Порождённые тьмой: Свет после тьмы

– Слабость – роскошь для тех, кто хочет выжить, – коротко отрезал Росс. – Я – не из них.

– Красиво, – протянул Моретти, хмыкнув. – Но звучит как «я задержался, потому что не могу выкинуть из головы одну женщину».

– Я задержался, потому что так решил, – голос Росса стал ледяным. – В Вегасе ни крошки не упадёт без меня. Проследи.

– Уже. – Маттео на секунду посерьёзнел. – В доках тихо, по столам – тоже. Но слухи о Чикаго продолжают ползти. Варк вылезает из-под камня. И это не те сказки, что рассказывают детям.

– Слухи любят тех, кто слушает, – отрезал Росс. – Убери шум. Факты оставь мне.

Пауза. На другом конце кто-то рассмеялся – глухо, без веселья.

– О’кей, босс. И всё же… – Маттео залип на фразе, как будто выбирал слова. – С Блэками ты играешь не в постель. Ты играешь в войну. Не перепутай удовольствие с фронтом.

– Спасибо за лекцию, священник, – бросил Росс и оборвал звонок.

Телефон упал на стол с глухим стуком. Он провёл костяшками по губам – медленно, как будто проверял, остались ли на них следы её вкуса. Память ответила нужным жаром: её рот, ироничный на словах и честный в поцелуе; её злость, едкая и живая; её смех – короткий, как вспышка, в которую хочется прыгнуть.

Это не влюблённость. Он ненавидел само слово – липкое, мягкое, обнуляющее. Нет. Это хуже. Это одержимость, та, от которой городам меняют названия. Женщина, которую он возьмёт, даже если для этого придётся сломать весь её мир – и свой тоже, если понадобится.

Он выдохнул и пристально посмотрел в своё отражение в стекле. Уголок губ сам собой скривился:

– Завтра выйдешь сама, – сказал он пустому окну. – Потому что хочешь этого больше меня.

И он впервые за долгое время позволил себе закрыть глаза до рассвета.

Утро Мии началось не с города, а с тяжести под рёбрами. Будто кто-то поставил туда ладонь и нажал – не больно, но настойчиво, напоминая о себе. Она открыла глаза и поймала себя на том, что первое, о чём подумала, был не кофе, не машина, не список дел, а его голос.

– Чёрт, – выдохнула она и натянула простыню выше, как будто это могло спрятать от самой себя. – Только его и не хватало в мыслях.

Она поднялась, задержалась у зеркала. Волосы спутались, кожа чуть влажная – пар ещё держался в ванной. Под глазами – едва намеченные тени, но взгляд… взгляд был слишком живым. Не усталым, как после бессонной ночи, а острым, как после слишком честной мысли.

– Я что, правда жду этот ужин? – спросила она отражение, и ответ в глазах оказался слишком прямым.

Отключиться. Нужно отключиться. Переключить мозг на задачи, которые поддаются планированию. На что-то простое: выбрать платье, которое будет говорить за неё то, что нельзя говорить словами.

Город встретил её прохладным ветром у входа в небоскрёб. Внутри – другой климат, другой воздух: глянец, хруст, зеркала. Бутик был из тех, где мало говорят и много видят. Девушка у стойки оценивала Мию за три шага – взглядом, который умеет укладывать ткань на фигуру быстрее, чем портной.