Пазл Пабло

Пазл Пабло

Александра Владимировна Поповских

© Александра Владимировна Поповских, 2025

ISBN 978-5-0067-9486-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пазл Пабло

Автор: Александра Поповских

Глава 1 Потеря

Похороны

Кладбище застыло в безмолвии, словно само время остановилось, затаив дыхание в ожидании чего-то неизбежного. Могильные плиты, выстроившиеся в скорбный хоровод, хранили не только останки ушедших – они словно оберегали осколки прошлого, сплетённые из смеха, слёз и полузабытых клятв, которые теперь эхом отзывались в вечности.

Чёрные силуэты скорбящих медленно растворялись в воздухе, подобно чернильным кляксам на сером листе дождя. Лишь ветер, старый сплетник, продолжал свой бесконечный рассказ, перешёптываясь с берёзами, чьи ветви печально склонялись под тяжестью утраты. Редкие капли дождя, падая на камни, издавали почти неслышный звон, словно бросая монеты в копилку вечности.

В этой звенящей тишине каждый шорох казался ударом колокола, каждое движение – предательским звуком в царстве безмолвия. Природа сама словно погрузилась в траур, создавая саван из дождя и ветра для тех, кто нашёл здесь свой последний приют.

Но одна фигура стояла неподвижно – Веро́ника. Девушка, осиротевшая в двадцать с небольшим лет, стройная, как кипарис, в чёрном кожаном плаще, застыла у свежей могилы. Она держала губами сигарету, которую так и не смогла прикурить. В её побелевших от напряжения ладонях была зажата фотография: отец улыбался той самой улыбкой – с хитринкой в уголках губ, словно хранил секрет, унесённый с собой в вечность.

Ему было сорок пять лет… Возраст, когда жизнь должна была пахнуть сиренью и свободой, а не землёй, холодной и сырой, как тот нож в сердце, который остановил его жизнь. Её губы дрожали, удерживая сигарету, которая казалась символом незавершённости, как и вся её жизнь с этого момента. Фотография в её руках словно оживала – отцовская улыбка, полная тепла и какой-то тайной мудрости, смотрела на неё с укоризной, будто предупреждая о чём-то важном.

Ветер играл с полами её плаща, но она не замечала холода – внутри неё бушевала буря чувств, которую не мог унять даже могильный холод. В этот момент казалось, что время остановилось, превратив её в памятник собственной утрате, в символ непоколебимости перед лицом неизбежного.

Резким движением она выдернула сигарету из губ и отбросила её в сторону.

– Пап… – её голос рассыпался о кладбищенскую тишину, как хрустальный бокал, упавший с высоты. – Ты говорил, сила – это когда ты стоишь, даже если земля уходит из-под ног.

Её взгляд устремился к надгробию, где чёрно-белый портрет отца казался окном в безвозвратно ушедшее прошлое. На снимке он был живым: морщинки у глаз, расходящиеся лучиками от добродушной улыбки, тень недокуренной сигары в привычной руке. Сейчас камень хранил безмолвие, а дождевые капли струились по буквам имени, словно небо проливало свинцовые слёзы вместо обычной влаги.

Каждое слово, произнесённое ею, казалось ударом молота по сердцу. Сила, о которой говорил отец – та самая, что должна была помочь ей выстоять. Но как стоять, когда земля не просто уходит из-под ног – она разверзается бездной, готовой поглотить целиком?

– Значит, во мне есть эта сила, – прошептала она, и её голос утонул в шуме дождя.

Внезапно порыв ветра яростно сорвал с берёз листву – зелёные листья закружились вокруг Веро́ники, создавая вихрь из прошлого и настоящего. Где-то вдалеке гулко прокатился гром, словно небесный колокол, и девушка сжала фотографию так сильно, что костяшки побелели – будто пыталась удержать последний лучик того мира, где отец ещё смеялся, где слово «навсегда» не превратилось в пустой звук.

– И я буду сильной, – выдохнула Веро́ника, машинально поправляя воротник плаща, пропитанного запахом дождя и ладана. – Даже если за твоей смертью кроется… что-то ещё.

В этот миг ей почудилось, что тень от берёз скользнула по могиле слишком резко, будто её гнал не ветер, а что-то иное, невидимое.

Её пальцы дрогнули, касаясь гранитных букв: «Верный слову. Справедливый. Отец, брат». Морозный гранит надписи обжигал кожу, словно слова были выжжены не резцом мастера, а самой судьбой, оставив на камне неизгладимый след правды и боли.

– Справедливый… – голос сорвался в хриплый шёпот. – Ты клялся, что в нашем мире грязи есть кодекс чести. Но кто-то разорвал даже его! – ногти впились в ладони, оставляя полумесяцы на коже.

Из кармана плаща Веро́ника вытащила смятый лист. Бумага, пожелтевшая за неделю, будто век пролежала в гробу. Его почерк – угловатый, торопливый, последние буквы расплылись в кляксу, словно ручка выпала из мертвеющей руки. Адрес… Всего семь слов, но, возможно, там она найдёт ответ.

– Я узнаю кто, – прошипела она, и ветер подхватил слова, закрутив их в воронке из листьев. – Даже если придётся стать тенью в твоём проклятом бизнесе. Даже если… – взгляд метнулся к аллее, где чёрные лимузины уплывали в туман дождя, – придётся вскрыть гнойник, что ты называл дружбой.

Молния брызнула фиолетовым светом, осветив её профиль – острый, как клинок. Кожаный плащ обвился вокруг тела, словно второе нутро; распахнутый зонт-трость в виде ворона, словно чёрными крыльями, укрывал хозяйку.

– Ты говорил, что я – твоё отражение? – она прижала фотографию к губам, где застыла капля дождя. – Тогда смотри, как твоя кровь превратится в яд для них.

Внезапный град ударил по камням, заставив вздрогнуть. Но Веро́ника уже не чувствовала холода – в груди пылала лава, где смешались боль, ярость и… восторг? Словно отец шептал из глубин сознания: «Доведи игру до эндшпиля. Даже если придётся пожертвовать королевой».

– Ради тебя. Ради нашей правды, – бросила она в лицо ветру, поворачиваясь спиной к могиле. Зонт захлопнулся с хрустальным звоном – теперь дождь с градом хлестал по щекам, смешиваясь со вкусом железа на губах.

Гром прогремел в такт шагам, отбивающим: месть-месть-месть. Голубые глаза, вспыхнувшие в вспышке молнии, отразили две Веро́ники: одна – девушка с разбитым сердцем, другая – хищница, выслеживающая добычу, готовая разорвать любого, кто встанет у неё на пути.

– Не подведу, – прошептала она, исчезая в завесе ливня. Над могилой же, в луче внезапно пробившегося сквозь тучи света, закружилась одинокая ворона – будто сам прах отца обрёл крылья, чтобы лететь за ней следом.

Новый знакомый

Веро́ника направилась к лимузину, где её телохранитель, словно изваяние из базальта, уже открывал дверь. Однако внезапный стук каблуков по мокрому асфальту заставил её остановиться.

– Веро́ника Церцер, могу я поговорить с вами? – раздался за спиной решительный и уверенный голос.

Перед ней возник молодой человек в кожаной куртке, от которой исходил запах дыма и мятных леденцов. Дождь стекал по его куртке, оставляя на коже серебряные ручейки. Его голубые глаза горели холодным пламенем, слишком ярким для живого человека.

– Старший следователь Иван Курский, – он быстро достал удостоверение из нагрудного кармана и показал его Веро́нике. Бумага была испещрена печатями, словно шрамами.

– Поговорим? – спросил он.

Телохранитель сделал движение вперёд, но Веро́ника взмахнула рукой – жест, от которого даже вороны замолкали в её присутствии.

– О чём? – она скользнула взглядом по документу, будто это было меню в дешёвой забегаловке, после посещения которой можно подхватить брюшной тиф.

– О том, как ваш отец превратился в решето, – он намеренно растягивал слова, наблюдая, как её зрачки сужаются в игольные уколы. – Удары ножа были нанесены с предельной точностью, это не уровень обычной уличной шпаны.

Веро́ника усмехнулась, но это больше походило на рычание.

– О боже, вы открыли, что убийство не случайность? – она сделала шаг вперёд, и зонт-трость с вороньим набалдашником упёрся ему в грудь. – Может, ещё расскажете, что земля круглая?

Курский не отступил. Его дыхание пахло кофе и горечью риска. Иван был не из тех людей, которых можно было напугать. Он поднял решительно бровь и сказал:

– Я знаю, кто, возможно, заказал вашего отца. И знаю, что вы уже три дня ищете по притонам того, кто написал ваше имя на обоях в морге. – Он достал из кармана фотографию, где красовалась надпись: «В. Церцер». Кто это сделал и зачем, было загадкой, но одно было ясно: скорее всего, это была угроза.

Веро́ника ощутила, как под перчаткой холодеет рукоять ножа в рукаве. Этот нож всегда был с ней, куда бы она ни шла. Ей не нравился этот самоуверенный тип, но что-то было в нём, что её заинтересовало.

– Предлагаю сделку, – снова начал следователь, наклоняясь так близко, что Веро́ника услышала его дыхание. – Я – ваши глаза в полицейской базе. Вы – мои уши в вашей империи. Вместе мы вытащим тухлую селёдку, что воняет в этом деле и у вас, и у нас.

– Значит так, слово «возможно» меня не интересует, это первое, и второе: сотрудничество? – Веро́ника рассмеялась, и в смехе зазвенели лезвия. – Вы либо самоубийца, либо гений. А гениев, – она аккуратно взяла руками его белый воротник и, немного приподняв, притянула мужчину к себе, шепча на ухо, – я ломаю ещё в зародыше.

Она хотела его напугать или проверить. Этот следователь был скорее глупцом, раз решил лезть туда, куда не следует. Как только в «Чёрной орхидее» узнают, что он рыщет, его прихлопнут, как таракана.

Телохранитель хрипло задышал, сжимая рукоять пистолета. Курский ухмыльнулся, доставая из кармана конверт.

– Взгляните вначале на это, а потом решите, будете ли вы ломать меня в зародыше или нет.

Его голос звучал сухо, но уверенно. Веро́ника раздражённо схватила папку и открыла. Капли дождя тут же забарабанили по файлам.

Внутри, сразу на первой странице, было фото с камер видеонаблюдения, где её отец был запечатлён за день до смерти: он стоял у витрины ювелирного, а в отражении стекла виднелся силуэт со знаком «Чёрной орхидеи» на тыльной стороне руки.

– Завтра в десять я угощу вас кофе, – он сунул конверт ей в пояс. – Придёте – узнаете, кто замешан в убийстве. Нет – будете гадать, чья следующая очередь в крематорий.

Лимузин рванул с места, брызги из-под колёс окатили следователя. Но Веро́ника, глядя в зеркало заднего вида, видела, как он стоит под ливнем, сливаясь с тенями, будто он сам был частью тьмы.

– Что за напыщенный кретин? – возмутилась Веро́ника.

Телохранитель по имени Вениамин лишь покачал головой и седина в его висках блеснула серебром.

– Опомниться не успеете, его грохнут в его же кабинете.

Но Веро́ника не хотела его смерти, ей нужен был собственный человек, который будет информировать её из полиции. Но будет ли это именно этот напыщенный кретин, она не знала, но должна была проверить его на прочность.

Встреча в десять

Утренний свет, с трудом проникая сквозь пыльные окна полицейского участка, падал на лицо Веро'ники, превращая её чёрные волосы в воронье крыло. Следователь Курский, её недавний знакомый, встретил её у дверей, его взгляд был острым, казалось даже немного скучным.

– Доброе утро, Веро́ника, – произнёс он, и в его голосе послышались нотки азарта. Его кожаная куртка все также пахла сигаретным дымом и мятными леденцами. Он открыл перед ней дверь кабинета, приглашая войти.

Она вошла в кабинет, где хаос на столе следователя казался насмешкой над её безупречным порядком. Папки громоздились, как карточные домики, готовые рухнуть от малейшего дуновения. Вероника терпеть не могла беспорядок и, видя его у других, сильно раздражалась.

Михаил хотел сесть в кресло напротив и уже было открыл рот, чтобы что-то сказать.

– Без предисловий, – отрезала она, усаживаясь в кресло с грацией пантеры. Кофе, который протянул ей Курский, остался нетронутым – ведь в её венах текла не кофеиновая жижа, а чистейший адреналин. Она поставила свой зонт-трость и скрестила руки на груди, глядя на дерзкого следователя.

Иван раскрыл папку с фотографиями, и каждое движение его рук было точным, как у хирурга. Его пальцы, покрытые едва заметными шрамами от старых ранений, бережно касались каждой фотографии. Пока он возился с файлами, Веро'ника разглядела его лицо и только сейчас заметила, что левая часть щеки была покрыта шрамом от огня. Курский был вполне приятной наружности, его белесые волосы хорошо гармонировали с темной аккуратно подстриженной бородой и светлыми глазами. Но его излишняя уверенность в себе и дерзость раздражали Веронику.

– Смотрите, – он указал на снимки с места преступления. – Здесь нашли тело вашего отца.

– Знаю, – её голос был холоднее утреннего тумана. – Что дальше?

Он достал другую пачку фотографий, и его пальцы дрогнули, будто касались не бумаги, а живых улик.

– Обратите внимание на пол. Где следы крови? – его голос понизился до шёпота, и в этот момент за дверью офиса кто-то громко пробежал мимо, будто указывая на важность улики.

Веро́ника впилась взглядом в снимки. Крови не было. Совсем. Но на одном из кадров она заметила странное пятно, похожее на отпечаток ладони, выцветший добела.

– Хотите сказать, тело перенесли? – спросила она, чувствуя, как внутри всё сжимается в ледяной комок. Её перчатки похолодели, будто прикоснулись к смерти.

– Именно, – кивнул Курский. – Кто-то щедро заплатил за молчание. Настолько щедро, что даже прокуратура закрыла глаза. И знаете, что самое интересное? Деньги были переведены через офшорную компанию, зарегистрированную на Британских Виргинских островах.

– Неужели? – она наклонилась вперёд, её глаза горели ледяным пламенем. В этот момент её зрачки сузились в игольные уколы.

– Кто-то очень хочет, чтоб правда не вышла наружу, – ответил следователь, доставая из ящика стола обгоревший блокнот, в котором был записан адрес, обведённый в кровавое кольцо. – И я знаю, кто может помочь раскрыть эту тайну.

– И кто же?

– Есть один человек, завтра я навещу его, полученную информацию передам вам.

Веро́ника кивнула, а потом долго рассматривала фотографии, складывая в голове новую мозаику. На одной из них она заметила отражение витрины, где виднелся силуэт с знаком Чёрной Орхидеи на тыльной стороне руки. Она стала прикидывать в уме, кто мог носить такую тату? Члены группировки никогда так открыто не указывают о своём предназначении. Да и она никогда не видела никого с такой тату. А это была уже вторая фотография с этим человеком.

– Хорошо, – произнесла она наконец, откидываясь назад в кресле. – Что ещё у вас есть?

– Много чего, – улыбнулся Курский, доставая из кармана конверт с фото её отца за день до смерти. – Но это только начало. До меня дело вёл другой следователь, но он внезапно уволился. Знаете, почему? Потому что нашёл ту самую фотографию, где в отражении виднеется силуэт возможного убийцы, с чёрной орхидеей на руке.

Веро'ника сверлила его взглядом, следователь понял, что она ждёт ответа на свой немой вопрос.

– Все знают, что ваш отец был главой Чёрной орхидеи. Никто не хочет лезть в заварушку, в которой участвуют самые опасные люди группировки. Никому не хочется оказаться между двух огней.

– А вам хочется? – Отрезала Веро́ника, сверкнув своими ярко-синими глазами, прожигая следователя насквозь.

– У меня свои личные счёты с Орхидеей.

– Хорошо, предположим, мы с вами будем сотрудничать, что вы хотите от меня?

Молодой следователь присел на краешек стола и скрестил руки на груди, он взглянул на Веронику как-то иначе и сказал:

– Я всего лишь хочу получить информацию, которая поможет мне раскрыть это дело, – сказал следователь, пристально глядя на Веро́нику. Они были почти одного роста, и она с нескрываемым интересом изучала его лицо.

– Вы осознаете, во что вмешиваетесь? Вы знаете, кто я и какие люди входят в нашу группировку? – спросила она, не скрывая своего положения.

Следователь оставался невозмутимым. «Не боится, – подумала Веро́ника, – даже мускул не дрогнул. Глупец или храбрец?»

– Я знаю, кто вы и что можете со мной сделать, не понаслышке, – произнёс он, поворачивая голову и показывая ей свой шрам, который, казалось, навсегда запечатлелся в его душе.

– Месть, значит, – догадалась девушка и, подойдя к своему зонту, взялась за рукоятку. – Если вы хотите играть в игры с Чёрной орхидеей, то вам нужен человек, который будет вас защищать, а взамен вы будете делиться с ним информацией, не так ли?

– Именно поэтому я выбрал вас, Вероо́ника, вы очень проницательны.

– Я не состою в этой группировке, я лишь дочь того, кто её возглавил, у меня мало возможностей.

Ответила девушка и сделала шаг назад.

– Пока этого вполне достаточно, – тут же отозвался Курский и снова улыбнулся.

– Ладно, – согласилась Веро́ника, она в этом союзе пока ничего не теряет. – Что с человеком, который написал моё имя в морге? Вы его поймали, я надеюсь? Или все так же будете лишь трепать языком? – спросила она с легким раздражением.

– Я хотел оставить это на десерт, но да, я его поймал, – Иван с довольной улыбкой взглянул на Веронику, которая лишь приподняла бровь, пытаясь скрыть свои чувства. – Хотите его допросить?

Допрос

Спустя час Вероника стояла перед мужчиной, который сидел на стуле в небольшом заброшенном складе в центре города. Все вокруг было застелено полиэтиленом, а руки и ноги мужчины были связаны, глаза завязаны. Вероника с удивлением взглянула на следователя Ивана.

– А вы, я вижу, не из робких, – она была поражена методами ее нового знакомого, ведь он был прислужником закона, а по закону так не поступают. – Хотите меня впечатлить?

– Нет, я хочу, чтобы вы доверяли мне, а это в качестве подарка, – с улыбкой произнес Иван и добавил: – Я вас оставлю.

Следователь вышел из склада и остался ждать за дверьми. Вероника подошла к мужчине, который сидел сгорбившись и даже не дернулся, услышав голоса. Она сняла с него повязку и внимательно осмотрела: грязная одежда, исколотые руки, небритое и уставшее лицо. Мужчина поднял голову и взглянул на нее.

– А, это ты, – устало произнес он.

– Кто тебе заплатил за надпись в морге?

Мужчина пожал плечами.

– Не знаю, просто подкинули конверт с деньгами и записку. Ну и небольшой презент, – улыбнулся он.

– Какой презент?

Он снова поднял на нее взгляд и нахмурил брови.

– А то ты не знаешь, Орхидея всем дает то, что они хотят. Любит исполнять желания, а потом дергать за ниточки.

Вероника не понаслышке знала, как это происходит, но никогда не участвовала в этом.

– Можешь меня убить, мне все равно недолго осталось. Я ничего не скажу, потому что ничего не знаю.

Вероника терпеть не могла наркоманов и все, что с ними связано. Ее мать умерла именно по этой причине. Сумасшествие довело ее до зависимости, а зависимость отправила на тот свет. Вероника хотела пристрелить этого нарика, но рука дрогнула, когда она потянулась к пистолету.

– Пусть тебя убьет та дрянь, которую ты употребляешь.

С этими словами она вышла из склада и села в машину, где ее ждал Курский. Он посмотрел на нее вскинув брови.

– Я не слышал выстрела, – удивленно произнес следователь, смотря на спокойное лицо девушки. – Орхидея не оставляет свидетелей… – закончил он в ответ на молчание Вероники.

Вероника гневно посмотрела на него, ее глаза, казалось, стали полностью черными.

– Я же уже говорила, что не состою в группировке. У меня свои правила.

Иван улыбнулся ей и отправил кому-то сообщение. Какое именно, Вероника догадывалась, но не стала думать об этом. Они тронулись, не нарушая тишину до самого участка.

Проверка координат

Ночь была словно сотканная из паутины и стали, а ветер завывал, словно раненый зверь, безжалостно обрывая свежие листья с деревьев. Байк Вероники ревел сквозь пелену дождя, и капли, словно острые стальные иглы, впивались в кожу. В кармане её жгло что-то нестерпимо – пожелтевший листок, а точнее, вырванный клочок бумаги с координатами, выведенными словно кровью. Она должна была проверить, что именно оставил её отец перед смертью. Вероника была уверена, что эта записка предназначалась только для неё.

Особняк предстал перед ней чёрным саркофагом, окна которого мерцали фосфоресцирующим светом, словно внутри танцевали призраки прошлого. Плющ на стенах шевелился от ветра, словно щупальца спрута, пытаясь схватить её и утащить в свою бездну.

Вероника шагнула в зев входной арки, и дверь захлопнулась сама собой от дуновения ветра. «Как в детских кошмарах», – подумала она, оборачиваясь на резкий хлопок.

В комнате с облупленными обоями царил запах страха, а не плесени. Она прошлась по безжизненным и холодным комнатам, пока не наткнулась на встроенный в стену шкаф. Дверь слегка скрипнула, когда она её распахнула. Там, из общей картины старья, выбивался новенький сейф в стене. Веронике на миг показалось, что он пульсирует, как живой орган. На сейфе был установлен сканер, она приложила свой палец, и дверца открылась с хриплым стоном. Внутри, на бархатной красной подушке, лежали вещи:

Дневник в кожаном переплёте, пахнущий миндальным ароматом и порохом; фотография отца на фоне каких-то бочек;

кинжал с рукоятью в виде бутона, с огромным чёрным камнем в середине; небольшая табличка с надписью: «ОХ – Серая орхидея. Мы удобряем мир пеплом врагов» – эта фраза в дневнике обожгла её сетчатку.

Страницы дневника зашелестели в руках Вероники, открывая пометку: «12.09 – день, когда дочь узнает правду. Готов ли я?» Она стала листать дневник и поняла, что в нём может найти много интересного.

Вдруг девушка услышала тихие шаги. Затаив дыхание, она замерла: кто-то крался к ней. Вероника прижала к груди кинжал, чья рукоять вдруг стала немного тёплой, словно живая плоть. Она бесшумно спряталась за дверью и, смотря в щель между проемом, пыталась разглядеть силуэт. Шаги раздавались почти беззвучно, словно это был не человек. Вероника, казалось, не боится никого и ничего, но этот дом, темнота и страх перед неизвестным делают своё дело. Лучше не высовываться, если не знаешь, кто перед тобой.

Веронике казалось, что она стояла там целую вечность, прежде чем шаги неизвестного направились к выходу. Её сердце медленно успокоилось, и она уже смело выглянула из комнаты, прислушавшись. Тишина. Выждав момент, она сорвалась с места и побежала к другой двери, выбегая на улицу. Вероника бежала, не оглядываясь, и успокоилась только тогда, когда почувствовала под руками руль от мотоцикла.

Дома, в тишине, нарушаемой лишь треском камина, Вероника развернула пергамент, на котором рукой её отца была написана короткая записка. Чернила вспыхнули ультрамариновым пламенем, и перед её глазами предстали слова:

«Вероника, моя дорогая, мой нежный тайфун…

Если ты читаешь это письмо, значит, я, вероятно, уже покинул этот мир. Прошу тебя, будь осторожна, всё не то, чем кажется. Прости за всё…

P.S. Ищи ответы, скрытые в цветах, которые я дарил твоей матери.»

Глава 2 Наследство

Офис группировки «Чёрная орхидея»

Посреди мегаполиса Кланстауна, вырос самый большой небоскрёб – Чёрная орхидея, словно титан, возвысившийся над другими строениями. Его стеклянные, черные стены отражали утреннее солнце, создавая гигантскую призму, рассыпавшую радужные блики по улицам. На высоте птичьего полёта, где воздух был разреженным и кристально чистым, располагались этажи, принадлежащие могущественной группировке, которая заправляла всем городом.

В тот самый день, когда земля сомкнулась над гробом отца, в почтовом ящике Вероники обнаружилось два конверта с золотым тиснением. Тяжелые, как приговор, они лежали в её дрожащих руках, пока она читала лаконичные приглашения от двух самых влиятельных главарей преступного мира Кланстауна.

Судьба, словно играя с ней злую шутку, толкала её в пасть хищника. Завтра ей предстояло встретиться с теми, кто мог одним словом разрушить её жизнь или… изменить её навсегда. Вероника знала – после этой встречи обратной дороги уже не будет.

Панель лифта была особенно гладкая, чёрная, с биометрическим сканером для тех, кто хочет подняться на определённые этажи. Вероника сначала приложила ладонь, а затем коин – валюту, используемую внутри группировки Чёрной орхидеи. Поверхность ожила, показывая нумерацию этажей, и она нажала кнопку «двадцать пять».

Поднимаясь в лифте, Вероника ощущала, как с каждым новым этажом меняется атмосфера. С двадцатого по двадцать четвертый этаж, где располагалась бухгалтерия группировки, воздух был пропитан запахом свежей краски и дорогих кожаных папок. Сто тридцать кабинетов, за дверями которых кипела работа, на самом деле были лишь фасадом для сотен теневых операций, различных организаций.