Яромила. Ледяная княжна

Мия Лаврова, Айлин Лин

Яромила. Ледяная княжна

Глава 1

Лёд подо мной треснул с тихим, неприятным звуком.

Я успела подумать: как глупо, как нелепо умереть вот так, на краю света, в двухстах километрах от ближайшего поселения. Успела вспомнить лицо мамы, её последнее сообщение: «Витка, береги себя, не лезь в эти трещины». Успела пожалеть о том, что так и не решилась на детей, теперь от Виктории Северцевой, кандидата геологических наук, специалиста по арктическим льдам, не останется ничего, кроме научных статей в малотиражных журналах.

Шельфовый лёд Земли Франца-Иосифа поглотил меня, как прожорливая пасть. Тьма сомкнулась над головой с мокрым чавкающим звуком. Ледяная вода мощно ударила в грудь, выбила воздух из лёгких. Я попыталась грести вверх, к спасительному пятну света, но тяжёлые полярные ботинки тянули вниз, как гири.

Не паникуй, Витка. Думай.

Термос с горячим чаем… Он же полый внутри, даст плавучесть. Я вырвала его из кармана куртки, прижала к груди. Не помогает. Полынья затягивается сверху молодым льдом, прозрачной плёнкой, а через час она станет непробиваемой корочкой.

Сколько у меня времени? При температуре воды минус два по Цельсию – максимум пятнадцать минут до потери сознания.

Я боролась. Клянусь, я боролась изо всех сил! Но лёд не прощает ошибок. Он забирает всё: тепло, силы, надежду. Когда ноги перестали слушаться, а пальцы окончательно онемели, я поняла… всё кончено.

Странно, но умирать оказалось не больно. Холод сначала жёг, потом стал почти приятным, как тёплое одеяло, которое медленно накрывает с головой. Сознание плыло, мысли путались. Мне почудилось, что подо льдом горит какой-то свет – голубой, пульсирующий, живой. Он приближался, становился ярче, и я подумала: может, это галлюцинация перед смертью? Говорят, мозг в последние секунды создаёт удивительные видения…

А вскоре этот свет коснулся меня.

И тогда я услышала голоса.

«Снежная ведунья… время пришло… лёд треснул…»

Голоса шептали на языке, которого я не знала, но почему-то понимала. Кристаллы льда вокруг меня вдруг заискрились, засветились изнутри, каждый превратился в крошечное солнце. А потом…

Потом наступила тишина.

Я очнулась от криков и лязга металла.

Грохот битвы безжалостно ворвался в сознание. Звон мечей, вопли раненых, треск ломающихся дверей. Что-то тяжёлое рухнуло где-то рядом, задрожали половицы под ногами.

Моргнула, пытаясь сфокусировать зрение. Надо мной виднелись резные балки потолка, расписанные красными и золотыми узорами. Я лежала на широкой постели под собольим покрывалом. На мне была длинная льняная рубаха с шёлковой вышивкой, поверх неё бархатный сарафан с серебряными пуговицами. На пальцах золотые перстни с самоцветами.

Что за?…

Воспоминания хлынули потоком – чужие, но удивительно яркие. Этот терем. Эта комната. Отец… Удельный князь Владимир Мстиславич, высокий мужчина с седой бородой и добрыми глазами. Мать княгиня Февронья, умершая три года назад от лихорадки. Долгие зимние вечера у печи, когда отец рассказывал о делах княжества. Первые уроки грамоты у дьяка Евсея. Вышивание с мамкой Улитой…

Яромила. Княжна Яромила Владимировна.

Это не мои воспоминания. Это память того тела, в котором я оказалась. Четырнадцатилетняя дочь псковского князя, единственная наследница рода, гордость отца и надежда княжества.

А теперь во мне – в её теле – живёт сознание доктора геологических наук из XXI века.

За окном что-то с грохотом обрушилось Я вскочила с постели и бросилась к окну. Внизу, во дворе терема, кипела схватка. Люди в кольчугах и белых плащах с чёрными крестами рубились с псковскими дружинниками. Тевтонские рыцари. Кровь на снегу. Дым от горящих построек.

Словенск пал.

Знание пришло из глубины памяти Яромилы. Не из книг. Ливонцы осаждали город уже полгода. Отец надеялся на помощь из Новгорода, но помощь не пришла. А сегодня утром они пробили стену у главных ворот…

– Княжна! – В дверь ворвался дружинник в окровавленной кольчуге. Молодой, не старше двадцати, с русыми кудрями и яростными глазами. – Княжна Яромила, надо бежать! Рыцари во дворе, стены не удержать!

Я знала его. Ратмир Михайлович, сын боярина Михаила Храброго. Верный воин, готовый умереть за княжеский род. В памяти Яромилы он был почти старшим братом, учил её ездить верхом, стрелять из лука, защищал от обидчиков.

– А отец? – спросила я, и голос прозвучал тонко, по-детски. – Где князь Владимир? – против воли лились странные вопросы. Я знала всех их, и в то же время они были для меня незнакомцами.

Лицо Ратмира помрачнело:

– Князь… князь сражается у Троицких ворот. Он велел увезти тебя в безопасное место, княжна. Кони готовы, надо спешить!

Я кинулась к сундуку, начала хватать драгоценности, чисто инстинктивно, по памяти Яромилы. Золотые гривны, серебряные браслеты, связка ключей от княжеской казны. Руки дрожали, но не от страха, а от непривычности к чужому телу.

"Что со мной происходит? Как я здесь оказалась?", – бились мысли, а тело действовало само.

– Княжна, быстрее! – торопил Ратмир. – Ливонцы уже в сенях!

Я накинула меховую шубу, сунула ноги в сапожки на мягкой подошве. За дверью послышались тяжёлые шаги, грубые голоса на незнакомом языке. Но я понимала каждое слово. Боже как же всё это странно и дико!

– Prinzessin muss hier sein… Durchsucht alle Räume…

«Принцесса должна быть здесь… Обыщите все комнаты…»

Немецкая речь. Они ищут Яромилу, то есть меня. Я их ценная добыча.

– Окно, – прошептала я. – Ратмир, через окно!

Он кивнул, распахнул ставни. Холодный декабрьский ветер ударил в лицо. До земли сажени три, но под окном лежал большой сугроб.

– Прыгай, княжна. Я за тобой.

Я перелезла через подоконник, повисла на руках и разжала пальцы. Снег принял мягко, но холод тут же пробрался под шубу. Через секунду рядом с глухим стуком приземлился спутник.

– За мной! – он схватил меня за руку и потащил к конюшням.

Мы бежали между горящих построек. Везде валялись тела: и в кольчугах, и в тёплых кафтанах. Ратники сражались до конца, но силы были слишком неравны. У конюшен Ратмир быстро оседлал двух коней, своего боевого и мою любимую Зорьку, гнедую кобылку с белой звёздочкой на лбу.

– Куда? – спросила я, взбираясь в седло. Яромила умела ездить верхом. А как же иначе?

– В Новгород. Там князь Александр, он…

Ратмир не договорил. Из-за угла терема выбежали трое рыцарей. Увидев нас, они закричали что-то на своём языке и бросились в погоню.

Мы рванули с места, петляя между постройками, перепрыгивая через поваленные брёвна и тела. Позади росли крики, лязг доспехов. Кто-то выстрелил из арбалета. Болт опасно просвистел мимо уха.

И тут, на выезде из города, у самых ворот, я увидела его.

Князь Владимир лежал в снегу, прислонившись спиной к стене. Кольчуга была разорвана, из раны на груди сочилась кровь. Рядом валялись трое убитых рыцарей. Он продал жизнь дорого. Седые глаза смотрели в небо, полузакрытые, но ещё живые.

– Отец! – крик вырвался из моего горла помимо воли.

Странно, но в этот момент я действительно почувствовала боль. Не рассудочную, а настоящую, живую, будто умирал мой настоящий отец. Память Яромилы слилась с моими эмоциями, и на секунду я забыла, кто я такая.

Князь с трудом повернул голову, увидел нас. Губы дрогнули в слабой улыбке:

– Доченька… успели… хорошо…

Ратмир спрыгнул с коня, упал на колени рядом:

– Князь! Мы увезём тебя, найдём лекаря…

– Поздно… Береги её, Ратмир. Она… она теперь последняя… последняя из рода…

Глаза его затуманились, грудь последний раз поднялась и опала. Князь Владимир Мстиславич, правитель Словенска, умер в снегу у ворот родного города.

А я сидела в седле и понимала: Ратмир ждёт, что я буду рыдать. Что брошусь на тело, буду клясться в мести, звать небеса в свидетели. Ведь это мой отец. Человек, который растил меня, любил.

Но я не чувствовала ничего, кроме холодного удивления. Этот человек был мне чужой. Я видела его впервые в жизни – ну, в этой жизни. И теперь должна изображать скорбь по незнакомцу.

Вперёд, Витка. Академия драматического искусства, экстренный курс.

– Отец… – прошептала я дрожащим голосом. – Отец мой… зачем ты покинул меня?!

Слёзы пошли сами, но не от горя, а от напряжения и холода. Страха. Но Ратмир принял их за истинную скорбь.

– Княжна, – он скорбно поджал губы. – Мне жаль… мне так жаль… Но мы должны ехать. Ливонцы догонят.

Я кивнула, утирая лицо рукавом шубы:

– Да… да, ты прав. Но я поклянусь… – Голос сорвался в нужном месте. – Поклянусь отомстить за отца! Словенск будет освобождён, а эти тевтонские псы заплатят за каждую каплю крови!

Глаза Ратмира вспыхнули. Он выпрямился, приложил руку к сердцу:

– Клянусь служить тебе, княжна Яромила! Клянусь помочь отомстить за князя Владимира! Пока не вернём вотчину, меч мой не узнает покоя!

Отлично. Первый фанатичной сторонник мести уже есть. Только мне оно надо?

Позади раздались голоса – враги приближались. Мы пустили коней галопом через городские ворота, в сторону замёрзшего Чудского озера. Снег летел из-под копыт, ветер хлестал по лицу. Словенск остался позади. Горящий, захваченный, потерянный.

Но в глубине души я уже строила планы. Не планы мести – я была учёным, а не мстительницей. Планы выживания. И, возможно, возвышения.

Значит, я княжна. Значит, у меня есть статус, связи, какие-то ресурсы. И есть верный рыцарь, готовый умереть за мою «месть». Неплохая стартовая позиция.

Память Яромилы подсказывала: в Новгороде есть дальние родственники, есть купцы, которые торговали с отцом. Есть князь Александр, который может дать приют словенской наследнице.

А у меня есть знания XXI века. Химия, физика, экономика, тактика…

Если не могу вернуться домой, построю новый дом здесь. И пусть весь мир узнает, что такое средневековая научно-техническая революция.

Впереди расстилалась белая гладь Чудского озера. Лёд был крепкий, способный выдержать вес лошадей. К весне здесь произойдёт битва, которая изменит историю. Но теперь в ней будет участвовать не только княжеская месть.

В ней будет участвовать наука.

«Время пришло, снежная ведунья,» – эхом отозвались во льду древние голоса. «Лёд треснул. Теперь твой черёд менять мир…»

Я крепче сжала поводья и помчалась навстречу своей новой судьбе.

Дорогие читатели!

Просим вас не относиться к данной книге как к исторически достоверной. Этот роман всё же больше фэнтези. И пусть некоторые события и реалии XIII века послужили вдохновением для создания истории, все персонажи, места действия и сюжетные линии являются плодом авторской фантазии.

Данная книга представляет собой художественную интерпретацию эпохи с добавлением фантастических элементов. Любые совпадения с реальными историческими личностями или событиями использованы исключительно как творческая основа и не отражают подлинных исторических фактов.

Приятного чтения!)

Глава 2

Тевтонцы остались позади, и мы придержали лошадей – нельзя загонять их, впереди долгая дорога. Тело княжны хоть и умело держаться в седле, но, видно, не настолько, чтобы не чувствовать боль ниже поясницы, кажется, там всё, что можно, отбилось из-за тряской рыси.

Ратмир ехал молча, погружённый в думы, я же «копалась» в воспоминаниях Яромилы. Кто поможет мне в Новгороде? Не к самому же Александру ехать. Даже подумать было страшновато, что я увижу великого полководца Невского! Спросить у Ратмира? Подозрительно. Не могла же княжна разом забыть всю родню. И я поступила, как настоящая женщина. Тихонько заплакала, так, чтобы Ратмиру всё же было слышно, и запричитала.

– Куда же мне теперь сиротинушке-е-е. Ой, судьбинушка горькая. Одна-одинёшенька на всём белом свете осталася-а-а-а.

Ратмир придержал коня, прислушиваясь к моим подвываниям.

– Княжна, не печалься так. В Новгороде дядька Евсей, не оставит тебя одну. Будет и кров тебе и подмога. И я тебя не оставлю.

Так, с одним родственником определились. Сказывалась ли это усталость и потрясение, но воспоминания Яромилы точно заблокировало. Тело тоже слушалось плохо, то и дело мышцы будто сковывало спазмом.

А ещё меня не покидала навязчивая мысль: вдруг всё это – лишь предсмертный бред? И на самом деле моё тело сковано льдом, и сознание в последние мгновения моей жизни выдаёт вот такие невозможно подробные иллюзии? Но галлюцинации не могут быть настолько… живыми, правда? Как бы там ни было, пусть всё идёт своим чередом. Если это всё явь, приспособлюсь и выживу, если нет…, об этом думать отчего-то не хотелось.

Лошади ступали по снегу, неся нас вперёд, к моему неизвестному будущему. Одна надежда, что воспоминания княжны «разблокируются». Нельзя выдать себя ни единым звуком, ни единым взглядом. Народ тут суровый, неизвестно, что подумают обо мне, решат ещё в монастырь сослать, а жить в неволе совсем не хочется.

Ратмир зорким взглядом отыскал среди сугробов едва заметную тропинку, Чудское озеро осталось позади, теперь мы ехали промеж высоких сосен и елей, одетых бархатными снегами. Закатное солнце превратило зимнее лесное убранство в тысячи самоцветов, так и казалось, что едешь в огромной сокровищнице, полной несметных богатств. В снегу виднелись следы зверей, по веткам скакали любопытные белки.

Я вдыхала морозный воздух, наслаждаясь им точно изысканным лакомством. Нет запаха гари от шин, смога – вечного спутника городов, амбре прогорклого масла от многочисленных точек фастфуда. Только терпкий смоляной дух и ледяная свежесть. Кажется, даже лёгкие будто открылись, стараясь вобрать в себя больше окружающих ароматов.

Голова слегка закружилась. Битва с тевтонцами, юное тело княжны, которое до сих пор плохо слушалось, точно надетая не по размеру одежда. Впечатления этого дня слились передо мной в какую-то фантастичную картину, как во сне.

В лесу становилось темно, ранние сумерки ложились густыми тенями под деревья, скрывая последние лучи солнца. Как Ратмир разбирал, куда ехать, для меня было загадкой. Тело затекло от долгой езды, холод крепчал, пробираясь под шубу. Желудок сводило, интересно, когда в последний раз ела Яромила?

– Потерпи, княжна, – словно прочитал мои мысли Ратмир, – скоро к деревеньке подъедем. Там и на ночлег останемся.

Он всё время ехал впереди, напряжённый, как зверь перед прыжком.

Скоро чаща раздалась и впереди раскинулось широкое поле, за которым виднелись избы, из труб курился дымок. Слышен был лай собак и мычание коров. Близость человеческого жилья придала сил, мы поторапливали лошадей, стремясь к теплу и свету.

Где-то позади, в лесу, протяжно завыли волки и по коже побежали мурашки, не хотелось столкнуться с голодной стаей. Моя Зорька всхрапнула, и сама перешла на тряскую рысь, побыстрее к деревне, под защиту людей.

Во дворах было пусто, псы попрятались в будки, подавая голоса из своих убежищ. Ратмир подъехал к добротному дому с высоким крыльцом.

– У старосты заночуем.

Он спешился, заколотив в деревянные ворота. Послышался шум и чей-то голос недовольно спросил:

– Кого тут носит по ночи?

– Княжна Словенская, открывай, да поживее!

Встречавший поперхнулся, и через минуту ворота распахнулись, перед нами стоял старичок в заношенном зипуне:

– Кормилица, не прогневайся, не ждали в такую-то пору. Али случилось что?

– Пал Словенск, – ответил за меня Ратмир, – князь Владимир Мстиславич погиб, насилу сами живу выбрались.

– Ох, горе-то какое, – запричитал старичок, проводя нас по двору к избе, – скоро и до нас проклятые ливонцы доберутся. Как же мы теперь без заступника, без батюшки князя? Чем бога прогневили?

В сенях было темно и сыро, витал запах квашеной капусты.

– Кто там, Антип? – послышался басовитый голос хозяина.

Старичок отворил дверь в комнату, приглашая нас пройти:

– Сама княжна пожаловала, Яромила Владимировна.

Жилище освещалось лучиной и огнём горящей печи. Под окнами стояли сундуки и лавки, в углу – большой стол, за которым и сидел староста, подскочивший, как только понял, кто забрёл к нему в гости. Его жена, дородная женщина с богатой русой косой, подоспела к мужу. Хозяева поклонились, помогли мне раздеться, пока Ратмир сообщал им печальные вести.

– Горлица ты наша, душенька, напугалась, намаялась, – причитала женщина, – сейчас я сбитень горячий подам, да каши. Уж не серчай, чем богаты.

Потрясённый хозяин расспрашивал Ратмира о битве, постепенно бледнея. Все знали: раз пал Словенск, деревням придётся худо.

Нас усадили за стол, с полатей вынырнули любопытные дети, разбуженные голосами, староста шикнул на них и мордашки тотчас скрылись за занавеской.

Хозяйка накрыла на стол: нарезала большими ломтями хлеб, достала томившуюся в горшке кашу, сдобрила её маслом, подала чаши со сбитнем, пахучим и вкусным.

Пока мы с Ратмиром дружно работали ложками, хозяева тихо переговаривались между собой, не отвлекая нас от трапезы. Пища была простой, но невероятно вкусной. Душистый ноздреватый хлеб, в котором точно растворилось летнее солнце и аромат спелых колосьев, рассыпчатая каша, что таяла во рту, оставляя послевкусие сливочного масла. Желудок уже был полон, но я всё не могла оторваться от своей чашки. Если так вкусно кормят в деревнях, то что же на пирах тогда? Вот бы побывать там.

– Агафьюшка, проводи княжну почивать, умаялась с дороги, – такое сердечное участие, внимательность затронуло мою душу, растрогало чуть ли не до слёз.

Поблагодарила хозяев за ужин и ночлег, странно, но язык точно сам подбирал нужные слова, отличные от того лексикона, к которому я привыкла. И звучала речь странно, велеречиво, как на мой слух, непривычно.

Хозяйка проводила меня на полати, отделённые от комнаты занавеской, помогла раздеться до рубашки и взобраться наверх. Мне пришлось лечь рядом с тремя детьми. Изба была большой, но однокомнатной, не считая сеней. Так что все спали вместе. Ратмиру постелили на лавке у дверей, напротив расположился хозяин, а его жена легла возле стола. Детишки завошкались, стараясь рассмотреть меня исподтишка, в полумраке блестели их любопытные глазки. Я улыбнулась и приложила палец к губам. Вмиг их головёшки скрылись под одеялом, а через минуту и меня одолел сон.

Ночью воспоминания Яромилы хлынули с новой силой, точно ждали, когда моё сознание уступит им место. Я видела родню, поездки в Новгород, великого князя Ярослава, как батюшка возвращался из военных походов, а мы с матушкой встречали его возле огромной башни. Прогулки с сенными девушками по лесу, где росло видимо-невидимо грибов и ягод. Вечерние посиделки за рукоделием. И чьи-то еле слышные голоса шептали: «Пробуди свою силу княжна, время пришло».

Едва в открытые ставни прокрались рассветные лучи, как проснулись дети и разбудили меня, шумно завозившись на полатях. За ночь изба остыла, но хозяйка уже растопила печь.

Кое-как справилась со своим сарафаном. Непривычно, неудобно, а что делать, джинсы тут пока не в моде. Отодвинула занавеску, пожелав Агафье доброго утра.

– Проснулась уже, княжна, – улыбнулась женщина, – погоди, водички принесу умыться. Лушка! – окликнула она девочку лет семи. – Помоги нашей гостье причесаться. Ты не смотри, княжна, что мала она, рукастая у меня дочка.

Луша, проворная худая длинноногая девчонка, похожая на маленького журавля, бойко подскочила ко мне с гребнем. Усадила на лавку, осторожно расплела косы и принялась аккуратно расчёсывать густые, длинные волосы Яромилы.

С подворья, принеся с собой морозный дух, вернулись Ратмир и староста, которого, как я услышала, звали Касьяном.

– Доброго утречка, – заулыбался хозяин, – ранёхонько поднялась, Яромила Владимировна.

– Ехать надо, – ответила ему, – дорога нам в Новгород лежит.

– Верно, – кивнул Касьян, – пути снегом замело, тяжело ехать, к вечеру только и доберётесь. Сейчас поешьте на дорожку, а там Агафья моя вам с собой харчей соберёт.

Женщина подала нам по кружке парного, ещё тёплого молока:

– Испейте пока, а я блинчиков сделаю.

Скоро перед нами появилась большая плоская неказистая, грубой работы тарелка, куда хозяйка метала горячие блины. Луша поставила мисочки со сметаной, клюквой и мёдом. Дети сидели на лавке возле печи, не решаясь подойти к столу, глядя на отца, когда тот позовёт.

По избе плыл аромат выпечки, приятно щекоча ноздри. Как Яромиле удаётся быть такой худой? Поди княжну кормят куда лучше, а на подобной диете кто угодно разъест бока.

Я присела рядом с Ратмиром, перекинув через плечо длинную косу, которую мне ловко заплела Луша.

– Не горюй, – тихо шепнул мой спутник, – до Новгорода доберёмся, там и посветлеет на душе. Мамки, няньки позаботятся.

Что скрывает мой дальнейший путь? Как встретит меня дядька? Он всегда был добр, но больше с батюшкой общался, отправляя меня к тётке и сёстрам. А теперь придётся принимать решения самой, без оглядки на защиту отца.

Глава 3

И снова перед нами скатертью легла заснеженная дорога, деревенские, прознав, что у них ночевала княжна, высыпали на улицу.

– Заступница! Яромила Владимировна, ты уж князю Александру скажи, один он наш надёжа. Пусть не бросит нас тевтонцам на поругание! – со всех сторон неслись мольбы и просьбы. Женщины плакали, прижимая к себе детей.

Ведь это теперь и мои люди, подумалось мне. Умер отец, князь Владимир, единственная их защита. Что сталось с дружиной после разгрома Словенска? Разве мелкие деревушки преграда для ливонцев? Сметут и не заметят. Выходит, мне придётся просить у Александра воинов для защиты этих земель. Или набирать себе новую дружину из вольных ратников. Как это здесь делается? Эх, не стратег я и не полководец, а народ жалко. Невольно и не по своей прихоти, но одна осталась из тех, кто должен оберегать эти земли.

Ратмир ехал впереди, такой же настороженный, как и вчера. Вероятно, боится вражеских разъездов? Времена правления Невского я, конечно, проходила в школе, но как быть теперь, когда оказалась в гуще событий и не просто как обыватель, а на последнем рубеже защиты. Легко схорониться у родни в Новгороде, и не осудят, девчонка малолетняя. Но я видела глаза людей, провожавших меня, в которых теплились последние лучики надежды. Выжгут, разорят эти деревни и ляжет мне на сердце вина тяжким грузом. Не могу я так. Поеду к Александру, буду молить о защите.

Я считала падение Словенска главной своей проблемой, но лукавая судьба решила подкинуть мне очередной сюрприз. Ближе к обеду, когда мы ехали мимо занесённых снегом полей, на кончиках пальцев я ощутила странное покалывание. Резкое, неприятное, будто тонкими иглами кожу протыкают. Сняла рукавицы, осмотрела руки. Ничего необычного. Ладошки покраснели, только и всего. Зачерпнула с ветки пригоршню снега, растёрла между ладонями и снова натянула толстые варежки. Покалывание не прошло, напротив, стало ещё сильнее и болезненнее, а потом по рукавицам побежали снежные узоры, как на стёклах в мороз. Опешив, подняла ладони вверх, закусила губу, не понимая, что со мной творится. Зорька, почувствовав свободу, рванула вперёд, так что я чуть не свалилась в сугроб.

– Княжна! – Ратмиру удалось перехватить норовистую кобылку. – Цела? Что случилось?

Его взгляд упал на мои руки, по одежде всё выше поднималась изморозь.

– Силу свою придержи, – Ратмир подъехал вплотную, – как маменька учила.

– Я… Я… не могу, – что происходит? Какая ещё сила?! Тело залихорадило и непонятно, то ли от страха, то ли от этой самой неведомой мне силы. Что это? Магия? Колдовство? Мутация генов? – Ратмир, давай остановимся, – подняла взгляд на воина.

Он придержал Зорьку, помог мне спуститься.

– Ты чего, княжна? Не впервой, чай, чародейство своё унимать.

Только этого не хватало, от нового известия чуть не грохнулась в снег. Чародейство. Волшебство. Помогите! Я не получала письма из Хогвартса и колдовать не умею. Мысли лавиной неслись в голове, сумбурным потоком. И ничего дельного. Как быть? Стану расспрашивать Ратмира, заподозрит, что я не та, за кого себя выдаю. Вдруг обвинит меня в чёрной магии какой, и сожгут юную княжну на костре.

Ратмир снял мои рукавицы, с пальцев посыпалось ледяное крошево:

– Снегам, земле силу отдавай. Страх и потеря отца поди сказывается.

Я послушно присела, приложив ладони к снегу, зарывшись в него руками. А дальше то что? Покалывание не проходило, а снежный покров вокруг моих ладоней начал одеваться коркой льда. Пришлось прибегнуть к проверенному методу. Давлению на жалость.

– Ратмир, не могу я ничего вспомнить, после смерти отца, будто пелена в голове.