Адописные иконы: Когда он заплачет

Отец Герман, с нарастающим нетерпением, пролистал все фотографии на планшете. Дойдя до последней, так и не обнаружив нужной, он с возмущением прорычал:

– Здесь нет такой копии! Кто проводил экспертизу?

– Разумеется, лаборатория профессора Отто Гаумана. У Ватикана с ним давние и доверительные отношения.

– Я знаю, кто он. А вот где оригинал документа?

– У кардинала Буше. С тех пор, как я передал документ монсеньору, он стал лично отслеживает все, что связано с иконами и их участие в аукционных торгах.

Отец Герман взглянул на напарницу таким испепеляющим взором, словно обвинял только ее одну в сокрытии истинной причины, по которой его втянули в это дело. Разумеется, ее вины тут не было и в помине, но встряхнуть стоило, напомнить, что именно она стала посредником между ним и Ватиканом. И если она на их стороне, то пусть ощутит эту неприязнь к необдуманным действиям.

– Мне ничего не известно об этом! – воскликнула сестра Роза, испугавшись последствий. – Я потребую у кардинала Буше прислать копию этого документа.

– Эта адописная икона… она гораздо опаснее, чем вы можете себе представить, – голос пастыря дрожал. – Сатана захотел изгнать Люцифера из собственных владений. И тогда, тому, кому навеки заказан путь на небеса, не останется иного выбора, кроме как явиться сюда, на Землю, в наш мир. Умоляю вас, заклинаю! Не дайте этой иконе пролить ни единой слезы….

– Что?! Что написано в проклятии?! – взревел пес Господни. – Отче, ты помнишь?!

– «Только тогда, когда кости королей увидят свет…», – начал говорить пастор, словно заученный урок, – «… там, где было создано проклятие, и сердце ребенка найдет упокой среди королей, а иноверцы измажут лица королей и будут прогнаны иноверцами – икона вберет в себя силу и начнет свой путь к свержению Люцифера из ада.»

Внезапно отцу Герману стало дурно, словно в церкви иссяк весь воздух, оставляя лишь спертую пустоту. Он одернул воротник толстовки, пытаясь вдохнуть хоть глоток свежести, но все казалось тщетно. Что-то неуловимое изменилось в окружающей атмосфере, пропитав все вокруг зловещим предчувствием. Странное беспокойство, непонятно откуда возникшее, холодом сковало его сердце.

– Спасибо за разъяснения, святой отец, – выключая планшет торопливо поблагодарил пастыря, задыхающийся отец Герман, не понимая, что с ним такое происходит.

Руки его дрожали от возникшего приступа, но он, собрав остатки воли, бережно уложил планшет в алюминиевый чемоданчик. Затем, крепко подхватив сестру Розу под руку, спешно вывел ее из церкви, туда, где веял спасительный свежий воздух. Пастырь, с невыразимой скорбью в сердце, смотрел им вслед, предчувствуя, какие мрачные опасности таятся в их поисках адописной иконы. Перекрестив уходящие фигуры, он с тяжелым вздохом обернулся в сторону алтаря и замер, удивленный увиденным. В первом ряду сидел, словно возникший из ниоткуда, удивительно знакомый мужчина. Полуседые длинные волосы обрамляли его лицо, дорогой костюм подчеркивал аристократическую осанку, а трость с рукоятью в виде головы Анубиса служила опорой. Незнакомец, склонив голову перед алтарем, казался воплощением таинственной силы. Странно, но, вроде бы до этого его здесь не было.

Незнакомец медленно поднялся, и взгляд его, заключенный за круглыми стеклами алых очков, скользнул по настоятелю церкви. В одно мгновение пастырь ощутил леденящее дыхание ужаса, пронзающее его насквозь, будто этот взгляд проникал в самые сокровенные уголки души. Казалось, сама Смерть, увидев его, должна была бы содрогнуться и раскаяться в своих злодеяниях, а мир – содрогнуться от подобного зрелища. Священнослужителя скрутило тошнотой, челюсти свело мучительной судорогой, отголоски которой пронзали локти. Ноги, словно чужие, подкашивались, но некая демоническая сила, исходящая от человека в красных очках, не позволяла ему рухнуть в обморок или извергнуть содержимое желудка на пол храма. Безумие, туманное и холодное, захватило сознание представителя церкви, сплетаясь с первобытной паникой.

– Весьма рад был внимать Вашей проповеди, отче, – проговорил мужчина в красных очках, проходя мимо оцепенелого священника. И в тот же миг его отпустило, словно после адской боли вкололи обезболивающее.

Прокуратор Марк, не теряя ни секунды, направился к выходу, вынимая на ходу смартфон. Найдя в списке контакт с интригующим именем «демон Одлит», он приложил трубку к уху.

– Одлит, девочка моя, – проговорил прокуратор в трубку, – требуются твои услуги. Немедленно.

Глава четвертая

Отец Герман, устало вышагивая по гостиничному ковролину, наконец добрался до своего номера, внося с собой чемодан с вензелем Ватикана. Целый час ушел на то, чтобы выхлопотать для сестры Розы отдельный номер в этом же отеле, хотя его собственный был двухместным. Лишние пересуды в стенах Ватикана сейчас были ни к чему, особенно когда доверие, пусть и совсем хрупкое, только-только забрезжило вдалеке. Закрыв за собой дверь на замок, он подергал ручку и, убедившись, что та закрыта, облегченно выдохнул. Небрежно бросив чемодан на широкую кровать, он снял кожаную куртку, словно змея свою мантию, под которой у него, поверх черной толстовки, красовались две кобуры по бокам с огнестрельным содержимым и ножнами на поясе с небольшим, но очень опасным холодным оружием. Пройдя в ванную комнату, где большое зеркало отражало его усталое лицо, опершись руками о раковину, отец Герман посмотрел на свое отражение и тяжело вздохнул.

– Во что же ты вляпался, отец Герман? – прошептал он себе. – Теперь твоя душа просит не молитвы, а глоток чего-нибудь крепкого.

В дверь номера неуверенно постучали. Отец Герман, не обращая на это внимания, ополоснул лицо, надеясь, что человек за дверью уйдет. Но снова постучали, теперь уже более настойчиво и громко.

Агент Ватикана с нескрываемым раздражением распахнул дверь гостиничного номера, готовый обрушить на ночного визитера поток слов, совершенно недопустимых для служителя церкви, но замер, словно пораженный невероятной картиной. На пороге стояла сама провокация, облеченная в женскую плоть: обворожительная незнакомка лет тридцати, стройная, словно с фото дорогих модных журналов, с кожей, тронутой южным солнцем, с темными как ночь глазами, и с пламенем рыжих волос. Короткая юбка и кокетливая меховая накидка лишь подчеркивали безупречность ее фигуры. В руке она держала ручку чемодана на колесиках, словно предлагая себя в качестве попутчицы в греховном путешествии. Отец Герман остолбенел, его взгляд, полный растерянности и нескрываемого восхищения, скользил по ней, словно по запретному плоду. Губы приоткрылись в безмолвном изумлении.

– И да, – усмехнулась незнакомка, словно прочитав его самые сокровенные мысли, – я – не «Матерь Божья» и, уж тем более, не «боже мой».

Наглая волна дурманящего аромата, словно клубы ладана, смешанного с грехом, накрыла отца Германа, когда незнакомка бесцеремонно прошла мимо него, вкатывая чемодан в гостиничный номер. Священник, ошеломленный ее видом, застыл у порога, совсем позабыв закрыть за ней дверь. От этой женщины исходила такая концентрированная сексуальность, что даже его, священника, закаленный в молитвах разум дрогнул.

– Ну, здравствуй, что ли, ватиканский цербер, – выпалила она, окидывая взглядом апартаменты. – Я – Одлит, от прокуратора и перфекта Марка. Буду твоим персональным кошмаром, чтобы ты тут чего лишнего не натворил.

Остановившись у кровати, гостья бросила презрительный взгляд на чемодан с вензелем Ватикана.

– Я обязана помогать тебе, чем смогу, разумеется, – пояснила она свое внезапное появление. – А могу я, поверь, немало. Особенно сведуща в делах черной магии.

Одлит бросила на Отца Германа, все еще застывшего в дверях с приоткрытым ртом, надменный и одновременно насмешливый взгляд. Зрелище, очевидно, доставляло ей удовольствие. Улыбнувшись, она промурлыкала:

– Может, закроешь? Сквозит, знаешь ли.

– О! Да, конечно, – встрепенулся от оцепенения отец Герман.

Затворив дверь, он вошел в комнату, где властвовал ее аромат – густой, дурманящий, сотканный из эротических обещаний. Тело священника вдруг обрело странную невесомость, а душу окутало безмятежное умиротворение. Мир со всеми его заботами неожиданно отступил, оставив в сознании лишь ее – источник этого сводящего с ума благоухания, нереальную женщину.

– «Что это? Я под какой-то дозой вещества?» – пронзила мысль одурманенное сознание агента Ватикана. – «Да она сама ходячий наркотик, а не женщина»!

– Итак, от кого вы? – Отец Герман силился сохранить хоть подобие рассудка, но голос звучал приглушенно, словно из-под толщи воды.

– От прокуратора Марка. Я же сказала.

– Кого? – переспросил отец Герман. В его одурманенной голове лихорадочно проносились все возможные интерпретации слова «прокуратор». Он отметал все прочие варианты, кроме одного: ее прислали из Ватикана, и поэтому в голову лезло лишь одно. – Случайно, вас не данным «Сидалитиум пианум» прислал присматривать за мной?

Гостья не знала, что это за организация, но заметила благоговейный трепет, с которым отец Герман произнес ее название. Значит, для него она – нечто авторитетное. Она решила воспользоваться этим. Лучше притвориться их агентом, чем долго и нудно объяснять, кто такой прокуратор Марк и, кто она на самом деле. И не факт, что «пес Господень» адекватно воспримет правду. Пусть будет этот таинственный «Сидалитиум пианум». Сделав вид, что соглашается с его предположением, демоница просто кивнула.

– Неужели мне так не доверяют, раз прислали агента тайной разведки Ватикана, которой якобы не существует.

Одлит покосилась на растерянного служителя церкви, у которого начали проявляться все признаки сильного, дурманящего опьянения, переходящее в невнятное бормотание. Ночная гостья запросто могла себя заставить прекратить источать внушающий вожделения запах, но ей хотелось проверить, как грозный отец Герман, который должен возглавить миссию для спасения этого жалкого мира людей от проклятия Сатаны, воспринимает ее силу воздействия. Оказалось, что он не такой уж сильный и стойкий, этот святой отец. Что тут можно сказать, в общем, он такой же обычный человек, как и тысячи других.

– Мне необходимо выспаться. Надеюсь, ты в состоянии принести мне полотенце и халат? – начала распоряжаться ночная гостья. – Я ведь, понимаешь, с дороги.

– Это мой номер! И кровать здесь одна. И она только моя! – неожиданно вырвалось из глубин сознания отца Германа слабое, но упрямое сопротивление.

– Тебя это не должно волновать. Приставать не буду, – проговорила она в ответ, ехидство сочилось с каждой интонацией. – И ты, постарайся, держать свои конечности при себе. Хоть ты и главный в нашей команде, но не настолько, чтобы позволять себе вольности.

– Одлит? Что-то знакомое… – отец Герман силился пробиться сквозь густую пелену одурманивания, размышляя вслух. – Это не из демонологии случайно? Одлит… Вроде, это имя демона, покровителя похоти и соблазна.

– Это, вообще-то, женское имя. И твои предположения оскорбительны, – парировала демоница с ангельской улыбкой, которая, казалось, скрывала за собой целый ад.

Для ночной фурии было непостижимым, что посланник Святой Церкви все еще сохранял искру разума в этом омуте греха. Обычно, мужчины тонули в пучине развращенного соблазна, как мотыльки в пламени свечи. Сколько таких, сломленных ее запахом, она отправила в бездну за время своего существования в адском пекле, а затем и в этом мире – не перечесть.

Одлит, одержимая жаждой очищения, поскорее смыть с себя скверну от последнего поручения прокуратора, не обращала никакого внимания на робкие протесты владельца гостиничного номера. Игнорируя его присутствие и хоть какие-то правила приличия, она, освобождая свое тело от одежды, скидывала ее на кресло. Отец Герман, пытаясь сохранить остатки достоинства, пытался отвести взгляд от этой дьявольской провокации, но краем глаза, против своей воли, продолжал присматривать за ней. Идеальные линии ее тела, словно высеченные из лунного камня, вызывали невольное восхищение.

– Да налей себе вина, что ли, а то душа твоя вопит так, что оглохнуть можно, – бросила демоница, снимая с себя, что на ней оставалось, черное кружевное белье. – А я пока смою адскую гарь с усталых девичьих плеч.

Отец Герман, пошатываясь, подошел к мини-бару. Распахнув дверцу, извлек из ледяного плена небольшую бутылку виски и хрустальный стакан. Глоток обжигающего напитка – вот что должно выжечь из памяти образ этой женщины.

– Сейчас главное – не видеть и не думать о ней, – прошептал он, словно отчитывая самого себя.

Держаться, только держаться, твердил себе агент Ватикана, ощущая, как мир вокруг него начинает кружиться в красочном вальсе. Сейчас бы хлыст, и иссечь себя, как это делали флагелланты, изгоняя похоть мыслей болью телесной. Обернувшись к незваной гостье, он застыл с занесенным стаканом в руке, очарованный ее видом. Обнаженная, словно несбывшийся сон, она плыла к туалетной комнате. Каждое движение этого божественного тела, покачиваясь в такт шагов, было пронизано невероятной грацией. Водопад огненных волос ласкал изгибы плеч, словно языки пламени, жаждущие прикосновения. Проходя мимо мужчины, она бросила мимолетный, кокетливый взгляд, лукаво пригрозив пальчиком, словно дразнящая нимфа.

– И не смей подглядывать. Ненавижу извращенцев.

Отец Герман, провожая взглядом девичью фигуру, не мог сдержать своего восторга ее телом. На лбу предательски выступили капельки пота, которые он поспешно смахнул тыльной стороной руки, будто стирая с себя клеймо искушения. Когда же дверь бесшумно закрылась за ней, он облегченно выдохнул с тихим стоном:

– Может, я уже умер и это мой персональный ад?

Он опрокинул в себя содержимое стакана. Такой чертовщины в его жизни еще не было. Все вокруг сверкало невероятными красками, не давая сфокусировать взгляд на каком-нибудь конкретном предмете. Дышать становилось все труднее, а уши закладывало, как при быстром восхождении на вершину, при этом сдавливая голову. Он бросил взгляд на окно, за которым находился спасительный освежающий воздух. «Выйти через него наружу», – неожиданно решил его воспаленный мозг, считая это разумным выходом из создавшихся обстоятельств, но при этом никак не осознавая, что его гостиничный номер находится на четвертом этаже.

Сделав пару шагов в сторону спасительного проема, ноги неожиданно подкосились, и он упал на колени. Расставив руки в стороны, агент Ватикана уперся в пол, чтобы как-то держать равновесие. Казалось, будто пол начал кружиться в одну сторону, а потолок – в совершенно другую.

– Господи! – с трудом произнес отец Герман. – Господи, помоги.

Не выдержав адской карусели, представитель церкви безвольно повалился на пол. Но внезапный щелчок пальцев разорвал пелену кошмара, заставив безумный мир замереть. Головокружение отступило, мысли обрели ясность, но лишь всепоглощающая усталость навалилась на тело неподъемным грузом. Собрав остатки сил, поднявшись на ноги, он, пошатываясь, отправился в сторону кровати.

– Что за день. Будьте вы все… – не договорив, агент Ватикана плюхнулся спиной на мотрас.

В последнее мгновение, перед тем как сомкнуть веки, он увидел лукаво улыбающуюся ночную гостью в проеме ванной комнаты, и ее тихий щелчок пальцами окончательно низверг его в мир сновидений.

В своем номере сестра Роза не собиралась укладываться спать, а сидела на кровати с раскрытой папкой, в которой были прозрачные кармашки с размещенными в них порванными вдоль карточек и надписями дат соглашения на конвертах. Такая папка заводилась на каждого «пса Господня», который заключал тайный договор с Ватиканом. Она положила в пустой кармашек порванную недавно отцом Германом карточку клирика Сирано. Закрыв папку с надписью «DECORS: pere Herman», она замерла в раздумьях и, смотря на его фото на обложке, с нежностью провела по ней ладонью.

Через час, одолеваемая бессонницей, сестра Роза покинула свой номер, направившись по коридору в круглосуточный бар на первом этаже. В это позднее время его мало кто посещал, на что и был расчет. Заказав бокал вина с шоколадкой, она уселась за самый дальний столик. Вынув смартфон, сразу написала в личных сообщениях в одной из социальных сетей клирику Сирано: «Le père Herman est d’accord», означающее, что отец Герман согласился на их предложение.

– Сестра Роза?

Мужской голос заставил ее вздрогнуть. Она моментально перевернула смартфон экраном вниз и подняла взгляд. Перед ней стоял мужчина крепкого телосложения, с пронзительно-голубыми глазами и волосами цвета льняного полотна.

– Мы знакомы? – в голосе сестры Розы прозвучала настороженность.

– Позволите? – он отодвинул стул напротив нее, не дождавшись ответа. – Вы же учились в Папском технологическом институте «Дольче Вита».

– Разве мы пересекались там? – удивилась она. – Вас я бы точно запомнила.

– О, нет, – улыбнулся мужчина, и в его улыбке мелькнула тень лукавства. – Я был, скажем так, сторонним наблюдателем.

Мужчина извлек из кармана серебряный крестик на тонкой веревочке и протянул его ей. Встретив настороженный взгляд и нерешительность, он перевернул крестик. На обратной стороне обнаружилась нацарапанная надпись: «Dieu, non». Сестра Роза, узнав в этом поруганном серебре когда-то ею отверженное распятие, с трепетом взяла его, не веря собственным глазам.

– Где… где Вы его нашли? – прошептала она, в испуге глядя на незнакомца.

– Веру нельзя смыть в унитаз, только бросив туда его символ, – с печальной улыбкой ответил он. – Она либо есть в тебе, либо нет.

– Мне стыдно… стыдно за то, что я тогда сделала, – прошептала она, опуская удручающий взгляд в глубину бокала с вином, словно собираясь в нем утопиться от обвинений.

Откуда ему это известно? Тогда, в юности, обучаясь в технологическом университете «Дольче Вита», она встретила Германа. Любовь к нему вспыхнула, как искра, готовая испепелить принятые обеты, заставить отречься от служения Церкви. В тиши кельи, под каменными сводами Ватикана, она впервые и в последний раз познала трепет мужских объятий. Утром, словно в наказание за греховное падение, церковные дела безжалостно разлучили их. В порыве мимолетного отчаяния, она нацарапала на крестике: «Бога нет», и бросила его в клозет, отправляя вместе с ним свою веру. В последующие годы, работая бок о бок с Германом, они ни разу не обмолвились о той ночи, не пытались воскресить былое, хотя незримая нить притяжения по-прежнему связывала их. Лишь иногда, в сновидениях, произошедшие той ночи возвращалось, заставляя просыпаться в холодном поту, шепча запоздалые молитвы о прощении.

– Ты дала клятву Святой Церкви, но нарушила ее своим совокуплением с ним. И где? В лоне святости и целомудрия.

Сестра Роза закрыла лицо ладонями, стыдясь не своего поступка, а неожиданного разоблачения. Её плечи безмолвно задрожали, и она дрожащим голосом спросила сквозь слезы:

– Разве я не искупила вину верной службой Святой Церкви?

– Откуда знать, что ты вновь не предашь свою церковь, а твоя любовь к отцу Герману не затуманит твой разум? – поинтересовался мужчина. – На кону слишком много поставлено.

– Я выполню поручение клирика Сирано, как и обещала, – проронила она, предполагая, что незнакомец послан Ватиканом.

– Ты не задумывалась, почему ангелы никогда не показываются смертным? Так вот, смотри!

Находившийся напротив мужчина вдруг стал сиять, расправив за спиной невероятно яркие крылья. Свет был на столько ярким, что обжигал глаза, как незащищенный взгляд на сварку. Мир вокруг закружился, как стремительная карусель, сбрасывающая с себя все живое. Она судорожно вцепилась в край стола, отчаянно борясь с желанием рухнуть в бездну. Вспыхнувшая в голове невероятная жара, вперемежку с тошнотой, подкатившей к горлу, перекрывая при этом дыхание затуманивая сознание. Сердце с перебоями трепетало, пытаясь выскочить из груди, а в висках пульсировала невероятная боль. Вены начали вздуваться, словно в них теперь побежал кипяток, и кровь из-за этого начала густеть. Она чувствовала, что умирает.

– Я буду краток, пока твой мозг не сварился в бульон из-за явления ангела, – торопясь, заговорил явивший свой истинный облик ангел Баллатон. – Пусть икона Сатаны заплачет. Приведи нас к четырем иконам Люцифера, на которые она укажет, и тогда мы, наконец, покончим с дьяволом! Любой твой последующий грех будет отпущен, а Святая Церковь пусть остается в неведении всего.

Все вокруг начало удаляться, словно ее куда-то затягивало. Наконец, неведомая сила опрокинула сестру Розу вместе со стулом, на котором сидела. Подбежавший бармен ее быстренько поднял, но она лишь растерянно смотрела по сторонам, не узнавая место, в котором находилась и не соображая о происходящем вокруг. Усадив ее на стул, бармен подал ей стакан воды, моментально выпитый с жадностью огромными глотками, освежая пересохшее горло. Только сейчас она стала ощущать, как сильно промокла от пота, словно побывала в одежде в самой жаркой сауне. А когда через пару минут сознание постепенно начало возвращается, сестра Роза испуганно стала осматриваться, пытаясь увидеть ангела, но он исчез. Вопрос о нем сначала обескуражило бармена, предпочтя списать бред женщины на сердечный приступ, поэтому сообщил, что за столом она находилась одна.

Отказавшись от остальной помощи, монахиня отправилась обратно в свой номер. Завалившись на кровать, она тупо уставилась в потолок, не в состоянии поверить в произошедшее. Почувствовав, что что-то сжимает в кулаке, она разжала пальцы, увидев на ладони когда-то утраченный крестик, разрыдалась.

– «Только бы Святая Церковь не узнала о случившемся в стенах Ватикана». – думала она. – «Только не это».

Ее уставшее тело решило дать мозгу отдохнуть от стресса, заставив монашку моментально провалится в безмятежный сон. Теперь стало понятным из-за чего ангелы не являются людям в своем истинном образе, не желая убить смертных своим аномальным сиянием. Только, воистину достойные, могут выдержит такую встречу.

В то же время, Одлит стояла в душевой кабинке ванной комнаты в гостиничном номере отца Германа, а ее обворожительное тело, под воздействием горячей воды, – медленно начинало изменяться. По всему телу начали проявляться следы ожогов от раскаленного металла и страшные шрамы от бичевания плеткой, палками, цепями и остальными предметами пыток. Казалось, что на этом, только что идеальном теле, теперь нет ни одного живого места от истязаний, подверженное во времена службы темным силам ада, если она не справлялась со своими обязанностями.

Ее мучения на службе у дьявола продолжались до тех пор, пока не встретила прокуратора Марка, представителя самой мощной силы во Вселенной, присматривающий в этом мире за соблюдением правил, – законов мироздания. Она сразу присягнула ему на верность, как только выпал случай перейти на его сторону. За последующее время службе, обычно ошибочно называющих «Тьмой», существующая задолго до сотворения мира, она ни разу не ощутила унижения или пренебрежительного отношения, а лишь чувство значимости. Никто, в здравом уме и в трезвом рассудке не стал бы угрожать слуге прокуратора Марка. С другой стороны, Тьма всегда беспощадна ко всем, кто намеренно решался нарушить незыблемые законы мироздания. Одлит ясно понимала это, и с неимоверным трепетом, и при этом с невероятным страхом, выполняла поставленные задачи прокуратором Марком, чтобы не спровоцировать гнев в отношении себя.

Рычаг на смесителе в раковине самостоятельно сдвинулся, выпуская кипяток, быстро заполняя паром ванную комнату, из-за чего зеркало на стене запотело. Одлит, выключив воду в душевой кабинке, вышла из нее накинув полотенце на голову. Обтирая другим полотенцем свое тело, то, по мере высыхания кожи, шрамы стали исчезать, а тело превращаться в то идеальное состояние, которым все восхищались.

Демоница, обратив внимание на включенную горячую воду, вспомнила, что не оставляла кран открытым. Сняв с крючка белый халат и заворачивая в него свое тело, она внимательно осмотрелась, пытаясь ощутить нечисть в помещении, искренне сожалея своему решению подурачится над священником, ведь, проявив при этой шалости свои демонические силы, она невольно могла привлечь к себе внимание дьявола. Переведя взгляд на запотевшее зеркало, увидела, как невидимый палец стал выводить текст: «Te video. Non potes me celare».

– Эй, как там тебя, пес Господний! – громко позвала Одлит. – Иди сюда!

Ответа не могло последовать.

– Чтоб тебя! – выругалась демоница, переводя вслух надпись на зеркале. – «Я тебя вижу и приду за тобой».

Зеркало вновь запотело, после чего появился круг, а в ней перевернутая звезда острием вниз. Одлит, понимая от кого послание, усмехнувшись на эту дурацкую выходку нечисти, подняла руку вверх, демонстрируя на мизинце черный перстень слуги Высших Сил с белым черепом.

– А, это видел, урод с рогами! Жаль, что его нельзя одеть на средний палец, а то увидел мое истинное отношение к тебе, адский придурок!