Яромила. Ледяная княжна

– Бывает, – юноша присел рядом, – столько перетерпеть. Ты силу свою сердцем почувствуй, душой и отдай её земле, та всё примет, поможет.

Прикрыв глаза, пробовала сделать, как говорил Ратмир, только вот ничего не ощущала.

– Ты откуда всё ведаешь? – спросила у своего попутчика.

– Все это знают, – усмехнулся тот, – почитай, в каждой семье княжеской али купеческой чародеи есть. Ох, сильно видать тебя горе пришибло, Яромила.

– Ещё расскажи. Я тебя когда слушаю, мне спокойнее.

– Что говорить-то? – удивился Ратмир.

– Всё, что знаешь. Мне так легче становится.

– Давай-ка мы вон под той сосёнкой устроимся, – предложил юноша, – заодно и перекусим. Успеем засветло до Новгорода добраться.

Мы свернули с дороги к небольшой рощице, Ратмир привязал лошадей, достал из сумы снедь, которую собрала нам в дорогу Агафья, наломал еловых лап, устроив нам под ветвями высокой сосны пристанище.

– В семьях княжеских испокон веков дети рождались с силою чудесною. Кто ветрами управлял, кто водой и огнём, есть и такие, как ты, кому стужа подвластна. Это ведь помнишь, княжна?

– Да, – закивала головой, жуя кусок хлеба, – ты просто рассказывай, сила от твоего голоса унимается, спокойнее мне так.

– Будь по-твоему, – пожал плечами Ратмир, – маменька твоя, княгиня Февронья, водой управлять умела. А у батюшки дара не было. Сама знаешь. Когда ты родилась, поняли, что ледяной чародейкой станешь. И сила пробуждаться аккурат, года два назад начала, у деток-то она всё больше спящая. Маменька твоя успела до смерти свои знания передать, обучить тебя всему.

Я задумалась, почему эта часть воспоминаний была мне недоступна? Жизнь Яромилы по крупицам открывалась мне. Слишком долго. Надо как-то подстегнуть этот процесс, иначе могу быстро в неприятности угодить. Я сидела, облокотившись на шершавый ствол дерева, пытаясь устроиться поудобнее, положила ладонь на грубую кору и вверх побежала ледяная дорожка.

– Руку убери! Дерево погубишь! – раздался голос Ратмира.

Одёрнула ладони и положила их на землю:

– Отдохнуть мне надо, хоть немного.

Закрыла глаза. Где то самое место, в котором сила Яромилы находится? Откинув панические мысли, старалась дышать глубже, прислушиваясь к своему новому телу. В груди, на уровне солнечного сплетения точно пульсировало маленькое солнышко, только не горячее, а с приятной прохладой. Я перестала копаться в своих ощущениях, откинулась назад, расслабляя тело. Воспоминания калейдоскопом побежали перед глазами. Вот маменька на берегу озера, а Яромила маленькая сидит в лодочке. Волна, послушная воле княгини, толкает судёнышко вперёд и хохочет княжна, хлопает в ладоши от радости. Тот же самый пруд, только Яромила в одной рубахе стоит у берега. Волны мягкими послушными лапами поднимают её над гладью озера, несут вперёд по над водой. А рядышком, смеясь вместе с дочкой, стоит Февронья. Потом видится двор у терема, с княжной на резной скамейке сидит дьяк. В руках у Яромилы веточка, одетая ледяной глазурью.

– Сила она чародею завсегда послушна, – раздаётся в голове голос наставника, – токмо надо наперёд думать, для чего её использовать желаешь. Как лошадью управляешь. Стоит поводья ослабить, понесёт тебя скакун или вовсе скинет, а коли крепко держать в узде станешь, и конь послушен будет.

– Княжна! Яромила! Яра! – Ратмир тряс меня за плечо.

Я открыла глаза, вырываясь из тенёт чужих воспоминаний.

– Забылась на минутку, – ответила перепуганному юноше, – маменьку вспомнила.

– Ехать пора, – мягко сказал Ратмир, – путь ещё неблизкий.

Он быстро собрал остатки снеди в котомку, сдвинул еловые лапы под дерево. Покалывание в пальцах унялось, и только сейчас я заметила, что снег вокруг того места, где мы сидели, превратился в толстую корку льда. У меня получилось!

Только теперь мне придётся решать не один вопрос со спасением ближайших деревень, но и со своей неведомой силой учиться справляться. Скудные воспоминания Яромилы не сильно помогли. Кто обладает магией, как много подобных людей? Какое место занимают они в обществе? Может, их в монастырь отправляют или к великому князю на службу? Очень много вопросов и никаких ответов. Что даст мне этот дар? Новые возможности или новые проблемы? Час от часу не легче. Уж лучше бы мне попасть в тело купеческой дочери. С той и спросу бы меньше было. Сиди у окошка, да поджидай женихов.

– Полегче тебе, княжна? – обернулся ко мне Ратмир, когда мы взобрались на лошадей.

– Да, всё прошло, спасибо тебе.

Дорога снова потянулась мимо лесов, как должно быть здесь красиво весной и летом. Даже сейчас, укрытые белыми шубками деревья, стояли вдоль дорог, точно невесты в свадебных нарядах. Краснели кое-где гроздья рябины, как бусы на груди девушки. Высокие сугробы мягким пуховым одеялом лежали на земле, укрывая стволы до самых ветвей. Дятел с красной головкой сидел на ближайшей сосне, деловито постукивая по стволу. На еловых лапах прыгали вёрткие синички, высматривая, чем можно поживиться. Красовались своими алыми грудками снегири. Даже в морозы в лесах кипела жизнь. Вот любопытная белка высунула мордашку из дупла, поглядывая на нас.

– Опять пригорюнилась, княжна? – Ратмир придержал коня, с тревогой глядя на меня.

– Нет. Просто задумалась. Как-то оно в Новгороде будет?

– Не кручинься. Там дядька с тётушкой, приютят, обогреют, в обиду никому не дадут. Будешь с ними, как у Христа за пазухой. Потом жениха тебе подыщут знатного. Глядишь, определит его великий князь на княжение в Словенске. Вернёшься в свою вотчину.

– То есть мне сидеть дожидаться, пока мне мужа подыщут?

– Как иначе-то? – удивился Ратмир. – Неужто сама дружину в бой поведёшь?

– А если и так?

– Странная ты стала, княжна. Горе вон как пришибло, – покачал головой Ратмир и замолчал.

А я прикусила губу, не стоит сильно бравировать перед моим попутчиком. Не знаю я местного уклада, так и нечего лезть со своими поспешными выводами. Поживу у дядьки, поразузнаю, что тут и как. А там и пойму, как мне быть дальше.

Глава 4

Ближе к вечеру на горизонте показались могучие стены Новгорода. Древняя крепость стояла неприступным оплотом, защищённая с одной стороны широкой рекой, которая сейчас скрылась подо льдом.

Я крепче вцепилась в поводья, думая о встрече с родственниками. Воспоминания Яромилы восстанавливались или интегрировались в моё сознание какими-то кусками и как ускорить этот процесс, я не представляла. Легко выдать себя среди людей, кто с детства знает княжну. Буду изображать пришибленную горем, это поможет мне выиграть время и адаптироваться к новым условиям. Ещё эта магия. Понятно на данный момент только одно: она есть. А дальше что? Княжну сызмальства учили с волшбой управляться, мне же пока ничего не доступно. Я не понимаю ни как призвать свои силы, ни как совладать с ними. Учителя подыскать? Это вообще не представлялось мне возможным. Разве что аккуратно порасспрашивать Ратмира или кого из сестёр, дочерей Евсея. И к Александру как-то попасть надо. Голова шла кругом от многочисленных «надо». А Новгород, как неизбежность, становился всё ближе. Мы ехали через небольшие деревеньки, окружавшие великий город. Народ почти не обращал на нас внимания, кому интересны два путника? Здесь таких много.

Тракт стал оживлённым: мимо нас по дороге тянулись обозы, ехали всадники, шли пешие. Все стремились в Новгород. Я разглядывала прохожих, особенно девушек, подмечала детали одежды, слушала речь, которая казалась родной, но была самобытной, немного непонятной, хотя в голове точно звучала «расшифровка».

Лошади, чувствуя конец пути, пошли быстрее, похрапывая от нетерпения. Народу прибавилось, мы подъехали к городским воротам. В толстенных стенах виднелся сквозной арочный проём, невысокий, но места достаточно, чтобы проехать и всадникам, и гружёным телегам. Бравые воины следили, чтобы в проходе не создавалось толчеи. Чувство благоговения охватило меня. Это же надо – Новгород тринадцатого века! Склоны арок были расписаны затейливыми узорами, до зуда в кончиках пальцев хотелось прикоснуться к такой древности, почувствовать дыхание эпох! Но меня окружающие не поймут, для них это просто ворота. За ними вплотную к стене была пристройка для охраны.

Я ожидала от средневекового города вони и грязи, однако Новгород поразил меня чистотой: мощённые деревянными брёвнами улицы, хорошая система дренажа. Нигде не видно луж, не валяется мусор, никто не выплёскивает нечистоты под ноги горожанам. Снег собран в кучи у стен домов, дороги расчищены. Ратмир вёл своего коня чуть впереди моей Зорьки, прокладывая мне путь. Мы ехали мимо деревянных домов, которые виднелись из-за частоколов.

– Погоди ещё немного, княжна, – крикнул юноша, стараясь говорить громче шумящей вокруг толпы, – скоро уже дома будем.

Я вертела головой по сторонам, сидя на лошади я могла рассмотреть устройства дворов получше. В городе было тесновато, подворья стояли близко друг к другу, часто дома выходили одной стеной на улицу. На трущобы этот район походил мало, но все избы были небольшими, однотипными, с невысокими деревянными заборами. Во дворах виднелись маленькие сарайчики для скота или птицы, другие хозяйственные постройки.

По мере нашего продвижения вперёд менялись и жилища, избы становились богаче, а дворы больше.

Ратмир уверенно направил коня к внушительным деревянным воротам в полтора человеческих роста, за которыми виднелся высокий терем. Ого, а дядюшка-то мой, судя по всему, богат. Хотя, что меня удивляет, какая ещё может быть родня у князя?

На стук распахнулась узкая калитка, из которой высунулся длинноносый плюгавенький старичок, с подозрением глядевший на Ратмира.

– Ты кто таков будешь? – проскрипел он надтреснутым голосом. – А ну, поворачивай отсель, собак сейчас спущу.

– Так ты княжну Словенскую встречаешь, пень старый, – не остался в долгу Ратмир, – вот я Евсею Лукьяновичу то расскажу, что ты Яромилу Владимировну погнал, точно нищенку какую.

Старик замер с раскрытым ртом, потёр глаза кулаками и вышел на улицу. Увидев меня, едва не бухнулся под копыта Зорьки.

– Голубушка! – завопил дед. – Живёхонька! Радость-то какая! Мы уж не чаяли!

– Тихон! – послышался со двора густой басовитый голос. – Ты с кем там?

– Ох! – старичок подскочил к калитке. – Радость-то какая, Евсей Лукьянович! Жива, жива наша Яромила Владимировна!

На улицу вылетел, точно заполошный, высокий дородный мужчина с большим животом, на нём был долгополый богатый кафтан, поверх накинута длинная шуба. Он подлетел к моей лошади, сгрёб меня своими ручищами, стащив с испуганной Зорьки, которую успел придержать Ратмир, и чуть не задушил в объятьях.

– Жива, жива звёздочка наша! Душенька, Ярочка моя!

Грузный мужчина, выше меня на две головы плакал как ребёнок. Такая реакция меня обескуражила, я растерялась, не в силах вымолвить и слова.

Дядька Евсей затащил меня во двор, куда высыпало куча народу. Через толпу протиснулась пышнотелая женщина в богато расшитом сарафане и меховой душегрее, за ней, как выводок цыплят, семенили три моих сестры. Я узнала их лица из воспоминаний княжны.

– Девочка моя! – всплеснула руками боярыня. – Уж не чаяли мы живой тебя увидеть, панихиду хотели заказать, а вон радость какая!

Сёстры ревели в голос. Меня целовали и обнимали, лица мелькали как на ускоренной перемотке. Под этот шум и гам нас с Ратмиром затащили сначала в просторные сени, а потом в большую горницу. Там народ немного подуспокоился.

– Как тебе удалось бежать из Словенска?

Дядька усадил меня на скамью, тётушка опустилась рядом, обнимая и гладя по волосам.

– Ратмира благодарить надо, если не он, сейчас и панихида была бы кстати.

Тётка Авдотья закрестилась, поминутно вытирая катящиеся из глаз слёзы.

– Ну будет, будет, – загудел дядька Евсей, – полно реветь. Жива наша Ярочка. А вы чего здесь? – зыркнул он недовольно на челядь. – Собирайте на стол, гостей потчевать, да комнаты приготовьте.

Народ, набившийся в горницу, мгновенно исчез, остались только несколько сенных девушек, да мои сёстры, ревевшие до сих пор в голос.

– Воды, воды поднесите боярыням, – рявкнул дядька, – чего застыли пнями?

Одна из девушек метнулась к двери. Мужчина подошёл к стоявшему у входа Ратмиру.

– Не жмись тут, ты гость наш дорогой, за Яромилу мы перед тобой в долгу, – он самолично проводил юношу до скамьи, – обскажи, как дело было. Ничего не утаивай.

Ратмир начал свой рассказ, сёстры вмиг уняли слёзы, вслушиваясь в каждое его слово. Я же наклонилась к тётке Авдотье.

– Почему вы решили, что нет меня в живых?

– Ох, Ярочка. Как оно говорят: добрые вести не спешат, а дурные как ветер летят. Вчерась в город несколько гридней батюшки твоего объявились, все израненные, непонятно, как и до Новгорода добрались. Они сказали, что погиб Владимир Мстиславич, что одинец ливонцы захватили, а тебя ни живой, ни мёртвой никто не видел… Слава богу, жива, – тётушка снова смахнула слёзы, улыбнувшись, – намаялась, бедная, страху натерпелась. Ничего, у нас останешься, мы за тобой, как за родной ходить будем, в обиду не дадим.

Пока дядька Евсей беседовал с Ратмиром, к нам подсели сёстры, просили рассказать, как пережила я нападение. Ахали и охали, закрывая рты ладошками, пока выложила им историю своего спасения.

В горницу вошла дворовая девушка:

– Авдотья Матвеевна, столы в трапезной уж накрыты, – тихо сказала она, склонившись к тётушке.

– Евсей, хватит тебе нашего гостя расспрашивать. С дороги они, голодные.

Дядька и Ратмир поднялись, мы прошли через сени в трапезную – длинную комнату, где стоял накрытый стол с лавками. От обилия блюд у меня разбежались глаза. Жареные куры и перепела, рыба отварная и запечённая, поджаристое мясо, пареные овощи, пироги, хлеба и булочки, многочисленные кувшины с напитками, ягоды в меду.

Живот заурчал, а во рту мигом собралась слюна. Все молчали, ждали, пока мы с Ратмиром насытимся, лишь когда девушки обнесли всех мёдом, сладким, чуть терпковатым, полилась неспешная беседа.

– Великий князь, Ярослав Всеволодович, подмоги Александру не дал, – опечаленно сказал дядька, – токмо со своей дружиной и отбивает княжич клятых тевтонцев. Нескоро ещё отвоюют Словенск, вернут под длань нашу. Вражины подлые, поди разграбили всё. Ничего, справим тебе приданое, не обидим. Владимир, батюшка твой, на княжение самим Ярославом посажен был, может, и подыщут тебе жениха знатного да богатого, из молодых княжичей.

Услышанное точно обухом ударило по голове. Спорить я не стала, не та ситуация, однако и уготованная дядькой судьба меня не радовала. Не хочу сидеть запертой в хоромах, да и народ Словенский ждёт подмоги. Невольно чувствовала ответственность за них, переживала за судьбы людей. Мне во что бы то ни стало нужно попасть к Александру.

Глава 5

Трапеза подходила к концу, я усиленно старалась не заснуть прямо за столом. Вдруг тётка Авдотья всполошилась:

– Ох, голова садовая! Баньку-то, баньку не истопили!

– Да уж готова она давно, матушка, – встала со скамьи у стены одна из чернавок.

– А что же молчишь? – бахнула тётка ладонью по столу. – Гостей как следует не приветили!

– Не переживай ты так, тётушка, – вступилась я за челядь, – растерялись все. Ты ведь сама и то позабыла. Мы и так можем спать лечь, а завтра и в баньку.

– Ну, нет, – мотнула головой Авдотья, – сейчас я тебя сама помою, а потом и Ратмир попарится. Негоже два дня в пути, там по сугробам выбирались, банька-то вмиг всю усталость и хворь снимет.

Меня подхватили под руки сестрицы, проводили в небольшую горницу, помогли сбросить одежду, выдали простую длинную рубашку до пят, закутали сверху в просторный опашень (прим. автора – старинная русская распашная мужская и женская одежда, книзу почти вдвое шире, чем в плечах, с длинными, широкими рукавами, сужающимися к запястью; разновидность кафтана), и повели к бане, что примыкала с торца к хоромам боярским.

Там, ловко набирая в деревянные шайки холодную и горячую воду, проверяя запаренные веники, меня уже поджидала тётушка. Она, точно маленькую, сама меня помыла и попарила, не слушая возражений. Впрочем, сопротивляться сил не было, я засыпала буквально на ходу.

– Кваску испей холодного, – подала Авдотья кувшин, – вон разморило как. Ничего, сейчас на перину ляжешь, одеялком пуховым укроешься, выспишься как следует. Завтра обо всех горестях и позабудешь.

Слова тётки звучали для меня точно сквозь подушку, усталость после дороги сказалась. Она сама проводила меня в спальню, расчесала косы и уложила в кровать. Со мной осталась мелкая девчонка, устроившаяся на лавке.

Утром меня разбудила младшая из дочерей Евсея, Голуба.

– Яромила, душенька, вставай. Там уж тятенька ждёт.

Глаза напрочь отказывались открываться, я повернулась набок, пытаясь прогнать сладкую дрёму.

– Батюшки, – всплеснула руками сестра, – что с тобой, Яра?

От этих слов сна как не бывало, я подскочила на кровати. Вокруг меня на простыни лежали льдинки, а изголовье ложа затянуло изморозью.

– Не знаю, – растерянно разглядывала свою постель, – после смерти отца будто с ума моя сила сошла. Не слушается, своевольничает.

– Мне Славяна сказывала, купца Еремея дочь, такое бывает, – Голуба села на кровать, стряхнув льдинки на пол, – от печали сильной, али от горя. Мы с тобой сходим к бабке Устинье, она у слободы скорняков живёт. Знатная ведунья, вмиг всё поправит.

Не знаю, обрадовала меня эта весть или, наоборот, а если бабка догадается, что я чужое тело заняла? Мало ли какая тут магия ещё есть.

– Боязно мне, – сказала я Голубе, выбираясь из постели.

Ко мне подскочила чернавка, поднесла водицы, усадила на стул с высокой спинкой и принялась расчёсывать волосы.

– Чего ты боишься? – устроилась Голуба рядом на резной скамеечке. – Она бабка известная, многим помогла.

– Откуда вы только её взяли? – глянула я на сестру недоверчиво.

Голуба потупилась, щёки окрасились румянцем:

– На женихов гадать ходили. Ворожить она тоже умеет, всё-всё нам рассказала.

– Поди царевичей, королевичей посулила? – рассмеялась я, моя прагматичная натура, даже признав, что здесь есть магия, недоверчиво восприняла весть о гадалке.

– Зачем? – уставилась на меня сестра. – Анисье купеческого сына, Пелагее поповича богатого, а мне боярина обещала. Да в скором времени.

– И чем она мне поможет? Тоже гадать начнёт?

– Она и травы знает, и заговоры разные. Пойдём, сама всё увидишь.

Меня настораживала странная бабка, но выбирать было не из кого. Может, Голуба права, и знахарка объяснит мне, как быть.

Сестра вышла из горницы, но вскоре вернулась, таща в руках ворох одежды.

– У Пелагеи отыскала, вы ж с ней одной стати, – она бухнула вещи на кровать, мигом сенная девушка принялась разбирать сарафаны, рубашки и прочее.

Для меня подобрали рубаху из тонкой, нежной материи, расшитую по подолу и рукавам цветными нитями. На неё сарафан тёмно-зелёного оттенка, поверх него соболью душегрею. На ноги – сафьяновые мягкие сапожки. На голову – очелье с длинными колтами (прим. автора – древнерусское женское украшение, по́лая металлическая подвеска, прикреплявшаяся к головному убору) с жемчугами по бокам.

– Загляденье, – обошла меня Голуба по кругу, – долго мы с тобой не виделись, сестрица. Так похорошела, расцвела. Ой, от сватов отбоя не будет.

– Не нужны мне сваты. Я домой хочу, в Словенск. Там люди помощи ждут, а я тут разряженной куклой хожу.

– Да где это видано, чтобы девица заступницей города была? – изумилась Голуба. – Наше дело мужей поджидать, да деток воспитывать.

– Нет у Александра дружины для защиты Пскова и Словенска, а там, кто остался? Бабы да дети, воинов всех, поди, тевтонцы перебили, как и простых мужиков, вставших на защиту города. Что же прикажешь? Бросить тех, кто всю свою жизнь служил нашей семье?

– Странная ты стала, – сощурила глаза Голуба, – ох, какая странная.

– И не такой станешь, когда при тебе отца убьют и всех, кто был дорог.

– Всё одно, – покачала головой сестра, – не будет по-твоему.

– А пожалуй, стоит прогуляться к твоей ведунье, – вдруг решила я, – спросим, что судьбой мне уготовано.

Голуба вмиг расцвела:

– Поспешим в трапезную, а там я у маменьки спрошусь пройтись с тобой по городу.

Завтрак был едва ли не такой же сытный, как ужин. Странно, как ещё сёстры мои остаются стройными, на подобных харчах и килограмм сто наесть проблем не составит.

– Ярочка, – обрадовалась тётка Авдотья, завидев нас с сестрой, – как почивала, дитятко?

Поблагодарив родных за кров, села за стол, дотянулась до румяного блинчика, обмакнула его в сметану и с удовольствием отправила в рот.

– Я сейчас до князя поспешу, – сказал молчавший дядька Евсей, – недовольны люди, что Ярослав Всеволодович дружину не дал на защиту Новгорода. Псков пал, теперь Словенск, очередь за нашим городом. Нельзя нам медлить, что-то решать надобно.

– А мы с сёстрами и Ярой пока прогуляемся, – встряла Голуба, – скучно дома весь день сидеть. Пройдёмся, пряников сахарных купим, леденцов. Платки посмотрим, али ещё какие обновки.

– И правда, – согласилась тётка, – идите, развеяться Яромиле надо.

– Только Ратмир пусть с вами отправляется, – решил дядя Евсей, – всё нам спокойнее будет. Не возражаешь, воин, остаться при княжне охранителем? Или желаешь к Александру в дружину податься?

– Не мыслю я другой судьбы, с детства меня тятенька готовил в гридни княжеские. Коли не стало Владимира Мстиславича, значит мне след при Яромиле Владимировне остаться, – жарко произнёс Ратмир, сверкая глазами.

– Добро, – кивнул дядька Евсей, улыбнувшись, – будь по слову твоему, с таким охранителем Яромиле нечего бояться. А ты, Авдотья, вели дать девчонкам серебрушек. И правда, пусть сходят на торг, развеются, наряды посмотрят.

Глаза Голубы, Пелагеи, – средней сестры и Анисьи, старшой, загорелись. Они переглянулись, заулыбавшись.

– Уж мы тебе покажем, – затараторила Голуба, – платья аксамитовые, сарафаны парчовые, сапожки сафьяновые, ленты шёлковые, – она закатила глаза к потолку.

– Полно, полно, – добродушно заворчал дядька Евсей, – успеется.

После завтрака сёстры подобрали для меня длинную тёплую шубу, круглую шапочку и рукавицы. Гурьбой мы высыпали на улицу, сёстры подхватили меня под локотки, потащив мимо изгородей. За нами спешил Ратмир, положив руку на эфес своего меча и зорко глядя по сторонам.

Большой рынок, шумевший, как бушующее море, мы благополучно обошли. Сёстры свернули на боковую улочку, миновали скорняжью слободу и скоро вышли к небольшому закоулку, где в тупичке за невысокой калиткой виднелась маленькая избушка.

– Ратмир, побудь тут, – подошла к моему телохранителю Голуба, – тебе туда нельзя.

– Яромила, знаешь ли ты, куда идёшь?

– Ты в своём уме ли, ратник? – вдруг вспылила Анисья. – Мы сестру в обиду не дадим!

– Простите, боярышня, – потупился Ратмир, – после Словенска везде мне опасность чудится.

Он остался возле калитки, а мы прошли через небольшой двор, где в снегу деловито копошились куры и, отворив двери, ступили в тёмные сени.

Глава 6

Болтавшие всю дорогу без умолку сёстры примолкли, встали в темноте, будто ожидая кого-то. Пахло полынью и чабрецом, чуток шибал в нос дух кислой капусты. Мои ладошки стало покалывать, как тогда в лесу, я пару раз встряхнула руками.

– Заходи ужо, княжна, пока сенцы мне не поморозила, – раздался из-за двери приятный женский голос.

Голуба подтолкнула меня в спину:

– Ступай, тебя звала.

– А вы? – оглянулась я на сестёр.

– Когда позовёт, тогда и зайдём, – ответила Пелагея, указав рукой на дверь.

Чуть заробев, заглянула в комнату. Почти всё пространство занимала большая печь, от которой сейчас несло жаром, у окошка стоял столик, на нём пыхтел паром самовар.

– Проходи, поди не кусаюсь, – на меня смотрела женщина лет сорока пяти, статная с густой русой косой, лицо чуть тронули первые морщины, но в глазах не угасли искры молодости. Простое платье подчёркивало хорошую фигуру и пышную грудь. Вот так бабка, подумалось мне, да она с такой-то внешностью многим молодухам фору даст.

Я зашла в горницу, притворив за собой дверь.

– Доброго дня.

– И тебе поздорову, княжна Словенская, – улыбнулась женщина, наливая в деревянную кружку душистый взвар, от которого по комнате разнёсся запах летнего поля, сдобрила напиток ложкой мёда, – присядь со мной, – она указала на лавку, что стояла напротив стола.

Я опустилась на скамейку, взяла предложенный мне отвар, осторожно пригубила. По телу пробежала тёплая волна, от которой как-то прояснились мысли, отступила навязчивая тревога и ушло покалывание в ладонях.

– Меня сёстры привели к вам, – сказала я, не зная с чего начать разговор.

– Всё ведаю, – кивнула Устинья, ласково улыбнувшись, – не робей, не обижу. Чары шалят? Так это легко поправить.