Когда гаснут звезды

– О-о-о, девонька, прошла ты его уже,– ответила одна из старух,– Иди обратно, а как по левую руку увидишь дом с крашенным зеленым крыльцом, так это он и будет. Только не пойму, к кому ты? Вроде у Якова Фомича нет никого, кроме брата.

– Спасибо вам,– и, не ответив на вопрос старухи, Марфа быстро пошла обратно, искать зеленое крыльцо.

Нашла его уже скоро. Хоть крыльцо и было покрашено, сама изба была темная, гнилая и покосившиеся от времени. Рядом с крыльцом росла такая же кривая рябина. Страшно было как-то заходить туда, но Марфа набралась смелости и, поднявшись на крыльцо, осторожно отворила дверь.

– Есть кто дома? – она прислушалась к тишине дома,– Есть кто?

– Марфа! Заходи! – послышался знакомый голос.

Женщина осторожно вошла и прошла в комнату, где за столом сидел Тихон Даниилович с книгой в руках.

– Яшка придет скоро. Пошел в курятник яйца собирать. А ты проходи за стол. Голодная, наверное.

Марфа ожидала, что, скорее всего, увидит тут попойку, развернется и уйдет, но такую картину она не ожидала и застыла на месте.

– Проходи-проходи…,– настаивал мужчина, а сам завозился у печи и стал доставать оттуда сковороду с жареной рыбой,– Вот, утром наловили. Маловаты, конечно, но вкусные…

Марфа послушно села за стол, посмотрела внимательно в лицо Тихону. Она вдруг заметила, как он отличается от многих ей знакомых людей. У него были короткие темно-русые волосы с проседью, голубые ясные глаза, аккуратный маленький нос, тонкие губы, аккуратное небольшое лицо и ямочки на щеках. Рост его был не больше метра шестидесяти семи, аккуратные длинные пальцы и немного загорелая кожа. Что-то его отличало от остальных, но она не могла понять, что именно. Засмотрелась неожиданно, а потом засмущалась и отвела взгляд на печку.

– Вы чем-то расстроены, Марфа. Поделитесь, чем?– спросил он её вежливо.

– Зачем вам чужие беды?

– Беду легче пережить, если о ней рассказать.

– Я не могу вам рассказать, вы не поймете.

– Тогда давайте поедим. Любите рыбу?

– Да…

Марфа взяла вилку, что лежала рядом и стала ковырять ей рыбу. Тихон сел напротив и снова принялся читать свою книгу. Это был учебник по ветеринарии.

– А где ваши родные? – вдруг спросила Марфа.

Тихон поднял на неё свои глаза и ответил:

– Никого нет.

– Война?

– Нет. Я рос в приюте. Так получилось.

– Вот оно как… А жена, дети?

– Была жена, но мы расстались еще до войны. Детей не было. А у вас?

– Я не была замужем, и детей нет… мой жених не вернулся с войны…

– Вы его ждете?

Марфа заморгала на него глазами:

– Д-да…

– Значит, он жив?

– Жив… точно знаю, что жив.

Они оба замолчали, опустили глаза, но тишину скоро нарушила сама Марфа:

– Как же вы оказались в Ягодном?

– Меня пригласили. Я служил вместе с Матвеем Макаровым, вот он меня и пригласил. В колхозе теперь и птичник открыт и коровник поставили за место старого, что сгорел. Теперь конюшня строится. А для всей живности ветеринар нужен, а его у вас то и не было.

– А теперь есть, – заметила Марфа,– Раньше у нас только конюшня стояла для завода, а завод фашисты разгромили и сожгли. Теперь уже думала и восстанавливать не будут.

– Что ни делается, все к лучшему…

– Жизнь в приюте, тоже к лучшему?– вдруг сдерзила Марфа и тут же покраснела от стыда.

– У меня мать померла при родах, когда мне три года от роду было, а отец с нами не справился и ушел при первой возможности на империалистическую войну, да там и погиб. Бабка тоже в тот же год померла и нас с братом в приют определили. Через год брата не стало, вот я один выжил из всех родных. Много меня потрепало, да я крепче стал. Вот я к чему… Посмотрите на деревья. Те, что холят и лелеют, те хоть и красивые, да чаще погибают, а те, которые мороз бил, ветер ломал, становятся крепче и плоды вкуснее.

– Что же, мучатся всем, прикажите?

– Нет, что вы! Разве я об этом!

– А мне показалось, что об этом… Повезло тем, кто не намучился в этой жизни. Зачем же им завидовать?

– Марфа…

– Меня тоже жизнь не баловала и не балует и что же? Крепче я стала? Плоды дала? Нет, Тихон Даниилович, не стала, и ничего у меня нет.

– Зря вы так…

– Всем хочется пожить и балованным и не балованным…

В их дискуссию неожиданно встрял вернувшийся Яков Фомич. Он удивленно уставился на Марфу и произнес:

– Какие у нас симпатичные гости. Доброго дня, вам, барышня.

Марфа вскочила с места и поздоровалась в ответ:

– Доброго…

Тихон слабо улыбнулся и произнес:

– Знакомитесь. Это Марфа. Марфа, это хозяин дома – Яков Фомич. Мой друг.

Яков поставил миску с яйцами на сундук, подошел к женщине и протянув ей руку, пожал:

– Очень приятно, Марфа. Даже и не знал, что у этого отшельника бывают такие знакомые.

Марфа снова покраснела:

– Мы… я, наверное, пойду… Не собеседник я сегодня…

– Марфа! – вдруг окликнул её Тихон,– Позвольте, я вас провожу?

Женщина встала на месте и как то сурово посмотрела на него:

– Как хотите…,– пожала она плечами.

Уже идя рядом по улице, Тихон пытался оправдаться:

– Я когда волнуюсь, такую околесицу несу. Вы меня простите. Наговорил, что к чему не понять.

– Не надо, Тихон Даниилович, это я сама не своя. Нездоровиться, видимо.

" Не поймешь ты, не поймешь ты меня": подумала она про себя. Они шли медленно, рядом, иногда, задевая плечом, друг друга. А как дошли до общежития, Тихон вдруг взял её руки в свои и крепко сжал:

– Марфа, я буду в вашем поселке еще завтра, а потом вернусь в Ягодное. Если вы захотите, приходите на тот же адрес. Я в любом случае буду вас ждать.

Он разжал её руки и встал на месте. Марфа медленно вошла в подъезд и когда уже дошла до комнаты, её руки вдруг задрожали. Она подбежала к окну и посмотрела. Там все так же стоял Тихон, а потом он медленно развернулся и пошел прочь.

" Господи, что же я делаю?": спросила саму себя Марфа.

На следующий день на проходной её уже ждал Тихон с букетом полевых цветов. Он неловко улыбался и так же неловко протянул ей букет. Они гуляли до самого заката по улицам поселка, сидели в новом парке, молчали и редко вздыхали.

– Что же с вами, Марфа? – вдруг нарушил тишину Тихон,– Вы молчите и мне даже страшно подумать почему.

– Мне нечего сказать.

– Вы такая грустная. Вам надо срочно сходить в театр или в кино! Вот, точно, в кино! Мы ведь еще успеем?

Марфа вопросительно на него посмотрела:

– Что вы задумали, Тихон Даниилович?

– Сводить вас в кино! И себя сводить. Давно там не был,– он встал со скамейки и подал Марфе руку,– Пройдемте, дорогая, на сеанс культурной программы.

Марфа не стала сопротивляться. Она послушно пошла за ним в клуб, где успели купить два последних билета. Отсидела весь фильм, почти не шевелясь, а после сеанса позволила себя проводить. Прямо у общежития Тихон снова сжал её руку и быстро, как подросток, чмокнул её в щеку. Марфа дернулась и раскраснелась:

– Не балуйте, Тихон Даниилович!

– А вы меня, Марфа, просто Тихоном зовите. Не старик я. Мне всего лишь тридцать семь,– улыбаясь, ответил он.

Марфа высвободила свою руку и побежала прочь в подъезд. Уже в комнате, она долго стояла у окна, пока во дворе не стало пусто.

– Ну, Марфа, ну даешь,– заметила Ирина Чернова,– Вот мужиками крутишь!

– Брось, Ирина, ни кем я не кручу! – строго ответила ей Марфа.

– Крутишь-крутишь. Беспощадная ты, Марфа.

– Тебя забыли спросить! Иди куда шла!

Марфа отвернулась к окну и скрестила на груди руки.

– Тьфу, цаца какая! Посмотрите на неё! Вся такая растакая! – зло заметила Ирина и вышла из комнаты.

На следующий день Тихон уехал обратно в Ягодное и всю неделю Марфа ходила сама не своя. Как только в комнате гасили свет, она часто лежала в постели неподвижно, стараясь не тревожить никого, все думала обо всем, что с ней твориться.

На следующие выходные Марфа пошла на станцию и поехала в Ягодное. В поселке пахло дымом и древесной стружкой. Запахи эти были, как в детстве, когда она была маленькой девочкой и ходила в старую школу. Как же сразу стало хорошо и спокойно на душе. Прошла мимо парка Победы, где на днях поставили памятник воину, а рядом аккуратно лежали букетики полевых цветов. Женщина остановилась у памятника, постояла минут десять, повздыхала, смахнула слезу с ресниц и пошла в сторону отчего дома.

Марфа сначала пришла к матери, проведала её и брата. Немного поговорив, выпив чаю, она, собравшись с духом, пошла в дом, где жил Тихон.

Он как раз только вернулся с фермы и умывал руки и лицо у рукомойника. Как только заметил девушку на пороге, удивился и тут же заулыбался:

– Вот так встреча! Вот так гость! Заходи, Марфа! Заходи! Сейчас чаю попьем.

Марфа прошла за стол и села в уголке у окна. Она рассматривала его комнату, смотрела на прибитые свежие полки на стене, где стояли стопки книг и учебников. Чудно все тут было.

Долго они сидели за столом, болтали о том, о сем. А ближе к ночи Марфа поспешила домой. Почти каждые выходные она теперь ездила в Ягодное и заходила к Тихону, пока неожиданно их отношения не стали более серьезные и домой она стала приходить только по утрам.

Зашептались в Ягодном, побежали сплетни, смотреть на Лебедевых сельские бабы стали косо. Тут мать и стала распекать Марфу при следующем приезде:

– Куда собралась? Опять к ветеринару? А жениться то он на тебе собирается? Или так? Ты дочка меня не позорь! Или замуж иди или хватит бегать к свободному мужику по ночам! Принесешь в подоле, совсем стыдно будет людям в лицо смотреть!

– Мама, да кому какое дело?!

– Уж есть дело! Смотри, вокруг полно умных баб, они своего не упустят. Женят на себе, а тебя он и забудет, как звали!

– Моя жизнь и моя воля: хочу хожу, захочу – брошу!

– Избаловалась ты! Не пущу я тебя к ветеринару! На пороге лягу, а не пущу!

Тут еще и Зинка подхватила песню:

– Уезжай ты к себе, от греха подальше. Нечего тут нас позорить! Набедокуришь тут, а нам потом в глаза людям не посмотреть! Мы люди простые, по ночам не шастаем!

– Это я виновата! – кричала в слезах мать,– Это я не смогла вас воспитать! Горе-то какое на мою седую голову!

Марфа внимательно смотрела то на мать, то на сестру, а потом резко развернулась, растолкав обоих, и ушла к Тихону. Утром от него она сразу ушла на дорогу, чтобы уехать в Заводское на попутке.

На дворе стояла середина августа. Ночи уже были холодные, а днем снова стояла жара. Пахло по утрам свежей росой и мокрой листвой, туман часто стелился по земле.

Марфа тихонько вошла в комнату общежития, но Наташа уже не спала. Она зашивала что-то на старой юбке и вздыхала.

– Здравствуй, Наташ,– тихонько поздоровалась Марфа.

Наташа подняла на неё грустные глаза:

– Приехала. Садись за стол. Чайник еще горячий.

Марфа послушно села и налила кипяток в стакан. Ей хотелось обо всем рассказать подруге, но что-то её останавливало, не давало откровенничать.

– А мой Захар к Митрюхиной ушел,– произнесла вдруг Наташка, не отрываясь от шитья,– Я теперь снова одинокая. Вот так, не везет мне с мужиками. А еще Семен твой вчера приходил. На "веселе" был, все тебя спрашивал. Любит что ли он тебя?

Марфа вздохнула:

– Любит и разлюбит. Он теперь женатый человек.

– Сама его отдала Быковой.

– Сам ушел.

Наташа оторвалась от шитья и посмотрела на подругу:

– Зря ты так, он ведь и правда тебя любит. Плакал так вчера, аж, сердце заныло.

– У него есть, кому пожалеть. Хватит, Наташ, о нем. Не хочу слышать.

– Дело твое, конечно, только мужиками нынче так не разбрасываются.

– А то, что?

– Одна останешься. И стакан воды некому будет в старости поднести.

– Уж разберусь сама, Наташенька. Не переживай.

Марфа отодвинула от себя стакан с кипятком, встала со стула и стала переодеваться. Сейчас ей хотелось лишь лечь в постель и выспаться.

В следующие выходные она снова засобиралась к Тихону, но как то не удачно сломала каблук на туфлях. Обувшись в наташкины, Марфа поспешила в ремонт обуви, что находился недалеко от клуба и был в общем то единственным в поселке. Как только ей сообщили, что туфли будут готовы только послезавтра, женщина сникла, оставила обувь и ушла расстроенная обратно в общежитие.

Марфа не знала, куда себя деть в этот день. От нервного напряжения она решила " вылечить" себя, перемыв всю комнату, перетерев все полки, обувь, посуду, даже пол в общем коридоре вымола вне своей очереди. Потом вышла в яблоневый сад и сев на скамейку, попробовала читать Тургенева. Ничего не получалось. Марфа закрыла книжку, осмотрела сад и вздохнула. Ей хотелось сейчас быть с Тихоном, обсуждать все на свете, хохотать над его шутками и проснуться утром в его постели, а не сидеть тут одна-одиношенька.

Что же с ней твориться? Неужели она так легко забыла Лёню? Вот так, ждала его, ждала, а встретила Тихона и сразу забыла?

Ей стало стыдно за себя. Мурашки пробежали по коже, и Марфа обхватила себя руками. Сидела она так, уставившись куда то в землю, пока её не потревожил Иркин голос:

– Марфа, скорее! Тебя ищут! Марфа! Лебедева!

Марфа вскочила и поспешила в сторону общежития, забыв книгу на скамейке. В голове в это время крутились мысли о Тихоне, об Ягодном. И когда она завернула к своему подъезду и увидела мужчину в военной форме, она вдруг замедлила шаг и не сразу поняла, кто перед ней. Мужчина снял фуражку, вытер тыльной стороной ладони пот со лба и внимательно посмотрел на Марфу.

– Здравствуй, Марфа,– глухо произнес он.

Девушка тут же остановилась на месте. Она пригляделась к мужчине и, её вдруг обдало всю холодом. Перед ней стоял её Лёня! У него был шрам на всю левую сторону лица от лба до самого подбородка, неровный такой, в виде зигзага, задев едва краешек губ. Левый глаз его был мутный, видимо ослеп после травмы. Лицо его осунулось, постарело, морщинки на лбу собрались и возле глаз, а в волосах серебрилась седина. Марфа медленно стала подходить к мужчине, как будто его боясь.

– Здравствуй, Марфа,– повторил мужчина все так же без улыбки.

– Здравствуй, Лёня…,– и, встав прямо возле него, посмотрела ему в глаза,– Все-таки жив…

– Жив, почти здоров, почти цел. Я же обещал вернуться, вот сдержал обещанное.

– Сдержал… сдержал…

Леонид поставил свой чемодан на землю и неловко обнял Марфу:

– Приехал, Марфа. Как и обещал, приехал.

Потом отстранился и посмотрел внимательно на женщину:

– А ты изменилась, очень изменилась. Повзрослела.

Марфа почувствовала, что ей становиться дурно. Она закрыла глаза, но перед глазами все равно началась какая-то пляска.

– Ох, мне дурно, я присяду…,– она тихонько дошла до скамейки и сев на неё, закрыла лицо руками.

– Ты меня не рада видеть? Нашла уже другого? – вдруг строго спросил её Леонид.

Его тон еще больше расстроил Марфу и она, открыв лицо, посмотрела на него:

– Я рада. Я ждала… очень ждала. Я не могу просто поверить… не могу поверить, что ты вернулся… – она подняла на мужчину глаза и спросила,– Может, поднимемся и попьем чаю?

Леонид снова взял в руки чемодан:

– Что ж, я сразу после поезда к тебе пришел. Можно и чаю.

Они, молча, как чужие друг другу люди, поднялись к ней в комнату. Марфа разлила в стаканы чай, придвинула блюдечко с сахарином и яблочным вареньем. Она все украдкой смотрела на мужчину, но не чувствовала к нему ничего. Он изменился, стал другой. Как будто это был не её Лёня, а совсем чужой человек.

Из чемодана Леонид достал буханку хлеба, две банки тушенки, коробку конфет и бутылку водки, поставил все это на стол. Марфа оглядела " богатство" и тяжело вздохнула:

– Может картошки с тушенкой пожарить? Ты с дороги, наверное, голодный?– спросила она.

– Голодный,– сухо согласился мужчина.

– Скоро мои соседки придут. Ирина и Наташа. Они хорошие, с ними будет веселее.

– Я к тебе приехал, Марфа,– без улыбки снова произнес Леонид.

Он снова подошел к ней, крепко обнял и поцеловал её в щеку. Марфа опустила голову:

– Не вериться мне, что ты ко мне пришел. Уже и надеяться перестала… Прости…

– Не тужи. Сживемся, снова свыкнемся к друг другу. Заживем, как люди.

Марфа ничего больше не ответила. Она освободилась от его объятий, взяла банку, взяла картошку и пошла на кухню готовить. Пока чистила картошку, вдруг неожиданно разревелась и еле себя успокоила. Что же будет с ней дальше? Она так долго его ждала, а теперь? Почему же она не чувствует радости? Почему она ему не рада?

Скоро пришла Наташка, поздравила её, обняла и помогла ей с готовкой. Когда уже уселись за стол и выпили по первой рюмке, Леонид снова потянулся к чемодану, достал оттуда белые туфли и протянул их Марфе:

– Немецкие, трофейные. Из разбитого магазина забрал. Все оттуда забрали, а эти в коробке были, их шкафом придавило, а я нашел. Вроде и размер твой. Подфартило.

Марфа уставилась на туфли и не несмело взяла их из его рук. Осмотрела их, потом решила все-таки примерить.

– Вот ведь бывает! – воскликнула Наташка, глядя как подошли Марфе туфли,– Твой размерчик-то! Вот чудеса!

А туфли и правда были ей как раз и смотрелись на ней так хорошо, что Марфа ими залюбовалась.

– Это еще не все,– вдруг произнес Леонид и снова потянулся к чемодану.

Марфа и Наташка внимательно стали следить за его руками, а мужчина в это время осторожно вытащил какой-то сверток и положил его на стол:

– Раскрывай…

Марфа тихонько стала разворачивать бумагу и увидела темно-зеленое платье с коротким рукавом и такого же цвета пуговицами-бусинками от горла до груди. Она полностью его развернула и не могла насмотреться на эту красоту.

– Тоже трофейное? – спросила Наташка.

– Нет, выменял у одной немки на банку тушенки. Новое говорила,– ответил Леонид,– Увидел это платье и тебя, Марфа, сразу вспомнил.

Марфа вдруг положила платье на бумагу и строго спросила:

– Вспомнил… А почему же столько времени молчал? Не писал мне так долго. Я всю душу истерзала, думая, что с тобой.

– Глупенькая, я ведь на войне был, а не на прогулке. Не всегда была возможность, а когда и полевая почта подведет. Задания у меня были особые, не мог порой писать. Запрещено было. Ты понимаешь, секретное дело у меня было.

Марфа не поверила его словам, было в его голосе что-то лживое, насмехающееся. Она сняла туфли, аккуратно поставила их около кровати. Потом подошла к столу и сама разлила всем водки по рюмкам:

– Хочу выпить за твое прибытие! Нет, за долгожданное прибытие! За тебя, Лёня!

Они снова выпили, потом еще по одной. Марфа размякла от спиртного, перед глазами стало, как в тумане. Скоро бутылка закончилась, и Ира решила сходить к одному знакомому, что спирт из-под полы продает. Как только она ушла, захватив с собой Наташку, Леонид сразу прижался к Марфе, стал целовать её щеки, губы.

– Скучал… я так скучал… Марфа…

Ирина и Наташа пришли не скоро, возможно потому что поняли, что молодым надо побыть наедине.

Марфа уже лежа в постели рядом с Леонидом, почувствовала себя вдруг грязной и несчастной. Хотелось встать, помыться и не возвращаться в комнату до утра. Не так она себе все представляла. Все было кувырком. Все как то не по-человечески что ли…

Под утро в комнату, словно мыши, прокрались девчонки. Марфа так и не спала всю ночь и как только услышала их, сразу аккуратно встала с постели, переоделась и вышла из комнаты. Ей хотелось на улицу подышать свежим воздухом, ей хотелось быть подальше от Леонида. Она пришла в яблоневый сад на ту самую скамейку, где оставила вчера томик Тургенева. Повертела его в руках и прижала к груди. В воздухе отчетливо слышалось металлическое перестукивание колес поезда по рельсам, гудки паровоза. Сразу вспомнилась война и как их с матерью и Костей везли в переполненном вагоне, как скот, в неизвестность. То было время страха и отчаяния. От этого стало еще грустнее и тревожнее. Что же с ней будет дальше? Что ей приготовила судьба?

Когда она уже вернулась обратно, Леонид сидел за столом и пил чай вместе с девчонками. Увидя Марфу он впервые улыбнулся с вчерашнего дня:

– А я хотел уже идти тебя искать…

Марфа положила книжку на тумбочку, а сама села рядом с Леонидом. Мужчина быстро налил в стакан чай и придвинул его поближе к женщине.

– Выпей со мной чаю.

Марфа послушно отпила и посмотрела на руки Леонида. Много на его сильных руках было шрамов, порезов, следов от ожогов. Жалко ей вдруг его стало. Что он там пережил, бедненький? Да как она могла его предать!? Разве он не заслуживает такого! Она сволочь! Просто сволочь!

– Мой дом, где я жил разрушен,– вдруг начал он,– Мне должно быть дадут новую комнату, Марфа. Ты переедешь ко мне, но для начала мы поженимся. Чтоб все по-человечески. Будешь Марфа Окунева.

– Марфа Никифоровна Окунева…– проговорила вслух Марфа.

– Именно! Вот как звучит! Красиво! Согласны со мной?– вдруг радостно воскликнул он.

– Да, звучит…

Девочки в комнате замотали в знак согласия головой. Леонид тем временем продолжил:

– Я буду работать, у нас появятся дети, Марфа. Потом нам дадут квартиру или построим свой дом. Да-да, дом! С палисадником, с сарайчиком и голубятней! Наши дети не будут знать плохую жизнь, не будут знать, что такое война! Понимаешь? У них будет лучшая жизнь! Лучшая в лучшей стране мира!

Он вдруг стукнул кулаком по столу, что Наташка и Ирка вздрогнули он неожиданности:

– Все, решено! Завтра же в загс! Я зайду за тобой на проходную, и пойдем распишемся! Чтоб все, как положено!

Марфа округлила на него глаза и даже отодвинула стакан, как будто он ей чем-то угрожал:

– Как это – завтра? Так быстро?

– Никаких возражений! Все решено!

– Вот так мужчина! – воскликнула Ирка,– Не зря ты его ждала, Марфа. Такого не грех и сотню лет подождать!

Марфа встала из-за стола и отошла к окну:

– Мне надо подумать… Это так впопыхах не делают…

– Нет-нет и еще раз нет! Все уже давно решено! Завтра же! Завтра! – воскликнул Леонид и снова стукнул кулаком по столу, будто поставил точку в разговоре.

Марфа ничего больше не ответила. Она смотрела в окно, где по асфальту гуляла стая голубей и клевала, оставленные заботливыми соседями, семечки. В её голове вдруг стало так пусто, а на душе поселилась такая тоска и грусть, что ей вдруг захотелось, что это был всего лишь сон, просто сон.

Глава 8

Вот она и стала Марфой Никифоровной Окуневой пятого сентября 1946 года. Сидела теперь плакала в комнате у девочек, не знала теперь, как ей жить. Уже через два дня Леонид поможет ей переехать в их комнату, а пока он там чинит мебель, которая досталась им от бывших хозяев.

Марфа не спала всю ночь и другую тоже. Вся опухшая она переехала в старый двухэтажный дом, где выделили им комнату. Соседи в первый же день посмотрела на неё не добро, сразу рявкнули, чтоб свет за собой выключала, чтоб топала потише.

Войдя в комнату, она сразу заметила, как в ней темно и не уютно. Достала ведро, швабру, тряпку и попыталась отмыть пол, подоконник, окно, что выходило, прям на бельевые веревки занавешенные пододеяльниками и серыми кальсонами. Перемыла посуду, повесила новые шторки, что подарили ей девочки из общаги. Ей захотелось поставить на подоконник герань, чтобы, когда она цвела, радовала её глаз. Хоть что-нибудь должно же её радовать?

Она старалась не думать о Тихоне, старалась не думать, что будет дальше. Плыть по течению и не сопротивляться – вот теперь её девиз.

Первую ночь на новом месте она так и не заснула. Лежала на боку, боялась двинуться, разбудить мужа. А как начало светать, сразу вскочила с постели и стала готовить завтрак. Ей хотелось побыстрее уйти на работу, чтобы забыться на какое то время.

Через три дня на проходной она вдруг встретила Тихона с цветами. Он стоял, какой-то сконфуженный, потерянный. Марфа испугалась, что их сейчас заметят, начнутся слухи по заводу. Она прошла мимо его, но Тихон догнал её и схватил за локоть:

– Марфа, это же я! Куда ты?!

Марфа выдернула свой локоть из его хватки и строго сказала:

– Я теперь женщина замужняя, не приезжай ко мне больше. Закончилась наша история, Тихон.

Тихон от удивления округлил глаза:

– Как? Когда? За кого?

– За того, кого ждала. За Леонида! Он пришел и мы поженились. Забудь меня, ради Бога, забудь!

– Марфа! – он снова схватил её за руку и притянул к себе,– Что ты говоришь? Что ты говоришь такое?

– Не позорь ты меня, Тихон! Уходи, прошу, уходи! И так тошно! – она освободила свою руку и побежала прочь от мужчины.

Она бежала так до самого дома, пока не вошла в комнату. Потом села за стол, уронила голову и зарыдала. Что она натворила! Что наделала! Как жить то теперь? Как она приедет теперь в Ягодное? Как людям в глаза смотреть? А Тихон? Ну, зачем он приехал? Всю душу ей раздербанил!