еще одним призраком его памяти? Образом Кайрин, состаренной горем и временем, пришедшей предупредить его?
Мысль была безумной. Пугающей. Но она упала на благодатную почву его усталости и отчаяния. Арвит сжал виски. Голова гудела. Он больше не знал, что реально. Руины вокруг? Пепел? Долг? Или его собственный разум, медленно сдающий под грузом потерь, создавал призраков, чтобы заполнить пустоту?
Три дня отдыха закончились. Он не нашел Эмри. Он нашел лишь тень покоя и жгучее воспоминание о солнце, которое высветило в его душе новую, еще более страшную бездну сомнения. Завтра – снова смена. Снова завалы, крики, борьба за жизнь. Но теперь с ним будет не только груз вины и вопрос об Эмри, но и этот леденящий вопрос к самому себе: Что, если свет, который он так жаждал найти в пепельном небе, был лишь отражением его собственной, ненасытной тоски? И шепот, который он ловил сквозь гул катаклизмов – был ли это голос Эмри, или всего лишь эхо голоса Кайрин, звучащее в глубинах его сломленного сердца?
Глава 4. Точка Слома
Три дня. Сорок восемь часов, выжженных в пепельном небе безнадежными поисками и ядовитыми сомнениями. Арвит шагнул во двор Службы Спасения, ощущая тяжесть не столько бронежилета, сколько невыспавшихся костей и навязчивого вопроса: *Реальна ли ты, Эмри? Или я просто сошел с ума от горя?* Воздух, как всегда, вязкий, с привкусом гари и чего-то кислого – запах вечно тлеющего города. Его профессиональная маска – та самая броня из льда – треснула окончательно; под ней сквозила измотанная пустота, заметная любому, кто взглянул бы в глаза. Но взглядов не было. Все спешили.
Рорк, лицо как высеченное из серого камня, встретил его не словами, а брошенной в грудь рацией. «Эвергин. Сектор Семь. Нижний Город. Банда «Щипцы» устроила погром на подземной парковке «Неокорт». Не просто мародерят – целенаправленно рушат опоры. Хотят похоронить то, что осталось». Голос командира был низким, хриплым от вечного напряжения. «Твое звено – «Бета». Корис с тобой. Зачистка. Уничтожение угрозы. Быстро. Пока весь блок не рухнул на головы тем, кто еще прячется внизу».
Корис уже ждал у «Урагана» – модифицированного грузовика СС, больше похожего на бронированного зверя. Его взгляд, обычно нервный, теперь был пристальным, анализирующим. Он заметил тени под глазами Арвита, чуть заметную дрожь в руке, когда тот хватался за поручень, забираясь в кабину. «Арвит?» – спросил он тихо, когда мотор взревел и грузовик рванул с места, поднимая тучи пепла. «Ты… как?»
«В порядке», – отрезал Арвит, глядя в лобовое стекло, где разворачивался привычный ад: руины, завалы, редкие, сгорбленные фигуры выживших, бредущие сквозь серую мглу. Но внутри все было иначе. Внутри гудело.
Сектор Семь, Нижний Город. Когда-то – престижный деловой район с небоскребами. Теперь – ярусный кошмар. Верхние этажи рухнули, погребая нижние под тоннами бетона и стали. «Неокорт» был одним из немногих относительно уцелевших комплексов, его подземная парковка – лабиринтом из бетонных столбов и ржавых скелетов машин, ставшим прибежищем для отчаявшихся… и для таких, как «Щипцы».
Грузовик въехал в зияющий провал – бывший въезд на парковку. Темнота поглотила их, разорванная лишь лучами фар «Урагана» и фонарей спасателей. Воздух здесь был другим – спертым, пропитанным запахом плесени, ржавчины, бензина и… страха. И еще чем-то острым, химическим. *Тротил?* – мелькнуло у Арвита.
Команда выдвинулась бесшумно, как тени. Альберт – ветеран с лицом шахтера, молчаливый и надежный. Шон – молодой, горячий, но уже с парой серьезных вылазок за плечами. Корис шел за Арвитом, его фонарь выхватывал груды мусора, разбитые машины, граффити смерти на стенах. Тишина была зловещей. Гулкий вой ветра наверху не долетал сюда; здесь царила мертвая, давящая тишина, нарушаемая лишь каплями воды и скрежетом их сапог по щебню.
И вдруг – выстрел! Сухой, резкий, как щелчок бича. Пуля рикошетила от бетонной колонны в метре от Арвита, осыпая осколками.
«Контакт! Справа!» – заорал Шон, открывая ответный огонь. Хаос грохнул, разорвав тишину. Лучи фонарей метались, выхватывая мелькающие тени среди машин и завалов. Застрочил автомат. Засвистели пули. Бандиты использовали парковку как идеальную засаду.
Альберт: Он укрылся за массивным бетонным столбом, ведя прицельный огонь. Опытный, он знал, что нельзя высовываться надолго. Но «Щипцы» знали парковку лучше. Откуда-то сверху, с полуразрушенного пандуса, метнули самодельную зажигательную смесь – бутылка с бензином и тряпкой. Она разбилась не *около* Альберта, а *за* его укрытием. Стена пламени взметнулась, отрезав путь к отступлению. Альберт рванулся *вперед*, пытаясь выйти из огненной ловушки. В этот момент его и накрыла короткая автоматная очередь. Пули ударили в бронежилет (глухой стук, как по пустой бочке), но одна вошла выше – в основание шеи, где заканчивалась защита.
Он рухнул на колени, фонарь выпал из руки, осветив его лицо – не боль, а шок и непонимание. Из раны хлестнула алая струя, пульсируя в такт сердцу. Он попытался зажать ее рукой, пальцы скользнули по крови. Закашлял – горловой, булькающий кашель. Пена с кровью выступила на губах. Глаза, широко открытые, уставились в темноту невидящим взглядом. Упал на бок. Тело дернулось пару раз и замерло. Запах горелой резины, бензина и свежей, медной крови повис в воздухе.
Шон: Увидев падение Альберта, Шон вскипел яростью. «Суки!» – закричал он и рванулся вперед, забыв об осторожности, пытаясь прикрыть огнем путь к телу товарища. Он бежал низко, почти по-пластунски, но бандит, засевший в разбитом фургоне, ждал именно этого. Одиночный выстрел. Не из автомата. Из охотничьего ружья, заряженного картечью. Звук был глухим, мощным. Заряд ударил Шону в ноги ниже колен. Не прошив бронежилет, он превратил ноги в кровавое месиво. Шон вскрикнул – нечеловеческий, пронзительный вопль боли – и рухнул лицом в грязь. Фонарь разбился. Он катался по земле, хватая ртом воздух, пытаясь зажать истекающие кровью культи. Его крики сливались с грохотом перестрелки, становясь все слабее, переходя в хриплые всхлипы. Корис попытался подползти, но шквальный огонь прижал его к месту. К тому времени, как огневое превосходство было достигнуто, Шон уже истек кровью. Его лицо было серым, рот открыт в беззвучном крике, глаза остекленевшие. Один сапог валялся в стороне, разорванный картечью.
Перестрелка стихла так же внезапно, как началась. Бандиты отступили вглубь парковки, оставив дымящиеся гильзы и страшную плату. Арвит стоял, прислонившись к холодному бетону, слушая тяжелое дыхание Кориса и тихий стон другого раненого спасателя. В ушах звенело от выстрелов. Перед глазами стояли Альберт с пульсирующей раной на шее и Шон, корчащийся в луже собственной крови. Вина, острая и тошнотворная, подкатила к горлу. *Я командовал. Я должен был предусмотреть…*
И тогда… сквозь звон в ушах, сквозь хрипы раненого, он услышал его. Чистый, хрустальный, невероятно знакомый голос, будто шепот прямо в сознание:
*«Арвит… Здесь… Иди сюда…"*
Он вздрогнул, как от удара током. Голос Эмри. Но… откуда? Он оглянулся. Корис, перевязывающий раненого, смотрел на него – не туда, откуда прозвучал голос, а прямо в лицо Арвиту. В его глазах было непонимание и нарастающая тревога. «Арвит? Ты что, ранен?» – крикнул Корис, но его голос казался Арвиту далеким.
*«Скорее… За мной…"* – снова голос. Звучал он не извне, а изнутри, но был так реален! И звал… вглубь парковки, в кромешную тьму, туда, куда скрылись бандиты.
«Эмри?» – прошептал Арвит, отталкиваясь от стены. Разум кричал, что это безумие, галлюцинация от стресса, усталости и потерь. Но сердце, изголодавшееся по этому свету, по этому голосу, рванулось вперед. «Я иду!»
«Арвит! Стой! Куда?!» – заорал Корис. Но Арвит уже бежал, его фонарь выхватывал лишь узкий коридор бетона и ржавых машин. Он бежал на зов, теряя ориентацию, глубже и глубже в лабиринт. Звуки команды – крики Кориса, стоны раненого – быстро растворились в гулкой тишине мертвой парковки. Он был один. Один с голосом в голове и тенью Эмри, маячившей где-то впереди, на границе света фонаря.
Он свернул за угол, фонарь выхватил пустую площадку перед завалом. Голос стих. Тишина сжалась, стала плотной, враждебной. И тут из-за разбитого микроавтобуса выскочил бандит. Молодой, с перекошенным от ненависти лицом, в руках – заточка, длинная и грязная. Арвит инстинктивно рванулся в сторону, но усталость и адреналиновый спад сделали его движения запоздалыми. Заточка с размаху вонзилась ему в бок, ниже бронежилета. Острая, жгучая боль пронзила тело. Арвит застонал, споткнулся, упал на колено. Фонарь выпал, покатился, освещая приближающиеся сапоги бандита. Тот занес заточку для удара сверху, в шею. Арвит попытался поднять руку для защиты, но боль сковала движения. Мысль промелькнула короткая и ясная: *Конец. Так глупо…*
И вдруг – она появилась. Не вышла из-за угла. Просто *материализовалась* из теней рядом с бандитом.
Эмри. В той же тонкой, полупрозрачной ночной сорочке, босая. Лицо бледное, но спокойное, глаза огромные и темные в тусклом свете упавшего фонаря. Она не атаковала. Она просто *посмотрела* на бандита.
Тот замер. Заточка так и застыла в занесенной руке. Его лицо исказилось не злобой, а первобытным ужасом. Он что-то прохрипел, нечленораздельное, отшатнулся, споткнулся о мусор и упал. Потом вскочил и, не оглядываясь, бросился бежать прочь, в темноту, с диким воплем.
Арвит, прижимая раненый бок, смотрел на Эмри. Кровь сочилась сквозь пальцы, боль пульсировала, мир плыл. Она была здесь. Реальная? Невозможная. Она подошла, ее лицо было близко. Она не касалась его, но боль… боль чуть отступила, сменившись странным холодком.
*«Встань, Арвит»,* – ее голос звучал в его голове, ясно и мягко. *«Иди за мной. К своим».* Она повернулась и пошла, не оглядываясь, ее босые ноги ступали по грязи и осколкам, но не оставляли следов. Арвит, стиснув зубы, поднялся. Держась за бок, он пошел за ней, как лунатик. Она вела его через лабиринт, обходя завалы, выбирая проходы, которые он в панике не заметил бы. Свет ее… тела? Сущности? – был единственным ориентиром в кромешной тьме.
И вот – вдалеке мелькнули огни фонарей, услышались голоса. Крики Кориса: «Эвергин! Отзовись!»
Эмри остановилась. Она обернулась к Арвиту. В ее глазах была печаль и что-то еще… предостережение? *«Они не увидят меня. Только ты. Пока…"* – прошептал голос в его сознании. И она начала таять. Не исчезла мгновенно, а растворилась, как дымка на ветру, становясь прозрачной, пока от нее не осталось лишь воспоминание о взгляде и холодке у раны.
В этот момент мощный луч фонаря выхватил Арвита из темноты. «Здесь! Он здесь!» – закричал чей-то голос. К нему бежали фигуры в форме СС. Впереди – Рорк, его лицо было страшным в свете фонаря: ярость, страх, безмерное облегчение. Он увидел кровь на руке Арвита, стиснувшей бок.
«Эвергин! Что за черт?!» – Рорк схватил его за плечо, резко, почти грубо, но в этом жесте была и поддержка. «Где ты пропал?! Ты…" Он оглянулся туда, где только что стояла Эмри. Там была только пустота и бетонная стена. «…Ты видел кого?»
Арвит попытался ответить, но мир внезапно накренился. Темнота нахлынула с краев зрения. Боль в боку вспыхнула с новой силой. Последнее, что он услышал, прежде чем сознание отключилось, был приказ Рорка, отдаваемый сквозь стиснутые зубы: «Скорая! Немедленно! И кто-нибудь найдите Кориса – пусть подтвердит, что этот идиот не сговаривался с призраками!» И ощущение сильных рук, подхватывающих его падающее тело.
Маленькая, полутемная палата в полевом госпитале. Запах антисептика, крови и пыли. Арвит лежит на койке, лицо серое от потери крови и боли, бок туго перевязан. Внутривенно капельница. Он в полусидячем положении, пытается сохранить видимость контроля. Рорк стоит у изголовья, его тень огромна и давяща в свете единственной тусклой лампы. Он не кричит, но его тихий, хриплый голос режет, как нож. За дверью, в щель – едва заметное движение: Корис прильнул к косяку, затаив дыхание.
Рорк: (Тихо, но каждое слово – удар) Эвергин. Отчет. Что произошло на парковке «Неокорт»? По пунктам. Начиная с момента гибели Альберта и Шона.
Арвит: (Голос хриплый, прерывистый от боли и усилия) Команда… зачищала сектор. Банда «Щипцы». Засада у пандуса. Альберт… попал в огневую ловушку. Зажигательная смесь… потом очередь. Ранение в шею. (Зажмуривается, перед глазами снова пульсирующая рана) Шон рванул вперед… на прикрытие. Картечь… в ноги. Истек кровью. Мы… подавили огонь. Оттеснили их.
Рорк: «Мы»? Ты командовал звеном, Эвергин. Где *ты* был, когда Шон рванул вперед? Где *ты* был, когда они умирали?
Арвит: (Отводит взгляд, смотрит на потолок) Укрытие… прикрывал фланг. Связь… прерывалась. Шум… выстрелов…
Рорк: (Делает шаг вперед, нависая) Не ври мне. Корис докладывал. После зачистки площадки ты стоял как вкопанный. Потом… рванул в темноту. Без приказа. Без предупреждения. Оставив раненого и Кориса одного. Куда ты побежал, Арвит? *Куда?!*
Арвит: (Сжимает кулак свободной руки, боль в боку усиливается) Я… услышал шум. Сзади. Подумал… отход бандитов. Окружить. Решил… перехватить.
Рорк: Шум? Какой шум? Корис ничего не слышал! Рация работала. Почему не доложил? Почему не запросил поддержку? Почему *бросил* свою команду в разгар операции, когда двое твоих людей только что легли в грязь?!
Арвит: (Голос срывается, в нем прорывается отчаяние) Было… быстро! Не успел! Думал… смогу одного задержать! Допрос… потом!
Рорк: (Бьет кулаком по спинке койки, металл звенит) Быстро?! Ты чуть не лег сам! Этот «один» воткнул тебе заточку в ребра! И нашли тебя не «перехватившим» кого-то, а бредущим по темному коридору, как лунатик, держась за бок! Что там было на самом деле, Эвергин? Что ты *увидел*? Что заставило тебя забыть долг, забыть команду, забыть элементарный инстинкт самосохранения?!
*(В глазах Рорка – не просто гнев. Это холодный, аналитический ужас. Он видит не только неповиновение – он видит пустоту в глазах Арвита, его сбивчивость, эту неестественную попытку связать нелепое оправдание. Мысль, как ледяная игла: "Он сходит с ума. Стресс, потери, вина… Он галлюцинирует. Он опасен. Для себя. Для команды".)*
Арвит: (Резко поворачивается к Рорку, в глазах вспышка паники, которую он тут же пытается подавить) Я ничего не *видел*! Ничего особенного! Темнота… обломки… бандит! Я ошибся! Переоценил силы! Вот и все! (Он задыхается, капельница ходуном ходит. Боль пронзает бок, он стонет, прижимая руку к повязке).
Рорк: (Смотрит на него долгим, тяжелым взглядом. Видит пот на лбу, дрожь в губах, этот *страх* в глазах – не страх перед наказанием, а страх перед чем-то внутри себя. Рорк понижает голос до опасного шепота) "Ничего не видел"? Арвит… Я знаю тебя десять лет. С «до». Ты всегда был скалой. Даже когда… (делает паузу, не решаясь сказать "когда погибли Кайрин и Алиса")…даже в самое пекло. А сейчас… Ты несешь чушь. Ты бредишь. Ты бросил людей и побежал на голос в своей голове? На тень? Что это было? Призрак жены? Дочь? Эта… Эмри?
*(Имя «Эмри» действует на Арвита как удар тока. Он бледнеет еще больше, глаза расширяются. Он открывает рот, чтобы снова солгать, отрицать, но слова застревают в горле. Он не может вымолвить ни звука. Его молчание, его реакция – кричащее подтверждение худших подозрений Рорка. Командир медленно выпрямляется, лицо каменеет. Решение принято.)*