Порождённые тьмой: Свет после тьмы

Слова легли в тишину, тяжёлые и зловещие, как клятва, от которой невозможно уйти.

Глава 6. Выдох

Утро развернулось мягко, как шёлковая лента. Сквозь панорамные окна пентхауса лилось светлое манхэттенское небо; кухня пахла свежесмолотым кофе и миндалём.

Мия босиком прошла по холодному мрамору, нажала кнопку кофемашины и зевнула так, будто ночь вытянула из неё весь кислород. Ариэлла появилась следом – в халате, с пучком на макушке и видом «не подходи до первой чашки».

– Если кто-то сейчас произнесёт слово «алкоголь», я его вышвырну в Гудзон, – мрачно заявила она, принимая кружку из рук Мии. Сделала глоток и мгновенно смягчилась. – Ладно. Жить можно.

– Запомню: кофе – жизнь, – фыркнула Мия. – Ну что, мисс Вега, спасаем экономику Нью-Йорка шопингом?

– Мы её не спасаем, – оживилась Ари, расплываясь в улыбке. – Мы делаем её красивее. Hudson Yards, потом SoHo. А дальше – по наитию. Сегодня я доверяю своим импульсам.

– Как всегда, – хмыкнула Мия. – Тогда доедай круассан и марш в гардероб. Хочу видеть на тебе что-то, из-за чего половина Манхэттена сгорит от зависти.

– Так это снова твой план «поджечь город»?

– Мы уже договорились: ты поджигаешь, я подкидываю дрова, – отрезала Мия.

Обе рассмеялись. Утро текло лениво: разговоры про сериалы, новые помады и про то, как Нью-Йорк умудряется быть одновременно шумным и уютным.

К полудню чёрный внедорожник довёз их до Hudson Yards. Пространство сверкало стеклом, светом и зеленью, вокруг гудели шаги и шелестели пакеты.

– Правило простое, – сняв очки, сказала Мия. – Берём только то, в чём можно свести Нью-Йорк с ума.

– То есть всё, – серьёзно кивнула Ари.

В первом бутике их остановило серебряное платье-комбинация. Через десять минут Мия вышла из примерочной – шёлк струился по телу, мягко отражая свет.

– Берём, – постановила Ари. – И туфли к нему – те, что как грех.

Дальше был четырёхэтажный марафон. Смех в примерочных, быстрые споры, деловые кивки консультантам. Ари выбрала мини с чёрными пайетками.

– Я – чёрная молния, – провозгласила она.

– Ты – авария на шоссе, – парировала Мия. – Взять немедленно.

В магазине белья они хохотали как школьницы. Ари показала кружевной комплект цвета горького шоколада.

– Это для настроения, а не для кого-то, – предупредила она.

– Настроение одобряет, – подтвердила Мия.

В небольшом ателье в SoHo они нашли платье, будто сшитое для Мии: строгий крой, открытая спина, тонкий шов вдоль бедра.

– Это платье умеет говорить «нет», – заметила она.

– Но если захочет – скажет и «да», – добавила Ари.

Они переглянулись и рассмеялись.

Вечером пентхаус превратился в подиум. Музыка, шампанское, смех. Ари вышла первой – в чёрном мини, переливающемся в свете.

– Ты сама как звёздное небо, – вынесла вердикт Мия. – Это точно твоё.

Мия показалась в серебряной комбинации. Ари присвистнула.

– В этом платье ты даже молчишь громко. Без вариантов.

Они примеряли образы один за другим: строгий костюм с открытой спиной, лиловое платье для театра, алый вырез для вечеринок. Смех был лёгким, как шампанское в бокалах.

– Ужин? – предложила Мия, глядя на закат.

– Ужин, – согласилась Ари. – Хочу небо под ногами и Нью-Йорк вокруг.

– Тогда Aurum Sky, – решила Мия.

Aurum Sky на крыше небоскрёба встречал золотым светом и музыкой саксофона. Панорамные окна раскрывали Нью-Йорк, словно горящий ковер.

– Ваш стол у окна, – произнёс метрдотель.

Они сели, переглянулись и выдохнули.

– Красиво до безобразия, – призналась Ари.

– Мы это заслужили, – улыбнулась Мия.

Меню они пролистали бегло, выбрав шампанское и несколько блюд «на настроение». Гораздо важнее были разговоры – лёгкие, живые.

Они придумывали истории о незнакомцах: пара в бежевых костюмах оказалась «шпионами под прикрытием», мужчина с серебряными висками – миллиардером, мечтающим о пекарне, девушка у стойки – будущей легендой джаза.

– Нью-Йорк – это сцена, – сказала Ари, поднимая бокал. – Каждый уверен, что играет главную роль.

– Пока кто-то за кулисами меняет декорации, – добавила Мия.

Обе рассмеялись и чокнулись.

Поздний вечер вернул их домой. Каблуки остались у двери, украшения – на столике. В гостиной они устроились с вином.

– Завтра с утра уеду, – сказала Ари. – Но буду ждать тебя в Филадельфии. Чем скорее – тем лучше.

– Я приеду, – пообещала Мия, улыбнувшись. – Устроим апокалипсис.

– С дресс-кодом?

– Хищный гламур.

Смех звучал тише, паузы становились длиннее. Город за окнами дышал огнями.

– Доброй ночи, королева Нью-Йорка, – первой поднялась Ари.

– Спокойной, буря Филадельфии, – ответила Мия и обняла её.

Когда дверь закрылась, Мия подошла к окну. Город сверкал, как сотни историй. Она выключила свет, оставив лишь мягкую подсветку, и шепнула в темноту:

День без оглядки удался. Завтра – новые сцены. Но этот выдох был нужен – точно.

Ночь накрыла её, но мысли о прошлом вечере ещё долго жгли изнутри.

Глава 7. Визит тьмы

Солнце только начинало пробиваться сквозь стеклянные стены пентхауса, когда чемодан Ари уже стоял у двери. Мия, облокотившись на столешницу с чашкой кофе в руках, наблюдала, как подруга завязывает на сумке шарф – скорее ради красоты, чем ради пользы.

– Ну вот, – протянула Мия. – Даже кофе не успели толком допить, а ты уже сбегаешь.

Ари закатила глаза:

– Это не побег, это семейный приговор. Ужин у родителей – святое. Даже для той дочери, которую они всю жизнь не замечали.

Мия усмехнулась, обняла её крепко:

– Ты справишься. А потом я приеду в Филадельфию. Обещаю.

– Чем быстрее – тем лучше, – подмигнула Ари. – Нам там есть что взорвать.

Обе рассмеялись. Ари махнула рукой, и дверь за ней закрылась. В пентхаусе стало удивительно тихо.

Проводив подругу, Мия решила не оставаться одна. Позвонила Нику и предложила встретиться за обедом. Брат ответил сразу:

– Мы будем с Лив. Подъезжай.

К полудню Мия вошла в маленькое кафе в центре Манхэттена. Воздух был пропитан запахом свежей выпечки и ванили, зал гудел разговорами, звенели чашки.

Ник, как всегда, расположился так, будто заведение принадлежало ему. Откинувшись на спинку кресла, закинув ногу на ногу, он ухмыльнулся:

– Ну что, сестрёнка, Нью-Йорк ещё стоит? Или уже полгорода сгорело от твоих выходок?

– Я берегу силы, – спокойно парировала Мия. – Жду подходящего момента.

– Опасное заявление, – заметила Лив, поправляя салфетку на коленях. – В твоём случае это звучит как стихийное бедствие.

– Не завидуй, – Мия наклонилась вперёд. – Всё равно до меня не дотянешься.

Лив хмыкнула, но глаза блестели весельем. Ник рассмеялся так громко, что несколько гостей обернулись.

– С твоим братом я даже отдохнуть спокойно не могу, – притворно возмутилась Лив.

– Представляю, – усмехнулась Мия. – Он наверняка следит за каждым твоим шагом и никого к тебе не подпускает.

– Я берегу то, что принадлежит мне, – Ник лениво подмигнул.

– Вот это я понимаю, – рассмеялась Мия. – Где мне найти такого мужчину?

– Дорогая, боюсь тебя огорчить, – Ник развёл руками. – Я единственный в своём роде.

– Боже, начинается… – закатила глаза Лив и тут же хихикнула. – Мия, лучше скажи: ты ещё не встретила никого? Кто смог бы утолить твой голод?

Фраза попала в самую точку. Мия замерла. Перед глазами вспыхнуло лицо Росса, его взгляд, его руки. На миг она ушла в себя – и это заметила Лив.

– Так-так, – протянула та с хитрым блеском в глазах. – Значит, кто-то есть.

Ник мгновенно перестал улыбаться. Голос его стал стальным:

– Кто он?

Мия резко моргнула, натянула лёгкую усмешку:

– Успокойтесь. Отношения не для меня.

Лив мягко накрыла её ладонь своей:

– Я тоже так думала когда-то.

Ник нахмурился, но вопросов больше не задавал.

Дальше обед снова наполнился лёгкостью: обсуждали еду, смеялись над новостями, спорили о лучших улицах Нью-Йорка. Мия поймала себя на мысли, что давно не чувствовала такой простоты и тепла.

Обед пролетел незаметно. Когда Ник расплатился, он коротко, но крепко обнял сестру:

– Мия, не вздумай исчезнуть, как обычно.

– Попробуй удержать, – фыркнула она.

Лив прижалась к её щеке и шепнула:

– Мы тебе рады. Ты знаешь.

Они разошлись на углу: Ник с Лив пошли к машине, а Мия направилась пешком. Манхэттен встречал её привычным гулом – уличные музыканты, запах кофе из ближайшей кофейни, витрины, ловящие последние блики солнца.

Пентхаус встретил тишиной. Мия скинула каблуки у двери, бросила сумочку на кресло и прошла на кухню. Пальцы нащупали в холодильнике бутылку воды, но мысли возвращались к обеду и к тому, что она старательно прятала даже от самой себя.

За окнами темнело. Город зажигал огни, открывая новый акт своей бесконечной пьесы.

И вдруг раздался звонок.

Звонкий, резкий, он прорезал тишину. Мия нахмурилась – никого не ждала. Несколько секунд стояла, прислушиваясь. Звонок повторился. Она подошла и распахнула дверь.

На пороге стоял Росс Кинг. Высокий, в тёмном пальто, с тенью усталости на лице, но взгляд его горел – тяжёлый, хищный, неотвратимый. Тёмная рубашка была расстёгнута на верхние пуговицы, обнажая изгиб ключицы; мышцы под тонкой тканью играли с каждым его движением. Он стоял так, будто весь этот город принадлежал ему одному – властелин, пришедший за своей добычей.

– Кинг? – голос Мии прозвучал низко, с вызовом, хотя внутри всё сжалось.

Он чуть склонил голову, губы тронула холодная усмешка:

– А ты ждала кого-то другого?

Она скрестила руки на груди, пытаясь скрыть, что взгляд скользнул по его плечам, шее, глазам, от которых хотелось либо ударить, либо сорваться в поцелуй.

– Ты пришёл сыграть новую партию? – бросила она.

– Может быть, – его голос был низким, хриплым. – Но правила в этой игре ставлю я.

Он вошёл в пентхаус так, словно это его территория. Мия сжала кулаки, захлопнула за ним дверь:

– Вижу, манеры оставил за порогом.

– Манеры? – в его голосе звучала издёвка. – Забавно слышать это от девушки, которая решила диктовать условия в моём офисе.

Она шагнула ближе:

– Может, потому что правила той партии мне понравились.

Его взгляд скользнул по ней медленно, без стеснения. В нём было только жёсткое, хищное желание.

– Осторожнее, Мия. Игры со мной всегда заканчиваются одинаково.

– И как же? – её усмешка дрогнула.

– Я всегда ставлю мат.

Она сглотнула, сердце ударило быстрее, но взгляд не отвела.

– Слишком самоуверенно звучит.

Он наклонился ближе:

– Это не самоуверенность. Это факт.

Она усмехнулась:

– Странно. Мне показалось, что в прошлый раз мат поставила я.

Улыбка на его губах стала опасной:

– Ты сыграла красиво. Но ошиблась, если решила, что это конец.

Он сделал шаг – и Мия отступила.

– Боишься? – прошептал он.

– Я? – она рассмеялась хрипло. – Кинг, если ты думаешь, что я дрогну, то ты плохо меня знаешь.

– Наоборот, – его пальцы скользнули по её запястью. – Я начинаю тебя узнавать.

– Тогда знаешь, что я не играю в чужие игры.

– Ошибаешься. В мои играют все.

Она усмехнулась, но колени предательски дрогнули:

– Может, я ещё подумаю… стоит ли принимать твоё приглашение.

Он наклонился ближе, голос стал глухим, как рык:

– Ты уже готова играть, Мия.

Его палец лениво прошёл по её губам. Она выдохнула:

– Надо признать, Кинг… ты умеешь убеждать.

И всё сорвалось.

Поцелуй был нападением. Она сдёрнула с него пальто, рванула рубашку, ногти вонзились в плечи. Он зарычал, разорвал её блузку. Его ладонь сомкнулась на её шее, прижимая к двери. Она задыхалась, но тянулась к нему сильнее.

Он рычал в её губы, она отвечала укусами. Его рука вцепилась в её талию и притянула ближе, так что не осталось воздуха.

– Брось ещё один вызов, – прохрипел он. – И я сотру с тебя дерзость.

– Попробуй, – выдохнула она, впиваясь зубами в его шею.

Их страсть превратилась в драку. Она царапала, кусала, он рвал и прижимал. Ноги Мии обвились вокруг его бёдер, спина вжалась в дерево.

– Ты дерзишь даже когда таешь у меня в руках, – прошипел он. – Но я сотру твою дерзость.

– Замолчи, – хрипло ответила она.

Его толчок был резким. Она вскрикнула, выгнулась, вцепилась в его плечи. Он двигался грубо, яростно, будто выжигая из неё сопротивление.

– Росс!.. – сорвалось с её губ.

Он рыкнул:

– Запомни это имя. Это твой приговор.

Он снова впился в её губы, лишая воздуха. Движения стали жёстче, удары глубже.

– Будешь играть по моим правилам, – прорычал он.

Она усмехнулась сквозь дрожь:

– Это не правила. Это война.

Он сжал её сильнее, дыхание обожгло ухо:

– С этого момента ты принадлежишь мне!

Мия вскинула взгляд, усмехнувшись:

– Ошибаешься, Кинг. Я никому не принадлежу.

Его пальцы врезались в её талию. Улыбка стала хищной:

– Хватит врать себе. Ты чувствуешь эту тьму так же, как я. Ты дерёшься, я ломаю – и именно поэтому мы горим.

– Красиво звучит, – выдохнула она. – Но не перепутай: это ты горишь от меня.

Он прижал её к двери так, что дерево снова простонало:

– Запомни, Мия. Ты можешь рваться, кусаться, смеяться в лицо… но в конце всегда будешь подо мной.

Глава 8. Тени Филадельфии

Филадельфия ночью жила иначе, чем днём. Днём – деловой гул, запах кофе и бензина, бесконечные пробки и офисный шум. Но стоило солнцу уйти – город обнажал своё истинное лицо.

Узкие улочки тонули в неоне баров, дешёвый табак смешивался с ароматом пролитого пива, полицейские сирены разрывали тишину, где-то вдали слышался женский визг, и никто даже не оборачивался. Здесь привыкли, что ночь забирает своё.

Лужи отражали вывески, искажали их, будто смеялись над иллюзиями. Люди здесь знали простую истину: в этом городе есть только одно имя, которое имеет вес.

Рицци.

И если в Нью-Йорке шёпотом произносили «Блэк», а в Вегасе каждый камень знал, кто такой Кинг, то во Филадельфии всё подчинялось братьям Рицци.

Кабинет

Кабинет, где ещё недавно сидел их отец, выглядел так же, как и десять лет назад. Стены – тяжёлые, почти голые. На одной висела карта, испещрённая красными отметками. Маршруты, стрелки, подписи – шахматная партия, где фигуры были не пешками, а жизнями.

Дубовый стол был массивным, отполированным руками того, кто здесь правил раньше. Когда-то именно на этот стол падали их тела после наказаний. Когда-то именно сюда отец швырял отчёты и бутылки.

Теперь за столом сидел Риккардо.

Его пальцы уверенно двигались по карте, обводя красным одну точку. Взгляд – холодный, сосредоточенный, без эмоций.

– Вегас, – произнёс он, как будто речь шла о чём-то обыденном.

Рядом, прислонившись к стене, стоял Антонио. Его руки были замотаны бинтами – свежие следы вчерашнего боя. Кулаки ныло привычно, но он молчал.

– «Оракул», – уточнил Риккардо. – Начнём с него.

Он бросил брату флешку.

– Контакты. Партии алкоголя. Мы подменим поставки. Пусть пьют нашу грязь, думая, что это золото.

Антонио поймал флешку и перекатил её в ладони. Его губы искривились в знакомой усмешке.

– А если кто-то сдохнет прямо в клубе? – спросил он. – СМИ разорвут Кинга.

– Именно этого я и добиваюсь, – спокойно ответил Риккардо. – Росс слишком дорожит своим именем. Стоит его запятнать – и он сорвётся. А когда сорвётся… мы войдём.

Антонио стиснул зубы. Он прекрасно знал: если брат сказал «войдём» – они войдут. Всегда. Любой ценой.

Танцевальный зал

Совсем другой мир.

Запах старого паркета, канифоли и пыли. На сцене мягко падали софиты. Девичьи ноги в пуантах вырезали воздух. Движения – отточенные, как клинок.

Изабелла. Белль. Их сестра. Их свет.

Антонио сидел в последнем ряду, капюшон накинут низко. Никто в зале не обращал на него внимания. Но его присутствие чувствовалось, как тень, как защита, которая не позволяла приблизиться.

Он всегда приходил.

Не ради танца – ему было плевать на пируэты. Он приходил потому, что должен. Белль была их слабостью. Их единственной слабостью.

Если хоть один ублюдок из врагов решит коснуться её – он будет там.

На сцене она улыбалась, тянулась к свету, будто хотела вырваться из темноты, в которой жили её братья.

Антонио сжал кулаки так сильно, что бинты затрещали.

Для неё я сожгу весь город. Любой город.

Аплодисменты били по ушам, но он слышал только гул собственного сердца.

Воспоминание

Когда они были детьми, мать умерла слишком рано. Болезнь унесла её за считанные месяцы. Белль тогда была совсем крошкой.

Отец остался один – злой, жёсткий, жестокий.

Он бил. Ломал. Орал. «Воспитывал кулаками». За малейшую ошибку они падали на пол. Но ещё чаще – сами становились щитом для Белль.

– Не трогай её! – кричал тогда маленький Антонио, заслоняя сестру. И получал вдвое сильнее.

Риккардо молча вставал рядом, сжимая зубы, и тоже принимал удары.

Белль плакала, тянула к ним руки, но они только улыбались ей – даже с кровью на губах.

Если она смеётся – значит, всё не зря.

И эта привычка – стоять за неё, даже если мир рушится – осталась в них навсегда.

Дом

Дом Рицци умел быть тихим.

Кухня пахла вином, соусом, хлебом. Здесь не было привычного крика, только мягкие голоса и звук посуды.

За столом суетилась Анна. Невысокая, с усталыми глазами, но с тем же упрямством, что и много лет назад. Сестра их матери. Та, что когда-то вставала между ними и яростью отца.

Она закрывала их собой. Иногда падала на пол. Иногда сутками ходила в синяках. Но не отступала. Никогда.

– Вы опять забыли про ужин, – сказала она тихо, разливая вино. – Думаете, если мир держится на ваших плечах, вы вправе падать прямо за этим столом?

Риккардо позволил себе редкую усмешку.

– Мир держится там, где я хочу.

Анна подняла взгляд. В нём не было страха. Только твёрдость.

– А ты думаешь, он не рухнет, если у тебя внутри пусто?

Антонио сел первым, подтянул Белль ближе к себе.

– Пока я рядом, никто к ней даже пальцем не прикоснётся.

Изабелла закатила глаза, но её пальцы обвились вокруг его руки.

– Я не хрустальная, – тихо сказала она.

– Для меня – хрустальная. И точка, – отрезал Антонио.

Анна тихо усмехнулась.

– Хоть что-то в вас от людей осталось.

Ужин закончился смехом Белль и мягким голосом Анны. Но за дверями снова ждала тьма.

Кабинет. Решение

Ночь.

Карта. Папки с накладными. Красным выделен один адрес.

Риккардо поставил бокал. Его голос звучал как приговор:

– «Оракул».

Антонио скрестил руки на груди.

– Когда?

– Через два дня, – ответил брат. – Поступит крупная партия элитного алкоголя. Мы заменим её на своё. Пусть пьют – и дохнут.

Антонио хрустнул костяшками.

– Значит, всё начнётся через двое суток.

Риккардо встретил его взгляд.

– Нет. Всё начинается уже сегодня. Два дня – чтобы подготовиться.

Он поднял бокал, в глазах сверкнула сталь.

– Через двое суток имя Кинга запятнает кровь.

И в этот миг Филадельфия уже дышала войной за Вегас.

Глава 9. Пламя в тени

Дерево двери всё ещё дрожало от его последнего рывка. В тишине пентхауса эта дрожь звучала, как эхо их прошлых слов – резких, обжигающих, сказанных на выдохе и на злости. Мия, всё ещё чувствуя, как по коже ползут мурашки от его близости, подняла подбородок, отрезая взглядом расстояние между ними.

– Я в душ, – произнесла она ровно, как приговор. – Дверь там, Кинг.

Короткая усмешка – и она развернулась, оставив его посреди гостиной, где ночные огни города дробились в стекле на сотни осколков. Шёлковый халат соскользнул с плеч, коснулся колена и мягко взлетел на диван, словно знак: это территория, где правила назначает она.

Дверь в ванную осталась приоткрытой – слишком нарочито, чтобы быть случайностью: полоска света на паркет, тонкая дорожка пара, шёпот воды, подхваченный мраморными стенами. Это был вызов в чистом виде: смотри, но не входи. Или войди – и заплати.

Росс стоял неподвижно. Одна секунда – как вдох. Другая – как шаг в пустоту. В груди сжималось что-то похожее на злость, хотя он прекрасно знал: это не злость, это тяга, упрямый голод, с которым не договариваются. Его мир привык подчиняться – за деньги, за силу, за имя. Но эта женщина не торговалась. Она обнуляла ставки одним движением ресниц.

Он пошёл за ней.

Ванная встретила зеркальным паром и блеском хрома. Вода билась о плитку, осыпая влажные искры на стеклянную перегородку. Мия стояла под душем – запрокинув голову, с ладонями на стене, и вода стекала по изгибам её тела длинными линиями, словно художник проводил кистью, не решаясь оторвать руку. Она даже не обернулась: видела его краем взгляда в отражении и всё равно не шевельнулась – как будто так и надо, как будто он просто часть её воздуха.

– Хватит притворяться, – его голос прорезал шум воды, лёг на кожу горячей полосой. Он не повышал тон – наоборот, тише, чем обычно, и от этого опаснее. – Мы оба горим в этой тьме. Признай это.

Она медленно повернула голову. Вода тянула по виску тёмные пряди, губы отливались тёплым розовым, глаза блестели – дерзость и хладнокровие пополам.

– Допустим, я горю, – мягко сказала Мия, поднимая на него взгляд, – но не для тебя.

Он перешагнул через бортик так, будто переступал через черту, от которой не возвращаются. Ладонь легла ей на скулу – не нежно, но и не грубо: твёрдо. Прижала к гладкой плитке. Под подушечками пальцев – тепло, под пальцами её шеи – рваный пульс.

– Не лги, – прошептал он ниже. – Я слышу, как ты дышишь. Вижу, как ты уже дрожишь.

– От холода, – едва заметно улыбнулась она, и улыбка вышла настоящей – упрямой, колкой.

– От меня, – так же спокойно возразил он. – Забудь о других. С этого момента ты принадлежишь только мне.

Она рассмеялась тихо, не отводя взгляда. Смех оказался шершавым, будто обугленным. Слова вышли шёпотом – и всё же ударили чётко:

– Думаешь, я соглашусь так просто?

– Мне твоё согласие не нужно.

Он скользнул ближе, запах её кожи смешался с паром – чистая вода и что-то едва уловимо сладкое, от чего мысли становились короче. Его рот коснулся её губ – сначала коротко, на край, как проверка, – она даже не дернулась. Он углубил поцелуй, властно, без просьбы, как человек, привыкший брать. Вода падала им на ресницы, стекала по щекам; влажный звук – как метка, как печать.

Он отстранился резко, будто откусил кусок темноты и решил, что хватит. Глаза – суженные, тяжёлые.

– Завтра вечером я заеду за тобой на ужин, – произнёс он так, словно подписывал распоряжение. – Не выйдешь сама – я вытащу тебя силой.

Он развернулся и вышел, не оборачиваясь – из ванной, из парка света, обратно в ночь. Дверь за ним не хлопнула – просто закрылась, и тишина стала густой, как мёд.

Мия на секунду прикрыла глаза, откинула голову к стене, и вода ещё сильнее ударила по горлу. Пальцы, лежащие на холодной плитке, дрожали. Она рассмеялась – на выдохе, хрипло:

– Чёрт. Я таю от этого ублюдка.

Фраза прозвучала слишком честно. Она смыла её водой, как будто так можно было смыть и мысль. Но мысль осталась. «Может, я мазохистка, – подумала она с едкой иронией, – но его тьма – это наркотик». Наркотик, от которого становится слишком жарко и слишком ясно одновременно: ты всё ещё жива.

Она постояла ещё немного – пока дыхание не стало ровнее. Выключила воду, взяла полотенце, обмотала плечи. Пар на зеркале медленно оседал, и когда в отражении проступило её лицо, Мия заметила то, чего раньше не видела. Блеск в глазах. Не от злости – от жажды. От предвкушения.

– Завтра, – сказала она зеркалу и коротко кивнула себе. – Ладно. Посмотрим, Кинг.

Ночь в отеле была тёмной, как забытая молитва.

Роскошный номер – дорогое дерево, мягкие ковры, панорамное окно – для Росса оставался просто коробкой. Он сел в кресло у стекла, поставил флягу на край столика, а потом всё же открыл её: янтарная жидкость скользнула по горлу и обожгла так, как нужно. Внизу катился Нью-Йорк – река огней, изломанные линии улиц. Здесь никто не видел его лица. Здесь его никто не дёргал. Но он всё равно не расслаблялся. Он никогда не расслаблялся – до неё.

Телефон вибрировал недовольно, как чужой голос у виска.

– Ты должен был быть уже в Вегасе, – ленивое насмешливое баритто растянулось по комнате. Маттео никогда не спешил раздражать Росса, но иногда не мог сдержаться. – Или я ошибаюсь, и кто-то нашёл твою слабость?