
Полная версия
Сингулярность присутствия

Владимир Кожевников
Сингулярность присутствия
Сингулярность присутствия
Отдел К: Контакт
Глава 1. Свет в пустоте
Алексей всегда считал, что пустота – это просто отсутствие. Но та, что смотрела на него со спутникового снимка, была другой. Она жила. И смотрела в ответ.
Он сидел в полутёмной комнате под гул старых кондиционеров и мерцание мониторов. Экран перед ним показывал один единственный объект – крошечную светящуюся точку над тайгой Забайкалья. Ни один радиолокатор не зафиксировал её появления. Ни одна система раннего оповещения не подала сигнала. Она просто была. Сначала – одну секунду. Потом – пятнадцать. Потом – сутки. И всё это время она висела в воздухе, на высоте девятисот метров, не меняя ни координат, ни интенсивности свечения.
– «Капля», – произнёс Алексей вслух, словно пробуя вкус слова.
На самом деле это был уже её внутренний позывной. Формально объект именовался АНОМАЛИЯ-042/К. Но внутри Отдела К, подразделения, о существовании которого знали даже не все в Лубянке, его давно называли просто: Капля.
За стеной кто-то закашлялся. Тонкие панели слегка дрогнули, и Алексей взглянул на часы. Почти три часа ночи.
Он встал, потянулся, провёл рукой по небритому подбородку. Ночь в Центре – это когда ничего не происходит. Ни звонков. Ни приказов. Ни новой информации. Только свет в пустоте. И ощущение, что кто-то наблюдает за тобой из-за пределов твоего собственного сознания.
Он налил себе крепкого, слишком горячего кофе из термокружки. Подошёл к планшету у стены, провёл пальцем по экрану. Появилась голограмма: трёхмерная модель объекта.
– И ни малейшего теплового фона… – пробормотал он.
И это было по-настоящему странно. Потому что объект явно светился – но теплового излучения не фиксировалось. Он не издавал звуков, не вступал во взаимодействие с воздухом, не отбрасывал тени. Он просто был. Как… сбой в реальности. Как кусок иного пространства, вшитый в наше, но не до конца.
На одном из мониторов мигнул сигнал – кто-то активировал внешний канал связи. Алексей быстро подошёл, надел гарнитуру.
– Отдел К, старший аналитик Емелин. Кто на линии?
– Внеочередной вход. Сухарев. – Голос был хриплый, как будто зацепился за провода.
Алексей поморщился.
– Ночь, Геннадий Борисович.
– У тебя ночь. А у нас – сигнал.
– Какой?
– Новый. С координат Капли. Через микроволновой канал. Не российский, не китайский, не НАТО. Ни с чем не совпадает.
У Алексея сжались пальцы. Он бросил взгляд на монитор. Свет Капли оставался неизменным.
– Пересылайте. Я обработаю.
– Уже в твоём шлюзе. И… будь осторожен, Лёша. Это не просто пустота. Это вход. Или выход. Кто его знает.
Связь оборвалась. Алексей подошёл к серверному терминалу, ввёл код, активировал дешифратор. Сигнал оказался сложным, почти музыкальным: серия импульсов, паузы, волновые завихрения. Похожее он слышал лишь раз – в детстве, когда впервые подслушал код Морзе в радиолюбительской лаборатории отца. Но здесь… ритм был другим. Будто не передача, а дыхание.
Он понял, что больше не один. Ощущение пришло резко, как удар током. Он медленно повернулся – но в комнате никого не было.
И всё же Капля… смотрела.
Глава 2. Чёрная папка
Утро в Центре началось не с кофе. А с появлением черной папки на столе Емелина.
Он заметил её сразу, как только вошёл в кабинет. Матовая, с плотной обложкой, без опознавательных знаков. Только тиснёные в кожу инициалы: ОК-К/00.
Такой маркировкой пользовались лишь в одном месте – в архиве Нулевого блока. Там хранились дела, которых не существовало. По крайней мере, официально.
Алексей сел, открыл папку.
Первый лист был тонким, почти полупрозрачным, как из старой следственной канцелярии. Почерк – ручной, синими чернилами, мелкий, с лёгким уклоном влево. Надпись гласила:
ДЕЛО №00-К: Контакт
Классификация: вне шкалы.
Характер: активный, нелокализованный, потенциал экзогенного проникновения.
Начало наблюдения: 02.06.20ХХ, координаты: 54°13’N, 119°48’E.
Предыдущие аномалии: пересекаются с делами 1977/Э (Тунгусская серия), 1984/П (Петрозаводск), 2002/М (Кызыл-Курган).
Суть: объект неопределённой физики, возможно – агент намеренного внеземного взаимодействия.
Алексей перелистнул страницу. Под ней – чёрно-белые снимки. На первом: лесной массив, в центре – светящееся пятно. Вокруг деревья будто пригнулись внутрь, как воронка после вакуума. На втором – след, оставшийся после исчезновения объекта в 1984-м. На третьем – график биопоказателей трёх наблюдателей, изолированных в зоне контакта: у всех – резкое снижение мозговой альфа-активности, увеличение дельта-волн, и… возникновение синхронной активности в лобной доле, несмотря на разделение в пространстве.
Сухарев вошёл, не постучав. Как всегда.
– Видел?
– Читаю, – кивнул Алексей, не отрывая взгляда от папки. – Только это не описание. Это… предупреждение.
– Именно. Предыдущие три попытки контакта закончились одинаково. Или паранойей, или исчезновением. Или обоим вместе.
– Почему теперь решили активировать нас?
Сухарев сел напротив. На его лице появилась усталая, почти философская усмешка.
– Потому что теперь оно вышло на нас первым.
Алексей замолчал. Он вспомнил ночной сигнал – пульсирующий, ритмичный, как дыхание живого существа. Или как взгляд.
– Нам поручили не просто наблюдать, – продолжил Сухарев. – А вступить в контакт. Не формально. Не через учёных. Через нас.
– Зачем?
– Потому что мы последние, у кого ещё осталась интуиция. Остальные давно в таблицах и протоколах. А тут… таблицы не работают.
Он встал, подошёл к монитору. Тот всё ещё показывал Каплю – светящуюся точку в пустоте.
– Ты готов, Емелин?
Алексей медленно закрыл папку. Его пальцы задержались на коже обложки – и вдруг ощутили что-то странное. Тепло. Пульс?
– Готов, – сказал он.
И в этот момент Капля изменилась. На один миг. Её свет стал резче, будто сфокусировался. И только Алексей увидел: в самом её центре мелькнула форма. Как силуэт.
Или лицо.
Глава 3. Вход без следа
Они летели над тайгой на чёрном вертолёте без бортовых номеров. Только тусклый герб без слов – белый щит, скрещённые молнии. Внутри салона царила тишина: ни разговоров, ни радио, только лёгкий гул двигателей и сдержанное напряжение, как в предгрозовом воздухе.
Алексей сидел у иллюминатора. Внизу – бескрайнее море деревьев, серо-зелёная зыбь, словно покрытая прозрачной плёнкой. В координатах под ними уже несколько дней висела Капля.
Сухарев смотрел на планшет.
– Пять попыток визуального приближения, – сказал он наконец. – Ни одного положительного результата. Всё глохнет в радиусе ста метров. Ни дронов. Ни людей. Только холод и провалы памяти. Как будто… объект вырезает себя из восприятия.
– А почему мы думаем, что в этот раз будет иначе?
– Потому что ты – не дрон. Ты – человек. И она, – он кивнул на сидящую в углу женщину, – тоже.
Алексей посмотрел на Юлию. Та держала в руках небольшую прозрачную капсулу с мерцающей жидкостью.
– Биомаркер, – пояснила она. – Отслеживает внутренние колебания восприятия, даже если они не осознаются. Предположительно, Капля реагирует на внимание, а не на приближение.
– Как будто она – тоже наблюдатель, – пробормотал Алексей.
Юлия кивнула, не глядя на него.
– И она выбирает, кого пустить. Мы лишь пробуем войти.
Зона падения была обнесена временным периметром – дронами, приборами, камерами. Всё выглядело как типичный объект МО РФ: палатки, буровые платформы, метеостанции. Но в центре – пустота.
Там, где должна была быть Капля, не было ничего. Ни света. Ни движения. Только ощущение, что в воздухе кто-то дышит. Тихо. Невидимо.
– Это не объект, – сказал Алексей, – это феномен.
Он шагнул за последнюю черту, туда, где предыдущие операторы теряли сознание или забывали, зачем пришли.
Но ничего не произошло.
Свет не погас. Радиосвязь осталась стабильной. Биомаркер – ровный.
– Она тебя впустила, – сказал Сухарев в наушник.
Алексей сделал ещё шаг. Воздух изменился. Стал вязким, как вода. Пространство чуть подрагивало на краях поля зрения. И – тишина. Не просто отсутствие звука. А забвение.
Юлия подошла с другой стороны, синхронно. Она держала в руке капсулу – та начала пульсировать мягким фиолетовым светом.
– Видишь? – прошептала она.
Алексей обернулся – и впервые увидел её: Каплю.
Но теперь она не висела в воздухе. Она была… в нём. В его теле. В его восприятии. Как идея, внедрённая в структуру сознания. Словно она всегда была частью его, просто раньше – дремала.
– Я чувствую, – сказал он. – Она… ждёт.
– Чего?
Он посмотрел на Юлию, и вдруг понял: не чего. Кого.
И в следующую секунду весь мир исчез.
Очнулся он в модуле наблюдения. Его тело дрожало. Во рту – металлический вкус. В ухе – голос Юлии:
– Семь минут. Ты был внутри семь минут.
– Я… ничего не помню.
Она кивнула.
– Это нормально. Но биомаркер всё зафиксировал. Мы знаем одно: она не отторгает тебя.
– Значит, я вхожу в контакт?
– Нет, – сказала она. – Значит, контакт – уже начался.
Глава 4. Второй контур
На третий день после первой экспедиции в зону Алексей проснулся от собственных слов.
– Я здесь.
Он произнёс это во сне – громко, чётко, как пароль. Только проснувшись, понял, что говорит не сам с собой. А как будто в ответ. Кому-то. Или чему-то.
Окно лабораторного бокса было запотевшим, на стекле – капли влаги, неровный рисунок, как будто кто-то провёл пальцем с той стороны. Очертания расплылись, но одна линия была чёткой: символ, похожий на спираль, разорванную в двух местах.
Алексей записал её. В третий раз за последние сутки.
– Повторение. Образ устойчивый, – сказал он Сухареву, когда тот зашёл.
– Это уже второй контур, – кивнул тот. – Символы, сигналы, совпадения. То, что было в первой фазе у других объектов, теперь – у нас.
– У нас?
Сухарев бросил на стол новый отчёт.
– В Хакасии появился второй объект. Идентичный по структуре, но с обратной полярностью. Там работает группа Глазьева. Один из их операторов тоже видит символы. Но не спираль. У него – сетка. Клетка.
Алексей перевернул страницу – сканы рисунков, заметки от руки, полевые фотографии. Один снимок был особенно тревожным: на земле, среди хвои и корней, нечто похожее на круг из обожжённой земли. И в нём – отпечатки ног. Человеческих. Но слишком длинных. Пальцы – как у детских рисунков пришельцев. Только… глубже, как будто оставлены внутри почвы.
– Что ты хочешь сказать?
– Что это не одна Капля. Это – система. И она уже здесь. Мы просто только начали видеть её.
Позже, в командном блоке, Алексей встретился с новой участницей группы – доктором Викторией Львовой. Экс-нейропсихолог из закрытого проекта по сновидениям.
– Вы утверждаете, что контакт может идти через сон? – скептически уточнил он.
– Я утверждаю, что сны – это не бред. Это канал. Обратный. И если объект имеет когнитивную структуру, он может не только вызывать сны, но и отвечать на них. Как на зов.
– Вы это проверяли?
– Уже неделю, – кивнула она. – У пятерых добровольцев. Все видят одно и то же место – пустой белый зал. И в нём – фигура. Сложенная из света.
Алексей замолчал.
Он уже видел этот зал. Во сне. Три дня назад. Он просто решил, что это – побочный эффект.
– Мы входим в симметрию, – продолжала Львова. – Объект настраивается. Он адаптирует не себя – нас.
– Значит, мы… тоже станем частью этой системы?
Она лишь пожала плечами:
– Или уже стали.
Поздно вечером Алексей снова вышел к Капле. Она больше не была просто светом. Теперь она казалась узлом. Связующим звеном между мирами. Временами. Мыслью.
Он чувствовал – внутри неё что-то растёт. Словно глаз, учившийся видеть.
И он, Алексей, был теперь частью её зрения.
Глава 5. Фоновый шум
В Центре отключили музыку. Даже фоновую, ту, что тихо играла в коридорах и лифтах, подменяя тишину.
Причина была простая: у нескольких сотрудников начались приступы паники. У всех – ровно в момент, когда в наушниках звучала одна и та же частота. Незаметный тон, ускользающий из внимания, как писк старого телевизора. Только этот тон продолжал звучать после того, как музыку отключали.
Алексей тоже слышал его. Не ушами – костью. Внутренним резонансом. Он чувствовал его ночью, когда ложился спать. Днём – в шахте лифта, между этажами. В отчётах он начал называть его «фоновым шумом».
– Это не звук, – пояснил он Львовой. – Это… паттерн. Он как маяк. Или якорь.
– Внутренний ориентир, – кивнула она. – Возможно, часть сигнала. Что-то, что должно удерживать нас на частоте.
– Или наоборот, переводить.
Капля изменилась.
Свет теперь бил пульсами, будто дыханием. И эти пульсы, по словам Юлии, совпадали с альфа-волнами мозга оператора №3, погибшего неделю назад в Хакасии. До последнего его мозговая активность не прекращалась. Даже после остановки сердца. Электроэнцефалограмма показывала стабильный, но нечеловеческий ритм.
– Это не смерть, – сказала Львова. – Это перезапуск. Только не тела. Структуры. Внутренней. Как будто кто-то скачал копию его сознания – и оставил нас с пустой оболочкой.
Алексей сжал кулаки. Он вспоминал этого парня – молодой, с голосом лекторским, слегка дрожащим. Тот говорил: «Если это разум, он не захочет нас убивать. Он захочет говорить». Последними его словами были: «Я слышу… себя».
С тех пор никто не решался приближаться к Капле более чем на пятьдесят метров.
На четвёртый день фоновый шум начал меняться.
– Это уже не просто частота, – сказала Юлия, глядя на экран спектрального анализа. – Это последовательность.
– Код?
– Нет. Музыка.
Алексей вслушивался. Ритм был прост: три коротких импульса, пауза, два длинных. Потом всё повторялось. Но каждая итерация была чуть искажённой, словно кто-то учился имитировать гармонию – по памяти.
– Она пробует говорить на нашем языке, – прошептал Алексей. – Только пока не знает слов.
– Но учится, – добавила Юлия. – Быстрее, чем мы.
Ночью Алексей проснулся от ощущения, что внутри его головы кто-то идёт. Медленно. Беззвучно. Как по заснеженному полу. Не мысли – присутствие. Не боль – отражение.
Он встал, вышел на балкон.
В небе висела Капля. Её свет пульсировал медленно, но теперь с оттенками. Цветом. Формой. Он понял, что видит… смысл. Но не мог его осознать. Как слово на языке, которое невозможно перевести.
Он почувствовал взгляд.
И ответил. Без слов. Просто – был рядом.
Глава 6. Исчезновение
На девятый день исчез Миша Лазутин – оператор связи, координатор канала “Восток-Омега”.
Сначала всё выглядело буднично. Он вёл ночную смену, отмечал показания телеметрии, проверял пульсацию сигнала. Камера зафиксировала, как он вышел из модульного центра связи – и направился к периметру зоны. Без защитного костюма. Без оружия. Даже без наушников.
Через семь секунд его силуэт исчез с записи.
– Не замедление, – сказал Алексей, всматриваясь в видео. – Не монтаж. Просто вырезано.
– Топология изменилась, – пояснила Львова. – Мы это называем "сдвиг фазы восприятия". Объект переписывает пространство локально. Он не исчез – он вышел.
– Куда?
– Не знаю. Но не внутрь Капли. В её тень.
Они нашли его жетон – один-единственный, из вольфрама, с гравировкой. Он лежал в центре круга, где росла трава. Свежая. Зелёная. В зоне, где месяцами был только мёртвый мох.
На внутренней стороне жетона – выбит символ. Не военный. Не славянский. Он напоминал круг, вписанный в треугольник, но внутри был… глаз?
– Он не мог сделать это сам, – прошептала Юлия. – Он никогда не рисовал.
– Возможно, это – метка, – сказал Алексей. – Как подпись.
– Или приглашение.
Позже, при анализе журнала систем, выяснилось: в момент исчезновения Лазутина Капля изменила траекторию вращения. Впервые за все дни наблюдения она сделала полный разворот, зафиксированный только через интерферометры. Угол отклонения – 0,03 градуса. Почти ничто.
Но это "ничто" совпало вплоть до миллисекунды с его последним вдохом.
– Она реагирует, – сказал Сухарев. – Не просто наблюдает.
– Или управляет.
– Или предлагает.
Спустя сутки Алексей снова вышел к зоне. Его сопровождала Юлия. В небе – Капля. Спокойная, ровная. Почти красивая.
– Ты ведь знаешь, что он не погиб, – сказала Юлия. – Просто… ушёл туда, где язык другой.
– Возможно, – ответил Алексей. – Но меня беспокоит другое.
– Что?
Он посмотрел ввысь. Свет Капли слегка дрожал, словно колебался не от ветра – от внутреннего сомнения.
– А что, если он не ушёл? Что если его позвали?
Они молчали.
Где-то внизу, под корнями тайги, под слоями времени и реальности, что-то менялось.
Слишком медленно, чтобы это почувствовать телом. Но уже слишком глубоко, чтобы это остановить разумом.
Глава 7. Протокол Эхо
В зале совещаний было прохладно, как в морге. Стены – серый бетон, стол – полированный, ни одной бумаги. Только экран, на котором по кругу крутились фрагменты данных: схемы, частотные спектры, нейропрофили операторов, таймкоды исчезновения Лазутина.
Алексей стоял у стены, не садясь. Внутри него зудело – от напряжения, от недосказанности, от чего-то постороннего, что продолжало жить в глубине его памяти со дня первого входа.
– Вводим Протокол Эхо, – сказал Сухарев. – Прямо сейчас.
Юлия подняла голову.
– Он же неактивен с 2008-го. Мы его закрыли после провала на "Зените".
– Именно поэтому и вводим. Та ситуация была похожей: объект начал отвечать через людей. Только не сразу. Сначала – зеркала. Потом – резонанс. Потом – исчезновения. Один в один. Тогда мы потеряли шесть человек. Сейчас – пока только одного.
– И ты считаешь, что Эхо нас спасёт?
– Нет, – ответил Сухарев. – Но даст нам шанс понять, прежде чем поймём слишком поздно.
Протокол Эхо – это не документы. Это люди.
К вечеру в Центр прибыли трое: профессор Волков, специалист по нейросетевым моделям когнитивных искажений; капитан СК Левина, военный психолог с допуском к "особым эффектам"; и некто с фамилией Инга. Без звания. Без должности. Женщина с полным отсутствием мимики.
– Она медиум? – спросил Алексей шепотом у Юлии.
– Она – зеркало. Объект обратной эмпатии. Всё, что ты не говоришь, она чувствует.
– Прекрасно. Значит, придётся не думать.
Начались допросы. Не официальные. Глубинные. Беседами их не назовёшь. Волков строил фрактальные диалоги: от простых вопросов к ассоциативным матрицам. Левина следила за дыханием, импульсом, непроизвольными сокращениями мышц. А Инга… просто сидела. И в нужный момент говорила одно слово.
– «Повторение».
– «Зеркало».
– «Ответ».
И каждый раз это было точно то, что ты боялся услышать.
– Нас изучают, – сказал Алексей поздно ночью. Он сидел с Юлией на краю зоны, где некогда стоял модуль Лазутина.
– Как подопытных?
– Нет. Как… инструмент.
– Ты думаешь, Капля использует нас?
– Думаю, она пытается понять, как использовать. Нас, язык, восприятие. А Протокол Эхо – это не попытка защиты. Это отклик. Наш, на её подход.
Юлия молчала. В её глазах отражался свет объекта.
– Мне снится он, – прошептала она. – Миша. Но не человек. Он как будто… разложен. На волны. И улыбается.
Алексей посмотрел в сторону Капли. Та пульсировала в унисон с их дыханием.
И где-то на краю сознания – зашевелилось Эхо.
Глава 8. Глубина
Алексей впервые заметил это в зеркале.
Сначала подумал – тень от лампы. Потом – усталость. Но затем он понял: отражение не повторяет. Его взгляд – на долю секунды – задержался в том же положении, когда он уже отвернулся. И в этом отражении было нечто другое.
Он стоял, вглядываясь в себя, пока не услышал шорох за спиной. Обернулся – никого.
Зеркало смотрело на него. Впитывало. Изучало.
– Отражения усиливаются, – сказал Волков. – Психика перестаёт воспринимать только "одну версию себя". Появляются двойники. В снах. В реакциях. В виде мысленного голоса.
– Это шизофрения?
– Это другая топология сознания.
Юлия слушала молча. У неё под глазами были тени, движения стали плавными, как будто её тело плавало в другой вязкости.
– Я слышу, – сказала она. – Иногда. Как пульс. Но не мой. Внутренний. Как будто во мне живёт чужой ритм.
– Возможно, это и есть начало контакта, – ответил Волков. – Вы не взаимодействуете с объектом. Вы становитесь его проекцией.
Ночью Алексей лёг в капсулу изолированного сна – экспериментальную установку, в которой снижалась активность всех внешних раздражителей. Она напоминала утробу: мягкий свет, тёплая влажность, дыхание, подстроенное под альфа-ритмы.
Ему нужно было только спать.
Но вместо сна – он провалился.
В белую комнату. Пустую. Бесконечную.
В ней стояло нечто.
Оно не имело формы. Не имело голоса. Но излучало намерение. Алексей чувствовал, как оно входит в его мысли, не ломая, а повторяя, как эхом. И в какой-то момент он осознал: оно не учится говорить.
Оно учится быть.
Когда он вышел из капсулы, Юлия уже ждала.
– Ты был там, да?
Он кивнул.
– Но я не один был.
Она кивнула в ответ.
– Миша. И кто-то ещё. Не из наших.
Позже, на общем брифинге, Волков показал новые данные. Все операторы, находящиеся в зоне больше десяти суток, демонстрируют устойчивую активацию определённых участков мозга – таких, что раньше никогда не проявлялись в человеческой активности.
– Мы видим рождение новой модели сознания, – сказал он. – Возможно, это и есть цель Капли. Не контакт. А сборка нового носителя. Через нас.
– Или симбиоз, – добавила Инга. – Или заражение.
– Неважно, – ответил Алексей. – Это уже не остановить.
Он вышел из зала и впервые понял: он не человек, что вступает в контакт с внеземным разумом.
Он – часть формы, которую тот разум создаёт в этом мире.
Глава 9. Порог
Сухарев исчез на рассвете. Не бесследно – просто вышел за границу периметра. Ни тревоги, ни отпечатков, ни следов. Только тишина, и легкий осадок на траве, как после дождя, которого не было.
В командном блоке включился тревожный протокол. В Центр прибыл куратор уровня «Альфа» – строгий мужчина в сером плаще, не представившийся.
– Проект на грани закрытия, – сказал он. – Вы слишком глубоко зашли. Это не контакт. Это ассимиляция.
Алексей стоял у окна, не поворачиваясь.
– Вы не понимаете, – сказал он. – Это уже не проект. Это переход.
– Куда?
– В следующую фазу человечества.
Юлия больше не говорила вслух. Её мысли отражались на экранах приборов – буквально. Она лишь смотрела в сторону Капли, и на дисплее проступали фразы. Некоторые – её, другие – неизвестного происхождения.
Один из текстов был особенно странным:
«Мы были у вас до языка. Мы говорили формой. Теперь – вы в нас. Вы – голос».
Волков не спал трое суток. Его последние записи были почти маниакальными. Везде он писал одно и то же: порог пройден. Порог не снаружи. Он внутри.
Алексей вновь лег в капсулу. На этот раз – добровольно. Без сопровождения. Он знал, что вернётся не таким.
В белой комнате его уже ждали. Не люди. Формы. Эхо мыслей. Отражения смыслов. И он понял, наконец: Капля не говорит. Она слушает.
И то, что она слушает – мы сами. Нашу боль, страх, надежду, стремление. Нашу музыку. Наши паузы. И она строит из них новую форму жизни.
Глава 10. Нити
Он проснулся – в Москве. В своей квартире. Всё было как прежде: утро, шум улицы, кофе, электронная почта.
Но небо было не тем.
Оно пульсировало. Как Капля. Как мысль. Как тишина, которую научились слушать.
Он включил новости – ничего. Всё спокойно. Никаких аномалий. Но в каждом кадре он замечал знаки. На обоях. В тенях. В движении рук диктора.
Код.
Вернувшись в Центр, он понял: связь установлена. Постоянная. Без антенн. Без приборов. Через нас.
Каждый из операторов – теперь узел.
Каждый – часть Сети, где язык уже не важен. Только ритм. Только воля. Только выбор.
Юлия сказала:
– Мы можем выйти в эфир.
– И что сказать?
Она улыбнулась:
– Что мы готовы слушать.