Ушла в винтаж

– Доклад должен быть готов на следующей неделе, когда все будут представлять свои виртуальные предприятия. А завтра жду записку от родителей, или от врача, или от церковного лидера, или еще от какого-нибудь авторитетного лица с объяснениями, с чего это ты вдруг ударилась в Средневековье. Все понятно?

Хорошо, что Джинни – мастер подделывать подписи и копировать почерк.

– Понятно.

Он закатывает рукав рубашки. Серый пух на руке выглядит как свитер из волос.

– Известно ли тебе, что в те времена люди буквально отдавали жизнь ради технического прогресса?

Точно. Они были так заняты, работая с утра до ночи на железной дороге, что у них просто не оставалось времени на компьютерные грешки. Этот урок я усвоила.

За обедом мы с Джереми всегда сидели вместе. Не сами по себе – наоборот, мы пересаживались за разные столики, меняли компании, но всегда вместе, особенно в этом учебном году. Мы собирались объявить его Годом создания нашей Пары. По крайней мере, я приняла такое решение еще в июле, когда Джереми признался мне в любви. Причем признался со слезами на глазах. Он серьезно плакал, говоря, что любит меня.

А сейчас я могу сесть где угодно и прекрасно себя чувствовать. Относительно прекрасно. Потому что найти что-нибудь в духе шестьдесят второго года в меню, состоящем из разного вида пиццы, или в продуктовых автоматах – задача не из легких. В конце концов я сдаюсь и решаюсь на яблоко. Не так уж я и голодна.

Я осматриваю дворик: раскидистые деревья, круглые столики, ряды скамеек перед летней сценой. Если очень хочется сидеть отдельно от других, можно расположиться внутри – там обычно никто не ест, в нашей-то солнечной Калифорнии. Во всяком случае, никто не стоит того, чтобы сесть рядом.

У нас в школе нет никаких особых групп, какие показывают в фильмах о подростках: спортсмены-качки, зубрилы, заводилы. У нас, конечно, есть и те, и другие, и третьи, но большинство нельзя отнести к строго одной категории, поэтому все группировки плавно перетекают одна в другую. Ты можешь быть отличником и при этом курить (таких, если считать тех, кто изредка покуривает за компанию, почти полшколы) и играть на арфе (любители необычных инструментов – таких нет, это я только что придумала). Исключения, пожалуй, встречаются на площадке для гандбола, той, что возле столовой, – там преобладают латиносы. Джереми всегда называл эту площадку Маленькой Тихуаной, и мне это никогда не нравилось, но, с другой стороны, столик, за которым обычно кучкуются азиаты, он называет Чайнатауном – а ведь он сам азиат, и мы там всегда сидели, так что, может, и не страшно? А может, страшно.

Итак, обед. Выбор столика обычно определяется одним главным идентификатором, будь то схожие таланты, религиозная принадлежность или финансовый статус семьи, поэтому я обнаруживаю Джереми в группе Детишек с Клевыми Тачками, с которой мы раньше не общались, потому что отцовский «Форд Эскорт» 1994 года, который мне изредка дают поводить, явно на такую компанию не тянет.

– Я слышала, вы расстались. Как ты?

Рядом со мной стоит моя подруга Пейдж Сантос: в одной руке сэндвич с индейкой, в другой – кола без сахара, на лице выражение озабоченности и тревоги.

– Лучше всех, – отвечаю я, не сводя глаз с Джереми. Он смеется над какой-то шуткой своего кузена Оливера. Вообще-то раньше он никогда не смеялся вместе с Оливером. И даже не садился с ним. Оливер ездит на гребаном «Ниссане», который, по-моему, старше его самого, и в любом случае нарушает социальные нормы рассадки за столиками. Джереми считает, что его двоюродный брат из кожи вон лезет, чтобы выглядеть как инди и сумасброд, хотя само слово «сумасброд» не из его лексикона, и… а мне-то какое дело? Что меня действительно беспокоит, так это тот факт, что он в принципе сейчас в состоянии смеяться. Да даже улыбаться – после того, что он со мной сделал.

А как у меня получается так ненавидеть его и любить одновременно?

– Чудесное платье, – говорит Пейдж. – В «Круге» купила?

«Оранжевый круг» – старейшее торговое пространство нашего городка, что-то вроде Главной улицы США из Диснейленда, где застыла в веках жизнь американского провинциального города начала XX века. У моего отца небольшой киоск в одном из антикварных магазинов. Все хипстеры отовариваются в винтажных магазинах, но это дорого, поэтому я делаю ставку на находки из секонд-хенда.

– Это платье моей бабушки.

– Вау, еще круче! – Она щупает мой рукав. – Прекрасно выглядишь для человека, которого только что бросили.

Я угрюмо смотрю на нее:

– Не стоит верить всему, что пишут в соцсетях. Никто меня не бросал.

– А что тогда случилось? Я тебе писала, звонила…

– У меня больше нет телефона.

Пейдж прямо отпрыгивает от меня. Ее длинные черные волосы рассыпаются по плечам.

– Нет телефона?! Родители забрали? Я как-то превысила лимит, и отец…

– Нет-нет, он… э-э-э… ушел в добровольный отпуск. Я решила упростить жизнь, отказавшись от гаджетов…

– Что?!

– …и попробовать жить так, как жили подростки пятьдесят лет назад, когда коммуникация была более… коммуникативной, я бы так сказала.

– А, это такой социальный эксперимент, да?

Кусая заусенец, Пейдж явно взвешивает полученную информацию. Из всех, кого я знаю, никто так не переживает из-за иерархии в старшей школе, как она. В прошлом году она организовала у себя релакс-вечеринку, собрала группу рандомных девушек, надеясь на полную гармонию. А в результате – натянутая атмосфера, чипсы с соусом рэнч и недопитая газировка. К девяти все уже разошлись. Эксперимент провалился.

– Это протест против того, что технический прогресс мешает межличностной коммуникации? Какая прелесть.

– Звучит круто, да. – Я чувствую себя слегка неловко, рассказывая обо всем кому-либо, кроме Джинни, пусть даже и Пейдж, которой можно доверять. – Но, возможно, это самое глупое решение в моей жизни. Совершенно непродуманное. Ничем не подкрепленное.

– А можно я возьму у тебя интервью? – Судя по глубокой складке на лбу, Пейдж всерьез задумалась. – Мне нужно написать аналитическую заметку в школьную газету, а дебаты по поводу преимуществ и недостатков соцсетей тянут на премию.

– Нет. – Позволить Пейдж сделать блестящую обертку для моего личного кризиса, который случайно совпал с темой ее резюме для поступления в колледж, – нет уж, увольте. – Просто приложи скриншот со странички Джереми в Friendspace, там уже все сказано.

Пейдж кладет мне руку на плечо:

– Прости. Я кажусь грубой и черствой, но это от волнения. Так что у вас с Джереми произошло? После всех слухов хотелось бы услышать все от первого лица.

Проблема в том, что в этой истории я в любом случае выгляжу дурой. Если рассказать о BubbleYum – получится, будто Джереми было меня недостаточно, что может оказаться горькой правдой, но знать об этом другим совершенно незачем. А если я продолжу ходить с невозмутимым видом, сплетни будут и дальше разрушать мою репутацию. А вся моя репутация, по сути, держится на Джереми.

Хотя мы переехали из Рино, когда я училась в средних классах, сначала мы поселились в квартире в Анахейме, а в наш нынешний дом в Ориндже перебрались когда я пошла в десятый. Проучившись в этой школе всего месяц, я начала встречаться с Джереми. Вся моя жизнь здесь крутится вокруг него, и теперь, тринадцать месяцев спустя, я снова чувствую себя новенькой. Ни одно другое определение, кроме как «подружка Джереми», ко мне за это время так и не приклеилось. Вообще, Джереми – единственное, чему я полностью посвятила себя в этой жизни. А сейчас я просто девчонка, не отвечающая на сообщения. Легенда.

На меня вдруг накатывает усталость, хочется присесть. Не ответив Пейдж, я плюхаюсь за ее привычный столик – место сбора Звезд, всегда готовых перевыполнить план ради того, чтобы попасть в рубрику «Главные претенденты на успех» в школьном альбоме. Я достаточно способная, чтобы позволить себе присутствие среди них, но не настолько исключительно талантливая, чтобы составить им конкуренцию. В этом вся суть перемещения между компаниями – быть достаточной, но не навязчивой. Сегодня я как никогда радуюсь своей посредственности и возможности тихо и мирно погрызть свое яблоко.

Кстати о мире. Пейдж уже вещает своим друзьям о Корпусе мира, а поскольку я почти уверена, что речь идет о шестидесятых, я прислушиваюсь. Пейдж озабоченно хмурит брови, пытаясь придумать, где достать денег на строительство школьной библиотеки в Малави.

Я замечаю, насколько тускло выгляжу на фоне Звезд. Если бы у меня был с собой телефон, я бы выяснила, где находится Малави.

– После колледжа надо всем вместе присоединиться к Корпусу мира, – говорит Пейдж. – Летом перед поступлением в магистратуру.

– Да ну ее, эту магистратуру, – бормочу я.

– Ты что, собираешься начать до колледжа? – удивляется Пейдж. – А как же распределение? А практика?

– Нет-нет, я вообще не собираюсь работать в Корпусе мира. Слишком много хаки.

– У них отделения по всему миру, – говорит Питер Ангер. – Можно подобрать себе любое задание.

Во мне просыпается боевой настрой. Они могут назвать любую причину или образовательную цель – я тут же найду что возразить. То, что Корпус мира основали году в шестьдесят втором, еще не значит, что я должна в него вступить, правильно? Я только вчера отказалась от мобильной связи. Первые шаги.

– Я просто хотела сказать, что мне плевать на магистратуру. Обычное высшее образование для меня и так достаточно высоко.

Ивонн Гарсиа похлопывает меня по руке:

– Конечно. Некоторые живут и без всякой магистратуры.

«Некоторые» она произносит таким тоном, будто я только что приговорила себя к работе на конвейере по упаковке пончиков. Мне это кажется забавным, потому что хотя у Ивонн сплошные пятерки, она одна из самых тупых девочек, кого я знаю.

Я слышу, как меня через весь двор зовет вторая моя подруга, Кардин Фрэмптон. Мне становится неловко. Кардин из тех, кто вечно притягивает к себе внимание. А мне это сейчас ни к чему.

– Мэллори!

Маневрируя между каменными скамьями, которые подарили школе выпускники разных лет, она идет к нам. Мальчики за нашим столиком резко замолкают, наверняка представляя себе, как она движется словно в замедленной съемке – возможно, даже в купальнике.

– Слушай, я тебе писала, у меня пальцы чуть не отсохли, а в ответ тишина.

– Знаю, – отвечаю я.

– А поподробнее можно?

– Да.

Она усаживается рядом со мной и наклоняется совсем близко – так, что мы почти соприкасаемся головами. Питер Ангер сидит с открытым ртом – скорее всего, внутренне облизываясь.

– Ну, – говорит Кардин, – вываливай.

– Потом. Мы тут обсуждаем Корпус мира, – я обвожу рукой сидящую за столиком группу. – Такая жаркая дискуссия.

Кардин как будто только сейчас обнаруживает, что мы с ней не одни:

– О, привет, ребята! Классная рубашка, Питер.

– Спасибо! – писклявым голосом отвечает Питер. Он сам маленький, голос у него высокий, и свое прозвище Острый Перец он получил задолго до того, как я перешла в эту школу. – Э-э, думаю, Корпус мира мы уже обсудили. Может быть, теперь Мэллори развеет слухи о Джереми. Или ты действительно кинула его ноутбук в унитаз из-за того, что он сменил пароль безопасности и не сказал тебе?

Сердце уходит в пятки. Повезло Звездам – хорошая тема для обсуждения между умными разговорами. Неужели нельзя оставить человека в покое и дать ему доесть яблоко!

– Нет. Он поменял домашнюю страницу в Интернете. Придурок.

Они смеются слегка нервным смехом, вроде как не сомневаясь, что я шучу, но не до конца. Учитывая их зависимость от телефонов, всяких электронных таблиц и электронных книг, упоминание моей винтажной кампании они сочли бы более кощунственным, чем выпады против магистратуры.

Кардин пожимает мне руку.

– Ну, что бы между вами ни произошло, тебе сейчас точно тяжко.

– Верно, а потому, – произносит Пейдж, медленно и со значением, – нам не обязательно обсуждать это сейчас.

Обожаю Пейдж. И Кардин тоже, хотя это она начала дурацкие расспросы.

Ивонн дружески сжимает мне локоть:

– Просто знай, что мы не верим слухам. Какой дурак станет взламывать чужой аккаунт? Это же подло. Разве что там было… – она поглаживает мне локоть круговыми движениями, – что-то очень интересное?

– Да так, любительское видео наших постельных сцен. – Я отдергиваю руку. Кто решил, что подержать за локоток – это сочувствующий жест?

Ивонн открывает рот от изумления, потом начинает хихикать:

– Ты ведь шутишь, да?

– Конечно шутит, – отвечает за меня Пейдж, похлопывая Ивонн по руке. – Кстати, ты подаешь заявку, чтобы выступить на выпускном с речью?

Кардин вскакивает с места:

– Меня не волнует, что там у вас произошло. Но Джереми и правда придурок, а ты заслуживаешь счастья. Напишешь мне потом?

– Ага. – Не могу же я этим людям рассказать о своем уходе в винтаж. – Конечно.

– Мне надо еще успеть до звонка купить диетическую колу. Пока, девчонки!

– До свидания, – пищит Питер.

Пока Кардин удаляется, все молчат. Парни наслаждаются зрелищем так же, как до этого при ее приближении. А затем все пронзительные взгляды Звезд устремляются ко мне. Как будто я экзамен, который они пытаются сдать на «отлично». Как мне не хватает тишины. Джереми обычно заглатывал еду так быстро, что первые пять минут обеда считал «мигом молчания». Погодите. Он наверняка и сейчас быстро ест. Просто меня нет рядом.

Я встаю и кидаю недоеденное яблоко в урну. На языке так и вертятся едкие замечания: еще чуть-чуть – и начну их выплевывать. А еще я злюсь на себя за то, что позволила Звездам меня разозлить. Они наконец добрались до сути, и она намного лучше, чем я говорю другим. Вообще любопытство не порок – история ведь и правда интересная. И с каждым разом, как я ее слышу, она становится все интереснее. Я не сомневаюсь: к тому моменту, как я выполню все пункты из списка, вся школа будет думать, что я променяла Джереми на лапчатоногого тролля со способностью к телепатии. И с другими сверхспособностями.

Список. Вот о чем я должна думать, а не о каких-то там слухах и симпатичном бывшем бойфренде, который сидит в другом конце двора, потягивая газировку. Мне пора заняться делом, сосредоточиться на чем-то, доказать сестре (и самой себе), что я действительно могу полностью уйти в винтаж.

Надо подумать о группе поддержки. Если организовывать в этой школе группу поддержки, без поддержки Звезд мне не обойтись.

– Ладно. Сменим тему. – Я кладу обе руки на стол в надежде, что это создаст доверительную атмосферу. – Я знаю, что на вас можно положиться. У меня есть идея, как повысить сплоченность в нашем коллективе.

– Мне показалось, Корпус мира тебя не сильно заинтересовал, – сказал Питер.

– Ты прав. А вот что в действительности поддерживает командный дух, так это организованная поддержка наших спортсменов. Нам нужна своя группа поддержки.

– Группа поддержки? – с сомнением произносит Пейдж. – Но это же так… архаично.

– Точно! – Я тычу в нее пальцем. – Считай, что это социологический эксперимент.

– Один ноль в твою пользу, – отвечает Пейдж.

– Ну и как… мне ее организовать? – спрашиваю я.

– Ты хочешь организовать группу поддержки? – переспрашивает Питер.

Вроде умные детишки, а так тормозят.

– Ну, я бы с удовольствием вступила в уже имеющуюся, но ее нет.

– Зато у нас есть закрытый ученический клуб, – начинает перечислять Ивонн, – и благородное сообщество, и студенческий совет, и духоподъемная неделя, и…

– …студенческий совет – знаем-знаем. Поддержки от них мало, – возражаю я.

Питер откидывается на спинку стула.

– Спроси Оливера – он член студенческого совета. Он точно знает. Эй, Оливер! – кричит он через весь двор. Сидящие за столиками оборачиваются. В том числе за столиком Оливера. И за столиком Джереми тоже. – Иди сюда. У Мэллори к тебе вопрос!

Хорошо бы сейчас провалиться сквозь землю. Оливер скользит между столиками. Остальные ученики уже потеряли интерес к происходящему. Я сосредоточенно разглядываю папку в руках Пейдж – грязно-красного цвета, с двумя отделениями, – прекрасно осознавая, что Джереми продолжает на меня смотреть, потому что точно знаю, как ощущается его взгляд.

– Ну? – спрашивает Оливер Питера.

– Мэллори хочет узнать, как организовать студенческий клуб. Ты же знаешь?

Я искоса поглядываю на Оливера. Он оборачивается к своему столику с тоскливым выражением лица, всем своим видом давая понять, что с нами он только теряет время:

– Не совсем. Но в ученическом справочнике все написано.

– Отлично, я загляну в справочник.

Говоря это, я обращаюсь к папке Пейдж – куда более приятному собеседнику, нежели двоюродный брат Джереми. Представляю, какой ахинеи Джереми ему наговорил про меня. Точнее, не представляю. Мне ведь наплевать. Оливер меня совсем не знает, так что пусть стоит тут со скучающим и осуждающим видом сколько ему угодно.

Оливер кладет руку на папку Пейдж – так, что я вынуждена поднять глаза. Взгляд у Оливера по-прежнему безразличный, но теперь направлен прямо на меня.

– Если хочешь создать новый студенческий клуб, тебе надо подать заявку в студенческий совет, а именно его президенту.

– Прекрасно. – Так, замечательно, он решил мне помочь. Раз уж не получается провалиться сквозь землю, может, удастся хотя бы стать невидимой. Все смотрят на нас. Они тоже отдают себе отчет в том, что Оливер – двоюродный брат Джереми? И думают, что я решила создать идиотскую группу поддержки только потому, что разругалась с бойфрендом?

Ну ладно, отчасти действительно поэтому.

Оливер уже достал телефон и нашел ссылку на ученический справочник:

– Вот, нашел в электронном виде. Тебе переслать ссылку?

– Нет, спасибо, я… я поищу на сайте. – Ага, или откопаю в старинных скрижалях нашей школы.

– Сегодня играете? – вклинивается Питер.

– Да, придешь? – откликается Оливер.

– В обычной форме или в спандексе?

Городская баскетбольная лига. Команда Оливера выглядит как рок-группа Мötley Crue из восьмидесятых: шевелюра и высокие винтажные кеды. Не думаю, что они играют ради победы – скорее ради шоу, и мне это нравится. Джереми с ними ни за что не станет играть. Ему это кажется стремным.

– Я нашел неоновые подтяжки, – говорит Оливер. – Конечно, играем в спандексе.

Все за столиком смеются. Оливер уже собирается уходить, но вдруг останавливается, наклоняется над моим стулом, дышит прямо мне в ухо.

– Обращайся, если понадобится помощь с группой поддержки. – И, подмигнув, добавляет: – Мы ведь почти одна семья, правда?

Серьезно, сразу после нашего с Джереми расставания? Неужели он так безжалостно издевается надо мной, еще и перед друзьями? Ярость, которую, как мне казалось, я смогла приручить, вырывается наружу.

– Заткнись, – шепотом отвечаю я.

Самонадеянность на его лице сменяется смущением:

– Я имел в виду другое… я правда могу помочь. Поскольку ты девушка Джереми…

Заметив мой стальной взгляд, он замолкает. Хотя мы говорим совсем тихо, я уверена, что все присутствующие нас внимательно слушают. Если на Джереми я раньше не собиралась нападать, то Оливер – совершенно другое дело.

– Ты подонок, Оливер. Такой же, как и твой брат.

Надеюсь, эта выходка взорвет Friendspace.

Глава 6

Почему Джинни такая здоровая:

1. Она выступает за сборную США.

2. Она без конца смотрит документальные фильмы и читает умные статьи.

3. Она искренне полюбила бабушкин сад и унаследовала от нее способность к цветоводству.

4. А главная причина? Думаю, в отличие от меня, она твердо придерживается принципов здорового питания. Я же – только наполовину, а в остальное время с удовольствием макаю шоколадное печенье в горячий шоколад. Она идет до конца – а я в лучшем случае прохожу промежуточный этап. И эта формула наших взаимоотношений применима, пожалуй, и ко всем остальным сферам жизни.

Вечером Джинни готовит семейный ужин – мясную запеканку по рецепту из бабушкиной старой поваренной книги. Точнее, так: Джинни пытается приготовить запеканку по старинному рецепту, но белый рис заменяет на бурый, а мясной фарш – на соевую котлету. Получается нечто жесткое и плохо поддающееся пережевыванию, хорошо хоть вкус можно скрасить кетчупом. Но несмотря на то что Джинни сделала все возможное, чтобы «озеленить» вкуснейшее традиционное блюдо, она старалась. Она всегда старается.

Мама сегодня в обществе книголюбов, а папа позвонил и сказал, что идет показывать очередной дом, так что мы с Джинни ужинаем вдвоем. Она барабанит пальцами по столу.

– Я понимаю, звучит как жалобы сварливой домохозяйки, но я тут старалась, готовила, а они даже не соизволили прийти домой на ужин.

– При том что мама сама постоянно переживает, что мы не едим все вместе за столом, как нормальная семья.

– Точно. В этом-то и проблема. – Лицо ее вдруг озаряется радостью. – Послушай, давай сходим к бабушке и угостим ее. В качестве поздравления с новосельем. Захватим с собой ее альбом, который ты нашла, устроим вечер воспоминаний. Как в старом добром фильме.

– Папа сказал, она не хочет, чтобы ее навещали, пока она не обустроится.

– Для обустройства мясная запеканка подойдет как нельзя лучше, – заявляет Джинни.

И она права. Жаль, в запеканке совсем нет мяса.

Я переодеваюсь. Лучше снять бабушкино платье – вдруг она захочет забрать его обратно, хотя вероятность и минимальна.

Полчаса спустя мы стоим у рецепции роскошного пятизвездочного пансионата для пожилых с видом на Диснейленд. В брошюрах заявлены теннисные корты, бассейны, конюшни, сцена для общественных представлений, большой сад, полностью меблированные квартиры. У бабушки с дедушкой дела всегда шли неплохо – но чтобы переехать в такое место? Это же стоит огромных денег. Наверняка здесь не обошлось без финансовой помощи дяди Родни.

Джинни торжественно водружает одноразовый пластиковый контейнер на стойку, прямо рядом с композицией из свежесрезанных цветов. Как-то раз мне довелось посетить дом престарелых вместе с Джереми и его молодежной церковной группой – там пахло разложением и одиночеством. Здесь же в воздухе стоит нежный персиковый аромат от свечей, звучит приятная фоновая музыка, несколько пожилых, но совсем не ветхих мужчин смотрят футбол на огромном плоском экране. Серьезно, я бы хоть сейчас сюда переехала. Это ведь винтажно, правда?

– Здравствуйте, в какой комнате проживает Вивьен Брэдшоу? – спрашивает Джинни.

– Мы не предоставляем такую информацию без согласия резидентов.

– Мы ее внучки. – Я потихоньку кладу на стойку бабушкин школьный альбом. Потрескавшийся кожаный переплет резко контрастирует со всей обстановкой этого сияющего дворца.

Женщина что-то набирает на компьютере.

– В ее файле нет списка одобренных гостей.

– Конечно, она только что сюда переехала, – говорит Джинни. – Наверное, еще не успела составить список.

– Переезжая сюда, каждый заполняет подробную анкету. И она заполнила. – Женщина виновато улыбается. – Попробую позвонить ей. Подождите, пожалуйста.

Пока женщина набирает номер, Джинни нетерпеливо барабанит пальцами по стойке.

– Не отвечает. Наверное, чем-то занята.

– Ладно, тогда подскажите нам, пожалуйста, где она живет, мы оставим ей угощение.

– Вы можете попробовать позвонить ей на мобильный телефон, но разглашать адрес я не имею права.

Джинни выуживает из кармана свой мобильник:

– Совсем сел. Ты знаешь бабушкин номер?

– Он у меня в телефоне.

Я засовываю руку в карман, и тут мы с Джинни вспоминаем, что мой телефон, как и прочие устройства, остался дома. Джинни молча хватает контейнер с запеканкой и устремляется к двери.

Я тороплюсь за ней.

– Послушай! Я не виновата! – кричу я.

– Забудь, – отвечает Джинни. – То, что ты ходишь без телефона, просто цветочки по сравнению с тем, что бабушка запретила нам приходить к ней в гости.

– Ничего она не запретила. – Я бегу по садовой дорожке, крепко прижимая к груди бабушкин альбом. – Папа сказал… ей нужно время… чтобы освоиться.

Джинни останавливается подождать меня. Ростом она уже меня обогнала, к тому же она одна из лучших футболисток нашего штата, поэтому иногда забывает, что некоторые люди, нормальные люди, могут запыхаться, если съедят полпротивня запеканки из имитации мяса, а потом пробегут кросс по необъятной территории дома престарелых. Свет от расположенных неподалеку теннисных кортов бросает косую тень на лицо сестры.

– Просто мне кажется, нашей семье пойдет на пользу, если мы будем больше времени проводить вместе. Особенно это касается мамы с папой.

Зачем так драматизировать? Пропустить один ужин, приготовленный из соевого мяса, еще не значит разрушить семью.