Побочный эффект

– Через два часа жду у себя.

Щедрое предложение, учитывая, что до зоны Би-3 – корпоративного владения трёх крупнейших коммерческих гигантов планеты, Ивану было добираться от силы минут сорок.

– Спасибо.

– Не облажайся там, – хмыкнул Янг и отключился.

Уваров снял очки, почти бегом вернулся в кровать и обнял Бесс:

– У меня только что украли выходной.

– Тогда давай используем то, что от него осталось, – мягко предложила вампиресса, покусывая Ивана в шею. – Хватит болтать.

* * *

– Большой город, – пробормотал Терри Соломон, разглядывая Москву с высоты птичьего полёта – через иллюминатор вертолёта.

– Неужели вы не видели городов больше? – удивился сопровождающий его Герберт, личный секретарь Джереми Янга.

– Видел, конечно, – отозвался Терри, без интереса скользнув взглядом по плотной группе небоскрёбов – этого добра хватало во всех мегаполисах. – Тут есть на что посмотреть?

– Э-э… – Герберт, очевидно, растерялся и кивнул на иллюминатор: – Вот.

– Я имел в виду старые исторические здания. Памятники архитектуры.

– В центре должны быть, – неуверенно протянул Герберт.

– То есть не интересуешься?

– Я… – Секретарь помолчал и неожиданно решил ответить честно: – Я видел, как они снесли старинный особняк, чтобы воткнуть на его место современный кондоминиум, безликий настолько, будто архитектору ампутировали мозг. А я не интересуюсь историей тех, кто не интересуется своей историей.

– Понимаю, – обронил Соломон. И, после короткой паузы, объяснил: – Мой дед был археологом и рассказал, что артефакты умирающих цивилизаций лучше рассматривать, когда они доступны, а не засыпаны землёй.

– Разумно.

– Дедушка знал толк в археологии.

– Старая школа.

– Совершенно верно, – подтвердил Терри и вновь уткнулся в иллюминатор, показывая, что хочет продолжить разглядывать город, в котором ему до сих пор не доводилось бывать. Что было весьма странно, учитывая, что Соломон служил в Отделе специальных расследований, как его называли – в личной гвардии директора Департамента биологической безопасности, и на месте не сидел. Сотрудников Отдела направляли только туда, где предполагались – или уже случились! – по-настоящему крупные неприятности. Отправляли с задачей «всё исправить», что им, как правило, удавалось, ведь полномочия у Отдела были самые широкие. А поскольку в Москве пока было тихо, направление Терри директор местного бюро воспринял как большой, но мрачный аванс и встречу устроил на высшем уровне: у трапа самолёта Соломона встретил его личный секретарь, и не на представительском мобиле, а рядом с роскошным вертолётом «Сикорски Sapphire», в котором не стыдно было прокатить даже главу корпорации. Джереми Янг знал, что в отчёте Терри будет обязан дать характеристику действиям главы бюро, и постарался произвести на «личного гвардейца директора» хорошее впечатление. Сам он явиться в аэропорт не мог – не по чину, но выбор встречающего показывал, что Янг готов к конфиденциальному обсуждению любых деликатных тем.

– Надолго к нам? – поёрзав, поинтересовался Герберт.

– Понятия не имею.

– Вот как?

– Никогда не знаешь, как долго продлится расследование, – ровным голосом объяснил Терри.

– Я обратил внимание, что у вас нет багажа.

– Не в моём стиле таскать с собой вещи. – Соломон машинально покосился на металлический кейс.

– А…

– Мне должно быть предоставлено всё, что может понадобиться.

– Включая одежду?

– И нижнее бельё.

– Я не знал, – признался Герберт. И тут же добавил: – Встречей и размещением занимаются другие люди. Но я проконтролирую, чтобы у вас было абсолютно всё, что потребуется.

– Благодарю. – Терри подумал и решил подбросить Герберту, а точнее – Джереми Янгу, в доппель которого разговор поступал в режиме реального времени, дополнительную пищу для размышлений: – Когда сотрудников Отдела специальных расследований направляют туда, где вроде бы всё в порядке, это не значит, что местное Бюро облажалось. В центральный офис Департамента стекается колоссальный объём информации из самых разных источников, и часто бывает так, что на события, которые, возможно, произойдут в Москве, указывают данные, полученные из Мумбаи или Рио. И не всегда мы можем раскрывать источник поступления этих данных.

– Я понимаю, – кивнул секретарь.

– Мы пожарные, а не каратели. Или чистильщики…

– За кем подчищаете? – ляпнул Герберт.

– За кем прикажут, – безразлично ответил Соломон.

– То есть все могут нагадить?

– Ещё как.

Люди не идеальны, и чем сложнее стоящие перед человеком задачи, тем больше ошибок он может совершить. Ошибок или преступлений, потому что далеко не всегда то, что пытаются выдать за ошибку, ею является. Человека можно купить, запугать или убедить – и так добиться, чтобы он выполнил требуемое. Но в современном мире цена ошибки или преступления может оказаться неимоверно высокой, и не для одного города или государства, а для всего человечества, как бы пафосно это ни звучало. Современный мир слишком глубоко влез в сферы, которые тысячи лет считались недоступными и запретными – в структуру человека. Знания высокой науки, разумеется, тщательно берегли, а для того, чтобы люди не натворили бед из-за ошибок или в результате преступлений, большая тройка фармакологических компаний создала Департамент биологической безопасности, действующий по всему миру и стоящий над всеми государственными юрисдикциями. Департамент стал первой по-настоящему работающей всемирной службой безопасности, специалисты которой предотвращали эпидемии, боролись с биохакерами и прочими преступлениями, к каким можно было добавить приставку био-. И боролись хорошо. А главное, что всегда удивляло коллег из других служб, боролись честно: за всё время существования Департамента не случилось ни одного коррупционного скандала. И дело было не только в том, что сотрудникам Биобезопасности щедро платили – сколько ни плати, всегда могут предложить больше, и если детектив зарабатывает миллион в год, что помешает ему отказаться заработать миллион за час? За то, что он просто отвернётся? Или допустит «ошибку»? Больше могут предложить всегда, поэтому в Департамент брали только высокомотивированных людей, глубоко осознающих чем они занимаются и от чего защищают человечество. И сунуть им взятку не представлялось возможным.

– Как называется парк? – спросил Соломон, поняв, что вертолёт начал снижаться.

– Лосиный остров, – ответил Герберт.

– Почему «лосиный»?

– Потому что они здесь до сих пор водятся, мы присматриваем.

Гигантский зелёный массив был виден издалека, он врезался в город с северо-востока, занимал изрядную площадь и выглядел настоящим волшебным лесом – диким и таинственным. Именно в его центре и располагалась зона Би-3, три невысоких, по пятнадцать этажей, дома, принадлежащих корпорациям из большой тройки: «BioGlob», «General Genetics» и «Parker&Brooks». Строить выше не имело смысла – для филиалов и таких площадей было более чем достаточно. А между высотками стоял «Малевич Куб»: полностью облицованный абсолютно чёрным стеклом пятиэтажный дом с равными сторонами – московское бюро Департамента биологической безопасности.

– Отличное место, – одобрил Соломон.

Расположенная примерно в центре леса и связанная с городом одной-единственной дорогой, зона Би-3 аккуратно вписалась в окружающий пейзаж и не вылезала за границы, которые корпорации сами для себя определили.

– А что Лосиный остров? – поинтересовался Терри.

– Теперь это наш заповедник.

– Местных пускаете?

– Это же заповедник.

– Логично.

Соломон ожидал, что они приземлятся на «Малевич Куб», но ошибся – пилот мягко опустил вертолёт на площадку на крыше высотки «BioGlob», а когда они вошли в лифт, Герберт объяснил:

– Стёкла в «Малевиче» поляризованы: снаружи кажутся чёрными и непроницаемыми, изнутри же абсолютно прозрачны. Это касается и крыши.

– Дай угадаю, – рассмеялся Терри. – Под крышей на пятом этаже «Малевича» находится кабинет директора бюро?

– Совершенно верно, – подтвердил Герберт. – Поэтому устроить вертолётную площадку на нашей крыше нет никакой возможности: господину директору не нравится смотреть на приземляющиеся вертолёты.

– Если человек не может позволить себе маленькие слабости, то зачем тогда жить?

– Полностью с вами согласен.

Соломон не кривил душой: он действительно не видел ничего плохого в том, что высший менеджер Департамента оборудовал рабочее место по своему вкусу. Нравится ему глазеть на небо – пусть глазеет, главное, чтобы результат давал. А результат Янг давал, во всяком случае, претензий к нему у директора Департамента не было.

– Рад тебя видеть, Терри.

– Взаимно.

Соломон впервые оказался в Москве, однако с Джереми Янгом он был знаком по Сингапуру, где Джереми служил заместителем директора бюро. Набирался, так сказать, опыта. С тех пор он не изменился ни внешне, но так можно сказать о подавляющем большинстве жителей Земли, ни внутренне, оставшись таким же показушно весёлым, как раньше.

– Как долетел?

– Отлично. Спал всю дорогу.

– Как тебе Москва?

– Сверху кажется чистенькой.

– Сверху всё кажется приятным.

– Согласен.

Директор кивнул на удобные кресла – тащить дорогого гостя за стол Янг не стал, и предложил настоящие виски и кофе, что было с благодарностью принято. А когда слуга вышел, Джереми демонстративно выложил на стол отключённый коммуникатор. Соломон повторил жест, и теперь они действительно остались наедине.

– Директор сказал, что ты расскажешь о происходящем, – негромко произнёс Янг.

– Ждём очень большую террористическую атаку.

– Почему мы ничего не знаем?

– У нас «крот» рядом с самим Паладином, – объяснил Терри. – Он сказал, что готовится грандиозная акция.

– Тогда почему прислали тебя одного?

– Потому что у нас наводки не только на Москву, но и на Лондон, Лос-Анджелес, Рио, Нью-Дели и ещё двенадцать городов. И я думаю, что все наводки правильные.

– В смысле? – не понял Янг.

– Ударят везде, – коротко ответил Соломон.

Директор бюро крякнул, сделал глоток виски и покрутил головой:

– Предупредить успеем?

– Скорее всего нет.

– Тогда что будем делать?

– То же, что всегда, – пожал плечами Терри. – Пропустим удар, потрясём головой, очухаемся и ответим. Сотрём в порошок тех скотов, что это устроят, а потом разгребём оставленное ими дерьмо.

– То есть сделаем нашу работу?

– Да, Джереми, сделаем нашу работу. – Соломон отсалютовал директору стаканом и тоже пригубил виски. – Ну и попытаемся минимизировать потери. Вряд ли мы предотвратим атаку, но, надеюсь, получится хоть как-то нагадить террористам до того, как они унесут ноги.

– Пойдёшь в поле? – понял Янг.

– Это моя работа.

– Я подобрал тебе лучшего из моих парней, он идеально знает местные реалии.

– Спасибо. – Соломон допил виски и улыбнулся: – Где я буду жить?

– Отель в центре?

– Не лучшая идея.

– Я тоже так подумал, поэтому распорядился подготовить апартаменты на гостевом этаже башни «Parker&Brooks». Подойдёт?

– Мне говорили, что в башне «General Genetics» апартаменты лучше, – заметил Терри.

– Лучше, – не стал отрицать Янг. – Но в «General Genetics» тебя не пустят – к ним час назад прилетел Эдмонд Кравец.

– Собственной персоной? – удивился Соломон.

– Собственной персоной, – подтвердил Янг.

– Что он здесь забыл?

– Господин председатель совета директоров «General Genetics» о своих планах нам не докладывает, – улыбнулся директор Бюро. – Но все знают, что он любит инспектировать филиалы корпорации.

* * *

«АПТЕКА».

Джада знала, какое заведение обозначается этим словом, понимала, что заведения эти не исчезли окончательно, работают во всех городах и странах, но не ожидала встретить его в Миле Чудес, обитатели которой обладали отменным здоровьем – благодаря генофлексу. Зачем нужны лекарства и даже врачи, если можно обратиться к фрикмейстеру, подключиться к биочипу, просканировать себя, увидеть, что не так и, в случае необходимости, заменить повреждённые клетки? Зачем тратить время и деньги на сомнительные препараты, если даже рак побеждён, о чём не забывает нашёптывать оплаченная Би-3 реклама? Ужасы Средневековья канули в Лету, в современном мире каждый может позволить себе быть здоровым и жить долго, намного дольше, чем отмерено природой. И люди жили. И, несмотря на заложенные в детстве установки и усилия дарвинистов, тех, кто использовал побочный эффект генофлекса, с каждым днём становилось всё больше. Трудно устоять, когда тебе предлагают жить дольше, не болеть и выглядеть молодо.

Невозможно устоять.

Вот почему Джада удивилась, увидев вывеску «АПТЕКА» – ведь индустрия классической медицины и фармакологии рухнула, и это заведение напоминало парусное судно, неведомым образом оказавшееся среди современных кораблей. Судно, которое пытается делать своё дело, но ни на что не претендует. Осколок прошлого, которому суждено раствориться в равнодушном Времени, ведь для следующего поколения слово «Аптека» не будет ничего значить.

Грусти Джада не испытывала, знала, что новое всегда убивает старое: или полностью, или какую-то часть – таков закон жизни, поэтому, постояв немного напротив не пользующегося популярностью заведения, девушка прошла дальше и уверенно потянула за ручку дверь, над которой светилась современная, привлекающая внимание вывеска: «Биотерминал “Механическое напряжение”». А на самой двери значилось: «Только по предварительной записи».

///

– Надоело быть нативами?[5]

Услышав неожиданный вопрос, Рома и Даша, молодые, ещё по-настоящему молодые ребята, каждому из которых было не более двадцати пяти лет, переглянулись, после чего Рома коротко ответил:

– Да.

– И с чего хотите начать? – поинтересовался фрикмейстер.

И вновь смутил ребят.

– Мы думали, вы нам скажете, Паскаль, – промямлил Рома, назвав владельца биотерминала так, как он просил его называть – по имени. – Мы, конечно, читали в Сети и говорили с друзьями, которые сидят на генофлексе…

– Рома! – одёрнула парня Даша.

– А что не так? – нахмурился Рома. – Они действительно сидят на генофлексе. Надо называть вещи своими именами.

– Генофлекс – не наркотик, – твёрдо произнесла девушка, и стало понятно, кто из них стал инициатором визита в биотерминал.

– То есть вам нужна полная консультация? – поспешил вернуть себе слово Паскаль, которому не хотелось становиться свидетелем ссоры. Спросил, чтобы привлечь к себе внимание и тут же добавил: – Даша, в выражении «сидеть на генофлексе» нет ничего обидного или постыдного, мы сами так выражаемся. Фраза устарела, но ещё в ходу. – Короткая пауза. – При этом нужно понимать, что генофлекс, конечно, не наркотик, но отказаться от него невозможно.

– Совсем?

– Давайте я вам всё объясню, хорошо? – Паскаль обаятельно улыбнулся.

– Проведёте полную консультацию?

– Именно.

Назвать точный возраст владельца «Механического напряжения» не представлялось возможным – генофлекс его маскирует, а выглядел Паскаль лет на тридцать, ну, может, тридцать пять. И выглядел экстравагантно: густые светлые волосы заплетены в дреды, лицо обрамляет короткая бородка, на левой стороне шеи виднеется татуировка, но по левой кисти понятно, что под футболкой с длинными рукавами и дерзким принтом скрывается далеко не одна картинка. Завершали костюм мешковатые, немного рваные джинсы и кеды.

Внешность Паскаля могла вызвать сомнения, однако он считался одним из лучших фрикмейстеров Мили Чудес, а значит – всей Москвы, и предупреждение на двери: «Только по предварительной записи» появилось отнюдь не потому что он решил похвастаться наплывом посетителей.

– Насколько я понимаю, о пандемии SAS вы только читали?

– И слышали рассказы, – подтвердила Даша.

Рома молча кивнул.

– Так вот, всё, что вы читали и слышали – правда: SAS косил людей миллионами, как средневековая чума. И не важно, была у тебя аллергия или нет – под действием SAS она появлялась, и нельзя было предугадать, что именно станет для конкретного человека смертельным аллергеном: пыльца, пыль, морковка или кошачий секрет – что угодно. Абсолютно здоровый человек нюхал розу, валился от сильнейшего анафилактического шока и умирал на глазах у близких. Спасения не было. К тому моменту, как появился генофлекс, погибла треть населения планеты, он и только он остановил царившее тогда безумие. Поэтому, Рома, мы все сидим на генофлексе, всё человечество, без него мы мертвы.

– Это лекарственный генофлекс, – заметил молодой человек.

– Современная модификация генофлекса тоже является лекарством и защищает нашу иммунную систему от SAS. Собственно, сейчас только вторая модификация и производится. Та самая модификация, которая обеспечивает наилучшие возможности применения побочного эффекта. Вам не скучно?

Фрикмейстер любил поболтать, но зорко следил за тем, чтобы клиенты не потеряли к происходящему интерес.

– Нет, – буркнул Рома.

– Вы всё это видели? – неожиданно спросила Даша. – Я имею в виду пандемию.

– Да, – помолчав, ответил Паскаль.

– И как?

Она догадывалась, что фрикмейстер много старше их, что он не знает, а помнит взорвавшую планету пандемию, и хотела услышать человека, сумевшего пройти через ад тридцатилетней давности.

– Мне едва минуло восемь, но я отчётливо помню, что было очень страшно. И очень… безнадёжно. – Лицо Паскаля затвердело, а из глаз напрочь исчезли приветливость и дружелюбие. На мгновение исчезли. Но в это мгновение перед Ромой и Дашей сидел совершенно другой человек. – Но появился генофлекс… – Голос фрикмейстера вновь стал мягким и весёлым. – А затем открыли его побочный эффект… Вы ведь знаете, что такое 3D-принтер?

– Конечно.

– В 3D-принтерах для создания предметов используются специальные порошки или паста, так вот, генофлекс – это своего рода порошок для нашего организма. В этом заключается его побочный эффект: он оказался уникальным биологическим материалом, из которого можно построить любые клетки, и они будут в точности соответствовать оригинальным и, соответственно, работать в точности как оригинальные. Но для того, чтобы использовать генофлекс подобным образом, требуется…

– Биочип, – подала голос Даша.

– Совершенно верно! Дарю вам десятипроцентную скидку за догадливость! – провозгласил Паскаль.

Девушка зарделась.

– Изначально людям делали инъекции генофлекса, один кубик в месяц. Потом разработали вживляемые в левое предплечье анализаторы, они контролировали уровень препарата и при необходимости вводили дополнительную дозу из встроенных капсул. Каждый человек стал носить при себе небольшой запас генофлекса, благо он не портится… А потом появились биочипы, инженеры нашли способ подключить цифровое устройство к нашей высшей нервной системе, и к спинному, и к головному мозгу, и перевернули мир. Биочип контролирует состояние нашего организма в режиме двадцать четыре на семь, без отдыха и сна, следит за нашим здоровьем, как добрый врач. И кроме того, он способен управлять движением генофлекса, использовать его для «ремонта» органов или создания новых. Благодаря связке биочип – генофлекс мы избавились от болезней, стали стройными, сильными, красивыми, молодыми и планируем жить много дольше, чем наши предки. – Паскаль задумчиво посмотрел на свою руку. – Единственное, за что не берутся фрикмейстеры – это кости, особенно, основные, вроде позвоночника. Так что если человек родился слишком низким или слишком высоким он таким и останется. Всё остальное мы с лёгкостью поправим.

– С лёгкостью? – уточнила Даша.

– Я наблюдаю за происходящим с самого первого дня и могу с уверенностью заявить, что технология применения побочного эффекта генофлекса находится на пике развития, – твёрдо ответил фрикмейстер. – Главное – не перепрыгнуть «барьер 66»: если доля генофлекса в организме превысит шестьдесят шесть процентов, наступает разлом и вы умираете достаточно неприятной смертью. Второе ограничение, о котором я обязан вас предупредить – это «барьер 25», если доля генофлекса в организме превысит двадцать пять процентов, человек теряет репродуктивные функции.

– Навсегда? – тихо спросила девушка.

– Навсегда, – подтвердил Паскаль. – В нашем организме срабатывает некий механизм, до которого учёные ещё не добрались, и он выключает ненастоящему, по его мнению, человеку способность размножаться. Кстати, с помощью генофлекса можно идеально провести лигаментотомию, но в данном случае пациент станет стерильным без «барьера 25».

– Что такое эта ваша лигамена… Лигомено?.. – Рома покрутил головой. – Как вы это назвали?

– Кажется, я догадываюсь, о чём идёт речь, – рассмеялась Даша. – Рома, тебе это не понадобится.

– Поздравляю, – хмыкнул Паскаль. И прежде, чем молодой человек потребовал объяснений, продолжил: – Потом учёные сообразили, что генофлекс умеет не только заменять клетки организма, но формировать принципиально новые, которых раньше не было. Хотите хвост? Пожалуйста! Клыки? Да на здоровье! Когти? Жабры? Ядовитую железу? Всё можно вырастить с помощью генофлекса, а поскольку наш мозг не умеет управлять хвостом, за него это будет делать биочип.

– Крутое устройство, – оценил Рома.

– Невероятно крутое, – не стал отрицать фрикмейстер. – Вы их уже установили?

– Нет, у нас только анализаторы.

– Биочип ставится за два-три часа. Процедура бесплатная, но провести её можно только в авторизованных клиниках «MechUnited». – Паскаль улыбнулся. – И только на оборудовании «MedConstruction».

– В чём подвох? – Рома среагировал на улыбку.

– Нет никакого подвоха, – покачал головой фрикмейстер. – «MedConstruction» производит робохирургов высочайшей точности, только они могут правильно вживить биочип. А «MechUnited» производит сами биочипы. Ни к кому другому не обращайтесь – из вас гарантированно сделают инвалидов.

– Подвох в том, что биочип нельзя снять, – вдруг сказала Даша.

– Да, это одноразовая процедура, – подтвердил Паскаль.

– Но их вроде обновляют? – нахмурился Рома.

– Сами чипы – да, но не «гнездо», в которое их сажают. А именно в нём прошита основная информация о вас. – Фрикмейстер выдержал паузу. – Вы можете поставить биочип и применять его только для контроля защиты от SAS и в качестве отличного сканера организма. Если же вам нужно другое…

– Все вокруг сидят на генофлексе, – угрюмо сказал Рома.

Даша кивнула. Но отвернулась.

Трудно удержаться, когда подруги стройные и красивые, а друзья – подкачанные и выносливые. И тоже красивые. Трудно оставаться настоящим, если все вокруг… тоже считают себя настоящими.

– Мир стал другим, и хочется быть его частью, – вздохнул Паскаль. – Хочется быть или красивым, или необычным. Или и таким, и таким одновременно. Или по очереди. Прелесть генофлекса в том, что вы можете играть в изменения так, как захотите. Сегодня сделаете себе ядовитую железу, завтра можете от неё избавиться. И от клыков. И от жабр. Сегодня станете вампирами, завтра – гоблинами. Кем угодно. В любое время можете исполнить любую фантазию. Если соберётесь изменить себя очень сильно, придётся поваляться в капсуле Родена…

– Где?

– Это специальная ёмкость, в которую вы полностью погружаетесь, когда хотите сделать серьёзные изменения или ускорить несерьёзные. – Паскаль кивнул на ванну, что стояла слева от рабочего кресла, которое занимали клиенты с «простыми» пожеланиями. – Ещё капсула Родена рекомендуется, когда нужно изменить цвет или структуру кожи.

– А почему «капсула»?

– В особых случаях я подключаю клиента к дыхательному аппарату и погружаю в раствор целиком. А сверху закрываю прозрачной крышкой.

– Зачем? – не сдержался Рома.

– Чтобы закипело быстрее.

Даша прыснула.

Упомянув и показав посетителям капсулу, Паскаль не удержался: поднялся и подошёл к своему рабочему месту.

– Всё будет происходить следующим образом. Вы придумываете, что хотите с собой сделать, после чего приходите ко мне, честно обо всём рассказываете, я даю пару-тройку дельных советов, после чего усаживаю вас в кресло, подключаюсь через кабель к биочипу и провожу сканирование вашего организма…

– Обязательно через кабель? Я слышал, есть чипы с выходом в Сеть.

– Они есть, но я категорически не рекомендую ими пользоваться, потому что все страшилки, которые вы наверняка слышали, о взломах биочипов – это не страшилки. Рано или поздно вас взломают.

– Зачем?

– Чтобы получить над вами власть, – ответил Паскаль. – Если вам будут советовать поставить биочип с выходом в Сеть – отказывайтесь. И присмотритесь к человеку, который посоветует – он вам не друг. Не верьте фрикмейстерам, которые будут давать аналогичные советы: профессионал работает только через кабель и никогда не предложит поставить чип с выходом в Сеть.

Паскаль говорил настолько серьёзно и с такой убеждённостью, что произвёл на ребят даже большее впечатление, чем собирался. Когда он закончил, Рома и Даша вновь переглянулись, и молодой человек тихо сказал: