неСтандартный отпуск учителя

Наверное, если бы не погрузилась в медитативное состояние, пытаясь стряхнуть усталость этого дня, я бы никогда не смогла уловить этот чуждый в окружающем покое звук. Истошный женский крик. Так кричат, когда по-настоящему страшно или больно. С надрывом. Мгновенно включившись в реальность, я судорожно верчу головой, ища источник звука.

В зоне видимости ничего такого не происходит, но крик уже перерос в визг, и я его чётко слышу. Резко сорвавшись с места, бегу в сторону звука. Несусь, как будто сдаю зачёт по физре в универе на повышенную стипендию. Хорошо на ногах удобные кроссовки, а то точно где-нибудь растянулась. Постоянно кручу головой, ожидая всё же понять, что происходит. Оглянувшись, замечаю одну из детских площадок, чуть в стороне от неё на небольшой лужайке под скамейками видна какая-то возня и крик доносится оттуда. Подбегая ближе, я с ужасом вижу, как какой-то здоровенный мужик ногами бьёт женщину и пытается вырвать у неё из рук свёрток. Рядом валяется перевёрнутая коляска и ещё один малыш постарше. От осознания я даже останавливаюсь. Этот мудак пытается украсть ребёнка. На площадке несколько семей, но никто из них даже шага не сделал в сторону происходящего.

Никто. Абсолютно никто не попытался помочь. Кто-то сбега́ет, кто-то достаёт телефоны и начинает снимать. Всё это я отмечаю краем сознания, судорожно перебирая варианты своих поступков. Этот бугай раздавит меня и не заметит. Что я могу сделать? Просить о помощи бессмысленно. Полицию, когда дождёшься? Отвлечь?

Точно! Можно хотя бы выиграть время.

Я нервно вытаскиваю из кармана телефон и трясущимися пальцами ищу запись. Была же. Была. Я не должна была удалить! Весной к нам в класс приходил ОБЖшник, и мы разбирали с моими малышами, что делать в опасных ситуациях. В том числе спасение от разъярённой собаки. У меня была запись лая. Да! Казалось, что прошла уйма времени, но на самом деле лишь секунды. Девушка на земле не сдаётся, укрывает малыша собой, отпихивает этого здоровяка ногами.

– Фас, – громко кричу я и врубаю запись, лая на всю громкость, спрятав телефон в задний карман штанов. Округу оглашает звонкий и громкий лай немецкой овчарки. Громила отшатывается в сторону от своих жертв и судорожно озирается. Девушка на земле изворачивается, и, тяжело заваливаясь набок, поднимается, не увидев собаку, подонок вновь дёргается к ней. Она уже стоит и, тяжело шагая, пытается уйти как можно дальше. Не думая я срываюсь к ней, чтобы закрыть малыша собой, но не успев подойти, ловлю дикий взгляд мужика.

– Сука, – коротко бросает он и дёргает в мою сторону рукой, в тот же миг меня сносит на землю оглушительной вспышкой боли с правой стороны лица. В глазах искры, в ушах звенит, но лежать нельзя, там девушка одна. Вскакиваю на ноги, меня ведёт и вдруг боковым зрением замечаю движение. Слышу вопль:

–Мама! Мамочка!

Это мальчишка, что до этого валялся на траве, подрывается и бежит прям под руку бушующему верзиле. Не думая не секунды, подрываюсь и хватаю его подмышки, буквально в сантиметрах от столкновения с летящей рукой. Если меня от одной оплеухи так впечатало в землю, то что будет с ребёнком? Малой дёргается, вырывается, пытается сбросить мои руки. Меня саму чуть задевает рука на излёте, но на этот раз на ногах я держусь, хотя и в сторону повело.

– Тшш, малыш, – шепчу мальчишке на ушко, а сама чувствую, как под моей ладонью бешено колотится его сердечко, – сейчас маме помогут, обязательно помогут. Давай тебя беречь будем.

Пока я отвлеклась на него, ситуация немного меняется. Мамочка успевает слегка отбежать в сторону и пытается держать дистанцию, а между ней и громилой останавливается парнишка-доставщик на электробайке.

– Э, мужик, ты чё творишь? – бросает пацан, вставая с байка и выпрямляясь в свой немалый рост. Пожалуй, по габаритам он мало уступает буяну, только что моложе.

– Съеби, это моя жена. Че хочу, то и делаю. – Однако от пацана так отмахнуться уже не получается. Приходится тратить время, чтобы его обойти, а тот не даёт.

– Сам съеби, – со стороны раздаётся громкий и жёсткий голос. Заторможено поворачиваю голову, с трудом получается следить за всем. Всё-таки прилетело мне неплохо. А это к нам бегут мужики от столов домино. Судя по виду то ли военные пенсионеры, то ли бандюки в отставке. Да они все в возрасте, но прям видно, что их угрозы непустые слова. Их четверо, и они капец какие злые, ещё по ходу и не особо трезвые. – Клешни свои от бабы убрал, а то мы тут из тебя самого быстро бабу сделаем.

– Совсем охуели? Это семейные дела. – Голос его всё такой же нахрапистый, но глаза бегают, похоже оценивает ситуацию. Малыш на моих руках уже перестал вырываться, только громко и надрывно ревёт. Я перехватываю его поудобнее, чтобы можно было слегка укачивать. Вообще, ничего не ощущаю сейчас, всё плывёт, адреналин гуляет по мне, отдавая пульсацией крови в висках.

– Я уже вызвала полицию. – Сзади раздаётся звонкий девичий голосок.

Мужики начинают надвигаться на него, отморозок пятится.

– Сука! Нинка, трубку, чтоб брала, я всё равно своего добьюсь! – зло бросает громила и быстро сваливает. Мужики пытаются его догнать, но возраст не тот. Забег явно не их сильная сторона. А парнишка на байке оказывается совсем юным, хорошо, если 18 есть, похоже, ловит отходнячок. Но молодчина, не струсил, как многие, остановился. Я качаю малыша и начинаю идти в сторону мамочки, надо посмотреть, что с ней и малышом. Скорую, интересно, кто-нибудь хоть вызвал?

Меня за руку аккуратно кто-то трогает. Поворачиваю голову, стоят две девчушки блондинка и брюнетка на роликах, класс 7–8, не старше.

– Извините, – робко говорит одна из них, а я узнаю́ голос, что кричал про полицию, – мы скорую и ментов вызвали, на видео все записали. Давайте, вам сбросим, а то нас ваще не факт, что слушать будут.

Я достаю из заднего кармана чудом уцелевший телефон, который так и разрывается от лая собаки, быстро вырубаю звук и обмениваюсь контактами с девчонками. Искренне благодарю их. К девочкам подбегает запыхавшийся парень, и я понимаю, что эта та компания, которую слышала в самом начале. Мне кажется, что времени прошло куча, но вряд ли на всё про всё ушло больше минут 10.

Крепко держу на руках мальчонку и иду к мамочке. Она обессиленно сидит прямо на земле, держит на руках кулёк с орущим малышом, и сама беззвучно ревёт. Я даже с расстояния нескольких метров вижу, как её колотит. Дохожу, опускаюсь рядом на землю. Вывернувшись из моих рук, к ней, бросается старший малыш, обнимая и рыдая. Проследив за ним взглядом, падаю на спину. Всё тело гудит, пульс долбит, руки дрожат, щека горит. Сходила размяться. Собираю себя в кучу, сажусь, разворачиваюсь, заглядываю в изрядно разбитое лицо девушки и громко вскрикиваю:

– Нина?

Музыку выбираем по вкусу: «Ночные ведьмы» (RADIO TAPOK)

«Night Witches» (Sabaton)

Глава 13

«У воинов, принимавших участие в Куликовской битве,

были шлемы, кольчуги и бронежилеты»

(Из сочинения ученика начальной школы.

Просторы интернета)

– Я…да…уи…Нини, – сквозь всхлипы, выдаёт сестра Влада. А это была именно она! Да её гордость: роскошная каштановая грива волос длиной до поясницы, острижена под модное сейчас каре. Она немного прибавила в весе, но после двух родов это не удивительно, да и не уверена я. Возможно, это просто объёмный спортивный костюм, в котором она гуляла с детьми. Черты лица с возрастом стали нежнее, женственнее, ушла подростковая резкость черт. Но это абсолютно точно была повзрослевшая Нина Головина.

– Я Ася, внучка Ады, Изаиды Владимировны. – На этих словах девушку окончательно срывает, она утыкается мне в плечо и начинает просто выть. Я неловко обнимаю её вместе с детьми. Сама в шоке от всей ситуации. Вот это вот всё серьёзно, да?

Влад сказал бы, что это пиздец. И был бы прав. Встретить на прогулке сестру своего мужчины, у которой муж пытается выкрасть ребёнка, вряд ли входит в мой личный топ рутинных событий. Особую абсурдность ситуации придаёт факт, что из целого парка народа спасать её бросилась я, парочка подростков и пенсионеры.

Не знаю, сколько мы так сидим, но никто из троицы спасённых успокаиваться не спешит. Поэтому приехавшая скорая быстро осматривает, к счастью, абсолютно невредимого младенца, всучивает его растерянной мне. Нине ставят успокоительное, объяснив, что она в истерике и малыш просто ловит эти эмоции. Из её сбивчивых причитаний понимаю, мальчик постарше – Глеб, малютка – Рома, Ромашка. Одного укачиваю на руках, второго глажу по голове, пока Глебушка, вцепившись в мою ногу, никак не даётся врачам. Уговариваю, обещаю, что всё будет хорошо, и мы с мамой будем рядом.

Сама нахожусь как будто в каком-то пузыре. Эмоции есть, но они как будто замерли. Я уже ловила такое несколько раз. Тогда в детдоме. Потом уже работая в школе, когда разнимала драку старшеклассников. Меня накроет позже. Сейчас организм должен быть собран. Поэтому со стороны кажусь даже вменяемой. С трудом помогаю врачам осмотреть Глеба. К моему огромному облегчению, кроме небольшого синяка на лице, да пары ссадин на коленке и локте у него нет травм. Мне тоже относительно повезло, огромный синячина на правой половине лица, и ссадина на лбу, очевидно, от падения на землю.

Больше всего, конечно, досталось Нине. Синяки по лицу, разбитый, хорошо не сломанный нос, подозрение на трещины в рёбрах, вывих ноги. Хуже всего ситуация с руками, которыми она максимально закрывала малыша. Чисто внешне вся правая рука уже сейчас выглядит как сплошной синяк. Врачи настаивают на рентгене. Понимаю, что надо ехать, но полиции ещё нет, а дождаться их надо.

К счастью, полицейские появляются быстро и оказываются адекватными. Совсем молодые офицеры мгновенно включаются в работу. Младшие лейтенанты вроде, не сильна в погонах, а когда представлялись, слышала через слово, но вопросы задают профессионально, вызывают доверие. Они быстро решают организационные вопросы здесь, отправляют Нину с детьми на скорой в больницу. Один остаётся в парке поговорить с народом, один вызвался проводить меня до машины. У меня состояние хоть и хуже, чем после работы в ДК, но ехать надо. Нина точно не согласится на госпитализацию, а её надо будет забрать. Плюс надо забрать коляску, ей, конечно, досталось, но после стирки она будет вполне цела. Пока идём лейтенант Межинский уточняет некоторые детали у меня. Основное я рассказала сразу, видео скинула, поэтому здесь так, уточнения.

– Я так понял, что вы где-то здесь гуляли, когда услышали крик? – спрашивает он, когда мы отошли на приличное расстояние от места происшествия.

– Ну плюс-минус да, в районе во-о-он той ивы кривой. – Показываю ему достаточно приметное место. Сама иду с гордо поднятой головой и качу пустую коляску. Со стороны мы, наверное, смотримся молодой семьёй.

– Далеко же, как услышали? – Межинский был совсем молодым парнем, едва ли намного старше меня. Его лицо ещё не обрело профессиональную беспристрастность, многие эмоции проскальзывали. Вот, например, сейчас, у него глаза горят новым делом и любопытством. В моём заторможенном сознании даже мелькает что-то похожее на радость. Когда в силовых структурах работают такие «горящие» – это рождает веру в справедливость.

– Вы меня за дуру примете, – нервно хмыкаю я.

– Мы вчера спасали несовершеннолетних сатанистов на кладбище. Они решили, что там нашествие зомби, а это бухали бомжи. Так что вряд ли вас приму за дуру. – Голос его при этом ярко показывает всё отношение к малолетним искателям приключений.

– Хех, тягаться с сатанистами и бомжами сложно, – я нервно хихикаю, представив эпическую встречу субкультур в ночи на кладбище. – Фуф. Я медитировала.

– Что, простите? – младший лейтенант всё-таки удивляется. – Вы непохожи…на всяких эзетОрнутых или как там.

– Ну, медитация – это не совсем про эзотерику. В моём случае это что-то вроде дыхательной гимнастики. Самую простую из них все мы делали на уроках физкультуры. Помните вот это: руки вверх – вдох, вниз – выдох? – Межинский кивает. – До этого весь день помогала литературному клубу в ДК, а там в основном пенсионеры и мнительные барышни. Задёргали. Я шла и делала дыхательную гимнастику, чтобы отдохнуть. Ну а там методика такая, что ты вслушиваешься сначала в себя, а потом в окружающее пространство, и тогда звуки…ярче. Так и услышала. Да и Нина орала громко.

– А почему включили собачий лай? Вы на самом деле этим знатно время выиграли для Нины, но как придумали?

– А бог его знает, как. Что я этому бугаю могу сделать? Я, конечно, посещала курсы самообороны, но это всё про защиту себя. Болевые точки и тому подобное. А это к нему подойти надо. А в нём весу как три меня, а росту как две. Вон он рукой махнул и меня снёс.

– Ну, если по видео, то он не просто рукой махнул, а как надо силу приложил. Вообще, удивительно, как вы сотрясение не заработали. Точно не тошнит?

– Не тошнит. У меня в юности было сотрясение, не оно. Черепушка крепкая. – Невесело шучу.

– Откуда вы знаете Нину? – продолжает терзать меня лейтенант.

– Знаю, это громко сказано. Когда-то я ходила с ней в один танцевальный кружок, разные группы, но пересекались на репетициях, ну и в промежутках. Лет…8–9 назад, может, больше. Сейчас я встречаюсь с её братом, но саму её первый раз сегодня увидела. Я в городе вообще недели три всего. Особо ни с кем не общаюсь.

– А брат Нины кто он?

– Головин Влад.

– Головин – Головин… – лейтенант в задумчивости почёсывает бровь. – Что-то знакомое?

– Автомастерские Головы. – Мне тут же вспомнилось наше с ним знакомство. Где-то под толщей стресса и брони всплывает тепло, очень кстати. Это тепло даст продержаться ещё какое-то время.

– Точно! – радостно восклицает Межинский, и тут же хмурится, будто решает сложную задачку по математике. – Погодите. Она Семёновна. А Семён Головин им кто?

– Отец. Вы наверняка его знали. Он пожарным был. – Похоже, задачка была по генетике, а не по математике.

– Да. Знал, – лицо парня вмиг становится очень серьёзным. Он весь как будто становится старше. Хоп! И за одну минуту из молоденького стажёра в бывалого оперативника. Ну и метаморфозы. – Не просто знал, он нас с Артуром пацанами спас с лютого пожара на заброшке. Подождите минутку, пожалуйста.

Он отходит совсем недалеко, и по обрывкам разговора, я понимаю, что звонит второму лейтенанту, который приехал с ним на вызов. Очевидно, тому самому Артуру. Он быстро рассказывает, кто такая Нина. Пока он эмоционально, но по-деловому объясняет что-то, рассматриваю его. Высокий, худой, может, даже слишком худой, форма на нём слегка висит, будто велика, а может просто такая сухопарая фигура. На лицо скорее мальчик, чем мужчина, такие нежные и аккуратные черты лица, пухлые губы, брови вразлёт. Красавчик. За ним девчонки небось бегают. Что-то я совсем как старуха рассуждаю, близкое общение с бабулей сказывается. Хмыкаю. Жизнь – такая жизнь. Связи и события.

Сделаешь добро, к тебе вернется добро. Когда-то отец Нины и Влада спас двух шалопаев на стройке, теперь эти пацаны выросли и, помня хорошее, помогут молодой мамочке в беде. Ну по крайней мере, я на это надеюсь. Также кому-то вернётся и зло. Вспомнился случай с директором распределительного центра, куда меня мать отдала. Когда её осудили и уже отправили в колонию, у нее нашлась какая-то жуткая онкология, которая пять лет жрала её без права на спасение. И мне не было жалко. Сколько загубленных детских судеб у неё на счету? За всё отмучилась. Добро к добру, зло к злу.

– Где ваша машина, Агния Борисовна? – спрашивает, вернувшись, офицер.

– А вон стоит, – показываю я на угол дома. – Спасибо, что проводили.

– А подбросите меня до больницы? – внезапно спрашивает Межинский. Я киваю, а он продолжает. – Не хочу тратить время, возвращаться. Артур там уже почти всё закончил. Как вы и говорили, почти никто ничего не видел и не слышал. Вы услышали через весь парк, а семья, что гуляла в ста метрах, не слышала.

Я не стала ничего комментировать. Нет во мне сейчас ресурса оценивать это. Мир такой. Жизнь такая. Каждый делает что может. Загружаем коляску в багажник и выдвигаемся в сторону больницы. Ехать прилично, да ещё и пробки. Мы же не скорая с маячками.

Пока ехали, Василий, как, оказывается, зовут младшего лейтенанта Межинского, созванивается с участковым Нины. Тот подтверждает, что это уже не первый перформанс от её мужа. Оказывается, что одно заявление с освидетельствованием и прочими радостями уже есть. Я не слышу, что именно говорит участковый, но с каждой фразой мой попутчик всё больше хмурится. А повесив трубку, забористо и витиевато матюгается.

– Простите, – бросает он на меня короткий взгляд. – Но это пиздец! Не привык я ещё к таким долбоебам, что могут пиздить своих женщин и детей.

– Не извиняйтесь, мне просто бабушкино воспитание не даёт говорить так, как вы. Могла бы и хуже высказалась. И не привыкайте. – Я говорю, не отрывая взгляда от дороги. Всё-таки внимание, рассеянное и, отвлекаться на мимику собеседника тяжело.

– Почему не привыкать? – удивляется Василий.

– Привыкните, заматереете, начнёте воспринимать как норму. От привычки и рождаются: «убьют – звоните», «нет тела – нет дела».

– Агния Борисовна, а напомните, сколько вам лет? – внезапно спрашивает Василий.

– Двадцать три, а что? – я всё же бросаю быстрый взгляд на спутника, он выглядит крайне задумчивым.

– Я как-то привык, что знакомые девушки в 23 года облизываются на мою форму, заигрывают, а не жизни пытаются учить, – его слова звучат достаточно жёстко.

– А я и не учу вас жизни. Просто рассуждаю вслух. Не обижайтесь. Вы вызываете уважение своим поведением и отношением к людям. И мне хочется, чтобы система не превратила вас в очередного бесчувственного чурбана, – меня накрывают воспоминания, от шока организм колбасит. Хороший ведь парень, за что я его так? – Простите. Нервы. Забудьте, что я тут несу.

– Да нет. – Голос парня вновь становится задумчивым. – Спасибо вам. Это однозначно то, что мне стоит сегодня услышать.

Не лезу дальше к нему в душу. У каждого свои скелеты в шкафу, и то, что он ещё совсем юный полицейский, не делает его проблемы менее болезненными, чем у опера с опытом в 20 лет и личным кладбищем.

Еду я очень аккуратно не гоня. В приёмнике всё равно небыстро делается, успеем. Доехать без проблем с моими нервами важнее. Любая стрессовая ситуация с насилием, так или иначе, прихватывает флешбэки для меня. Психологи предупреждали об этом. С возрастом ситуация улучшается, но сегодня что-то как-то сильно. Хотя есть же вот возможность закрыть некоторые вопросы из прошлого.

– Василий…, извините, не запомнила, как вас по отчеству, – решаю всё-таки задать давно волнующий меня вопрос. Да некому было, все знакомые полицейские были сильно старше, не те вводные для вопроса. Их ответы я и так знала.

– Рудольфович я, – с лёгкой улыбкой отвечает офицер. – Можно просто Василий.

– Василий Рудольфович, можно гипотетический вопрос про трудовые будни?

– Ну, попробуйте, хотя мне уже страшновато. – Может, и не зря тебе страшновато, мелькает у меня где-то на границе сознания.

– Представьте день, вы идёте по форме, не знаю на службе или уже просто домой, но один. И вдруг видите, как парочка громил пакуют в машину брыкающуюся и орущую девочку-подростка. Чтобы вы сделали?

– Не зря боялся, – под нос себе бурчит…Рудольфович. – Представлюсь, поинтересуюсь, что происходит.

– О! А тут к вам подходит красивая интеллигентная женщина с импозантным супругом, показывают документы и крайне вежливо объясняют, что дочь-наркоманку везут на лечение. Очень извиняются за неудобство. Возможно, даже материально. При этом девочка, скорее всего, действительно выглядит не особо адекватной.

Вот здесь мой собеседник замолкает. Я бросаю на него взгляд, стараясь следить за дорогой. Видно, как в его голове крутятся шестерёнки и профессиональное борется с человеческим. Всё. Это для меня был достаточный ответ.

– Не мучайтесь, спасибо.

– Формально я должен…

Мы начинаем говорить одновременно и тут же останавливаемся. Межинский продолжает:

– А как выглядит девочка?

– Ну-у-у, вот примерно, как девчонки из парка сегодня. Маленькая, худенькая, аккуратненькая.

– Синяки? Ссадины? Чистота? – вопросы сыпятся быстро и профессионально.

– Чистая, ухоженная, одетая, но одежда уже потрёпанная, пока сопротивлялась, внешне без синяков.

– Вам же честно надо, да? – я утвердительно киваю. – Извинюсь и пойду дальше. Отойду так, чтобы меня не было видно, вызвоню напарника, поеду аккуратно за машиной. Буду следить, куда поедут, и только потом сделаю выводы. Может, они и правда в наркодиспансер, а может, и нет, но лезть одному против трёх мужиков глупость, особенно с моими габаритами.

Пока слушаю Межинского, сердце делает какие-то невероятные кульбиты в груди. Сначала замирает, а потом начинает биться с дикой скоростью. При этом какой-то моральный груз отпускает. Я прям чувствую, как очередной кирпичик из стены между мной и миром рушится. Выдыхаю. Вцепляюсь в руль. Пальцы колотятся в такт пульсу, что звенит в ушах.

– Спасибо. Вы даже не представляете, как много сейчас сделали, – не смотрю на лейтенанта, боюсь, внимания на дорогу не хватит.

– Можно встречный вопрос? – пуф, ну надо было быть готовой к его любопытству. Киваю нехотя.

– А что сделал тот офицер, который проходил мимо? – ух какой. Ему уточнять не надо, он всё правильно понял. На губах начинает играть горькая улыбка.

– Одолжил наручники, чтобы из машины не сбежала по дороге.

Межинский вновь выдаёт очередную непечатную тираду и замолкает. Больше за всю дорогу до больницы мы не разговариваем. Там Василий мчится решать вопросы с документами и справками, а я перехватываю детей и жду Нину с рентгена. К счастью, очередь в приёмном покое входит в наше положение. Ну или просто народ не жаждет слушать рёв двух детей, и Нину везде пропускают. Снимки показали, что, к счастью, обошлось без переломов. Но ушибы были очень сильные. Пробегавшая мимо гинеколог, какая-то нинина знакомая, настоятельно рекомендует ей запастись смесью. Там что-то связанное с лекарствами и грудным кормлением. Я не очень понимаю, что и как, но галочку отметила, похоже, надо в магазин ещё заехать. Как это сделать, вообще не представляю. Краем глаза замечаю, что Межинский вместе с врачами максимально подробно и дотошно заполняют документы. Это очень меня радует. По своему опыту знаю, что правильно составленные бумажки многое решают.

Вообще, всё происходит как через пелену. Многое пролетает мимо меня. В какой-то момент я звоню Владу. Даже не помню как. И что говорила, тоже смутно откладывается в памяти. Помню, что подходил Василий и настоятельно рекомендовал выцепить каких-нибудь мужиков, чтобы кто-то мог подстраховать, если нининому мужу придёт в голову явиться ещё раз. Звоню Лёхе. Потому что кроме Влада и Лёши я никаких мужиков в городе-то толком и не знаю. В отличие от Головина, которому ещё надо доехать до города, Лёха приезжает реально минут за 10. Не слушая мои возражения, загружает нас всех в свою машину и отвозит на квартиру к Владу. Помогает добраться до квартиры и разместиться с детьми, и мчится сам в магазин за продуктами и смесью. Обещает вернуться максимально быстро, чтоб не оставлять нас одних надолго. Подрывает каких-то пацанов, чтобы отогнать мою машину к бабушкиному дому, и привезти детские вещи со съёмной квартиры Нины.

Дети от стресса по пути закемарили и мы их уложили прямо на кровать Влада. Нахожу свои вещи в шкафу, их тут, оказывается, на удивление много. Мы с Ниной по очереди идём в ванную, ополаскиваемся и с наслаждением снимаем одежду, измазанную в земле, пыли и провонявшую больницей. Я существенно ниже Нины по росту, и в целом мельче, поэтому ей достался мой оверсайз спортивный костюм, который хоть и был коротковат, но сел неплохо. Я натягиваю домашние шорты и безразмерную футболку.

Приведя себя немного в порядок, идём на кухню, где я завариваю нам чай, который обе так и не можем выпить. Просто сидим и смотрим то в кружки, то друг на друга. Не знаю, сколько так сидим, пока я не спрашиваю:

– Нин, как… как тебя угораздило-то? – она горько хмыкает, но не успевает ответить, в дверь звонят, и мы обе синхронно вздрагивает. Я на цыпочках подхожу к двери.

– Кто? – спрашиваю, подкрадываясь к дверному глазку.

– Это я. Влад, – услышав родной голос, распахиваю дверь, даже не глядя. Влетаю в объятия, наслаждаясь запахом кожи, мяты и хвои. Вот теперь меня должно отпустить.

Музыка: «ДВУГЛАВЫЙ» (BEARWOLF)

Глава 14

Влад

«Старый охотник» является мужским членом предложения». 

(Из сочинения ученика начальной школы.

Просторы интернета)

– Это я, Влад. – Говорю чётко, громко, чтоб понятно и слышно. Они там на нервяке сто процентов, не нужны им лишние домыслы, кто к ним ломится.