Полная версия
И вдруг, сквозь эту пустоту и боль, как луч сквозь грозовую тучу, прорезался образ Анны и её улыбки. Та самая, светлая, чуть смущённая улыбка, что обожгла его вчера в забегаловке «У Глории» на заправочной станции у дороги. Улыбка, в которой было что-то неуловимо знакомое и одновременно пугающе новое. Жажда увидеть её и убедиться, что она в порядке, что ужас, вырвавшийся из под его пальцев не сгенерирован больной фантазией или вчерашними парами дешёвого виски, нахлынула с такой силой, что пересилила тошноту и головокружение. Он соскочил с пола, едва не потеряв равновесие, натянул на мятый свитер первую попавшуюся куртку и выбежал из дома, хлопнув дверью так, что дребезжали стёкла.
Дорога до заправки слилась в мутную полосу. Небо было не просто хмурым, оно было как крышка гроба, низко придавишей всё вокруг. Сплошной, без единого просвета, массив серых туч нависал над землей, тяжёлый и насыщенный невыплаканной влагой. Вдоль трассы словно молчаливая стража безысходности тянулись сосны. Высокие, тёмные, они стояли неподвижными рядами. Их островерхие силуэты упирались в низкое небо. Хвоя, обычно ярко-зелёная, казалась теперь чёрно-зелёной, почти чёрной, сливаясь с тенями под густыми лапами.
Он вёл машину на автопилоте. Обжигающий кофе из термоса лишь слегка прояснял сознание, но не мог прогнать ледяное чувство тревоги, сжимавшее горло. Заправка встретила его запахом бензина и влажного асфальта. Рядом, как кривой зуб, торчало знакомое одноэтажное здание с вывеской «У Глории». Неоновые буквы мигали неровно. Одна «и» погасла вовсе. Александр резко затормозил, бросил машину как попало и шагнул внутрь, отодвинув тяжёлую стеклянную дверь с потрескавшейся плёнкой.
Запах жареного лука, старого масла и кофе ударил в нос. Было подозрительно пусто. За столиками с клетчатыми скатертями никого не было. Он уже собрался развернуться, когда из-за занавески, ведущей, видимо, на кухню, появилась женщина.
«Это не Анна», – мысль стукнула по голове Александра.
Женщина средних лет, около пятидесяти, с лицом, на котором жизнь оставила глубокие, усталые борозды. Её некогда тёмные волосы были туго стянуты в пучок. Седина пробивалась у висков и на макушке, как иней. Она вытирала крупные, работящие руки с коротко остриженными ногтями о передник в мелкий цветочек. Глаза карие, умные, но потухшие, будто выгоревшие от постоянного взгляда на сковородки и неблагодарных клиентов. Она двигалась с привычной медлительностью человека, знающего, что спешить некуда.
– Приветствую вас в закусочной «У Глории», – голос у нее был хрипловатый, от частого курения или просто от усталости, – Что будете?
Александр машинально опустился на ближайший стул. Его затрясло. Он не хотел есть, но нуждался в паузе, в моменте, чтобы собраться.
– Блюдо дня, – неуверенно выдавил он.
Женщина кивнула, без интереса оглядев его помятый вид и всклокоченные волосы.
– Сегодня солянка и котлета с пюре. Ожидать минут двадцать. Кофе?
– Да. Крепкий. Без всего.
Пока она возилась за стойкой, включая кофемашину, Александр смотрел в окно на заправку, пытаясь унять дрожь в коленях. Тарелка с дымящейся солянкой и котлетой появилась перед ним как во сне. Он ковырял вилкой пюре, почти не чувствуя вкуса. Гул в голове не стихал, образ Анны плясал перед глазами, сливаясь с призрачными обрывками вчерашнего текста, которые так и не хотели складываться в картину. Когда женщина вернулась с потрёпанной папкой-чекодержателем, он отодвинул тарелку.
– Сколько с меня?
Она назвала сумму. Александр достал кошелёк и отсчитал купюры. Рука дрожала. Он заставил себя поднять взгляд.
– Извините… Анна? Она сегодня не работает? – голос звучал чужим, сдавленным.
Только сейчас он заметил имя женщины на потёртом бейджеке: «Глория». Она на мгновение замерла, её усталое лицо отразило лёгкое удивление.
– Анна? Она сегодня не работает. Позвонила утром, говорила, что плохо себя чувствует – температура, голова болит.
Удар под дых. Холодный спазм прошёлся по спине Александра. «Плохо себя чувствует». Слова эхом отозвались в той самой звенящей пустоте, где прятались воспоминания о ночи. Он вскочил, едва не опрокинув стул.
– Адрес! Пожалуйста, дайте мне её адрес! – его голос сорвался на крик. Он видел, как женщина отпрянула, её глаза расширились от испуга и непонимания, – Не пугайтесь. Я… я её друг. Очень переживаю. Должен убедиться, что с ней всё в порядке. Пожалуйста!
Он не знал, что говорить, но отчаяние в его глазах, должно быть, выглядело искренним или просто пугающим. Женщина, бормоча что-то неразборчивое, медленно протянула ему салфетку и ручку со стойки.
– Шестнадцатая улица, дом семь, – она не успела договорить, как Александр уже выхватил салфетку, сунул ей в руку лишнюю купюру и бросился к выходу.
Спустя мучительных пятнадцать минут по трассе, он облегчённо вздохнул, сворачивая с асфальтированной дороги на просёлочную. Шестнадцатая улица находилась на самой окраине, в районе старых деревянных двухэтажек, утопающих в зарослях сирени и дикого винограда. «Вольво» ревел, взбираясь на ухабистые холмы. Александр не думал ни о чём, кроме адреса на смятой салфетке. Он нашел нужный дом легко. Облупившаяся краска, покосившиейся балкон, тронутый ржавчиной козырёк над парадной. Сердце колотилось так, что казалось, вырвется из груди. Он взлетел по скрипучим ступеням и остановился перед дверью. Постоял, пытаясь отдышаться, собраться с мыслями.
«Блять! И что я скажу? Здравствуйте, я писатель, которого вы видели один раз в жизни. Я написал что-то ужасное о вас, и я приехал проверить живы ли вы? Чистейшей воды безумие. Она скажет, что я ёбнутый!» – собирался с духом Александр.
Но остановиться было невозможно. Он нажал на звонок. Глухой, дребезжащий звук раздался внутри.
Прошла будто вечность, и он уже собрался звонить снова, когда услышал шаркающие шаги. Заветный щелчок замка и дверь приоткрылась на цепочку.
Из щели в дверном проёме высунулась Анна, но не та улыбающаяся и лучезарная. Сонная, бледная, с запавшими глазами. Её светлые, чуть вьющиеся волосы были сбиты набок. Она была укутана в большой, пушистый плед цвета охры, который казался огромным на её хрупкой фигуре. Глаза, обычно такие живые, смотрели мутно, без интереса.
– Кто это? – голос был хриплый, слабый.
Александр замер. Её вид, такой беззащитный и больной, пронзил его острее любой мысли. Облегчение, дикое, неконтролируемое, смешалось с новой волной тревоги.
– Анна! – вырвалось у него, – Вы… вы в порядке?
Она моргнула, медленно, как будто просыпаясь. Взгляд сфокусировался. Удивление, замешательство, а затем лёгкая настороженность мелькнули в её глазах.
– Александр? Писатель? – она узнала его, – Что вы… что вы здесь делаете? Как вы…
– Мне сказали, вы плохо себя чувствуете. Я… мне нужно было убедиться. Простите, что ворвался так… – он запинался, чувствуя себя полным идиотом.
Вежливость, воспитанная годами службы в закусочной, взяла верх над недоумением и недомоганием. Анна вздохнула, неуверенно сняла цепочку.
– Входите… Только тихо, пожалуйста. Голова раскалывается.
Узкий коридор, ведущий в комнату, заваленную книгами и дисками, дверь на кухню приоткрыта. Уютный, но очень скромный быт. Анна, кутаясь в плед, жестом пригласила его в комнату, сама же поплелась на кухню.
– Сейчас кофе сделаю, – пробормотала она.
– Без молока только, пожалуйста, – мимолётный порыв радости от того, что он увидел её, охватил Александра.
Он остался стоять посреди комнаты, ощущая себя незванным гостем. Его взгляд скользнул по книжным полкам, плакату с каким-то фестивалем на стене, мягкому креслу-мешку. Атмосфера была теплой, жилой, но сейчас она лишь подчеркивала его вторжение. Чувство вины сдавило грудь.
Анна вернулась с двумя дымящимися кружками. Поставила одну на стол перед ним. Её лицо было бледное, движения вялые. Когда она наклонилась, край пледа сполз, обнажив левое предплечье. И там, чуть выше запястья, белел старый шрам. Неровный, длиной сантиметров пять, похожий на след от глубокого пореза.
В мозгу Александра что-то щёлкнуло. Как искра, пробившая темноту. Обрывки текста, напечатанного вчерашней ночью, обрушились на него с пугающей ясностью. Слова, фразы, описание того ужасного события, связанного с возможным появлением этого шрама. Он действовал без мысли, на чистом инстинкте утопающего, хватающегося за соломинку. Его рука стремительно метнулась вперёд, пальцы сомкнулись вокруг её предплечья чуть выше шрама.
– Откуда у вас этот шрам, Анна? – голос его был низким, напряжённым, почти чужим.
Её реакция была мгновенной. Анна вскрикнула негромко, но пронзительно, как загнанный зверёк. Она дико рванулась назад и вырвала руку. Кружка с кофе грохнулась на пол, обдав ботинки Александра горячей коричневой жидкостью. Она отскочила к стене, прижавшись спиной. Её глаза огромные, полные чистого, животного ужаса, впились в него. Дыхание стало частым и поверхностным.
– Не трогай меня! – прошипела она, голос сорвался на визг, – Уйди! Немедленно уйди!
Александр оцепенел. Ужас в её глазах был реальнее всего, что он испытывал за последние сутки. Он поднял руки, показывая, что не представляет угрозы, но она лишь сильнее прижалась к стене, готовая, казалось, провалиться сквозь неё.
– Анна, прости! Ради Бога, прости! Я не хотел тебя напугать! – он заговорил быстро, сбивчиво, слова вылетали пулемётной очередью, – Вчера я не помню, что делал. Сидел за машинкой, писал как в трансе. А утром ничего не помнил. Текст про тебя. Про… про то, как… – он сглотнул ком в горле, – Как тебя изнасиловал мужчина. Ты возвращалась с работы поздно вечером. Он ранил тебя в руку ножом… вот здесь, – Александр показал на свое предплечье.
Он замолчал. В комнате повисла повисла тишина, такая густая, звенящая, нарушаемая только его тяжёлым дыханием и её прерывистыми всхлипами. Ужас в глазах Анны сменился шоком, а потом невероятным, леденящим изумлением. Она медленно сползла по стене на пол, не сводя с него широко раскрытых глаз.
– Как? – она прошептала, голос был еле слышен, – Как ты можешь это знать? Никто не знает. Я никому не рассказывала. Ни родителям, ни подругам… Ни в полицию не обращалась. Никто… – она сжалась в комок, обхватив колени руками, плед сполз на пол.
– Это было три года назад. Я шла домой, а он выскочил из-за кустов… – голос её прервался, она закусила губу, сдерживая рыдания, – Это правда. Всё, что ты сказал. Шрам… Но как ты узнал?! Кто тебе сказал?!
Александр смотрел на неё, и мир вокруг потерял всякую реальность. Пол под ногами стал зыбким. Он написал это вчерашней ночью. Не зная, но написал правду. Жуткую, чужую, спрятанную правду. Холодный ужас, гораздо более глубокий, чем похмелье или тревога, сковал его.
– Я не знаю… – прошептал он, – Клянусь, я не знаю. Я просто напечатал в трансе, в пьяном угаре. Как будто кто-то вёл мои пальцы. Мой ноутбук. Я разлил на него кофе. А на чердаке я нашёл старую пишущую машинку.
– Я говорила тебе, что раньше в том доме жил писатель.
– Как его звали?
– Я не знаю, не помню…
Анна смотрела на него не как на спасителя, пришедшего по зову интуиции. Смотрела как на призрак, как на вестника чего-то непостижимо страшного. Её страх сменился отвращением, граничащим с паникой.
– Уйди, – слова прозвучали тихо, но с ледяной окончательностью, – Пожалуйста. Сейчас же уходи и никогда не возвращайся сюда.
Александр увидел в её глазах непреодолимую стену. Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Развернулся и вышел, не оглядываясь. Хлопок двери за его спиной прозвучал как приговор.
Он ехал домой сквозь хлещущий ливень. Ветер бил потоками воды в лобовое стекло, дворники едва справлялись, выписывая полукруги в мутной пелене. Свет фар «Вольво» выхватывал из тьмы лишь узкую полосу размытого асфальта да бешеные потоки воды, стекающие с обочин. Мысли путались, накатывая волнами. Анна, её шрам, текст на машинке, ужас в её глазах. Он не верил в реальность происходящего. Это было похоже на пробуждение в кошмаре, который оказался действительностью.
Крутой поворот к его жуткому дому. Узкая, извилистая дорога, с одной стороны – глухая стена елей, с другой обрыв к реке, невидимой в темноте и дожде. Он сбавил скорость, вглядываясь в водяную завесу. И в этот момент, прямо перед машиной, из-за сплошной стены дождя и хвойных ветвей, выскочил силуэт. Невысокий, в длинном тёмном плаще или накидке с капюшоном, натянутым низко на лицо. Он появился внезапно, метнулся поперёк дороги, прямо под колеса.
Александр вдавил тормоз в пол. Резина взвыла на мокром асфальте, машину резко повело влево, к обрыву. Он судорожно вывернул руль. Глухой, мягкий удар. Лобовое стекло на миг покрылось тёмным пятном, слизким от дождя. Машина, скользя, остановилась поперек дороги.
Сердце заколотилось, как бешеное. Александр выскочил из машины, не обращая внимания на хлещущий ливень. Вода мгновенно промочила его одежду до нитки. Он бросился к месту удара.
Никакого тела, ни клочков одежды. Только лужи, бурлящие под дождем, да чёрная лента асфальта. Он метнул луч фонарика телефона в сторону леса. Густые, мокрые ели стояли непроницаемой стеной. И вдруг в глубине, метрах в двадцати от дороги, мелькнуло движение. Тёмная фигура скользнула между стволов. И там же, на уровне человеческого роста, вспыхнул и тут же погас тусклый, желтоватый огонёк.
Александр замер, вцепившись в мокрый корпус машины. Кроме разбитой правой фары и трещины на лобовом стекле, других повреждений не было. Холодный дождь лил за воротник и стучал по крыше «Вольво». Он звучал как отсчёт последних секунд перед чем-то неминуемым и страшным.
Глава 6
Александр продолжал стоять под нескончаемым ливнем. Вода заливала лицо, стекала по мокрой одежде, пробираясь до кожи, но он не чувствовал холода. Только ледяной ужас, сковавший всё внутри. Его луч фонарика, слабый и беспомощный, метался по стене мокрых елей, выхватывая из чёрной глубины лишь стволы, похожие на гигантские колонны. Там, в двадцати метрах, мелькнула тень. И этот тусклый, желтоватый огонёк. Призрачный, как спичка, зажжённая под водой. Он ждал, затаив дыхание, что фигура появится снова, выйдет на дорогу, подойдёт. Или просто исчезнет, подтверждая его безумие.
Но ничего не происходило. Только вой ветра в кронах и монотонный гул дождя по крыше машины и асфальту. Спустя пару минут оцепенения, тело начало дрожать от холода и напряжения. Разум, перегруженный адреналином и абсурдом, наконец, сдался под натиском элементарной физиологии. Он втянул голову в плечи, швырнул последний взгляд в чёрную пасть леса, туда, где погас огонек, и, поскользнувшись, ввалился в машину. Запер двери. Звук центрального замка щелкнул громко, как выстрел, в тишине салона. Он сидел, не включая двигатель, слушая, как дождь барабанит по крыше, как стучат его собственные зубы. Потом резко повернул ключ, дал газу, и «Вольво», взвыв, рванул по направлению к дому, увозя его от мокрого кошмара, который теперь жил не только в лесу, но и внутри него.
Дом встретил его гробовой тишиной и запахом сырости, принесенной на одежде. Александр скинул мокрые вещи прямо в проходе, оставшись в промокших насквозь носках и майке. Механически, как робот, он прошёл в ванную, вытерся грубым полотенцем, натянул сухие треники. Тело ломило, голова гудела. Достав из холодильника банку пива, он щёлкнул кольцом и сделал долгий глоток. Холодная, горьковатая жидкость обожгла горло, но не принесла облегчения, лишь слегка притупила дрожь в руках. Он рухнул на старый, продавленный диван в гостиной, рядом с молчаливой, зловещей печатной машинкой. Пиво стояло на полу. Глаза слипались. Тело, измотанное адреналином, недосыпом и алкоголем, требовало отключки. Он провалился в тяжёлый, беспокойный сон, где хмурые сосны преследовали его, а из темноты леса светил тот самый тусклый огонёк.
Его вырвал из ночного кошмара не крик, а удар. Раскатистый, оглушительный грохот грома, казалось, разорвавший небо прямо над крышей дома. Александр вздрогнул, свалившись с дивана на пол. Сердце бешено колотилось. За окном бушевала настоящая буря. Молнии разрывали темноту, освещая комнату на мгновение ослепительно-белым, призрачным светом, и тут же погружая обратно во мрак. Дождь хлестал в стекла с яростью. Он поднялся, прошёл на кухню и разогрел в микроволновке остатки пасты. Ел стоя, у окна, глядя, как молнии выхватывают из тьмы мокрые ветки старых яблонь в саду. Мысли были мутными, как вода в луже под окном.
Взгляд сам собой метнулся к печатной машинке. Она стояла на своем месте, тёмная и молчаливая. Но в её молчании теперь была сила. Магнетическая, гипнотическая сила. Тарелка с недоеденной пастой осталась на столе. Александр подошёл к столу. Не садясь, провел пальцами по холодным клавишам. Потом опустился на стул. Словно ток ударил по кончикам пальцев. Он не хотел печатать, он должен был печатать. Транс накрыл его мгновенно, как волна. Сознание сузилось до точки. Зрение расплылось. Остался только стук собственного сердца, сливающийся с навязчивым ритмом, уже звучавшим в голове. Его руки взлетели над клавиатурой – и обрушились вниз.
Тук-тук-тук-тук-ДЗЫНЬ!
Это звук на заевшей пластике прокручивался вновь и вновь.
Пальцы забегали с нечеловеческой скоростью, отбивая на бумаге слова, фразы, целые абзацы. Он не думал. Он не контролировал. Он был лишь проводником. Каретка прыгала, бумага заполнялась ровными, бездушными строчками. Гроза бушевала за окном, освещая его склоненную спину призрачными вспышками. Он печатал без остановки и без осмысления. Пока чернота не поглотила его сознание окончательно. Голова тяжёло упала на клавиатуру, издав глухой стук. Тело обмякло. Он свалился со стула на пол, в кучу выброшенных машинкой исписанных листов, и погрузился в беспамятство, похожее на смерть.
Он проснулся в середине дня. Его разбудил луч света. Резкий, холодный, пробившийся сквозь щель в шторах и упавший прямо на лицо. Александр застонал. Все тело ныло, голова была чугунной гирей, во рту пересохло. Он лежал на полу, уткнувшись лицом в бумагу. Листы машинописного текста были разбросаны вокруг него, как осенние листья после листопада. Он с трудом оторвал голову от пола, выплюнув клочок бумаги, прилипший к щеке. Сознание возвращалось медленно, неся с собой знакомый ужас. Незнание, что он написал на этот раз.
Дрожа, словно в лихорадке, он схватил ближайший лист, прилипший к его рукаву. Впился глазами в текст. Знакомого имени Анна там не было. Ни одного упоминания. Его плечи, неосознанно напряжённые в ожидании нового кошмара, резко расслабились. Выдох вышел прерывистым, почти всхлипом. Он стал читать, сначала с опаской, потом с нарастающим недоумением.
Это был рассказ про мальчишек. Двое друзей, Сайлос и Энди, десяти лет. Они играли в прятки в большом лесу за окраиной города. Лес был их королевством, они знали там каждую тропинку, каждое дерево. Энди спрятался так хорошо, что Сайлос никак не мог его найти. Он звал, бегал между сосен, заглядывал в кусты. А потом небо резко потемнело. Начался сильный дождь. Не просто дождь, а настоящий ливень, как вчерашний. Лес сразу стал мрачным, чужим. Сайлос забеспокоился, позвал Энди громче, но ветер и шум воды заглушали его голос. Он побежал наугад, спотыкаясь о корни. Мокрыми ветками хлестали по лицу. Как вдруг земля ушла из-под ног. Он поскользнулся на глинистом склоне и свалился в глубокий овраг, скрытый густым папоротником. Падение было недолгим, но очень болезненным. Он упал на мокрые камни и грязь. Овраг был глубокий, с почти отвесными, размытыми дождём стенами. Сайлос вскочил, потирая ушибленное плечо, и попытался выбраться. Но стенки были скользкие, как мыло. Он царапал глину ногтями, пытался найти корень или выступ, но ничего не помогало. Дождь лил не переставая, овраг начинал заполняться мутной, холодной водой. Сайлос сел на камень, обхватил колени руками и замер. Он дрожал не то от холода, не то от страха, не от беспомощности. Он сидел там, маленький и потерянный, в растущей луже под хмурым небом, и кричал в пустоту, но его никто не слышал…
Текст обрывался на полуслове. Александр перебирал листы, но продолжения не было. Просто пустая бумага после фразы: "…никто не слышал".
Он сидел на полу среди бумаг, перечитывая рассказ.
– Просто история. Мрачная, но обычная, – сказал сам себе вслух Александр.
Никакой жути, никаких совпадений с реальностью. Никаких страшных пророчеств. Только вымысел. Чистый вымысел. Чувство облегчения накрыло его волной.
«Может, вчерашнее с Анной было случайностью? Галлюцинацией на фоне недосыпа и выпивки?», – мысленно успокаивал себя он. Александр испытал резкую слабость, но теперь это была слабость после бури, а не перед ней.
Он поднялся, собрал разбросанные листы в аккуратную стопку и положил их на стол, рядом с машинкой. Потом вышел на крыльцо. Буря прошла, оставив после себя промокший, чистый мир и тяжёлые, набухшие водой тучи, медленно проплывающие по проясняющемуся небу. Он закурил. Дым, горький и едкий, заполнил легкие. И тут его скрутило. Желудок истошно зарычал. Жестокий, требовательный голод, как будто он не ел неделю. Он вспомнил полупроглоченную пасту и понял, что в холодильнике пусто.
Вернувшись внутрь, Александр прочесал весь холодильник, морозильную камеру и каждый шкаф. Нашёл полпачки чипсов, замороженные овощи, забытый кусок сыра, горсть орехов и ещё две банки пива. Бросив презрительный взгляд на запечатанную бутылку скотча, он сразу отмёл мысль о пустошь её. Он сел за кухонный остров и съел все подчистую, запивая холодным пивом. Сытость, тяжёлая и нездоровая, навалилась на него. Глаза начали слипаться, его снова потянуло в сон, хоть он только недавно пробудился. Он дополз до дивана, натянул на себя старый шерстяной плед, пахнувший пылью и прошлым, и провалился в долгий, глубокий, без сновидений сон.
Раннее утро встретило его тусклым серым светом и пустым желудком, который уже снова урчал. После такого длительного и спокойного сна, в сознание появилась надежда на ясность. Он сварил крепкий кофе, выпил стоя у окна, и выкурил две сигареты подряд. Завтрак из кофеина и никотина. Ехать в супермаркет было необходимостью. Он не мог смотреть на пустой холодильник.
«Вольво» заурчал привычно. Александр ехал по мокрым улицам, стараясь не думать о позавчерашнем дне с его кошмарами. Он мог думать только о еде. Припарковавшись у входа в супермаркет, он даже не собирался поворачивать голову в сторону закусочной, но периферийным зрением уловил движение за стеклом. И не смог устоять перед желанием обернуться.
Анна была там. Стояла у стойки, что-то протирала тряпкой. Бледная, с тёмными кругами под глазами. Она подняла взгляд случайно, или почувствовала его пристальный взгляд сквозь стекло машины. Их глаза встретились на долю секунды.
Александр увидел, как всё её тело напряглось, как будто ударило током. Ужас исказил её лицо. Она бросила тряпку, резко развернулась и метнулась прочь, за занавеску, ведущую на кухню. Исчезла, как призрак. Но призрак, оставивший после себя ледяную волну стыда и вины. Александр вылез из машины, чувствуя себя выжатым и опустошенным после этой мимолетной встречи взглядами. Он закурил, опершись о капот, пытаясь унять дрожь в руках. И тут его взгляд упал на ближайший фонарный столб, на которой от порывов ветра колыхалось свежее приклеенное объявление. Ярко-желтая бумага, еще не размокшая от сырости. Чёрные, жирные буквы:
ПРОПАЛ РЕБЕНОК!
РАЗЫСКИВАЕТСЯ САЙЛОС УОРЕН!
10 лет. Рост 140 см. Худощавый. Светлые волосы, голубые глаза. Был одет в синюю футболку с логотипом «Marvel», темно-серые джинсы и красные кроссовки.
ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ВИДЕЛИ: вторник, 23 июня около 16:00, уходил играть в лес (район Старой Мельницы) с другом. ДОМОЙ НЕ ВЕРНУЛСЯ!
Если вы обладаете любой информацией, немедленно свяжитесь с шерифом по номеру 437-821.
Александр замер. Сигарета выпала у него из пальцев и упала в лужу с тихим шипением. Воздух перестал поступать в лёгкие. Весь мир сузился до этих черных букв на желтом листе. «Сайлос Уорен. 10 лет. Играл в лесу. Позавчера. Не вернулся.» Слова из его вчерашнего транса, из рассказа, напечатанного неведомой силой, обрушились на него с невероятной, сокрушающей силой.
Сайлос и Энди… играли в прятки в большом лесу… Сайлос никак не мог его найти… Начался сильный дождь… поскользнулся… свалился в глубокий овраг… Он сидел там, маленький и потерянный… дрожал…
Это был не вымысел. Это было предупреждение или констатация факта. Лес и старая Мельница. Это тот самый лес, что тянулся вдоль дороги к его дому. Тот самый, где он видел тень и огонёк.
Александр стоял у столба, глядя на лицо улыбающегося светловолосого мальчика с фотографии, и понимал, что кошмар только начинается. Машинка снова написала правду. А он держал в руках ключ к спасению. Или к чему-то гораздо более страшному.
Глава 7
Словно в тумане, Александр вылетел с парковки супермаркета, прильнув к рулю. Жёлтый листок с лицом Сайлоса Уорена пылал у него перед глазами, сливаясь с чёрными строчками его собственного, напечатанного в трансе рассказа. Это не было совпадением. Это было проклятие. Он судорожно набрал в поисковике телефона: «Полицейский участок». Карта выдала точку в пятнадцати минутах езды. «Вольво» взревел, рванув по мокрым улицам с такой скоростью, что шины визжали на поворотах. Мысли путались, бились, как птицы в клетке: «Блять! Блять! Блять! Расскажу я им всё, а они спросят откуда я это знаю. Что я скажу? Что я ебаный экстрасенс? Машинка напечатала? Сочтут сумасшедшим. Психиатрия. А не скажу? Мальчик может умереть там, в холоде и темноте. Он там уже более суток.»
