Пазл Пабло

Две властные женщины, две противоположности, две силы, обречённые на противостояние. И никто не знал, кто выйдет победителем из этой игры.

Улики

Вероника, словно танцуя в темноте, погружалась в глубины своего личного расследования. Каждая фотография, каждый клочок бумаги на стенах были наполнены скрытым смыслом, а красные нити улик сплетались в зловещий готический узор. Карта города, словно древняя карта сокровищ, хранила тайны, отмеченные кровью жертв.

Ее пальцы замерли над пожелтевшим листком, когда взгляд упал на загадочные слова: «Цветы, что я дарил твоей матери». Аккуратный, но чужой почерк казался почти незнакомым, словно был написан кем-то другим.

– Никогда. Он никогда не дарил цветов. Особенно ей. Как дилеру редких растений, ему было чуждо убивать красоту, – шептала она, пристально всматриваясь в ржавые бочки на фотографии, словно пытаясь прочесть в их коррозии правду.

На столе, словно на алтаре, покоились артефакты: кинжал с орхидеей-рукоятью, чья красота контрастировала со смертоносным предназначением, и рамка с надписью «Мы удобряем мир пеплом врагов» – манифест безумия, написанный кровью жертв.

Комната дышала тайной, каждый предмет рассказывал свою историю. Карта на стене, увешанная уликами, напоминала нервную систему монстра, а красные нити, переплетаясь, создавали образ хищной паутины, готовой поглотить любого, кто попадёт в ее ловушку.

«Цветы, что я дарил твоей матери», – повторяла она, словно заклинание, и каждая буква на листке начинала оживать, рисуя перед ее глазами картины прошлого, которые она никогда не знала.

Ее взгляд упал на фотографию с ржавыми бочками, а затем переместился на старинный кинжал с рукоятью в виде бутона орхидеи, лежащий на столе. Рядом стояла рамка с табличкой, на которой было выгравировано: «ОХ – Серая орхидея. Мы удобряем мир пеплом врагов».

«Что за странная организация?» – подумала Вероника, беря в руки фотографию с бочками. «И при чем тут орхидея? Да еще серая?» В интернете не было ни слова ни об ОХ, ни о Серой орхидее. «Что это? Пародия на Черную орхидею? Или ее последователи, и как всё это вообще связано с отцом?»

Она начала соединять фотографии нитками: кинжал – табличка – фотография с бочками. Нити образовали треугольник, в центре которого она прикрепила листок с надписью: «Ищи ответы в цветах, что я дарил твоей матери».

«Цветы, что я дарил твоей матери. Дарил матери цветы, что же за цветы…», – повторяла она, разглядывая карту города. «Чёрт! Нужно съездить в особняк отца, проверить комнату мамы, поспрашивать Елену, может, она что-то помнит».

Мысли кружились в голове Вероники подобно растревоженному улью, создавая оглушительный гул. Резким движением она ударила кулаком по столу, и канцелярские принадлежности взлетели в воздух, словно испуганные птицы. Тупик, зияющий черной бездной в конце всех рассуждений, выводил её из себя, превращая спокойствие в бурю. Загадка, которую она не могла разгадать, разжигала в её сознании пожар, превращая упорядоченные мысли в хаотичный вихрь. Она схватилась за красную нить и замерла, снова и снова прогоняя все в голове. Вероника потеряла счет времени, сколько так простояла пытаясь найти ответы.

В дверь постучали, прервав ее размышления. Вероника вздрогнула и обернулась, всё ещё держа в руке конец красной нити.

«Кто бы это мог быть?» – подумала она, направляясь к двери, глядя на часы, на которых уже была полночь.

Вероника замерла у дверного глазка, ее сердце пропустило удар. Ратмир стоял на пороге, его фигура в полумраке коридора казалась почти угрожающей.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Вероника, открывая дверь, но ее голос слегка дрогнул.

– У тебя сработала кнопка вызова, – ответил Ратмир, демонстрируя устройство. В его глазах читалось что-то похожее на беспокойство.

За его спиной маячили силуэты людей в форме службы безопасности орхидеи. Вероника отступила, но дверь не открыла полностью.

– Я не вызывала помощь, – прошептала она, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

– Мы получили сигнал тревоги, – настаивал Ратмир, шагнув вперед. Его прикосновение к ее плечу было почти нежным, когда он прошел в квартиру. Доберманы тут же вскочили на ноги, но Вероника дала команду сидеть, псы синхронно прижались к полу, наблюдая за вошедшими.

Служба безопасности рассыпалась по комнатам, их взгляды сразу зацепились за стену с уликами. Но только Ратмир задержался перед ней, его брови сошлись на переносице.

– Где ты все это взяла? – спросил он, проводя пальцем по красным нитям на карте города. Его взгляд зацепился за фотографию корабля, недавно захваченного ОМОНом.

– Твоих рук дело, значит, – пробормотал он, не отрывая глаз от карты.

– Все чисто, видимо, система неисправна, – доложила одна из безопасников, молодая девушка.

Ратмир кивнул, и команда быстро удалилась. Он остался наедине с Вероникой, его взгляд бурил ее насквозь, словно пытаясь прочесть все тайны, скрытые в ее глазах.

– Ты что-то скрываешь, – прошептал он, делая шаг ближе. – И я намерен это выяснить.

– Если ты еще не понял, я не отступлюсь, – произнесла Вероника, и ее синие глаза вспыхнули холодным пламенем. В голосе звучала сталь, а в позе – непреклонность.

Ратмир отвернулся к стене, и его взгляд потускнел, словно затуманенный воспоминаниями.

– Месть, Вероника, – прошептал он едва слышно, – это яд, который мы пьем, надеясь отравить других, а отравляемся сами.

– О, так ты говоришь по собственному опыту? – ее голос дрожал от сдерживаемого гнева, руки скрестились на груди защитным жестом.

Ратмир окинул ее взглядом. Домашняя клетчатая пижама из шёлка и небрежный пучок на голове делали ее почти беззащитной. Где была та хищница, которую он привык видеть? Где острые когти и оскал? Перед ним стояла женщина, излучающая тепло и уязвимость, и это сбивало его с толку.

Желание обнять ее, прижать к себе, спрятать от всего мира нахлынуло внезапно и остро. Но он отвёл глаза, уставившись на дверь. «Уходи», – мысленно повторял он, как мантру. «Уходи, пока не поздно».

– Доброй ночи, – бросил он через плечо, спеша покинуть квартиру, пока не совершил то, о чем мог пожалеть.

Вероника застыла у двери, вглядываясь в темноту коридора. «Неужели он просто так ушел? Где его привычная язвительность? Или он действительно сдался?» – мысли кружились в голове, словно осенние листья на ветру.

В это время Ратмир метался по улице, как загнанный зверь. Чувства, которые он так долго подавлял, рвались наружу, разрывая его на части. Обещание Павлу, долг, честь – всё смешалось в безумный калейдоскоп. При одном взгляде на нее кровь закипала, а руки сами собой сжимались в кулаки от желания притянуть ее ближе. Но нельзя, правила группировки запрещали ему даже думать о Веронике, как о женщине. Он Монарх, а она Верховная, их отношения могут быть только рабочими.

Эта одержимость началась задолго до того, как Павел покинул этот мир. Втайне от всех, в своих мечтах, он касался ее губ, чувствовал ее дыхание. А после смерти друга, когда судьба свела их вместе в работе, каждый день превратился в пытку. Грубость стала его щитом, отстраненность – броней, но чем сильнее он пытался оттолкнуть ее, тем острее чувствовал, как сгорает изнутри.

Его разрывало между долгом и желанием, между обещанием другу и зовом сердца. И с каждым днем эта борьба становилась все мучительнее, превращаясь в личную войну, где не было места победителю.

На следующий день

В зеркальном лифте Вероника с удивлением наблюдала, как блики хрустальной люстры танцуют на стенах, создавая причудливые узоры, похожие на призрачные орхидеи. Её пальцы машинально теребили золотой коин – холодный металлический диск с рельефным цветком, который оставлял на коже следы, словно укусы древнего змея.

Лифт открылся с тихим шипением, словно недовольный её присутствием. На панели вместо кнопок – лишь гладкая чёрная панель с биометрическим сканером, похожим на глаз хищной птицы. Она приложила коин, и поверхность ожила, показывая нумерацию этажей, словно раскрывая карты судьбы. Нажав кнопку «двадцать пять», она направилась к кабинету Ратмира.

В кабинете на столе стояли чёрные коробочки, которые привлекли её внимание, словно загадочные саркофаги, хранящие древние тайны.

– Что в этих коробках? – спросила она, кивком указывая на них. Она часто видела, как Ратмир передавал эти коробочки на встречах.

Ратмир поднял глаза, и его взгляд пронзил её, словно ледяной клинок. Жестом он пригласил её сесть, но его движение было похоже на приглашение в ловушку.

– Коины, – ответил он, закрывая крышку одной из коробок с тихим щелчком, напоминающим звук захлопывающейся пасти. – Особая валюта, используемая не только в нашем здании, но и в определённых закрытых местах. Возможно, когда-нибудь и ты там побываешь.

Вероника кивнула, держа в ладони такой же коин, который пульсировал в её ладони, словно живой. Она пришла сюда не просто так – Ратмир показал ей двадцать шестой этаж, но что находится на этажах с двадцать шестого по тридцатый? Каждый раз, когда она спрашивала об этом, он впадал в бешенство, словно дикий зверь, охраняющий свою территорию. Она решила испытать удачу в последний раз.

– Что происходит на закрытых этажах здания? – спросила она, пытаясь сохранить спокойствие в голосе, но её слова дрожали, как листья на ветру.

Мужчина поднял глаза, и его лицо мгновенно изменилось, превращаясь из мраморной статуи в извергающийся вулкан. Вся его предыдущая сдержанность исчезла, уступив место холодной ярости, подобной арктическому ветру.

– Похоже, ты решила проверить моё терпение, – его голос звучал как скрежет металла по стеклу.

– Это важно для расследования, – попыталась объяснить Вероника, но он перебил её с яростью, от которой воздух в комнате заискрился:

– Ты лезешь туда, куда не следует, Вероника.

Ратмир встал и подошёл ближе, его голос понизился до угрожающего шёпота, похожего на змеиное шипение:

– Закрытые этажи – это не то место, куда стоит совать свой маленький носик, я уже тебе об этом говорил.

Ратмир зашёл за её спину, и Вероника вся напряглась, словно натянутая тетива лука. Она совсем забыла, кто перед ней, и почему-то вспомнила об этом именно тогда, когда потеряла его из виду. Он наклонился и прошептал ей прямо в ухо, его дыхание было подобно ледяному ветру:

– Чтобы больше я не слышал этих разговоров, мы договорились?

Вероника молчала, она не могла дать ему такое обещание, её сердце билось как пойманная птица в клетке. Тогда Ратмир резко повернул её к себе вместе со стулом, и она оказалась прямо напротив его лица, их разделял лишь волос ширины. Они были так близко, что она почувствовала его запах – мягкий, даже пленительный, словно аромат редких специй, захотелось вдохнуть ещё раз, чтобы уловить его снова.

– Я не слышал ответа, – теперь она почувствовала запах его мятного дыхания вперемешку с сигаретами, словно дым от далёкого костра. – Вероника, прошу, не испытывай моё терпение.

Продолжал он, и под натиском его силы она еле прошептала, сама не ожидая от себя, её голос дрожал как пламя свечи на ветру:

– Хорошо.

– Отлично, можешь идти.

Вероника покинула кабинет, её шаги эхом отдавались в пустых коридорах, словно капли дождя по металлической крыше. А Ратмир стоял и смотрел на свой стул, вцепившись руками за кресло, в котором она сидела, его пальцы впивались в подлокотники как когти хищника. Вероника оставила шлейф своего вишнёвого аромата с примесью горького шоколада, который висел в воздухе подобно туману над болотом. Он корил себя за свою несдержанность – ещё мгновение, и он поцеловал бы её шею, его мысли метались как пойманные птицы в клетке. Как она отреагировала бы? Ударила бы его? Ответила бы на поцелуй? Наверняка в глубине души она ненавидит его. «Это и к лучшему, – подумал Ратмир, его мысли были как осколки льда, – надо напоминать себе об этом почаще, чтоб не было соблазна».

Тем временем Вероника, словно призрак, скользила по коридорам, чувствуя, как внутри неё бушует ураган. Если Ратмир так бурно отреагировал на простой вопрос о закрытых этажах, значит, там действительно происходит что-то важное – тайна, которая пульсировала в воздухе, как невидимое магнитное поле. А вдруг это что-то, что может быть связано с убийством её отца? Ратмир может наоборот препятствовать её расследованию, чтобы защитить свою империю, свои тёмные секреты, спрятанные за семью печатями.

«Ладно, – подумала Вероника, следуя в свой кабинет, её мысли были острыми, как осколки льда. – Если ты не хочешь мне помогать – я справлюсь сама. Но на этот раз ты меня не остановишь», – её решимость крепла с каждым ударом сердца, словно закалённая в пламени сталь.

Она решительно направилась прочь от кабинета, понимая, что теперь ей придётся действовать осторожнее, но не сдаваться. Закрытые этажи стали для неё новой целью, словно маяк в тумане, даже если Ратмир решил сделать из них свою личную территорию, окружённую невидимыми стенами.

Вероника шла по коридору, и каждый шаг эхом отдавался в её голове, словно вторя её раздражённым мыслям. «Какого чёрта я сказала „хорошо“? – думала она, сжимая кулаки так крепко, что ногти впивались в кожу, как когти. – Он просто отчитал меня, как какую-то провинившуюся школьницу!»

В её кабинете она остановилась перед окном, глядя на город внизу, словно на карту сокровищ, где каждый небоскрёб мог хранить свою тайну. Её взгляд был острым, как лезвие бритвы, а мысли – холодными, как лёд. Ратмир может думать, что она отступит, но он ошибается. Она узнает правду, даже если придётся пройти через ад и обратно.

«Закрытые этажи, – думала она, её голос в голове звучал как звон мечей. – Я доберусь до вас. И тогда мы увидим, кто на самом деле здесь главный».

Её решимость была непоколебима, как скала, а жажда правды – обжигающей, как пламя. Ратмир может думать, что победил, но он не знает Веронику так хорошо, как ему кажется. Она не просто так носит этот коин в своём кармане – он не только ключ к зданию, но и символ её власти над собственной судьбой.

В её голове крутились обрывки разговора с Ратмиром, словно осколки разбитого зеркала. Его холодный взгляд, властный тон – всё это должно было разозлить её ещё больше, но вместо этого… что-то другое. Что-то, что она не могла объяснить даже самой себе, словно невидимая нить, связывающая их души.

«Почему я так реагирую на него?» – спрашивала она себя, входя в свой кабинет и падая в кресло, её мысли метались как пойманные птицы в клетке. Он же просто… просто… Всё усилилось, когда они провели тот вечер вместе на светском приёме. Она увидела его с другой стороны, поняла, какой Ратмир на самом деле, и ей на мгновение показалось, что он тоже что-то почувствовал.

Вероника не могла найти подходящее слово, какой этот мужчина на самом деле. Жестокий? Властный? Опасный? Всё это было правдой, но не объясняло того странного чувства, которое появлялось, когда Ратмир был рядом – словно электрический разряд пробегал между ними.

«Может, это из-за отца? – размышляла она, её голос в голове звучал как звон мечей. – Ратмир был его лучшим другом, почти братом. Может, я просто… пытаюсь понять его через него?»

Но даже сама себе она не могла признаться, что дело не только в этом. Что-то в Ратмире притягивало её, несмотря на его грубость и властность. Может быть, это была его загадочность, окутывающая его как туман? Или то, как он менялся, когда говорил об отце, словно солнце пробивалось сквозь тучи?