
Полная версия
Сквозь пространство
Анна глубоко вдохнула, пытаясь унять остатки рыданий. Его рука на плече, его слова, неожиданно проникновенные и лишенные привычной маски, его вера… это было не то утешение, которого она ждала, но оно было искренним. И оно давало опору. Она кивнула, с трудом выдавив из себя:
– Спасибо, Каэл.
Принц немного помолчал, словно собираясь с мыслями, потом осторожно поднялся.
– Отдохни. Позволь Лире принести тебе успокаивающего чаю. – Он указал взглядом на упавшую книгу. – А эта история… о дружбе… она закончится хорошо. Я уверен. Настоящая дружба всегда побеждает.
Он не стал ждать ответа, повернулся и тихо вышел из зала, оставив Анну одну, но уже не в прежней пропасти отчаяния. Слезы еще подступали к глазам, но теперь они были другими – слезами облегчения от того, что ее боль не осуждают, а разделяют, слезами усталости и… слабой, но упрямой надежды. Она подняла книгу с пола, осторожно разгладила помятую страницу. Образ Лены встал перед ее глазами – не потерянной и беспомощной, а такой, какой она знала ее всегда: с упрямым огоньком в карих глазах, с поднятым подбородком, готовой дать отпор любой невзгоде. «Она боец», – сказал Каэл. И это была правда.
Анна прижала книгу к груди и посмотрела в окно, на синеву неба Альвхейма. Где-то далеко, за горами, за лесами, в суровых землях Свартальфхейма, ее боец сражался. За выживание. За надежду. За их встречу. И Анна должна была быть достойной этой надежды. Она вытерла слезы. Плакать было некогда. Надо было ждать. Надо было верить. И, как сказал Каэл, готовиться. Потому что ответ из Свартальфхейма должен был прийти. И когда он придет, Анна будет готова. Готова идти за Леной хоть на край света. Хоть в самое сердце тьмы.
Глава 9
Неделя, последовавшая за инцидентом с самозванкой, пролетела в странном, нервном ритме. Дворец, казалось, выдохнул после первого всплеска ложной надежды, но вскоре волна эта не только не схлынула, а, напротив, пошла на рост. Каждые два-три дня появлялись новые «претендентки». Одни были жалкими и неумелыми в своей лжи, как та первая девушка – они приходили с путаными историями о похищениях, о потере памяти, о долгих скитаниях, и их быстро разоблачали простейшими вопросами вроде «какого цвета были глаза у Анны» или «как звали вашу первую воспитательницу в детском доме». Другие – были куда опаснее и изощреннее. Одна, темноволосая и смуглая, даже знала несколько деталей из детства, подслушанных, видимо, у слишком разговорчивых слуг. Она говорила о «драном мишке с оторванным ухом» и о «тайном месте на чердаке, где они с Аней прятали конфеты». У Анны на мгновение ёкнуло сердце – показалось невероятным, чтобы кто-то посторонний мог знать такие мелочи. Но когда девушка с уверенностью заявила, что Лена ненавидела сладкое (а на самом деле Елка была страшной сластеной и могла за раз умять полторта), обман раскрылся.
Анна научилась не бежать сломя голову при каждом новом известии. Она шла в тронный зал или в кабинет к королю с каменным лицом, сжимая в кармане платка крошечную пуговицу от той самой куртки, в которой была Лена в последний вечер. Это был её талисман, якорь реальности в этом водовороте лжи. Она молча слушала очередную выдуманную историю, смотрела в чужие, жадные или испуганные глаза, и безошибочно определяла фальшь. Разочарование каждый раз было горьким, но уже не таким острым, не таким сокрушительным. Оно превратилось в привычную, ноющую боль, в фон её существования. Она просто ждала. Ждала настоящей вести.
Однажды утром за завтраком, когда солнце уже вовсю заливало столовую золотым светом, а через распахнутые балконные двери доносилось щебетание птиц и аромат цветущего жасмина, королева Илмария положила свою изящную руку на руку Анны.
– Дорогая, я вижу, как ты измучена этими… неприятными историями, – начала она мягко. – Но жизнь во дворце не стоит на месте. И нам нужно немного отвлечься, позаботиться о чём-то приятном.
Анна с надеждой посмотрела на неё, ожидая, не последует ли новое, на этот раз правдивое известие.
– Через неделю у нас ежегодный Весенний Бал, – продолжила королева, и её глаза заискрились. – Это очень важное событие для всего Альвхейма. Знаменует окончательное пробуждение природы, начало нового цикла. Весь цвет королевства будет здесь. И, конечно, ты будешь нашей главной гостьей.
Идея бала сначала вызвала у Анны легкое воодушевление. Бал! Как в её любимых романах! Платья, музыка, танцы… Она почти физически ощутила давно забытое чувство предвкушения праздника. Но почти сразу же на него накатила тяжёлая, тёмная волна вины. Она представила Лену. Где бы та ни была – в холодном каменном подвале, на грязной улице, в душной мастерской – она вряд ли готовилась к балу. Она боролась за выживание. А Анна тут будет наряжаться, кружиться в вальсе, есть изысканные яства… Это казалось предательством. Нелепой, жестокой пародией на их дружбу.
– Я… я не знаю, Ваше Величество, – смущённо пробормотала она, отводя взгляд в тарелку с фруктами. – При всём уважении… Мне как-то неловко. Веселиться, когда Лена…
– Именно когда Лена пропала, ты и должна быть сильной, – мягко, но твёрдо перебила её Илмария. – Уныние и отчаяние – плохие советчики в поисках. Они истощают силы. А бал – это не просто веселье. Это демонстрация силы и стабильности королевства. Твоё присутствие на нём покажет всем, в том числе и нашим… недоброжелателям, что «Призванная» под нашей защитой и мы уверены в будущем. Это может быть важно. И потом, – она улыбнулась, – сегодня после обеда к тебе придёт модистка. Уж позволь мне это маленькое удовольствие – нарядить тебя. Ты будешь прекрасна.
Анна хотела было возразить, но в разговор вмешался принц Каэл, до этого момента молча поглощавший омлет.
– Мать права, – сказал он неожиданно серьёзно. – Сидеть в четырёх стенах и киснуть – тебе не поможет. А вот сменить обстановку – поможет. После завтрака, если хочешь, я могу показать тебе город. Не парадные улицы, а самые его сокровенные уголки. И свожу в одну пекарню, – он хитро подмигнул, – где пирожные такие, что наши дворцовые кондитеры плачут от зависти в подушку.
Предложение было таким неожиданным и таким заманчивым, что Анна не смогла отказаться. Замок, несмотря на всю свою роскошь, начал напоминать ей позолоченную тюрьму. Ей до боли хотелось увидеть настоящую жизнь этого мира, не приукрашенную придворным лоском. Услышать шум улиц, почувствовать биение сердца Альвхейма.
– Я бы очень хотела, – искренне улыбнулась она Каэлу.
– И я! И я с вами! – тут же запищала принцесса Элис, подпрыгивая на стуле.
Королева и король странно переглянулись. Это был бысткий, почти неуловимый взгляд, но Анна его поймала. В нём было что-то… расчётливое? Тревожное?
– Нет, Элис, – мягко, но не допуская возражений, сказала Илмария. – У тебя занятия с наставником. Грамматика древнего языка, если я не ошибаюсь. И потом, – она обвела взглядом стол, – Каэл и Анна… им нужно немного побыть наедине. Поближе познакомиться.
Фраза прозвучала невинно, но почему-то заставила Анну внутренне напрячься. Каэл лишь покачал головой, но ничего не сказал. Элис надула губки, но ослушаться не посмела.
Через пару часов, сменив дворцовое платье на что-то более простое (хотя «простое» здесь всё равно было изумительного покроя и качества), Анна вышла в главный двор, где её уже ждал Каэл. Он тоже был одет не по-царски – в тёмно-зелёный камзол без обилия вышивки и удобные сапоги. Без свиты, без охраны – просто молодой человек, готовый показать город своей… гостье. Анна поймала себя на мысли, что он выглядит очень привлекательно без своего обычного надменного напускного вида.
– Готовы к путешествию? – спросил он, предлагая ей руку.
– Более чем, – улыбнулась Анна, принимая его руку.
Они вышли за ворота, и на Анну сразу же обрушился какофония жизни. Воздух, уже по-настоящему тёплый, пах свежим хлебом, цветами, древесиной и чем-то пряным. Улицы были полны народа: торговцы зазывали покупателей, ремесленники что-то мастерили прямо у своих лавок, женщины с корзинами спешили по делам, детишки носились под ногами. И всё это – на фоне невероятной, сказочной архитектуры. Дома казались выращенными, а не построенными – с плавными линиями, резными орнаментами, напоминающими ветви деревьев, и балкончиками, утопающими в зелени и цветах.
Каэл оказался блестящим гидом. Он не просто показывал достопримечательности – он оживлял их историями.
– Видишь эту площадь? – кивнул он в сторону просторного мощеного пятачка с фонтаном в центре. – Здесь когда-то был жестокий бой с троллями, пробравшимися через горы. Мой прадед, говорят, лично зарубил вожака вот там, где сейчас стоит лавка со сладостями. Теперь здесь самое мирное место в городе.
Он рассказывал о каждом переулке, о каждой мастерской. Вот кузнец, который ковал меч ещё его отцу. Вот старая библиотека, где хранятся свитки, которым тысячи лет. А вот и та самая стена, с которой маленький принц Каэл не раз сбегал ночью, чтобы поиграть в прятки с детьми пекаря или послушать байки старых моряков в портовых тавернах.
– Отец меня потом отдубасил за эти выходки, – смеясь, вспоминал он. – Говорил, что принцу негоже валяться в пыли с простолюдинами. А мать… мать потом тайком мазала мне синяки целебной мазью и просила рассказать, что же такого интересного я там нашёл.
Анна слушала, завороженная. Она видела не надменного наследника престола, а человека, который по-настоящему, искренне любил свой город и его жителей. Эта любовь светилась в его глазах, слышалась в его голосе. И эта любовь начала потихоньку передаваться и ей. Альвхейм переставал быть просто местом, где она оказалась в заточении. Он начинал ощущаться… почти как дом. Таким же, каким когда-то был их общий с Леной детдом, – местом, которое защищает и согревает, несмотря на все трудности.
Наконец они вышли на небольшую, уютную улочку, от которой потянул умопомрачительный аромат свежей выпечки, ванили и корицы.
– А вот и святая святых, – торжественно объявил Каэл, останавливаясь перед скромной на вид лавкой с расписной вывеской «Сладкие грёзы старого Элрона». – Готовься, твоё представление о кондитерском искусстве вот-вот перевернётся.
Внутри было тесно, но уютно. Полки ломились от румяных булок, круассанов, пирогов с самыми невероятными начинками, витрины сверкали глазурью и безе. Хозяин, пухлый весёлый эльф с седой бородой и в заляпанном мукой фартуке, узнав Каэла, лишь кивнул ему как старому знакомому и продолжил замешивать тесто.
Они выбрали несколько разных пирожных. Анна взяла кусочек нежного безе с ягодами, тающее во рту, и шоколадный торт с вишнёвой начинкой, который был идеальным сочетанием сладости и лёгкой горчинки. Это было действительно нечто божественное.
– Ну как? – с самодовольным видом спросил Каэл, уплетая эклер с заварным кремом.
– Это… это нечестно! – засмеялась Анна, облизывая пальцы. – Я теперь никогда не смогу есть дворцовые десерты!
– Вот и отлично. Значит, у меня будет повод чаще выводить тебя «на прогулку», – ухмыльнулся он.
С пирожными в руках, завёрнутыми в аккуратные бумажные пакеты, они вышли из пекарни и неспешно пошли дальше, вниз по извилистым улочкам. Шум города постепенно стихал, смениваясь на шелест листвы и щебет птиц. И вот, свернув за угол, они вышли на набережную.
Анна замерла, затаив дыхание. Это было самое прекрасное место, которое она видела в этом мире. Широкая, плавная река, вода в которой была настолько чистой и прозрачной, что виден был каждый камешек на дне. Она переливалась всеми оттенками изумрудного и сапфирового, отражая высокое голубое небо и склонившиеся к самой воде деревья с серебристой листвой. Воздух здесь был свежим и прохладным, напоённым ароматом воды и цветущих прибрежных трав. Мост, перекинутый через реку, был ажурным, словно сплетённым из ветвей самими эльфами.
– Это Река Лирий, – тихо сказал Каэл, подходя к самому краю воды. – Но в народе её зовут иначе. Слёзы Любимой.
– Какое красивое и грустное название, – прошептала Анна.
– Есть старая легенда, – начал Каэл, и его голос приобрёл напевность, будто он рассказывал сказку, услышанную в детстве. – Давным-давно, когда мир был моложе, а жизнь текла свободнее, жила здесь эльфийская девушка невиданной красоты по имени Лирий. И полюбила она не эльфа, а простого смертного юношу – охотника, который забрёл в наши леса. Любовь их была такой сильной, что затмевала солнце и заставляла цвести самые суровые скалы. Но отец Лирии, могущественный лорд, был против их союза. Он заточил дочь в высокую башню, а юношу изгнал, наложив заклятие забвения. Юноша ушёл, забыв о своей любви, а Лирий месяцами смотрела из окна башни на дорогу, по которой он ушёл, и лила слёзы. Слёз было так много, что они пролились дождём, напоили землю и проложили себе путь к морю, став этой рекой. Говорят, её воды до сих пор хранят печаль и верность той любви. А ещё… – он обернулся к Анне, и в его глазах играли блики от воды, – говорят, что если двое по-настоящему влюблённых поцелуются на берегу этой реки, их души навеки свяжутся невидимой нитью. Ни расстояние, ни время, ни даже забвение не смогут их разлучить. Они обязательно найдут дорогу друг к другу.
Легенда тронула Анну до глубины души. В ней была и безнадёжная грусть, и бессмертная надежда. Она смотрела на переливающуюся воду и думала о Лене. Если бы всё было так просто… Она мысленно бросила бы в эту реку все свои слёзы, все свои мольбы, лишь бы нить судьбы указала ей путь к подруге.
Она не заметила, как Каэл сделал шаг к ней. Как его рука легла поверх её руки, лежавшей на парапете набережной. Его прикосновение было тёплым и уверенным. Анна вздрогнула и подняла на него глаза.
Он смотрел на неё не как принц на подопечную, не как знакомый на знакомую. Его взгляд был глубоким, серьёзным, в нём было что-то неуловимое – восхищение? Нежность? Та самая надежда, о которой говорила легенда? В его глазах плескалась вся глубина Реки Слёз, и в них теперь отражалась она, Анна.
Сердце её бешено заколотилось. Воздух между ними внезапно наэлектризовался, стал густым и сладким, как запах цветущего жасмина. Анна почувствовала, как её лицо заливает краска. Она видела, как его взгляд опустился на её губы, как он сам сделал едва заметное движение вперёд. И у неё не было ни малейшего желания отстраняться. В этот миг не было ни дворца, ни бала, ни самозванок, ни даже тоски по Лене. Был только он, эта река, эта легенда и бешено стучащее сердце.
Но поцелуй не последовал. Каэл замер в сантиметре от её лица, его дыхание коснулось её кожи. Он сжал её руку чуть сильнее, а потом медленно, почти с усилием отстранился. В его глазах бушевала борьба.
– Нет, – тихо выдохнул он, и его голос был немного хриплым. – Ещё не время.
Напряжение спало, сменившись лёгкой, но горьковатой пустотой и жгучим любопытством. Что значит «не время»? Что он имел в виду? Но спрашивать вслух Анна не посмела. Она просто смотрела на него, всё ещё не в силах полностью прийти в себя.
Каэл глубоко вздохнул, словно стряхивая с себя очарование момента, и снова принял свой привычный, слегка насмешливый вид, но это уже была маска, и Анна это видела.
– Нам пора возвращаться, – сказал он, отпуская её руку. – Как-никак, тебя ждёт модистка. Нельзя опаздывать на встречу с великой мадам Лиорель, она этого не прощает.
Он повернулся и пошёл обратно к городу, не оглядываясь. Анна последовала за ним, её ум был хаосом из противоречивых чувств. Смущение, досада, недоумение, какая-то щемящая нежность и всё тот же предательский стыд перед Леной. Она украдкой посмотрела на широкие плечи принца, на его затылок, на уверенную посадку головы. Кто он такой? Надменный наследник? Заботливый друг? Человек, который только что чуть не поцеловал её у реки, хранящей слёзы вечной любви?
Она не знала. Но знала одно – прогулка, начавшаяся как простое развлечение, перевернула что-то в её душе. Альвхейм, его улицы, его люди, его легенды проникли в самое сердце. И образ принца Каэла теперь был не просто знакомым лицом при дворе. Он стал сложнее, глубже, притягательнее.
А где-то там, за горами, в холодном Свартальфхейме, её вторая половина, её сестра по душе, возможно, в этот самый момент смотрела не на искрящуюся реку, а на чёрную, бездонную трясину. И Анна снова почувствовала укол вины. Но теперь к нему примешивалась новая, странная мысль: а что, если её присутствие здесь, её возможное… счастье?.. не предательство, а часть какого-то большого плана? Часть той самой «роли», о которой все тут говорили?
Она шла за Каэлом, и в голове у неё звенела тишина, нарушаемая лишь шепотом реки и эхом его слов: «Ещё не время».
Глава 10
Неделя, предшествующая балу, пролетела в каком-то сумасшедшем вихре. Анна чувствовала себя куклой, которую безжалостно тиранят ради её же блага. Мадам Лиорель, модистка с пальцами, острыми как булавки, и взглядом, способным заставить расплакаться даже самого стойкого гвардейца, стала её личным кошмаром. Она являлась трижды, и каждый визит длился не меньше двух часов. Бесконечные примерки, уколы иголками, критические замечания о осанке («Сударыня, вы сутулитесь, как гоблин-рудокоп!») и бесконечные споры о фасоне и ткани. Анна, обычно мягкая и уступчивая, в какой-то момент даже вспылила, что, кажется, лишь прибавило ей уважения в глазах суровой эльфийки.
И когда мучения наконец закончились, и мадам Лиорель, скрепив последний шов, отступила с редким одобрительным кивком, Анна выдохнула с чувством глубокого облегчения. Она была даже готова простить ей все эти часы стояния на одном месте.
Эта неделя принесла ещё одну странность – поведение принца Каэла. После той прогулки, после того почти-поцелуя у реки, он словно подменился. На общих трапезах он был вежлив, но холоден и отстранён. Его шутки исчезли, взгляд скользил мимо Анны, а если их взгляды и пересекались, он тут же отводил глаза, словно обжёгшись. Он больше не предлагал прогулок, не заговаривал с ней наедине. Эта перемена резала Анну по живому. Она ловила себя на том, что ищет его взгляд в толпе придворных, ждёт его появления, надеется на возвращение того тёплого, заинтересованного человека с набережной. Но его не было. Вместо него был ледяной, вежливый наследник престола. Что она сделала не так? – этот вопрос терзал её по ночам. Может, он пожалел о своей минутной слабости? Считал теперь её слишком доступной? Или… или всё это было просто игрой, развлечением скучающего принца, а она, глупая, поверила?
Самозванки продолжали появляться с завидной регулярностью, но Анна выработала свой собственный, железный фильтр. Она попросила королевского советника, ведавшего этим вопросом, задавать всем претенденткам один-единственный вопрос: «Как Анна в детстве называла свою подругу?» Ответ «Елена» или любая его вариация не принимались. Только одно слово могло быть пропуском к ней: «Елка». Этого не мог знать никто, кроме них двоих. Это было их сокровенное, детское, глупое и самое дорогое. Этот пароль стал её последним якорем к реальности, к вере в то, что Лена жива и когда-нибудь отзовётся.
И чем больше времени проводила Анна в Альвхейме, тем призрачнее становились воспоминания о прежней жизни. Москва, институт, авария… Всё это казалось теперь сном, ярким, но быстро тающим наяву. Здесь же всё было осязаемым, насыщенным, настоящим. Запахи, вкусы, краски – всё было ярче, острее. Она уже почти не удивлялась летающим в воздухе огонькам-светлячкам (оказалось, это малые элементали, прирученные эльфами для освещения), привыкла к тому, что цветы на столе сами поворачиваются к солнцу, а вода в кувшине всегда кристально чиста и прохладна безо льда. Этот мир становился её домом, и это пугало её почти так же сильно, как и тоска по Лене.
И вот настал день бала. Утро прошло в нервной суете. Анна не могла ни на чём сосредоточиться. Она помнила слова королевы, сказанные за ужином пару дней назад: «К тебе будет приковано все внимание, дорогая. И не всегда доброе. Многие будут завидовать твоему статусу «Призванной», многие – считать тебя выскочкой, а некоторые… некоторые могут видеть в тебе угрозу. Будь осторожна в словах, не доверяй льстивым речам». Эти слова заставляли её ёжиться. Она не была готова к придворным интригам. Она была всего лишь девушкой из детдома, которая мечтала о тихой жизни с книжкой в руках.
Вечером в её покои вошла Лира с целым выводком служанок. «Пора, госпожа», – объявила она с торжественной улыбкой. Начался долгий, почти ритуальный процесс подготовки. Её купали в воде с лепестками роз и каплей какой-то эссенции, от которой кожа становилась шелковистой и благоухала. Затем последовала сложная причёска: волосы были завиты в мягкие, блестящие локоны, которые живописно спадали на плечи и спину, в то время как на макушке часть их была изящно подобрана и закреплена тонким серебряным обручем с каплевидным рубином, точно подходившим к цвету платья. Макияж был лёгким и искусным – всего лишь немного сурьмы для подчёркивания разреза глаз и легкий румянец на щеках, чтобы скрыть следы нервной бессонницы.
И наконец, настал главный момент – платье. Его внесли две служанки, держа с почти религиозным благоговением. Анна ахнула. Все мучения мадам Лиорель стоили того. Платье было не пышным, как у других дам при дворе, а струящимся, подчёркивающим каждый изгиб фигуры. Алый шёлк, цвета спелого граната или первого рассвета, мягко переливался при свете ламп. Лиф был облегающим, с приспущенными бретелями и кокетливым вырезом «сердечком», открывающим ключицы и совсем чуть-чуть – грудь. Юбка ниспадала мягкими складками, струилась за ней, как капли крови. Это был наряд не невинной девочки, а молодой женщины, полной скрытой силы и очарования. В нём она чувствовала себя уязвимой и невероятно сильной одновременно.
Когда всё было готово, она подошла к большому зеркалу и не узнала себя. В отражении стояла не Анна, а Аннариэль. Принцесса из сказки. В её глазах, подведённых сурьмой, горели и волнение, и решимость. Она была прекрасна, и это осознание придавало ей уверенности.
– Госпожа, пора, – тихо напомнила Лира, распахивая дверь.
Сердце Анны заколотилось где-то в горле. Её повели по знакомым, но сейчас кажущимся чужими коридорам к боковому входу в большой бальный зал. За тяжелой дверью уже слышалась музыка – лёгкая, воздушная, словно сотканная из самого ветра и шелеста листьев. И гул десятков голосов.
В небольшой, затемнённой нише перед выходом уже собралась королевская семья. Король Альдор в парадном мундире, увешанном орденами, выглядел могущественно и строго. Королева Илмария в платье цвета лунного света была воплощением элегантности и спокойной силы. Элис, прыгающая от нетерпения в своём розовом платьице, напоминала ожившую фею.
И принц Каэл. Он стоял чуть поодаль, в идеально сидящем темно-синем камзоле, расшитом серебряной нитью, и о чём-то тихо говорил с отцом. Его профиль в свете факелов был резким и прекрасным.
Анна сделала шаг вперёд. Её появление в нише было подобно вспышке молнии. Король прервал разговор. Королева улыбнулась одобрительной, чуть грустной улыбкой. Элис захлопала в ладоши: «Анна, ты просто волшебная!»
Каэл обернулся. И… запнулся на полуслове. Его глаза, встретившись с ней, расширились. В них промелькнуло что-то дикое, первобытное – шок, восхищение, желание. Он замер, словно громом поражённый, на две, три, пять секунд. Его привычная маска холодности треснула и рассыпалась в прах, обнажив того самого человека с набережной. Воздух между ними снова наэлектризовался, стал густым и тяжёлым.
Затем он резко, почти грубо, отвернулся, сделав вид, что поправляет манжет. Но Анна уже всё увидела. Она поймала этот взгляд, этот миг чистого, незащищённого восхищения. И всё его последующее холодное отстранение, его попытки не смотреть в её сторону, его натянутые ответы на реплики родителей – всё это теперь было плохой игрой. Он не был безразличен. Он был заинтересован как никогда. Но что-то сдерживало его. Что-то заставляло надевать эту ледяную маску.
«Ещё не время», – снова прозвучало в её памяти. Чего же ты ждёшь, Каэл? – спрашивала она его мысленно, следя за его напряжённой спиной. Какого знака? Какого разрешения? Или… ты боишься?
В этот момент распахнулись главные двери зала, и церемониймейстер громким, мелодичным голосом возвестил:
– Их величества король Альдор и королева Илмария! Его высочество наследный принц Каэл! Её высочество принцесса Элис! И… высокочтимая гостья двора, Призванная Светом, Аннариэль!
Музыка смолкла. Сотни пар глаз устремились на них. Анна глубоко вдохнула, выпрямила плечи, поймав себя на мысли, что мадам Лиорель была бы ею довольна, и сделала шаг вперёд, навстречу своему новому будущему. Она шла, чувствуя на себе восхищённые, завистливые, любопытные и изучающие взгляды. Но сильнее всего она чувствовала на себе жгучий, невидный никому другому взгляд принца, который ждал. А она пока могла только гадать – чего?
Глава 11
Бальный зал дворца Альвхейма превзошёл все самые смелые фантазии Анны, почерпнутые из романов. Он был похож на гигантский хрустальный цветок, распустившийся под самым куполом неба – ведь потолка, по сути, и не было, лишь сложнейшее переплетение прозрачных магических кристаллов, сквозь которые лился мягкий, серебристый свет луны и мириады настоящих звёзд. Стены, живые стены, увитые цветущими лианами, источали тонкий, опьяняющий аромат. Музыка – не просто звуки скрипки и арфы, а сама плоть волшебства – витала в воздухе, то превращаясь в осязаемые переливы света, то в прохладные струйки ветерка, ласкавшие кожу танцующих.