
Полная версия
Томление
– Наш мир тесно связан со своими богами. По крайней мере был. Когда-то они жили среди нас, творили среди нас, позволяли быть среди них.
Я тихо ахнула и не смогла удержаться от вопроса:
– Так и жили среди вас? Ходили тут прямо по земле?
Канцлер усмехнулся:
– Именно, Ани. За ужином ты упоминала небоскребы, вот там они и жили. На нижних этажах – церковь и святилища, на верхних – их покои. Как они выглядят до сих пор никто не знает – двери крепко запечатаны.
Он задумчиво покрутил чайное блюдце и продолжил свой рассказ:
– Их мощь щедро разливалась в воздухе. Магия процветала, хоть и была уделом немногих избранных, которых лично выбирали и посвящали боги. То был Золотой век нашего мира. Тут я люблю спорить, ведь считаю, что Золотой век мы проживаем сейчас. Хотя никто не может подтвердить или опровергнуть факта, что мы можем проживать второй Золотой век. Но я немного отвлекся. – Канцлер улыбнулся, а я вцепилась в свои колени, пытаясь оставаться в сознании.
– Когда боги были среди нас, была магия, и был невиданный технический прогресс. Ведь магия – удел немногих: она дорогая, элитная, а наука – для всех, стоит лишь только приложить старание и усердие. Наука толкала мир вперед соревнуясь с магией, чтобы ее обогнать. Магия также толкала развитие мира вперед, конкурируя с наукой. Конечно же, они не могли не переплестись: появилась уникальная прослойка людей, которая работала на стыке одного и другого. Они смешивали науку с магией, магию с техническими достижениями и оказались невероятно сильной коалицией.
У меня закружилась голова.
Как это все осмыслить и принять?
В этот момент Канцлера перебил Лео:
– И это же самое логичное и правильное, что можно было сделать! – горячо воскликнул он. – Смешать одно с другим!
За Канцлером будто сгустилась тьма, тени стали ощутимее, свет моргнул:
– Лео! Ты не маленький мальчик жить романтическими сказками! Ты не понимаешь, что именно поэтому мы и потерялись, – голос главы семейства стал острее клинка самурая. Я забыла про свою мешанину в голове, с открытымртом наблюдая гнев старшего Угольщикова. Лео же молчал, но в глазах блестела искра непокорности. Канцлер перевел взгляд на меня, и на его лице промелькнуло сожаление:
– Ани, прости за эту сцену. Лео иногда заносит, хотя в его возрасте пора бы стать взрослым, – он откашлялся, собираясь с мыслями.
– Так вот. Богам это не понравилось, потому что никто не спросил их дозволения на смешение магии и науки. Они запретили любое смешение. Любое! – раздельно повторил Канцлер, гневно взглянув на сына. – Но люди уже почувствовали свою силу и впервые воспротивились воле богов. Тогда боги в наказание отобрали магию и распустили гильдию магов. Но в мире, движимом лишь техническим прогрессом и наукой, им вскоре стало скучно.
Маги обивали пороги всех храмов, молили о снисходительности, о возвращении магии, однако, боги были непреклонны. Не в их природе менять свои решения, особенно так быстро. Они уверились, что их дети вполне справляются только лишь с техническим прогрессом и отделили свой мир от мира людей. Потому что они были сотканы из магии и жить без нее не могли.
С тех пор никто и никогда не встречал богов, а на молитвы не было ни одного ответа. У нас остались лишь история, воспоминания и очень ограниченный список артефактов, которые хоть как-то связаны с магией и божественным присутствием, – он ненадолго замолчал, в задумчивости проворачивая свое кольцо на пальце. – Вернутся ли боги к своим детям? Позволят ли вновь обрести магический дар? Никто не знает. Культы священнослужителей верят в это и усердно отдают свои жизни молитвам, в надежде, что однажды это зачтется нашему миру и боги ответят. Но пока что мы остаемся сами по себе.
Канцлер внимательно посмотрел на меня и закончил:
– Вот такая история нашего мира. Если рассказывать основное, конечно, – улыбнулся он. – Уход богов и был тем самым Разделением, о котором у нас знает каждый ребенок.
Я вспыхнула и поняла, что он сразу знал. Если не знал, то догадывался и все равно решил помочь. И это осознание завернуло меня в теплый плед принятия.
Да, я здесь чужая.
Но я уже нашла тех, кому не все равно.
Не это ли самое главное?
Глава 6. Жить по правилам
Я просыпаюсь из-за звука отодвигаемых штор и яркого солнечного луча, падающего на мое лицо из большого окна.
Пытаюсь закрыться рукой от света, сажусь на кровати и часто моргаю. Еще не совсем понимаю, что происходит, и кто мог отодвинуть в моей квартире шторы вместо меня.
– Ох, прошу прощения, госпожа Ани! Эти шторы такие тяжелые, всегда цепляют за собой и занавесь, – говорит мне незнакомый силуэт около окна звонким голосом.
Госпожа.
Почему я госпожа?
И тут я вспоминаю.
Я не в своей квартире. Не в своем городе. Даже не в своем мире. Я в Чаргороде. Мире, где были настоящие боги и тому есть прямые доказательства. В доме семьи Угольщиковых, что приютили мою потерянную душу.
Убираю руку от лица. Закрываю глаза. Глубоко вдыхаю.
Вчерашний день был невозможным.
Но я все еще тут.
А значит, невозможности продолжаются.
Вечером мы еще долго сидели и разговаривали. Я утоляла любопытство семьи сбивчивыми рассказами о моем мире, они мое – о мире Чаргорода.
Одно из воспоминаний заставило смущенно улыбнуться.
В какой-то момент разговора я тихо спросила Лео:
– Лео, а ваша семья, они кто в этом мире? По всей вероятности, политики?
Лео изумленно на меня посмотрел, а потом громко захохотал, обращаясь к родителям:
– Мы с вами забыли самое главное! Мы с вами забыли рассказать Ани, кто мы такие! Удивительно, как она еще не сбежала от нас, думая, что мы скрываем свою сущность.
Лео тепло мне улыбнулся, и потом обратился к Канцлеру:
– Пап, Ани приняла тебя за политика.
Канцлер выгнул бровь:
– Надо же, – пробормотал он. – Ани, мы не политики, хотя в некотором роде даем консультации им, когда просят нашего совета.
Лео хмыкнул и подмигнул мне.
– Да, неловко вышло, – снова пробормотал Канцлер. – Что ж, нужно восстановить справедливость и как следует представить нашу семью, – уже громче сказал он.
Отпил чай из своей чашки, и поведал историю их семьи.
– Наш род Угольщиковых – один из древних родов Чаргорода. Насчитывает восемь сотен лет истории.
Я тихо ойкнула и вклинилась с вопросом:
– И у вас есть все генеалогическое древо за это время?
– Конечно, – просто ответил Канцлер.
– Я как-нибудь тебе его покажу, занимательное зрелище, – ввернул Лео, взглянув на меня с невысказанным обещанием чего-то еще кроме знакомства с генеалогией их семьи.
Канцлер постучал по столу пальцами, возвращая внимание к себе:
– В нашем мире существуют четкие предназначения для родов. Ты занимаешься только тем, что предначертано твоей семье.
Я не сдержалась. Это так по-средневековому. Так странно. Вопрос вырвался сам собой:
– И что, совсем-совсем нельзя заниматься другим?
Канцлер удивленно на меня посмотрел:
– Но зачем?
– А если вам не нравится то дело, которое вам выпало? – задала я самый логичный вопрос, сбитая с толку его удивлением.
– Как может не нравится то, что тебе предначертано? Ты же не в силах этого изменить. Глупо бороться с судьбой. Да и незачем.
– И что, никогда не было тех, кто хотел бы чего-то другого? – упорно не сдавалась я, не понимая, почему для меня это так важно.
Канцлер молчал, заглядывая в свою чашку, словно в ней был ответ. За него ответил Лео:
– Было пару случаев. Если кто-то из рода начинает заниматься чем-то другим, то род вырождается.
Глава семейства смотрел на сына с немым укором. Тот не выдержал его взгляда и упрямо проговорил:
– Ты сам сказал, что Ани нужно встроиться в этот мир. Она имеет право знать.
Клара мягко положила руку на руку мужа и слегка сжала. Он накрыл ее ладонь своей.
А я не могла понять, что же такого страшного рассказал Лео. Правда, принять, что ты не волен распоряжаться своей судьбой мне тоже было сложно.
Канцлер покачал головой и вновь обратился ко мне. Его голос был осторожным, будто он шел по болоту и боялся совершить неверный шаг, увязнув в нем навсегда:
– Ани, ты должна понять. Или хотя бы запомнить и принять, – он умоляюще посмотрел на меня, – наш мир подчиняется строгим правилам. Никто не может их нарушать. За нарушением следует наказание, – в его глазах вспыхнул болезненный огонек какого-то воспоминания, – жесткое. Часто не только для нарушителя, но и для его близких.
Я затаила дыхание. Теперь стала яснее его фраза про порядок. Вот только масштаб я не могла осмыслить.
Как можно так жить?
И как можно не оступиться?
Клара вернула наш разговор в более мирное русло:
– Дорогой, ты так и не рассказал, кто же такие Угольщиковы.
– Да ты права, – он похлопал жену по руке, – Ани, мы занимаемся углем.
Кажется, в этот момент мое удивление стало особенно комичным, потому что Лео прыснул:
– Да, Ани, ты права, фамилия отражает нашу суть. Но так не у всех.
Чета Угольщиковых пыталась скрыть ответные улыбки. Я же задала свой следующий, наверняка, глупый вопрос:
– И вы его добываете? А у вас все до сих пор на угле?
– Уголь – одно из основных природных ископаемых очень важных для нашего мира, – пояснил Канцлер. – Да, у нас огромная сеть шахт по его добыче. Мы – большая угольная корпорация. Почти такая же как семья Даар. Два рода обеспечивают углем всю страну и половину мира.
– Ух ты! – восхитилась я масштабам предприятия. И тут же задала очередной вопрос: – А почему у второго рода фамилия не связана с углем?
В библиотеке повисла звенящая тишина. Вся легкая атмосфера сбежала и спряталась в углах дома. По спине побежали мурашки, воздух снова сгустился.
Я переводила взгляд от Канцлера к Лео, от Лео к Кларе, и силилась понять, что же ужасного я спросила.
Наконец, Канцлер заговорил, опять осторожно подбирая слова и внимательно наблюдая за Лео:
– Потому что они сильны в другом. Они – носители дара.
Я открыла было рот, но он с излишней резкостью перебил меня:
– Не думаю, что стоит углубляться так далеко в легенды наших родов, Ани, – мягкая улыбка, – стоит отложить этот экскурс. Сейчас же просто знай, что Даар – наши деловые партнеры и в то же время главные конкуренты.
Нас разогнала Клара уже далеко за полночь. Мне отвели большую комнату на втором этаже с восхитительным видом на сад. В лунном желтоватом свете он был будто магическим, волшебным.
Хотя почему будто? Может и правда волшебный.
А теперь меня разбудила неизвестная мне девушка.
Я выдернула себя из дремы воспоминаний о вечере, открыла глаза и посмотрела на нарушительницу моего спокойствия. Это была миниатюрная, молоденькая девушка с правильными чертами лица и курносым носом. Ее черные волосы спрятаны под аккуратной косынкой серого цвета. На темном платье надет передник в тон косынке. Она разобралась со шторами и теперь тоже смущенно, но с любопытством разглядывала меня.
Я натянула одеяло по горло и пробурчала:
– А кто вы?
Она смешно всплеснула руками и затрещала сорокой:
– Ой, госпожа Ани, простите мою неловкость и манеры! Я – Яло, служанка госпожи Клары. Она отправила меня, помочь вам одеться, – Яло указала рукой на большую передвижную вешалку полную одежды, – показать, как и что у нас тут работает и позвать на чай.
– Ты не могла бы не звать меня госпожой? – я поежилась от этого обращения.
– А как же вас называть? – удивилась Яло.
– Просто Ани, – улыбнулась я. – И помогать одеваться мне не надо, – поспешила добавить я.
– Но, госпожа… – я перебила.
– Просто покажи, как все устроено, с остальным я справлюсь сама.
Мне было некомфортно от осознания того, что кто-то будет помогать мне одеваться, заплетаться или умываться. Все же у меня никогда не было слуг.
– Как скажете, го… – она поймала мой строгий взгляд и исправилась: – Ой, Ани!
Забавная. И имя у нее забавное. Как из моей любимой детской книжки.
– Яло, – позвала я.
– Да?
– А у тебя нет случайно сестры Оли? – улыбнулась я.
Она удивленно приподнимает свои черные бровки, хмурит лоб и отвечает:
– Нет. У меня только два брата – Рихард и Али.
Теперь уже я смотрю на нее удивленно.
Можно ли к этому привыкнуть?
Не скажу, что в моем мире не было странных или необычных имен. Были. И в последнее время много. Но такой дикой смеси – никогда.
Из размышлений меня вырвала Яло весело прощебетав:
– Ани, вы удивительно проницательны. Отец хотел назвать меня Олей и никак иначе! А мама хотела как угодно, только не Олей, – она тихонько рассмеялась, – Так и спорили они все девять месяцев, а когда я появилась на свет, то споры грозили перерасти в войну! – она легонько поправила свою косыночку. – Пока не вмешалась бабушка и не предложила назвать меня Яло, чтобы и папа, и мама остались довольны.
– Какая находчивая у тебя бабушка! – искренне восхитилась я.
Яло вспыхнула от гордости и удовольствия:
– Да, она у меня самая лучшая!
И так тепло и светло мне стало от этой девочки, от ее такой домашней истории, от ласкового солнца, что заглядывало в окно, и я поняла, что этот удивительный мир парадоксов, где чувства не совпадают со зрением, где жесткие правила соседствуют с такой искренностью и добротой, все глубже и глубже проникает в мое сердце.
Пожалуй, я смогу справиться с соблюдением правил.
Я ведь никогда не была нарушительницей.
Глава 7. Плыть по течению
Следующие недели пролетели в бесконечных поездках, прогулках, разговорах. Я смотрела, трогала, впитывала, осознавала, ощущала Чаргород и его людей. И все сильнее убеждалась, что этот мир – сломанное время, мир Безвременья, не укладывающийся в привычные рамки моей реальности.
Вначале мой мозг бунтовал: он не мог свести воедино то, что видели глаза, и то, что подсказывала кожа. Но с каждым днём становилось проще. Я перестала спрашивать «как это возможно?». Вместо этого приняла, что: «это просто есть».
Чаргород был не просто большим городом, он был бескрайним словно океан. И везде, куда бы Лео не отвез меня, жила эта дикая смесь эпох. Постепенно я прониклась его уникальной эстетикой.
Я посетила театры – от камерных площадок где-то на высоте 15 метров над землей, до огромных сцен, достойных театра «Глобус».
Библиотеки… О, этот город очень любил читать. Трудно было найти улицу без хотя бы одного фургончика с книгами. А здания поражали масштабом и образностью. Особенно мне понравилась библиотека под открытым небом: классические стеллажи, столы, лестницы и переходы, и – ни единой стены! Здесь я впервые познакомилась с настоящим магическим артефактом – невзрачной панелью, прибитой к одной из книжных полок. Благодаря ей в это пространство никогда не заглядывал ни дождь, ни снег, ни зной, а внутри была нужная для сохранения книг температура и влажность.
Торговые центры соседствовали с площадями-рынками, напоминающими выставку достижений лучших колхозов – а восточные базары теснили блошиные рынки.
Город был плотно застроен и густо населен. Но лучшее искажение Чаргорода – здесь не было место тесноте, казалось, даже понятия такого нет. Я всегда ощущала себя свободно, никогда не попадала в толпу и дышала чистейшим воздухом.
Если здесь и смешали историю, то взяли от нее только ярчайшее, живое и самобытное. Эта смесь создала невозможный коктейль – идеальное место, которое проникало в самое сердце.
Сегодня Лео познакомил меня с местными кинотеатрами. Как обычно, я стояла с широко раскрытыми от удивления и восхищения глазами и чуть приоткрытым ртом. Правда, с тех пор как мы вошли, Лео внимательно рассматривал все пространство, что несколько отвлекало от изучения кинозала под открытым небом. В очередной раз когда он повернул голову, высматривая что-то, друг Лео, Денис, не выдержал:
– Лео, расслабься, – Денис положил руку на его плечо. – Его здесь нет. Говорят, дед отправил его на Дальний край, наводить порядок в шахтах.
Я с любопытством спросила:
– Его, это кого?
Лео сжал челюсти и дернул головой, а Денис с едкой ухмылкой ответил:
– Холи.
– И кто это? – осторожно спросила я.
Денис в удивлении перевел глаза с меня на Лео и обратно, но потом расслабился, видимо, вспомнив, что я не местная. Все же нам пришлось придумать мне биографию дальней знакомой из таких же дальних провинций:
– Младший Даар, второй сын Евгена, – он снова едко усмехнулся, склонился надо мной и доверчиво прошептал. – Лео помешан на нем. Правда, у них не отношения, а эмоциональные качели: иногда кажется, что Лео в него влюблен, иногда – что хочет убить. Настоящая драма, – и он расхохотался.
Лео вспыхнул и сильно ткнул друга в бок:
– Никаких драм и отношений! Перестань нести чушь, Денис!
– А ты тогда перестань высматривать его в каждом месте, где мы бываем. Я уже сомневаюсь, кто тебе больший друг, – с обидой закончил он.
– Ты прекрасно знаешь, кто. И прекрасно знаешь, что такое Даар, – бросил ему Лео. – Ладно, забыли, тем более начинается фильм.
Он на самом деле расслабился и перестал озираться, как виновный в преступлении.
Положил руку поверх моего кресла, слегка приобняв меня за плечи. Я немного отодвинулась, потом аккуратно убрала его руку. Он снова ее вернул. И снова. После чего мягко шепнул мне на ухо:
– Ани, просто позволь себе…
Он не договорил. Только я и так поняла.
А почему я упираюсь? Боюсь, что это слишком быстро? Боюсь, что это может вылиться во что-то серьезное? Да, наверное. Последние серьезные отношения у меня были лет 10 назад. Потом только случайные встречи, мимолетные романы. Меня это устраивало.
А сейчас?
Я украдкой бросила взгляд на Лео. С ним мне спокойно, с ним я чувствую себя под защитой. Я откуда-то знаю, что он меня не предаст. И примет любую.
Внутри пророс стебель, щедро покрытый колючими шипами, он царапал все до, чего мог дотянуться.
Я вздохнула и… отпустила. Будь, что будет. Пусть идет, как идет.
Колючка внутри меня рассыпалась в прах.
Экран был огромный, словно охватывал все поле зрения. Звук, как и во всём Чаргороде, казался частью воздуха – невидимый источник наполнял пространство вокруг. И вдруг в воздухе появился запах – неожиданно ощутимый, словно вынесенный прямо с экрана: утренний кофе героя, лесная свежесть, нежный аромат духов героини.
– Лео, – я тихо дернула его за рукав и зашептала в ухо, – если у вас есть акустические эффекты и обонятельные, то почему нет осязательных? Для полного погружения?
Лео не отрывая глаз от экрана, зашептал мне в ответ:
– Одно время были, но от них отказались. Если ты задействуешь все органы чувств при просмотре, то теряешь самое главное ощущение.
– Какое же? – дернула я его, когда он замолчал.
Он повернулся ко мне и хитро улыбнулся:
– Внутренние переживания, Ани. То, что происходит внутри тебя в ответ на фильм – важнее всего. Это намного сильнее физического ощущения. Катарсис не проживают телом.
Он нежно взял меня за подбородок и повернул к экрану:
– Смотри, сейчас будет самое интересное.
После фильма мы распрощались с Денисом и сейчас возвращались домой пешком по брусчатой мостовой, молча держась за руки, каждый погруженный в свои мысли. Посещение кинотеатра Чаргорода произвело на меня сильное впечатление. Вдруг меня осенило, и я сразу же спросила:
– Лео, почему у вас дома нет телевизора? Я где-то в магазинах видела, что они у вас существуют. А дома есть только радио.
Он слегка помедлил с ответом, выныривая из своих размышлений:
– Телевизора? Он у нас есть, но пользуемся им редко. Мы живем в столице, в Чаргороде – тут можно увидеть своими глазами все, что тебе надо. А телевизор включаем, если нужно отправиться на Дальний край.
– И почему только тогда? И что значит Дальний край? – я слегка его дернула за руку, потому что он опять углубился в свои мысли.
– Дальний край – это местность на краю Руславы, – он задорно улыбнулся, – Название само говорит за себя. А телевизор включаем перед поездкой, чтобы проверить погоду и обстановку.
Я поморщилась:
– То есть вы смотрите только новости и ничего развлекательного?
– Новости? – слегка озадаченно переспросил Лео. – Наверное, у нас разные представления о телевидении, – мягко улыбнулся он. – У нас показывают то, что происходит в улицах других городов и стран. Вот мы сейчас идём по Чаргороду, а кто-то в Дальних краях может включить телевизор и увидеть нас.
Я испуганно огляделась по сторонам:
– Ты хочешь сказать, что идет постоянная съемка? А как же личная жизнь?!
Лео хихикнул:
– Личная жизнь всегда при нас. Транслируется только что-то нейтральное. Вот наша прогулка за ручку на фоне главной мостовой – это нейтральное. А вон та целующаяся парочка, – Лео махнул рукой на другую сторону улицы, где в страстном поцелуе слились девушка, одетая в парчовое зеленое платье и мужчина в комбинезоне, как у космонавта, – уже не пройдет. Так что, если не хочешь, чтобы на тебя сейчас кто-то смотрел, то можем последовать их примеру, – игриво закончил Лео.
– Пусть смотрят на нас, мне не жалко, – улыбнулась я, возвращая разговор к прежней теме. – А развлекательных программ и кино по телевизору у вас нет? Только такие кинотеатры?
– Верно, – Лео с сожалением еще раз взглянул на целующуюся парочку, а потом вернул свой взгляд на меня. – Дома только радио, потому что этого достаточно. Иначе вечера были бы слишком пустые.
Я понимающе кивнула. За почти три недели здесь я побывала на поэтических вечерах, где читали любимые стихи; на концертах живой музыки, где слышна была каждая нота; на вечерах настольных игр. А еще был вечер виртуальной реальности.
В тот вечер Лео познакомил меня с Денисом, которому нужна была помощь секунданта. Я удивилась, но не стала ничего спрашивать. Оказалось, что они использовали виртуальное окружение не для развлечения, а для проведения дуэлей. И это было гениально! Денис что-то не поделил с другим парнем, они выбрали место встречи, оружие и секундантов. Надели шлемы виртуальной реальности, и провели дуэль по всем правилам XIX века: с пистолетами, паузами, честью. И когда прозвучал выстрел, никто не упал. Потому что боль была – виртуальной., а честь – настоящей. Это было очень красиво.
Впереди показался знакомый жемчужно-серый особняк, Лео вдруг замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Я посмотрела на него в ожидании пояснения. Он шумно выдохнул, провел свободной рукой по своим волосам, потом взял меня за вторую руку, посмотрел прямо в глаза и медленно проговорил:
– Ани, ты – самая невероятная девушка, которую я встречал. И я влюбился в тебя. Сначала немножко, несерьезно. Но с каждым днем понимаю, что влюбляюсь все больше и больше, – я приоткрыла рот, но так и не смогла перебить его, слова никак не шли из сжатого горла, – Ани, я был бы счастлив, если бы ты позволила называть себя моей девушкой. Ну, и быть ею, – скромно добавил он.
Я не могла оторвать глаз от его глубокого орехового взгляда, я не могла вымолвить ни слова. Мысли скакали, как безумные мячики. Лео тихо погладил мою ладонь, и это легкое прикосновение позволило мне сглотнуть и уложить разбегавшиеся мысли.
Плыли по течению. И приплыли.
Но почему бы нет?
Вся моя сущность превратилась в испуганную рыбу-ежа, иголки впивались в самые глубокие уголки души. Воздух вокруг словно уплотнился, обволакивал меня, но не проникал в лёгкие. Меня охватил необузданный дикий страх. Глаза Лео расширились – он, наверное, почувствовал, что я сейчас переживаю
Нет, нет! Я не могу ему показать этого. Он не заслужил!
Он достоин лучшего объяснения. Он достоин лучшей. Не меня.
Как только я осознала это, мистический ужас отступил, и я смогла глубоко вдохнуть.
Перехватив его руки, я тихо и с сожалением сказала:
– Лео, ты, наверное, самый лучший человек, которого я когда-либо встречала, и я не в праве тебе врать, – я снова сглотнула и крепче сжала его руки, – Я не смогу ответить тебе на эти чувства. Прости…
Казалось он понял еще все до первого моего слова. В глазах зажглась боль, но он ее быстро погасил, коротко кивнул, поднял мою правую руку и легко поцеловал. После чего вновь посмотрел на меня глазами того Лео, которого я привыкла видеть рядом с собой:
– Ани, я понял. Спасибо тебе за честность.
Он повернулся было, чтобы продолжить наш путь, все также держа меня за руку, но потом остановился. Глаза сверкнули озорством: