Пепел Забытых

– Еще один сломленный птенец, приползший в гнездо к старой вороне, – раздался скрипучий голос из самого темного угла.

Из-за стеллажа, заваленного древними фолиантами, вышла старуха. Мать Малкин. Она была древней, как сама Топь, ссохшаяся, с лицом, испещренным сетью морщин, похожих на карту неведомых земель. Но ее глаза были молодыми – черные, блестящие, как два кусочка антрацита. В них не было ни капли безумия. Лишь всепоглощающее, древнее знание.

– Грист прислал, – сказал Каэль, не тратя время на приветствия. Он стянул повязку. Рана выглядела еще хуже. Чернота расползлась, и по краям проступили тонкие, фиолетовые вены.

– Огонь Очищения. Грязная работа. Эта дрянь не просто жжет плоть, она выжигает саму суть, оставляя пустоту. А в пустоту всегда что-то стремится заползти.Малкин подошла, бесцеремонно ткнула в рану пальцем с длинным желтым ногтем. Каэль невольно отшатнулся.

– Ты принес с собой не только рану, Пепел Ямы. Ты привел хвост.Она посмотрела ему прямо в глаза, и Каэлю показалось, что она видит не его лицо, а тени, корчащиеся за его спиной.

Прежде чем Каэль успел спросить, что она имеет в виду, снаружи, на улице, раздался крик. Не человеческий. Высокий, пронзительный, полный боли и ужаса. А затем – влажный, чавкающий звук.

– Хуже, чем я думала. Они уже здесь.Малкин медленно подошла к двери и приоткрыла ее на толщину пальца.

Каэль заглянул через ее плечо. Туман на улице поредел, но то, что он увидел, было страшнее любой темноты. Одна из закутанных в тряпье фигур, что бродили по Топи, билась на земле. Над ней склонились двое. Они были высокими, неестественно худыми, одетые в черные лохмотья, но двигались с хищной, змеиной грацией. Их кожа была бледна, как у утопленника, а лица… лиц почти не было. Лишь гладкая кожа, натянутая на череп, и огромный, безгубый рот, полный иглоподобных зубов, который сейчас вгрызался в горло несчастного.

– Упыри, – прошептала Малкин. – Но не обычные падальщики. Эти – чистокровные. Слуги Ночного Князя. Он не посылает своих лучших ищеек за обычными смертными.

Каэль почувствовал, как по спине пробежал холод, не имеющий отношения к его ране. Он дрался на арене с упырями. Тупые, сильные твари. Эти были другими. Разумными.

Но тут произошло нечто еще более странное. Укушенный бродяга перестал кричать. Он затих, а затем медленно, как сломанная кукла, начал подниматься. Его глаза были пустыми, белыми. Он посмотрел прямо на дверь, за которой прятались Каэль и Малкин, и его лицо исказилось в нечеловеческой ухмылке. Он знал, что они там.

– Дело не в тебе, мальчик, – тихо сказала Малкин, задвигая тяжелый засов. – Не только в тебе. Убийство инквизитора стало камнем, вызвавшим лавину. Завеса между мирами истончилась. Ночной Князь решил, что пора собирать урожай. А эти… – она кивнула в сторону двери, – …это не просто упыри. Один из них – Подменыш.

– Кто?

– Дух. Бестелесная тварь, что проникает в умирающий разум, пожирает воспоминания и берет тело под контроль. Он забрал того бродягу, когда упыри пили его кровь. И теперь он знает все, что знал тот бедолага. Каждую щель в Топи, каждый слух… и то, что израненный гладиатор ищет старую ведьму.

– Он пришел не за тобой, Пепел Ямы, – сказала Малкин, поворачиваясь к нему. Ее черные глаза горели. – Он пришел за мной. А ты просто привел его. Итак, цена моего лечения только что выросла. Я спасу твою руку. А ты – спасешь мою жизнь. Договорились?Дверь содрогнулась от мощного удара. Затем еще одного. Дерево трещало.

Каэль посмотрел на дверь, которая вот-вот разлетится в щепки, на свой бесполезный тесак, на древнюю старуху, которая была его единственной надеждой. Он снова был в Яме. Только теперь противник был невидимым, а ареной стал весь проклятый город.

– Договорились, – прорычал он.

Глава 5. Кровь и Коренья

Дверь застонала, выгибаясь внутрь под напором чудовищной силы. Щепки полетели в комнату, как шрапнель. Тяжелый дубовый засов трещал, удерживая тварей снаружи лишь силой старого, забытого железа.

– Они не выломают, – спокойно сказала Мать Малкин, будто комментировала погоду. – На двери старая кровь и ржавчина. Это их задержит. Но недолго.

– Раздевайся. Быстро. И лезь внутрь.Она не суетилась. Древняя ведьма двигалась с выверенной, почти ритуальной медлительностью. Она указала Каэлю на большой каменный чан посреди комнаты, наполненный темной, почти черной водой.

– Я не раненый зверь, чтобы принимать ванну, пока нас штурмуют! – огрызнулся Каэль, сжимая тесак. Его боевые инстинкты кричали, что нужно встречать врага лицом к лицу, а не прятаться в корыте.

– Ты не зверь. Ты хуже. Ты – сосуд с дырой, из которого утекает жизнь и сочится скверна, – отрезала Малкин. Она подошла к полке и начала сбрасывать в медный таз сушеные травы, сморщенные грибы и какие-то темные, похожие на уголья, камни. – Этот Подменыш, он не просто ищет меня. Он чует твою рану, как акула чует кровь за лигу. Пока ты здесь, ты – маяк. Маяк для всех тварей, что выползли сегодня на охоту. Так что или ты лезешь в воду, или я вышвырну тебя к ним на ужин. Выбирай.

Выбор был очевиден. Скрипнув зубами, Каэль сбросил с себя остатки одежды и погрузился в ледяную, пахнущую илом воду. Холод пронзил до костей, но на мгновение приглушил пульсирующую боль в плече.

Малкин тем временем бросила в огонь очага щепоть серого порошка. Пламя взревело, взметнувшись до потолка, и стало не желтым, а болезненно-фиолетовым. Она поднесла к нему медный таз. Травы и коренья задымились, испуская густой, пряный и тошнотворный дым, который тут же заполнил комнату.

– Дыши, – приказала она. – Глубже.

Каэль подчинился. Дым обжигал легкие, вызывая приступ кашля, но старуха смотрела на него так, что спорить не хотелось. В голове зашумело, комната поплыла. Тени в углах начали сгущаться, извиваться, складываясь в узоры, которые причиняли боль одним своим видом.

Удары в дверь стали яростнее. К ним добавился новый звук – низкий, вибрирующий гул, от которого дрожал пол. Казалось, будто под землей просыпается нечто огромное.

– Они будят гниль, – прокомментировала Малкин, не оборачиваясь. Она высыпала дымящееся содержимое таза в чан с водой. Вода зашипела, пошла пузырями и окрасилась в цвет запекшейся крови. Ледяной холод сменился обжигающим жаром.

Каэль стиснул зубы, чтобы не закричать. Кожа горела, а рана на плече взорвалась такой болью, что в глазах потемнело. Он увидел, как из почерневшей плоти полезли тонкие, как волоски, фиолетовые нити. Они извивались в горячей воде, пытаясь уползти, но тут же сворачивались и растворялись с тихим шипением. Проклятье выходило из него.

– Это лишь половина дела, – Малкин стояла над ним, держа в руках длинную костяную иглу и моток грубой черной нити. – Я вытягиваю гниль инквизитора, но пустота остается. И в нее уже лезет другая дрянь. Та, что в твоей крови. Кровь дроу. Она не любит пустоты. Она хочет заполнить ее собой, превратить тебя в… нечто иное.

Она наклонилась и, прежде чем Каэль успел среагировать, вонзила иглу ему в плечо, рядом с раной. Боль была чистой, острой, почти приятной на фоне жгучего жара. Ведьма начала сшивать края раны, но не просто стягивать кожу. Она делала это по-своему: игла проходила сквозь плоть, ныряла в воду, выныривала, и Каэль видел, как на черную нить наматываются те самые фиолетовые волокна проклятия. Она не просто зашивала рану. Она вплетала скверну обратно в его плоть, но уже по-другому, подчиняя ее себе.

– Ты не можешь избавиться от тьмы внутри, мальчик, – бормотала она, скорее себе, чем ему. – Глупцы пытаются ее выжечь. Мудрецы – подчинить. Сделать частью себя. Узором на коже, а не раковой опухолью…

С оглушительным треском она разлетелась на куски. В проеме стояли две твари-упыря. За их спинами маячил третий – бывший бродяга, теперь полностью подвластный Подменышу. Его белые глаза горели в полумраке нечестивым светом.В этот момент дверь не выдержала.

Упыри ринулись внутрь, издавая шипящие, щелкающие звуки. Они двигались с размытой скоростью, их когти оставляли глубокие борозды на каменном полу.

– Еще не время! – прошипела она.Каэль рванулся из чана, но Малкин с силой нажала ему на здоровое плечо, удерживая в воде.

– Давно у меня не было гостей…Затем она повернулась к тварям и сделала то, чего Каэль никак не ожидал. Она улыбнулась. Жуткой, беззубой улыбкой.

Она топнула ногой. И весь хлам в комнате ожил. Пучки трав сорвались с потолка и змеями обвились вокруг ног одного упыря, заставляя его рухнуть на пол. Банки и склянки полетели с полок, взрываясь облаками едкого дыма и спорами грибов, которые тут же прорастали на бледной коже тварей. Черепа животных защелкали челюстями, издавая оглушительный треск.

Второй упырь прорвался через этот хаос и бросился на ведьму. Но Малкин уже держала в руке длинный, зазубренный ритуальный нож. Она не стала отбиваться. Она шагнула навстречу, уходя с линии атаки, и полоснула тварь по руке. Упырь взвыл, но не от боли. Его кожа в месте пореза запузырилась и потекла, как воск. Клинок был смазан чем-то смертельным для их рода.

Но все это было лишь отвлекающим маневром. Главной угрозой был Подменыш, который стоял в дверях, не двигаясь. Он не сражался. Он… смотрел. Смотрел на Каэля. И Каэль чувствовал этот взгляд не глазами, а разумом. Ледяные пальцы скреблись по его ментальным щитам, пытаясь найти трещину, войти внутрь, украсть его тело, как он украл тело того бродяги. Горячка, вызванная ритуалом, делала его уязвимым.

«Отдай…» – прошелестело у него в голове. – «Это тело… сильное… Я дам тебе покой…»

– Последний стежок, – прорычала Малкин, затягивая узел. Она резко дернула иглу, обрывая нить. – Готово. Теперь ты снова целый. Почти.

Она отпустила его. Жар в воде мгновенно спал. Каэль выскочил из чана. Кожа дымилась. Рана на плече была закрыта грубым черным швом, который выглядел как уродливый паук. Но боль ушла. Вместо нее по телу разливалась странная, холодная сила. Тени в комнате больше не казались враждебными. Они стали… родными. Он чувствовал их, как продолжение себя.

Он схватил тесак. Взгляд его фиалкового глаза изменился. Вертикальный зрачок сузился в точку, и вокруг него вспыхнуло холодное свечение.

– Моя очередь, – прорычал он.

Подменыш, почувствовав перемену, издал ментальный вопль ярости и отчаяния. Он понял, что упустил свой шанс. Тело бродяги дернулось и бросилось вперед, на Каэля.

Но это был уже не тот гладиатор, что вошел сюда час назад. Каэль не просто видел тварь. Он видел траекторию ее движения, напряжение мышц, точку, куда она ударит. Он шагнул в сторону, и тень от стеллажа с книгами вытянулась, став неестественно темной и плотной. Она на мгновение окутала Подменыша, заставляя его споткнуться, потерять равновесие.

И в это мгновение Каэль нанес удар. Тесак вошел твари точно в основание черепа с таким хрустом, что его услышали бы и на улице.

Тело обмякло. Из раны хлынула не кровь, а та же черная слизь, что и из дохлой крысы. Она зашипела на полу и испарилась. Дух был изгнан.

Оставшиеся два упыря, лишившись своего поводыря, на миг замерли. Этой заминки хватило. Каэль уже был рядом. Его движения были смертоносной пляской теней и стали. Он не просто убивал. Он калечил, рвал, ломал, используя всю ярость, накопленную за годы в Яме, усиленную новообретенной темной силой.

Через несколько секунд все было кончено. Комната была разгромлена. На полу лежали три мертвых тела. Одно – человеческое, два – не совсем.

Каэль стоял посреди этого хаоса, тяжело дыша. Его тело покрывала вода из чана, кровь тварей и собственный пот. Он посмотрел на свою руку. На плече красовался уродливый черный шов. Он провел по нему пальцами. Кожа была холодной, как у мертвеца, но под ней чувствовалась сила. Другая. Чужая. И теперь – его.

– Я же говорила, цена тебе не понравится, – сказала Мать Малкин, спокойно собирая уцелевшие склянки. – Ты выжил. Но часть тебя умерла в этой воде. А на ее месте выросло нечто новое. Добро пожаловать в настоящий мир, Пепел Ямы. Теперь ты не просто носитель скверны. Ты и есть скверна.

Глава 6. Долг Волка

Тишина, наступившая после боя, была тяжелее и омерзительнее, чем грохот битвы. Она пахла остывающей нечеловеческой кровью, озоном от выжженной магии и перегоревшими травами. Каэль стоял, опираясь на тесак, и чувствовал, как по его венам бежит не кровь, а ледяной огонь. Сила, чужая и дикая, пульсировала под кожей, требуя выхода.

– Хороший мальчик, – проскрипела Мать Малкин, ковыряя ножом в зубах одного из мертвых упырей. Она вытащила клык и с удовлетворением спрятала его в мешочек на поясе. – Злой. Быстрый. То, что нужно.

– Я заплатил свой долг, – хрипло сказал Каэль. – Ты спасла мне руку, я – твою шкуру. Мы в расчете.

– В расчете? Глупое дитя арены. Ты думаешь, жизнь за жизнь – это расчет? Нет. Это лишь первый взнос. Я вытащила тебя из могилы. Ты отмахнулся от падальщиков, которые слетелись на твой труп. Долг еще даже не начался.Старуха обернулась и расхохоталась. Сухим, лающим смехом, от которого зашевелились сушеные летучие мыши под потолком.

– Город кипит. Смерть твоего инквизитора не просто разозлила Орден. Она пробила брешь в плотине. Скверна, что раньше сочилась по капле, теперь хлещет потоком. По улицам ходят не просто стражники. Ходят Освященные. Жрецы-воины, чьи глаза видят порчу так же ясно, как ты видишь стены. Для них ты сияешь, как маяк в ночи. А слуги Ночного Князя теперь знают, что в Топи есть что-то интереснее, чем бродяги. Они будут рыть землю, пока не найдут нас.Она подошла к нему вплотную. Ее черные глаза-бусинки вглядывались в его, пытаясь прочесть узоры в его новой тьме.

– Тогда мне нужно уходить, – Каэль шагнул к выходу.

– Никуда ты не уйдешь, – голос Малкин стал твердым, как сталь. – Из города не выбраться. А здесь, в Топи, без меня ты не проживешь и ночи. Ты теперь моя проблема, Пепел Ямы. А я привыкла решать свои проблемы.

– Ты был псом на цепи в Яме. Я сняла с тебя один ошейник, но надела другой, невидимый. Теперь ты будешь моим псом. Но разница в том, что я спущу тебя на тех, кого ты и сам захочешь разорвать.Она отошла к столу, смахнула с него окровавленные инструменты и разложила пожелтевшую карту канализаций Гелиополя.

Каэль молчал, его кулаки сжимались. Снова. Снова чья-то воля, чьи-то приказы. Ярость боролась в нем с ледяным прагматизмом выжившего. Прагматизм побеждал. Пока.

– Что тебе нужно? – выцедил он.

– В Старом Квартале, под Храмом Забытых Богов, есть место, которое Орден запечатал десятилетия назад. Чумовая яма. Место, где сжигали первых жертв Красной Хвори. Они боятся его, как огня. Но не из-за болезни. – Она ткнула морщинистым пальцем в точку на карте. – Там, в самом низу, есть алтарь. На нем лежит вещь. Око-что-видит-сквозь-Швы. Хрустальный шар, наполненный слезами безумного провидца. Он позволяет видеть трещины в реальности. Видеть Скверну. Видеть их. Орден хочет его уничтожить. Ночной Князь хочет им владеть. А я хочу, чтобы он был у меня.

– Ты посылаешь меня в самое пекло.

– Я посылаю волка в логово других волков, – поправила она. – Это твое ремесло. Принесешь мне Око – и твой долг будет уплачен. Я выведу тебя из города такими тропами, о которых даже крысы не знают. Ты получишь свою драгоценную свободу. Откажешься… и я просто оставлю тебя здесь. Освященные или упыри найдут тебя раньше, чем взойдет солнце.

– Это поможет против кровососов. Против Освященных… тут тебе поможет только твоя новая кровь.Она протянула ему небольшой сверток из черной ткани. Внутри оказался десяток метательных ножей, идеально сбалансированных, и несколько склянок с той самой жидкостью, которой она смазала свой клинок.

– Ты теперь дитя тени, полукровка. Не прячься в них. Стань ими. Почувствуй их. Они – твое единственное оружие. А теперь иди. И не смей умирать, пока не принесешь мне то, что я хочу.Она посмотрела на его плечо, на уродливый шов.

Выйдя из логова ведьмы, Каэль ощутил мир по-новому. Туман в Топи больше не казался просто влажным воздухом. Он был живым, наполненным шепотом и страхами. Тени больше не были просто отсутствием света. Они были… глубокими. Многослойными. Он мог нырнуть в них взглядом и увидеть то, что скрыто.

В конце переулка мелькнул свет. Не факел. Ровный, белый, пульсирующий свет, исходящий от фонаря в руках жреца-Освященного. Рядом с ним – четверо храмовых гвардейцев в вороненой стали. Патруль.

Старые инстинкты кричали: «Беги! Прячься!» Но что-то новое, темное и любопытное шевельнулось внутри. Он не побежал. Он вжался в самую густую тень в нише между двумя домами, за кучей гниющего мусора. Он затаил дыхание.

И тень ответила.

Она словно приняла его, окутала, стала плотнее. Мир перед глазами смазался, цвета исчезли, сменившись мириадами оттенков серого и черного. Звуки стали глухими, как из-под воды. Он почувствовал, как его тело теряет плотность, становится частью окружающего мрака. Это было пьянящее и одновременно ужасающее чувство – раствориться, исчезнуть. Он почти поддался ему, почти позволил тьме поглотить себя без остатка.

– Просто гниль, святой отец, – пробасил один из стражников. – Вся Топь – одна сплошная рана.Патруль прошел в нескольких шагах. Свет фонаря Освященного скользнул по нише, но не выявил ничего, кроме мусора. Жрец на мгновение остановился, повел головой, будто принюхиваясь. – Здесь… что-то не так, – сказал он. – Пустота. Слишком чистая.

Жрец помедлил еще секунду, а затем двинулся дальше.

Когда их шаги затихли, Каэль с усилием воли заставил себя «собраться». Это было похоже на выныривание из ледяной воды. Тело снова обрело плотность, мир – краски и звуки. Он дрожал, покрытый холодным потом. Сила была велика, но она была дикой, необузданной. Еще немного, и он бы растворился в этой тени навсегда, став еще одним безмолвным призраком этого проклятого города.

Он двинулся дальше, теперь уже не просто прячась в тенях, а используя их, скользя от одной к другой, как рыба в темной воде. Путь к Старому Кварталу был долгим. И чем ближе он подбирался к Храму Забытых Богов, тем сильнее менялся мир вокруг. Шепот в тумане становился громче. На стенах домов проступали странные, маслянистые пятна, похожие на карты несуществующих континентов. Люди, которых он видел, были либо заперты в своих домах, либо лежали на улицах, дрожа в лихорадке, с белыми, остекленевшими глазами.

Болезнь расползалась. Не Красная Хворь из старых легенд. Что-то новое. Чума души.

Наконец, он увидел его. Храм Забытых Богов. Полуразрушенный остов былого величия, окруженный высокой стеной, по периметру которой горели белые огни Ордена. Вход в катакомбы под ним был завален камнями и опечатан серебряными рунами, слабо мерцавшими в ночи.

Охрана. Десяток храмовников. И один Освященный. Пройти мимо них было невозможно.

Каэль залег в руинах напротив, изучая их. Но его обостренное чутье уловило нечто еще. Запах. Он шел не от храма и не от стражников. Он сочился из-под земли, из трещин в брусчатке. Запах холодной, неживой плоти, старой пыли и древнего, всепоглощающего голода.

Он был здесь не один. У этого логова был еще один охотник. И он уже был внутри.

Глава 7. Сны Гниющего Камня

Каэль лежал в крошащейся от времени кладке разрушенного дома, превратившись в еще один камень среди руин. Холод пробирал до костей, но это был честный, физический холод, а не та ледяная гниль, что недавно текла по его венам. Он наблюдал. Десять храмовников, слаженный механизм из стали и фанатизма. Один Освященный, чья аура спокойствия и уверенности была почти осязаема. Он был якорем, центром их маленького мирка. Прорваться было безумием.

Но шепот… он стал другим. Раньше это был фоновый шум, бред его больной крови. Здесь, у подножия Храма, он обретал структуру. Это была не речь. Это были волны чистого, незамутненного чувства. Голод. Одиночество, древнее, как сами камни. Боль. И под всем этим – терпеливое, бесконечное ожидание.

Шепот исходил не из воздуха. Он сочился из-под земли, из фундамента самого храма. Каэль инстинктивно понял: он слышит сны этого места. Сны Чумовой Ямы.

Его размышления прервало движение. Не среди стражников. На противоположной стороне храма, там, где стена уходила в глубокую тень, осыпалось несколько камней. Бесшумно, словно их не сбросили, а аккуратно сняли. В образовавшемся проломе на мгновение мелькнула фигура – высокая, закутанная в черный плащ, она двигалась с текучей грацией, которой позавидовала бы и Лира'т. Другой охотник. Вампир.

«Умный, – подумал Каэль. – Не стал пробивать печать Ордена. Нашел слабое место».

Это был его шанс. Пока тварь внутри будет занята поисками своей добычи, он сможет проскользнуть следом. Он дождался, пока патруль храмовников не скроется за углом, и приготовился.

Он не побежал. Он потек. Погружаясь в тень от разрушенной стены, он позволил ей принять себя. Мир снова потерял краски. Тело стало легким, почти призрачным. Он пересек открытое пространство перед храмом, как пятно тьмы, скользящее по земле. Освященный у входа замер, повернув голову в его сторону, будто услышал фальшивую ноту в симфонии ночи, но ничего не увидел.

Каэль нырнул в пролом следом за вампиром.

Внутри храма царил холод иного рода. Не холод камня, а холод отсутствия. Отсутствия жизни, веры, надежды. Воздух был спертым, пах вековой пылью, истлевшими костями и чем-то еще… слабым запахом высохшей земли и озона, как перед грозой.

«…голод… так долго… кости сухи… плоть – лишь прах… жажда…»Шепот здесь превратился в оглушительный гул, который звучал прямо в черепе.

Он двинулся вглубь, ориентируясь на едва заметные следы, оставленные вампиром – царапина на колонне, капля темной, почти черной крови на полу, где тот задел острый камень. Тропа вела вниз, к массивной каменной двери, ведущей в катакомбы. Она была приоткрыта. Вампир не стал ее закрывать. Уверен в себе. Или просто не считал никого, кто мог бы пойти за ним, достойным внимания.

За дверью начиналась винтовая лестница, уходящая в непроглядный мрак. Шепот усилился, и теперь в нем появились образы, вспыхивающие на краю сознания: тысячи тел, сбрасываемых в яму, огонь, который не мог сжечь болезнь до конца, плач, который впитался в сами камни.

Каэль начал спуск. Здесь его теневые способности работали иначе. Тьма была не просто отсутствием света. Она была плотной, насыщенной, древней. Он чувствовал ее слои, ее течения. Он мог бы раствориться в ней полностью, стать невидимым даже для самого себя. Этот соблазн был так велик, что ему приходилось постоянно сдерживать себя, цепляясь за ощущение рукояти тесака в руке, за физическую боль от трения одежды о кожу.

Впереди, внизу, он почувствовал вспышку. Не света. Вспышку силы. Вампир наткнулся на какую-то ловушку или древнего хранителя. Раздался приглушенный скрежет и злобное шипение.Он спустился на несколько пролетов, когда это случилось.

Каэль воспользовался моментом и глубже погрузился в тень, чтобы обойти место схватки. Он шагнул в самый темный угол лестницы, позволяя тьме полностью поглотить себя, намереваясь «просочиться» сквозь стену на нижний ярус.

Это не было физическим касанием. Его сознание, его новообретенная суть, соприкоснулась с другим сознанием.И в этой абсолютной, нематериальной тьме он коснулся чего-то.

Оно было огромным. Непостижимым. Древним, как остывающая звезда. Оно не мыслило словами или образами. Оно мыслило эонами, тектоническими сдвигами, энтропией. Оно было самой Скверной. Оно было тем, что спало и видело сны под этим храмом.

И оно его заметило.

В разум Каэля хлынул поток, который не был ни мыслью, ни звуком.Это было похоже на то, как человек замечает бактерию под микроскопом. Бесконечно малое, но… любопытное. Необычное.

<…Дитя двух ошибок. Дитя Раскола…><…Искажение…><…Две крови. Два голода. Переплелись. Неправильно…><…Шрам от ложного света на истинной тьме… Интересный узор…>

Сущность не говорила с ним. Она классифицировала его. Анализировала, как диковинный минерал. Оно не видело в нем угрозы или союзника. Оно видело в нем симптом. Симптом больного, расколотого мира.

И в этом холодном, отстраненном любопытстве была доля… одобрения? Оно чувствовало в нем родство. Не как в сыне или слуге. А как в плесени, выросшей на гниющем хлебе. Они были частью одного процесса. Процесса распада.

Психический контакт длился не более удара сердца, но для Каэля он был вечностью. Его с силой выбросило обратно в тело.

Он рухнул на колени, хватая ртом воздух. Голова раскалывалась. Из носа пошла кровь. Но хуже всего было то, что его собственная тьма взбунтовалась. Тени вокруг него закипели, сгущаясь в физически ощутимые жгуты. Его уродливый шрам на плече вспыхнул фиолетовым светом, видимым даже сквозь одежду. Неконтролируемая волна его собственной силы, смешанной с эхом сознания древней твари, ударила во все стороны.

И это заметили все.