Сингулярность присутствия

Он коротко вздохнул, собираясь с мыслями.

– Они хотят показать мне, кто я есть на самом деле, – ответил он тихо, стараясь, чтобы голос не выдал страха.

Она ничего не ответила, лишь крепче сжала руль. И машина ускорилась, унося их прочь от леса, от следов на снегу, но не от самих себя.

Глава 2. Сигнал изнутри

Здание Отдела находилось на Сретенке – улице старой, живущей своей странной, замедленной жизнью. Снаружи оно ничем не выделялось: серый бетон, чёрные окна, отсутствие вывесок. Однако стоило войти внутрь – и ты попадал в совершенно иной мир, живущий по законам строжайшей секретности.

Тарасов и Линёва вошли в холл. Двери за ними закрылись с тяжёлым щелчком, и звуки улицы моментально исчезли. Воздух внутри был сухим и стерильным, пах дезинфекцией и бумагой. Освещение тусклое, мягкое, рассчитанное так, чтобы глаза постепенно привыкали к полумраку.

Они молча прошли по длинному коридору, мимо охранников, застывших словно манекены. Их лица были знакомыми, но безжизненными, как и всегда. Здесь никто не обменивался приветствиями, никто не улыбался. Они работали не для того, чтобы быть вежливыми.

В конце коридора их ждал полковник Демидов. Высокий и сухопарый, он казался статуей, вырезанной из серого камня. Глаза его всегда были холодными, но сегодня в них было что-то ещё – беспокойство? Или, может, едва различимый страх?

– Проходите, – коротко сказал он, отводя взгляд. – У нас проблема.

Они прошли в подземный зал, который был сердцем Отдела. Стены здесь были из толстого стекла, за которым переливались какие-то схемы и диаграммы, светились экраны и тихо гудела техника. Помещение напоминало капсулу, замкнутую в себе, словно не принадлежащую остальному миру.

Демидов подошёл к столу и нажал кнопку. Из скрытых динамиков зазвучал голос. Металлический, слегка искажённый, но узнаваемый до боли.

«Вы не видите нас, но мы уже здесь. Мы – это вы».

Эти слова заставили Тарасова ощутить сильное головокружение. Голос звучал в его голове эхом, повторяясь снова и снова, словно насмехаясь. Он знал этот голос, но боялся себе признаться в этом.

– Откуда запись? – спросила Кристина, нарушая тяжёлое молчание.

Демидов задумчиво помедлил, прежде чем ответить:

– Изнутри. Сигнал появился вчера ночью, в нашей внутренней сети. Прямо здесь, среди нас.

– Вы думаете, это чужой шпион? – уточнила она, бросив быстрый взгляд на Тарасова.

Полковник покачал головой.

– Не совсем так. Шпион подразумевает постороннего. Здесь же речь идёт о чём-то другом. Кто-то из нас… изменился. И, возможно, даже не подозревает об этом.

Тарасов почувствовал, как его дыхание сбилось. Он вдруг вспомнил странный взгляд своего отражения в зеркале, и по спине прошёлся холодок.

– Что вы хотите этим сказать, полковник? – спросил он хрипло.

Демидов внимательно посмотрел ему в глаза. В его взгляде было столько пронзительной остроты, что Тарасову показалось – полковник видит его насквозь.

– Что мы больше не можем доверять никому, – произнёс Демидов медленно и отчётливо. – Даже самим себе.

Он подошёл к экрану и вывел на него изображение внутренней сети. На экране мерцала странная диаграмма: нити переплетались, соединяясь в узлы и расходясь в стороны.

– Вот здесь, – указал полковник на красную мигающую точку в самом центре схемы. – Источник сигнала. Точка, откуда всё началось. И она ведёт сюда, прямо в сердце отдела.

Тарасов посмотрел на схему и почувствовал, как внутри него что-то дрогнуло. Страх накатывал волнами, вместе с сомнениями, которые он так долго подавлял.

– Как это возможно? – тихо спросила Кристина. – Ведь у нас высшая степень защиты…

– Возможно всё, – оборвал её Демидов. – Мы слишком долго считали себя защищёнными. Но теперь это изменилось.

Полковник отвернулся, задумавшись. Его взгляд устремился куда-то далеко за стеклянную стену, на которой медленно мерцали экраны. Он вспомнил, как когда-то сам стоял перед зеркалом и видел своё отражение – странное, пугающее. Тогда он предпочёл списать это на усталость и переутомление. Но теперь он начал сомневаться и в себе самом.

– Нам предстоит проверить всех, – наконец сказал Демидов, повернувшись обратно к ним. – И вас в первую очередь, майор Тарасов.

Игорь почувствовал, как внутри него что-то оборвалось. Вопросы кружились в голове, словно стая испуганных птиц: «Почему именно я? Что если это правда? Что, если я – чужой?»

– Начинаем прямо сейчас, – жёстко добавил полковник, направляясь к выходу. – Времени у нас почти нет.

Он вышел из комнаты, оставив их вдвоём. В воздухе повисла тяжёлая пауза, наполненная невысказанными вопросами и страхами.

– Ты веришь, что это может быть кто-то из нас? – тихо спросила Кристина, с тревогой смотря на Тарасова.

Он замолчал, не зная, как ей ответить. Всё внутри него было перепутано. Он не мог даже доверять собственным воспоминаниям, не говоря уже о других.

– Я не знаю, – наконец выдохнул он. – Но боюсь, что скоро мы это выясним.

Она протянула руку и мягко коснулась его плеча, пытаясь ободрить.

– Что бы ни случилось, мы пройдём это вместе, Игорь, – произнесла она с уверенностью, которую сама явно не чувствовала до конца.

Он лишь кивнул, не в силах выговорить ни слова. Ему хотелось верить ей, но сомнения медленно и неотвратимо разрушали его изнутри.

Они стояли в тишине, глядя на мерцающий экран. Каждый из них думал о своём, боясь озвучить самые страшные мысли вслух.

Тем временем за стеклом экран продолжал мерцать, и красная точка на схеме пульсировала всё чаще, словно сердце живого организма, который уже давно обосновался среди них.

Глава 3. Зеркальный человек

Проверки начались сразу после совещания, и атмосфера в Отделе стала тяжёлой, напряжённой, пропитанной подозрением. Каждый сотрудник теперь избегал смотреть в глаза другим, словно боясь увидеть там что-то чужое, пугающее. Кабинеты и коридоры, всегда тихие и стерильные, сейчас казались заполненными приглушёнными голосами и нервными шёпотами, от которых по спине бежали мурашки.

Кристина Линёва сидела в кабинете, просматривая записи камер видеонаблюдения. Она делала это уже второй час, напряжённо вглядываясь в монотонные кадры и чувствуя, как глаза начинают слезиться от усталости. Свет от экрана отбрасывал на её лицо синеватые тени, делая её черты ещё более напряжёнными.

Она уже собиралась выключить монитор, когда вдруг заметила странный фрагмент. Запись была от двадцать пятого января – того самого дня, когда она находилась в больнице с переломом ноги, после неудачного падения на тренировке. Но на экране была она сама – уверенно идущая по коридору Отдела, без малейших признаков хромоты или боли. В её руках были какие-то бумаги, а на лице – холодное, почти механическое выражение.

– Что это за чёрт… – прошептала она, чувствуя, как сердце резко забилось в груди. Ей стало трудно дышать.

Она перемотала запись и посмотрела снова, затем ещё раз и ещё. Нет никаких сомнений – это была она. Те же движения, тот же жест, которым она всегда поправляла прядь волос. Но взгляд… Он был другим, пустым, равнодушным, словно глаза принадлежали не человеку, а искусной имитации.

– Ты в порядке, Кристина? – голос Демидова раздался за её спиной неожиданно, заставив её резко вздрогнуть и выключить монитор.

Она повернулась к полковнику, стараясь успокоиться, скрыть панику, вспыхнувшую внутри.

– Да, товарищ полковник, – солгала она, надеясь, что её голос звучал уверенно. – Просто… устала немного.

Демидов внимательно смотрел на неё, и в его взгляде мелькнула тень подозрения.

– Все устали, – сказал он медленно, тщательно подбирая слова. – Особенно сейчас. Но усталость не оправдание небрежности.

Она почувствовала, как внутри всё сжалось от его намёка.

– Я понимаю, – произнесла она тихо, стараясь выдержать его пристальный взгляд. – Этого не повторится.

– Хорошо, – ответил Демидов коротко. – Ты свободна, пока.

Он ушёл, и Кристина медленно выдохнула. Её сердце продолжало биться быстро, и она чувствовала себя так, будто только что избежала страшной угрозы.

Тем временем Тарасов сидел в небольшом кабинете для допросов. Стены здесь были серыми и пустыми, а единственный стол и два стула казались специально подобранными так, чтобы усилить ощущение дискомфорта и уязвимости. Он снова и снова прокручивал в голове разговор с Демидовым, пытаясь понять, в какой момент всё пошло не так. С каждым новым вопросом он чувствовал, как уверенность и ясность исчезают, уступая место сомнениям и страху.

Наконец дверь открылась, и внутрь вошла женщина в белом халате – доктор Виктория Самойлова, ведущий психолог Отдела. Она была строга и собрана, а взгляд её был внимательным и проницательным.

– Здравствуйте, майор, – начала она спокойно, садясь напротив него. – Готовы начать?

Тарасов кивнул, но внутри него всё напряглось.

Доктор включила небольшой диктофон и посмотрела ему прямо в глаза:

– Как вы себя чувствуете в последнее время? Вы замечали что-то необычное в своём поведении?

Он замешкался, но решил сказать правду:

– Иногда… иногда мне кажется, что я забываю вещи, которые должен помнить. Или наоборот – помню то, чего никогда не происходило.

– Например?

– Сны. Они… слишком реальны, доктор. Будто кто-то пытается показать мне жизнь, которой я не жил.

Самойлова записала что-то в блокнот и посмотрела на него внимательно:

– Расскажите подробнее. Какие именно сны?

Тарасов глубоко вдохнул и начал тихо:

– Я вижу себя, но другим… У меня другая кожа, другие глаза. Я знаю, что это я, но в то же время это не я. Я вижу странные города, небо с двумя солнцами, слышу языки, которых не знаю, но понимаю. И мне становится страшно от того, что я начинаю… принимать это как что-то своё.

Самойлова внимательно слушала, затем мягко спросила:

– Вы думаете, это просто сны, майор? Или подсознание пытается вам что-то сказать?

Тарасов замолчал. Он не знал ответа. Он боялся признаться даже себе, что начинает верить этим снам больше, чем собственной памяти.

– Я не знаю, доктор, – ответил он тихо. – Но я чувствую, что что-то меняется внутри меня, и я не могу это остановить.

Доктор кивнула, записала ещё несколько слов и выключила диктофон.

– Хорошо, майор, пока этого достаточно. Мы продолжим позже.

Она ушла, оставив его одного в пустом, холодном кабинете. Игорь сидел неподвижно, глядя в стену, чувствуя, как сомнения всё глубже проникают в его сознание. Он больше не был уверен ни в чём – ни в том, кем он был раньше, ни в том, кем он становился сейчас.

Тем временем Демидов, вернувшись в свой кабинет, устало сел в кресло и прикрыл глаза. В его голове крутился калейдоскоп тревожных мыслей. Он понимал, что наступил момент, которого он так боялся: доверие рушилось, и внутри Отдела разрасталась трещина, через которую просачивался страх.

Он вспомнил своё отражение в зеркале несколько дней назад – оно выглядело таким чужим и незнакомым, что он тогда отвернулся и приказал себе забыть об этом. Но теперь он понимал, что забыть невозможно.

Они все были в опасности. И самое страшное – что он не был уверен, может ли он доверять даже самому себе.

Глава 4. Отражение

Ночь накрыла Москву плотной и вязкой темнотой, будто чёрной масляной краской размазала очертания улиц и домов. В воздухе висела тяжёлая сырость, пропитанная запахом тающего снега и промёрзших бетонных стен. Уличные фонари едва освещали дороги, отбрасывая странные тени, медленно ползущие по тротуарам, будто живые существа.

Тарасов лежал в кровати, глядя в потолок. Сон никак не приходил. Каждая попытка закрыть глаза тут же приводила его обратно в те пугающие сны, где он видел миры, в которых никогда не был, и самого себя – таким, каким никогда не хотел бы стать. Он слышал своё дыхание – неглубокое, напряжённое, тревожное, и чувствовал, как воздух, словно густая масса, давит ему на грудь.

Встав с кровати, он подошёл к окну, прижав лоб к холодному стеклу. Город за окном казался незнакомым, чужим, будто он впервые видел эти улицы. Его охватило острое ощущение одиночества и отчуждённости от всего, что он знал прежде.

Стараясь прогнать неприятные мысли, он медленно двинулся к ванной. Включил холодную воду, набрал в ладони и умыл лицо, стараясь прийти в себя. Когда он поднял голову, его сердце сжалось, и дыхание замерло в груди.

Отражение в зеркале смотрело на него пристально, внимательно, с едва заметной улыбкой, которой на его лице не было. Глаза отражения казались глубже, темнее, в них плясали искорки чужого сознания.

– Кто… кто ты? – выдавил он из себя, чувствуя, как холодок страха пробегает по позвоночнику.

Отражение молчало несколько секунд, затем улыбка стала чуть шире, а глаза блеснули насмешкой:

– Ты прекрасно знаешь ответ. Тебе не нужно притворяться.

Голос звучал в его голове, был его собственным, но одновременно и чужим, наполненным спокойной уверенностью, которой ему самому всегда не хватало.

– Это невозможно, – пробормотал Игорь, сжимая край раковины до боли в пальцах.

– Почему? – спокойно спросило отражение. – Потому что это заставит тебя признать, кем ты всегда был?

Игорь ощутил, как внутри него начинает нарастать паника. Он резко отвернулся от зеркала, пытаясь восстановить дыхание, но в зеркале отражение продолжало смотреть на него – теперь с жалостью и любопытством.

– Ты боишься правды, – продолжило оно тихо и мягко. – Но чем дольше ты сопротивляешься, тем больнее будет осознание.

– Я не такой, как ты! – резко произнёс он, поворачиваясь обратно.

– Нет, ты именно такой, как я, – голос отражения стал чуть строже. – Ты всегда им был. Просто забыл. Или хотел забыть.

– Зачем ты это делаешь? – спросил он, ощущая слабость в ногах. – Что тебе от меня нужно?

Отражение немного наклонило голову, словно изучая его реакцию, и после паузы спокойно ответило:

– Я хочу помочь тебе вспомнить, кто ты есть. Ты часть нас. Всегда был и всегда будешь. Ты не человек, Игорь. И ты это знаешь.

Он зажмурился, пытаясь убедить себя, что это сон, что сейчас он проснётся и всё исчезнет. Но стоило открыть глаза, отражение по-прежнему стояло перед ним, и теперь в его глазах читалась неподдельная жалость.

– Прими себя таким, какой ты есть, – произнесло оно тихо, почти ласково. – Тогда станет легче.

– Я не могу, – едва слышно прошептал Тарасов, чувствуя, как его голос дрожит от беспомощности.

– Можешь, – возразило отражение, и его улыбка стала почти тёплой. – Просто перестань сопротивляться. Отпусти этот страх.

– Если я сделаю это… что тогда? – спросил он, чувствуя, как сердце стучит всё быстрее.

– Тогда ты наконец поймёшь, зачем ты здесь. И зачем здесь мы, – ответило отражение, улыбаясь загадочно.

Игорь резко замахнулся и ударил по зеркалу кулаком. Зеркало разлетелось на осколки, звеня и рассыпаясь по полу. В комнате снова наступила тишина, и он остался один. Только в разбросанных осколках он снова видел отблески чужого лица, улыбающегося ему в каждом куске стекла.

– Ты не сможешь убежать от себя, – раздался голос в его голове. – Мы всегда будем рядом. Ты – часть нас, как и мы – часть тебя.

Игорь упал на пол и закрыл глаза, тяжело дыша. Он не хотел верить словам отражения, но каждое произнесённое слово словно медленно и уверенно впечатывалось в его сознание, стирая прежние убеждения и память.

За стеной в соседней квартире послышался тихий шорох, и он вздрогнул. Тарасов вдруг подумал, что весь мир вокруг него стал другим – не таким, как был вчера или даже сегодня утром. Что-то необратимо изменилось, и он оказался в самом центре этого изменения.

Лёжа на полу в ванной, среди разбитого стекла, он впервые всерьёз задумался, кем же он был на самом деле – человеком, которым он всегда считал себя, или чем-то совершенно иным, пугающим, но, возможно, и неизбежным.

Он знал, что утро не принесёт облегчения. Наоборот, оно станет началом конца его прежней жизни.

Глава 5. Правда

Утро пришло незаметно, словно крадучись сквозь густой туман. Тусклый, серый свет медленно проникал в окна кабинета Демидова, заставляя его очертания проявляться постепенно, будто проступать на фотобумаге в тёмной комнате. Полковник не спал всю ночь, сидя за столом и глядя в никуда – глаза его были красными от усталости, лицо казалось осунувшимся и постаревшим на несколько лет.

Он не мог перестать думать о Тарасове. В голове снова и снова прокручивался вчерашний разговор, тяжёлое молчание, взгляд Игоря, полный страха и неуверенности. Демидов понимал, что должен был раньше заметить признаки, которые сейчас казались очевидными: замкнутость, странные сны, нервозность. Но он предпочёл не видеть этого – сознательно отвернулся, отказавшись поверить в очевидное. Теперь же эта ошибка могла стоить им всего.

Демидов тяжело вздохнул и закрыл глаза, погружаясь в воспоминания. Он видел себя молодым офицером, стоящим на краю поляны, залитой странным зеленоватым светом. На земле лежало нечто, что он тогда не смог объяснить даже себе. Фигура – похожая на человека, но не человек. Он помнил страх и в то же время любопытство, которое заставило его шагнуть ближе. Существо подняло голову, и их глаза встретились.

С тех пор он изменился навсегда. И всю свою дальнейшую жизнь посвятил борьбе с тем, что видел той ночью. Но с годами он начал сомневаться: кто на самом деле был врагом – они или люди вроде него самого, утратившие часть человечности в борьбе?

Стряхнув с себя воспоминания, Демидов резко встал и вышел из кабинета. В коридорах было тихо – так тихо, что казалось, само здание затаило дыхание в ожидании неизбежного. Он медленно подошёл к кабинету Тарасова и толкнул дверь.

Игорь сидел за столом, глядя перед собой стеклянным, отстранённым взглядом. Он даже не повернул голову, когда полковник вошёл внутрь.

– Игорь, нам нужно поговорить, – произнёс Демидов осторожно, стараясь говорить спокойно и ровно.

Тарасов поднял голову, его глаза выглядели усталыми и почти безжизненными.

– Вы уже всё знаете, полковник, – ответил он тихо. – И я знаю. Мне нет смысла скрывать это.

– Расскажи мне, – мягко сказал Демидов, садясь напротив и глядя ему прямо в глаза. – Как ты узнал правду?

Игорь сглотнул и тихо начал:

– Оно приходило ко мне ночью. В отражении. Оно… я не знаю, как это объяснить. Но я видел себя таким, каким никогда не был. И я знал – это и есть настоящий я.

Полковник помолчал, затем спросил ещё тише:

– Ты помнишь, кем был до того, как попал к нам? Помнишь, как это началось?

Игорь закрыл глаза, пытаясь собрать мысли воедино.

– Я помню только фрагменты, обрывки воспоминаний. Свет, боль, ощущение потери… Потом я был здесь, среди людей. Но я всегда чувствовал, что не такой, как все. Что-то внутри меня было чужим.

– Почему ты никогда не говорил об этом раньше? – сдержанно спросил Демидов.