Плач феникса. Том второй

Дмитрий Шебалин

Плач феникса. Том второй

Глава

1

Старый Колодец встретил нас закрытыми воротами и угрюмыми лицами стражников. Слухи о том, что Фельс был в осаде, не настраивали жителей соседних поселений на приветливый лад. В каждом пришлом они видели или лазутчика или грязного колдуна, задумавшего сотворить с ними страшное. И если бы не моё знакомство с нынешним главой города, то внутрь бы нас не пустили. Или и вовсе прирезали бы на всякий случай, распихав наше добро по карманам. Здесь, на севере были свои представления о чести и совести, особенно, если они касались приехавших с юга имперцев.

А в город нам было нужно, так как только здесь можно было раздобыть информацию о текущем состоянии перевала и заручиться помощью местного проводника.

Хоть я и готовился к походу, по крупицам собирая информацию, о Пустошах мне по-прежнему было известно немногое. Раскинувшиеся за Северными горами просторы оставались необжитыми, но не совсем уж необитаемыми. За прошедший век коренные фельсцы сильнее прочих покорённых народов сопротивлялись навязанным им имперским законам и правилам. Некоторые из них открыто выступали против, устраивая бунты и требуя независимость. Другие пытались бороться за автономию и исключительные права мирным путём. Но были и те, кто всему этому предпочёл переселиться туда, где их попросту не достанут ни имперские легионы, ни имперские же бюрократы – в Пустоши, земли, продуваемые ветрами и омываемые холодными морями.

На обширные территории севера-запада Павелена одинаково претендовали и Трием и Сенехим, но фактически они не принадлежали никому. Часть этой земли лежала даже на более южной широте, чем столица Греша, но несмотря на это условия для жизни здесь были куда суровее. Высокий горный хребет отсекал воздушные массы, идущие с тёплых южных морей, из-за чего в Пустошах царила более холодная погода и практически круглый год не было осадков. Неподходящая для земледелия почва и короткое лето не давали возможности собирать нормальный урожай. В хвойных лесах близ гор была дичь, но в основном мелкая, и прокормить ею полноценные города было невозможно. Серые воды, которые не замерзали в заливе у Сенехима, в этих местах плавно переходили в Стылое море и половину года были скованы льдом. Даже для неприхотливых северных оленей, которых разводили вольные народы, обитающие восточнее от Греша, не хватало подножного корма. В общем, не самое приветливое место, а потому выпавшее из фокуса внимания двух крупных государств.

И всё-таки несколько постоянных поселений в Пустошах было, и связь с покинутым ими краем тамошние обитатели поддерживали. Это трудно было назвать полноценной торговлей, скорее натуральным обменом, ибо имперские монеты на той стороне не были в ходу. Какой прок от серебра и золота там, где нет ни рынков, ни купцов? А те, кто привозит всё необходимое, не ищут выгоды и не пытаются заработать, ведь путь слишком сложный, а товар для обмена ничем не отличается от того, которые можно добыть в окрестностях Старого колодца – шкурки, ягоды и прочие дары леса.

Как это ни странно, но именно со второй половины зимы и вплоть до начала таянья снегов открывался самый удобный маршрут через перевал – по замёрзшей реке, берущей своё начало где-то в здешних белоснежных пиках и ледяной змеёй бегущей через извилистое ущелье. Она-то и являлась условной границей, разделяющей Северные горы на имперские и грешские владения. Помимо зимней была ещё и летняя дорога, через перевал, но времени она занимала больше, а товара и припасов позволяла взять с собой меньше.

Знала обо всём этом и Полема. И именно она настояла на том, что без знающего своё дело проводника нам на ту сторону не добраться. Река коварна, и лёд не везде одинаково прочен. А найти такого человека можно было только здесь, в Старом Колодце. Вот только согласится ли он показывать нам дорогу, зная, что ещё не так давно я выполнял заказ для наместника Императора?

Благо в городе был тот, кто многим мне был обязан, хоть не признал бы такого даже под пытками. Бывший стражник и предводитель ортодоксальных Сынов Фельса, ставший главой города вместо пойманного на сговоре с ковеном Идриса.

– Зачем ты идёшь в Пустоши, наёмник? – спросил меня Хоуг. – Там нет ничего ценного для тебя и твоих заказчиков.

Мы сидели в местной харчевне, где нам подали постную подгорелую кашу и похлёбку из прошлогодних овощей. Сначала я даже подумал, что так нам пытаются показать, что нам здесь не рады. Но в тарелке у нашего собеседника было тоже самое, а если так кормят главу города, то это что-то да значит.

– Я смотрю, дела у вас идут неважно, – вместо ответа заметил я, без энтузиазма ковыряясь в своей еде.

– Война остановила торговлю. Но это, может, и к лучшему. Отобьёт охоту у некоторых якшаться с южанами. Нам давно было нужно понять, что рассчитывать лучше всего на собственные силы.

– В одиночку вам не выжить, и тебе это известно. Но я здесь не для того, чтобы учить вас жизни. Ты поможешь с проводником?

– Ты не ответил на вопрос, Мазай. Зачем тебе нужно ну другую сторону?

– Это не касается твоего народа и даже дел Империи. Я кое-что ищу, запрятанное давным-давно в пустынных землях к северу от гор.

– И почему я должен тебе верить?

– А чего ты боишься, Хоуг? – удивился я. – Сам говоришь, что там нет ничего полезного для меня. Даже если ты или Сыны Фельса скрываете там какие-то свои тайны, то мне нет до них никакого дела. Мне просто нужно миновать ущелье, после чего мы двинемся дальше.

– Тайны? Хех. Скорее я просто не хочу, чтобы этот маршрут стал известен наместнику и его так желающим выслужиться прихлебателям. Большая война закончится, а в Империи появятся новые герои, которых нужно будет наградить титулом и землёй. И тогда их взоры вновь обратятся сюда, на север.

– За это можешь не переживать. Говорю же, я не за этим сюда прибыл. Дашь ты мне проводника или нет, зависит, конечно, от тебя. Но ты должен понимать, что вне зависимости от этого я всё равно попробую пройти по зимнику. Так что, это в твоих интересах – отправить со мной своего человека, чтобы я случайно не забрёл куда не следует.

Хоуг над моим предложением крепко задумался. Став новым мэром Старого колодца, он получил в свои руки не только власть в городе, но и ответственность за судьбу своего народа. Куда проще возглавлять оппозицию и кричать во весь голос, что всё сломалось и катится под откос, нежели самому рулить этой разваливающейся на ходу телегой.

– Хорошо. Но заплатить за услугу придётся изрядно. Поселения нуждаются во многих простых вещах, которые они могут получить только от нас. Так что…

– Сколько, Хоуг?

– Тридцать золотых, – выпалил он, видимо, ожидая моего отказа.

– Как скажешь. Когда мы можем выступать?

Тот аж хэкнул от такого быстрого ответа. После чего скривил лицо, то ли думая, что продешевил, то ли от того, что и вовсе не хотел соглашаться на сделку.

– Это что же ты там такое ищешь, Мазай, что готов выложить любые деньги?

– Я не задаю вопросов тебе, в том числе потому, что не хочу отвечать на твои. А ещё я знаю, что фельсцы от своих слов не отказываются. Ну что, по рукам?

– По рукам. Но обоих провожатых, которых вам выдал наместник, вы отправите обратно. Переночуй в городе, а завтра с рассветом двинетесь к ущелью. Я пришлю к тебе своих людей.

– Договорились, – сказал я и встал из-за стола. – И ещё, Хоуг… Не принимай на свой счёт, но все, кто пытался меня обмануть или ограбить, сейчас мертвы. Предупреди своих, чтобы ненароком не оборвали свои жизни зря.

Глава Старого колодца промолчал, но что-то в его хмуром взгляде подсказало мне, что он меня услышал. И понял.

Ночью нас с Полемой никто не потревожил, а гружённые припасами сани остались нетронутыми. Правда, с утра пораньше мы обнаружили в них двух рослых рыжебородых детин с заплетёнными в косу волосами и парой стальных колец, продетых через отверстия в левом ухе. А ещё двух лошадок, подвязанных к одной нашей запасной. Тоже невысоких и невзрачных, но привычных к местной погоде и скудной пище.

– Мазай, – представился я, но оба они лишь отвели взгляд в сторону. Ну дело их, мне как-то насрать. Лишь бы дорогу показывали. Полема тем более не стала пытаться завязать с неулыбчивыми фельцем диалог и просто плюхнулась на своё место. После чего выдала нагловатое «Трогай!».

Непривыкшие, что ими может помыкать женщина, мужики аж поморщили свои суровые лица и, видимо, ждали, когда команду отдам я.

– Поехали, – махнул я, и мы наконец-то отправились в путь.

За следующие два дня и без того возвышающиеся на горизонте горы стали ещё выше, однако наиболее высокие из них располагались теперь по обе стороны от нас. Участок же впереди был чуточку поплоще и не казался таким непреодолимым. Третий день выдался самым сложным, так как почти на всём своём протяжении дорога забирала наверх по склону. К сумеркам мы достигли ущелья, где уже явственно слышался шум водного потока.

– Заночуем здесь, – указал один из наших неразговорчивых проводников, указав на расчищенную полянку с кострищем. Снег выпадал позавчера, а значит, место хоженое, и кто-то не так давно здесь уже останавливался.

К нашим спутникам ни у меня, ни у Полемы особого доверия не было, поэтому караул мы с ней несли по очереди, да и не в свою смену я спал вполглаза. Сигнальный контур, это, конечно, хорошо, но вот чем он поможет, если на нас, например, решат обрушить отвесный склон горы, за которым мы укрывались на ночь от ветра?

Вместо ночного нападения у меня случился второй приступ, скрыть который от дежурившей в это время Полемы у меня не получилось. Её встревоженный взгляд был первым, что я увидел, после того как меня перестало скручивать болью и разрывать изнутри. В ответ на него я пробормотал что-то вроде «не обращай внимания» и попытался вновь уснуть. Так себе отговорка, но вопросов она задавать не стала.

На утро я наконец смог разглядеть реку, наполняющую своим несмолкающим шёпотом всё ущелье. Узкое русло было зажато меж двух скалистых берегов, и далеко не везде бирюзовые воды скрывались подо льдом. Наиболее бурные перекаты по-прежнему были хорошо видны, от чего крепость имеющегося ледяного покрова вызывала серьёзные сомнения.

– Лёд точно выдержит? – спросил я.

– Здесь самое опасное место, – снизошёл до ответа фельсец. – Чем дальше в ущелье, тем воздух холоднее, а лёд крепче.

– И как нам его миновать? Полозья, конечно, широкие, но вес у саней всё равно приличный. Да и лошади опять же…

– Пойдём по мелководью.

Выпытать больше не удалось, а ругаться с проводниками не хотелось. Оставалось надеяться на то, что они знают, что делают. Однако надежда надеждой, но с Полемой мы шли замыкающими и уже по проверенному тяжестью запряжённых лошадьми саней пути.

Копыта лошадей обмотали специально выделанными шкурами, а полозья, наоборот, обильно смазали жиром, чтобы не пристыли. Но несмотря на все приготовления и нашу осторожность лёд под нами стонал и трескался, и местами из таких трещин выступала вода, грозя промочить нашу обувь. Первая серьёзная преграда встретилась через два часа пути. Ствол мёртвого дерева, упавший с обрывистого берега, частично проломил лёд на нашем пути и вмёрз в него, мешая саням проехать.

– Дальше не пройти, – констатировал тот из проводников, что был чуть приветливей. Он хотя бы как-то с нами взаимодействовал в отличии от своего напарника.

– А если объехать его?

– Люди пройдут, но сани с лошадьми нет. Там глубоко, лёд тонкий, не выдержит.

– А если по берегу? Меньше лиги назад был пологий подъём.

– Там выше сплошной ельник. Не проедем. Или бросать сани, или поворачивать назад.

– Разве нельзя убрать это бревно? – вмешалась Полема, но я и сам видел, что это будет сложной задачей. Нужно было выдолбить лёд, чтобы выковырять вмёрзший в него ствол, а потом сдвинуть и его. Для этого нужны инструменты и люди. Да и целостность льда в этом случае нарушится, придётся ждать пока затянется свежая полынья. Однако же бросать припасы – гиблое дело. Без них мы точно не доедем до конечной точки маршрута.

– Рубите ветки, – распорядился я. – Нужно зачистить ствол. Из них и мокрого снега сделаем взъём. Если впряжём запасных лошадей, они смогу перетащить сани на другую сторону.

Однако наши помощники не торопились выполнять поручение. С безразличными рожами они продолжили стоять на месте, всем своим видом демонстрируя, что если оно мне надо, то вон там лежит топор, и я могу им воспользоваться.

Раздражение начало усиливаться, а тут ещё и Полема подтвердила мои догадки.

– Оно здесь явно не первый день лежит, – сказала она, имея в виду это здоровенное полено. – Не могли они о нём не знать. Ставлю поцелуй, что оно не само сюда упало.

Уточнять кто кого должен в случае выигрыша целовать, я не стал. Вместо этого я неторопливо обошёл упавшее дерево и встал под удобным для удара углом. Два «серпа», накаченных под завязку энергией, сорвались с обеих рук и вгрызлись в сухую безжизненную древесину. Большая часть торчащих и мешающих моему плану веток повалилась на лёд. А те, что остались Полема в несколько ударов перерубила своим «хлыстом».

– А теперь послушайте меня, – обратился я к застывшим истуканами фельсцам. – Вы можете как полагается исполнить свою работу, за которую я заплатил вашему главе изрядную сумму золотом. А можете продолжить наше путешествие в качестве послушной скотины. Такой же молчаливой как обычно, но исполнительной и услужливой. Выбор за вами.

Последнюю фразу я подогрел лёгкой формой «первобытного страха», и оба мужика, поёжившись, отправились мастерить помост. Они уложили две плотных охапки срубленных мной веток и закидали все это собранным тут же снегом. Воду натаскали из ближайшей полыньи, после чего дело осталось за малым. Нужно было ускорить процесс замерзания. Самое время вспомнить, чему я научился у Кромвеля.

То, на что мастер потратил бы пару минут, заняло у его бесталанного ученика почти час. Добавляя понемногу воды, я раз за разом подмораживал пока ещё непрочную конструкцию. В итоге, на работу мы потратили весь остаток светового дня. Однако с целью не растерять эффект от внушения, я настоял на том, чтобы сани мы перетащили уже сегодня. Благо, в трёхстах метрах от этого места нашёлся небольшой участок с крепко застывшей заводью и галечным пляжем. Там мы и расположились на ночь, следя за тем, чтобы наши находящиеся под впечатлением проводники не надумали от нас удрать.

Дальнейшее путешествие через ущелье мы проделали всё также молча, лишь изредка перебрасываясь парой фраз, необходимых для дела. Но с каждой пройденной лигой температура опускалась, а открытых участков воды становилось всё меньше. И единственным труднопроходимым местом стал небольшой речной перекат, где река ненадолго обнажала свои воды, после чего снова пряталась под своим ледяным панцирем. Крупные камни и наросший причудливой формой лёд не позволяли продолжить движение уже ставшим привычным путём. В итоге пришлось выходить на берег и тянуть сани сначала вверх по склону, а затем аккуратно спускать их вниз. Обходной маршрут был явно хоженым, так как был расчищен от деревьев и крупных пней, но всё равно отнял много времени и сил.

Зато преодолев перевал, мы наконец-то увидели то, куда шли. Отсюда открывался вид на Пустоши, простирающиеся до самого горизонта. Унылая равнина, лишь у самого основания гор поросшая хвойным лесом. Буквально через 20-30 лиг растительность сходила на нет, обнажая бесплодную пустыню. Даже снег покрывал её далеко не везде. Постоянно дующие на равнине ветра собирали его в незаметных отсюда ложбинках и складках местности, отчего вся обозримая панорама была похожа на пятнистое покрывало, поделенное на две неровных части блестящей полоской замёрзшей реки.

Неподалёку от перевала к воде жались несколько поселений, ближайшее из которых тянуло даже на полноценную деревню. По крайней мере срубов там я насчитал не меньше сотни. Над всеми ними курился дымок, а значит, жизнь шла своим чередом.

Когда мы вновь спустились к реке и продолжили по ней наш путь, я поинтересовался у Полемы, предварительно создав наконец-то выученный «полог тишины»:

– И куда нам дальше? Как мы найдём храм?

– Какое-то время будем двигаться вдоль реки, а когда покажется Первый страж, направимся на северо-восток. Если не ошибёмся с направлением, то вскоре доберёмся до Второго. Сложнее всего будет разыскать Третий, так как он завалился и наткнуться на него можно только подобравшись совсем близко.

– Что ещё за стражи? – не понял я.

– Древние камни. Ты наверняка видел такие, когда сдавал свой экзамен. Именно из них состоит круг, чтобы одарённые могли пройти испытание. Не все они сохранились. За столько лет многие из них растащили и использовали как придётся. Только представь, божественное наследие древних времён лежит себе где-нибудь в качестве фундамента для чьего-нибудь дома, или и того хуже, служит частью забора, чтобы овцы не разбежались и ненароком не оказались в соседской отаре.

– Значит, эти стражи – камни из круга, расположенного возле храма?

– Скорее всего. По крайней мере, очень похоже, что кто-то не пожалел сил, что бы попробовать их оттуда утащить. Но что-то у него пошло не по плану, и он бросил их по дороге. Вот и служат они своего рода ориентирами для тех, кто хочет найти храм.

– И кому же такое могло понадобиться? Я имею в виду, тащить тяжеленые каменюки хрен пойми куда.

– Этого мне неизвестно. Как ты понимаешь, Трое скрывают многое даже от своих собственных слуг. Но я натыкалась на свидетельства того, что даже до Раскола климат на Павелене отличался от того, к которому мы привыкли сейчас. В южных королевствах было куда больше зелени, а здесь на севере было не так уж и холодно. Тем камням-стражам многие тысячи лет, так что за столь долгий срок многое могло с ними случиться. И как именно они попали на свои места, мы вряд ли уже узнаем.

– И часто ты бывала здесь?

– Один единственный раз. Мой наставник показал этот путь, когда я была ещё юной.

– Наставник? Интересный маршрут он выбрал.

– Ничего удивительного, если учесть, что он был моим предшественником на службе у Троих. Настоящий фанатик и истинно верующий в праведность нашей миссии. А ещё он был стар, поэтому решил подготовить себе смену.

В голове почему-то возник образ доброго мудрого старца, воспитывающего юную волшебницу и передающего ей свои знания. Но он тут же был разрушен новой поступившей от Полемы информацией.

– Он вообще любил наставничество. И среди его учеников не было ни одного юноши. Как думаешь, почему?

– Смею предположить, что он был классической ориентации.

– Если ты имеешь в виду, что он спал только с молодыми девками, то да, ты прав. Когда обучение закончилось, его окончательный выбор пал на меня. До сих пор не знаю, что именно сыграло решающую роль: мои способности к магии, интерес к его учению или самая красивая задница из всех четверых.

– И что стало с остальными одарёнными девушками?

– Понятия не имею, но их я больше не встречала. Сразу после моего посвящения и наложения печати сердце наставника остановилось, и мне как-то стало не до них. Но думаю, что им вряд ли было позволено продолжить жить обычной жизнью. Или они согласились на роль непосвящённых слуг и шпионят где-нибудь для Фебрана и прочих, или же ещё тогда расстались с жизнями, так как не хуже меня умели смотреть и слушать.

– Невесёлая история.

– Она уже в прошлом. Как бы то ни было, в моей голове сохранилась память о том единственном разе, когда этой дорогой нас провёл наставник, и именно поэтому я не могу показать тебе маршрут на карте. Даже если бы захотела. Нам остаётся надеяться, что я не упущу из вида ориентиры, и мы не забредём в какую-то непролазную жопу.

– Не переживай, я не сомневаюсь в наших способностях.

– Это прозвучало как-то двояко.

Я промолчал и развеял «купол».

Тренироваться нужно всегда, даже в пути. Особенно, если другого времени у нас нет. Кромвель снабдил меня своими записями в дорогу, и их я изучал при любой возможности. А ещё практиковался в аспекте преобразования. Замораживал небольшие объёмы воды и заставлял лёд растаять вновь. Воспламенял сухую хвою, управляя её температурой, создавал порывы ветра, регулируя плотность воздуха и изменяя давление. Даже пробовал баловаться с энтропией вещей, но такие попытки забирали слишком много сил, и я отложил их на потом, когда в моём распоряжении будет больше времени и знаний.

Всё это точно не относилось к моей специализации, но практика показывала, что нельзя зацикливаться на чём-то одном. Нужно быть разносторонним и стараться искать способы применения всем своим знаниям. К тому же, такие тренировки помогали лучше понимать и применять те заклинания, которые находились на стыках сразу нескольких аспектов. Например, «вспышка», «молот», «рябь»… А ещё «цепи».

Из всего арсенала Кромвеля именно они показались мне наиболее полезными и практичными. Без его таланта и многолетней практики освоить сложные заклинания аспекта преобразования у меня вряд ли бы получилось. Его умение чувствовать и подчинять себе природу вещей было выдающимся даже по меркам лучших магов Павелена. Не так уж много было среди них тех, кто шёл по этой сложной и опасной дороге. И не мне повторять этот путь, несясь сломя голову и пытаясь постичь наработки мастера буквально на ходу.

Но вот «цепи» неплохо укладывались в мою концепцию и дополняли имеющийся арсенал. Они не только помогали сковать жертву, но и в отличии от «колодца» не мешали атаковать её. Да и саму конструкцию, действительно чем-то похожую на вериги, по желанию можно было напитать энергией. Например, раскалить её до температуры в несколько сотен градусов, или разогнать поток электронов, вызывав тем самым электрический разряд. К сожалению, моих поверхностных знаний в области физики и химии было недостаточно, чтобы глубинно понимать эти процессы. И я уверен, что никто из местных к их разгадке тем более не приблизился. Вся заслуга в применении магии людьми целиком и полностью принадлежала симбионтам, нашедших свою спасение (а возможно, погибель) в источниках некоторых людей. Это шестое чувство магов, их инструмент, о принципах работы которого сами они могли лишь догадываться. И лишь немногие знали правду.

– «Бес, почему так вышло? – спросил я, отдыхая после того, как при помощи силы разжёг сухие ветки под ночным костром. – Ты ведь много раз заявлял, что выше прочих. Так почему же я не могу останавливать время и изменять пространство? Да чёрт с ним с пространством! Хотя бы сжигать своих врагов по щелчку пальца.»

– «Твоя оболочка слаба. Об этом я тоже неоднократно тебе говорил.»

– «Выходит, командор Люциус был прав в своём убеждении? Чтобы продолжить возвышение, необходимо выйти за рамки человеческого тела.»

– «Не только тела. Он также пытался изменить свою суть. И вскоре у него это бы получилось.»

– «И что бы тогда произошло?»

– «Родился бы кто-то, кто смог поспорить с навязанной этому миру судьбой.»

– «В твоих словах я чувствую чуть ли не одобрение. Ты не забыл, что он пытался сделать с нами?»

– «Он шёл по своему пути. Мы просто оказались на нём.»

– «И я рад, что он об нас споткнулся.»

– «У тебя по-прежнему есть выбор. Боли терзают тебя, заставляя бежать всё быстрее. Но мы можем разорвать ведущую тебя в ловушку нить.»

– «Я уже принял решение, Бес.»

– «Я знаю.»

– «И всё же ты не ответил. Пускай я слишком слаб для того, чтобы сотрясать основы мироздания. Но тот же Кромвель способен на такие вещи, которые я просто боюсь даже делать. Я уж не говорю про Императора, который, если мне не изменяет память, просто стёр из реальности куски плоти из тела того же Люциуса. Это ли не высшая форма преобразования?»

– «Всё так, но их симбионты вполне обычны, и со временем такие манипуляции несут в себе всё меньше риска. Когда одарённые неосознанно обращаются к своим осколкам сущностей, то не сталкиваются с их волей и разумом. Лишь с их слабыми отголосками. И если маг соблюдает осторожность и обучается этому под контролем опытных наставников, то постепенно привыкает к этому, сводя вероятность потери контроля к минимуму. В твоём случае всё иначе. Применяя аспект преобразования, ты вынужден погружаться в мои чувства и смотреть на мир моими глазами. Это сводит обычных людей с ума, погружает их в поток чуждого им разума, в котором они попросту тонут и теряют собственное «я». Рано или поздно они отдают управление своим телом и эмоциями сохранившему свою основу симбионту. Самый верный и быстрый способ стать одержимым.

– «Но я не стал.»

– «И ты знаешь причину. Тот, кого зовут Малеком, силён. И даже его покрытая защитным кристаллом суть оберегает тебя от многих бед. Но и она не спасёт тебя, если ты с головой ринешься постигать запретную науку. Процесс привыкания должен быть плавным. Кромвель шёл к этому почти 50 лет, Император 100. А ты решил проделать этот путь за 5?»