Путевые заметки путешественника в Тридевятое царство

«1973»

НА ПЕЧИ

Новогодние деньки в детстве – это счастливая сказка! Во-первых, двухнедельная свобода; во-вторых,– гора кульков и прочих вкусностей; в-третьих,-сама атмосфера праздника. Снег или вата, елка, новогодние представления, люди добрее, даже «школа-каторга» становилась другой.

В центре школы был длинный просторный зал-коридор с большими окнами во двор. В одном конце коридора- входная дверь, в другом конце сцена, которая на моей памяти не использовалась (за красным бархатным занавесом были темнота, пыль, паутина и куча всякого хлама).

Пройдя по проходу между сценой и стеной, вы оказывались в темном закутке. Дверь прямо напротив прохода вела к учительской и кабинету директора, а после в пристройку для начальных классов и спортзал. Налево от этой двери была пионерская комната, а около задника сцены дверь нашего класса.

Елку обычно ставили поближе к сцене, а артисты готовились к выходу в нашем закутке, чтобы потом перед елкой разыграть представление.

Мне как-то досталась роль Емели; роль крутая, потому что предстояло ездить на русской печке, сделанной по принципу троянского коня: внутри деревянного каркаса, обшитого частично фанерой, частично картоном, располагался «двигатель в две старшеклассниковые силы». Появление печки должно было стать гвоздем программы, что сулило мне лавры. Все испортила моя излишняя самоуверенность. Печка уже была на всех парах, вот-вот выезжать, кто-то из учителей подошел ко мне:

–Ну, давай подсажу.

–Я сам!

Педагог отстранен уверенной рукой мастера прыжков на самоходные печки; разбег, прыжок, неудача! Нога, пробив картон, врезается в задницу старшеклассника!

– Ну, Англичанин, – взревела печка, – погоди, вот концерт кончится!!!

Что называется, бойтесь данайцев из печки грозящих; о роли я уже не думал и удовольствия от катания не получал.

ПЕЧНЫЕ ИСТОРИИ

Зима 73-74 была последней для настоящей русской печки * в бабушкином доме, летом ее сломали, но я успел и поспать на ней, и послушать бабушкины истории…

Бабушка рано осталась сиротой (мама ее была из Малых Ягур и родни в Константиновке не было), и никто ее не любил, кроме сводного брата Мити. Рассказывая о нем, она всегда, как титул, прибавляла к его имени Китя; Митя – Китя; в этой прибавке была и Митина сущность («китя» – котенок), и бабушкино отношение к нему. Он защищал ее от других братьев, таскал для нее еду, в общем, как мог, заботился о ней.

Главой семьи Кузьминовых был дед. Без него не садились есть, без него мало что решалось. Внучек дед звал лохмычки и не любил, потому что на них землю не давали, а из мальчишек выделял Митю, так что попадись он на краже сала или хлеба для сестрички, то отделался бы затрещиной, а вот другим досталось бы по полной.

***

Читать и писать бабушка не умела. «Мы не дюжа багатаи были, ну были ишо бядней; мине хоть у школу кусок хлеба с салом давали, а были, что и без этого приходили, так что мине один мальчик беднай помогал с заданиями, а я ямУ отдавала половину хлеба с салом. Потом мине надоело ходить у школу, дома глидять, не пошла у школу, успрашивають, пачяму не пошла, а я говорю: «Учительница сказала, что мине можно не ходить!» А мине говорять: «И хорошо, дома усё руки пригодятся!» Так лизнула бабушка «гранит науки», и вкус ей не понравился.

***

Бабушка, своим сиротством, оправдывала какие-то не лучшие поступки взрослой жизни. Имелось у нее любимое «мерило нелюбви» к сиротке: «Я ш ишшо совсем маленькия была, а мине, унучок, посодють на быка у поле, а сами уезжають. Он паша, а я сижу на нем одна и плачу». Часто бабушка вспоминала этих быков.

***

Был у Кузьминовых горький выпивоха, дядя Федотка. В какой-то праздник он, уже совсем отмеченный, упал прямо в центре села… «Умер! Господи, помилуй! Ды никак у рай узяли?!» Такими были первые мысли Федотки, когда он очнулся и открыл глаза, потому что всё вокруг было белоснежно-чистое… откуда-то тянуло свежей прохладой… Откуда? Да из открытого окна, где колышутся белоснежные занавески… Нет, вроде, на земле ещё, но будто в раю. Дома-то ни занавесок, ни кроватей, ни белья; два тулупа на печке, вот и весь «спальный гарнитур».

Оказалось, шел богатый родственник мимо спящего Федотки и приказал сыновьям отнести Федотку к ним домой, где он и проснулся.

***

Ему же жена часто грозила:

– Гляди, Федот, такого-то пьяницу у Рай ни пустють!

– А ничаво! – не пугался Федотка. – У мине два родных брата на мировой войне убитаи! Нябось хтонь – ть из них руку-то протяня!

***

Бабка Дуняха пела так хорошо, что… «Работаем, унучок, у поле и бабы говорять: «Дунь, ды ты не работай, пой нам, а норму мы за тибе сделаем!»

* В нашем доме поселился старший немецкий офицер и однажды он собрал младших офицеров на совещание. Моя будущая мама (ей было шесть лет) лежала на печке и ей очень понравилось, как офицер вскрикивал: «Сталинград капут! Сталинград капут»! Когда офицеры разошлись мама спустилась с печки, подошла к постояльцу и радостно сказала: «Сталинград капут»! Бабушка перепугалась, но офицер погладил маму по голове, достал фотографию своей жены с детьми, показал ее и что-то мирно залопотал. Мне кажется это был не фашист, а мобилизованный и он понимал, что если «Сталинград капут», то, скорее всего, скоро и война капут; а для здорового человека конец войны – это радость.

«Алёша, я всё больше поражаюсь вашему искусству рассказчика. Всё так ярко, словно я стою рядом. Повествование – ваша стезя».

Катерина Терлеева, «Проза»

«Спасибо за рассказы! Как чистый воздух!»

Дамма, «Проза»

«1974»

МОЙ ВКЛАД В ТЯЖЕЛУЮ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ СССР

Сбор металлолома классом – это увлекательное путешествие по родному селу. Что-то в нем есть цыганское: гремит по выбоинам и буграм тачка, за ней плетется наш «табор» и спорит:

–К этим лучше не стучать, х..й они чё дадуть!

–Ды давайтя попробуем! А чё они нам сделають?!

Сбор макулатуры для меня был еще интереснее: случались сюрпризы. Однажды какая-то бабушка отдала нам такие книги! Я ни за что не хотел бросать их в «братскую могилу», но класс меня не понял: «Ты ж нам план срываешь! Соцсоревнование, Лёва, а ты!»

Но «люди гибнут за металл», как точно подмечено; я бы еще добавил – за цветной металл. Я тоже чуть не укокошил за него врагодруга Х. Однажды бабушка отдала мне большой алюминиевый баллон. Я принес его в школу и попросил пионервожатых, которые вели учет, особо отметить мой ценный вклад. Они свялодушничали, как-то слабо меня похвалили, а Х решил урвать от моих лавров. Чуть погодя он вытащил из общей кучи цветмета мой баллон, стал бегать везде и всем хвастать:

–Во, глядитя, чё я сдал!

–Ты чё, – заорал я, увидев такую наглость, – это мой баллон!

– Куда там, – это я сдал!

Все предыдущие мини-конфликты с этим гадом-млекопитающим ударили мне в голову. С яростным криком: «Забери его с собой в могилу!» я вырвал баллон и, как истинный ОБХССник, врезал хапуге по башке. Хапуга * завизжал, схватился, наконец-то, за голову и кинулся к вожатым показывать свою кровь! Про баллон он как-то сразу забыл!

Тут на меня все как накинулись: «Ах, ты, такой-сякой, срываешь сбор металлолома! Стране не хватает железа! А ты!» Хвалили бы так за баллон, как ругали за Х! Мои оправдания блекли перед величием проблемы железодефицита СССР. Х же окружили сочувствием, дезинфекцией и прочими радостями раненого, а потом и вовсе опустили отдыхать.

Но на этом мои неприятности не закончились. Когда я возвращался домой, из засады выскочила его матерящаяся мать и кинулась на меня; догнать не догнала, но нервы потрепала.

* Какой-то праздник. Все нарядные и беззаботные гуляют в центре и тут появляется отец Х с пустым мешком под мышкой.

–Праздник же сегодня; зачем тебе мешок!?-кто-то спрашивает отца Х.

–Ну… мало ли… а вдруг что попадется!

О, СТАН КИНО!

В этом году мы купили наш 1-й телевизор; черно-белый «Рекорд». Показывал всего один канал, но радости было на все десять. В будущем наше благосостояние выросло и появился гигантский цветной «Горизонт». Ради цвета (он как-то все стремился пропасть) пришлось поставить на крышу огромную антенну, которую я часто крутил туда-сюда, как «волнолов-любитель». Зимние вылазки были опаснее, но веселее. Если было много снега, я сгребал большой сугроб около дома и упрощал себе путь вниз, съезжая по крыше в этот сугроб.

НЕВЕСОМОСТЬ

Той зимой были лютые морозы, так что мама перевела меня спать в нашу зимнюю кухню; комнату с печкой. Там стояла узенькая кровать, днем на ней можно было поваляться и почитать, а тут пригодилась и для сна.

Ночь уже поздняя, за замерзшим окном метель посвистывает; внутри печка потрескивает, а мы с кошкой и в ус не дуем; я под теплым одеялом с интересной книжкой, а кошка в своих грёзах у меня под боком. Заходит мама: «Ты знаешь, сколько уже времени?! Всё, спи!» Гасит свет.

Бывало, в таких случаях я включал фонарик и продолжал читать под одеялом, но тут просто захотелось полежать, «без мыслей, без слов». И вот я лежу с открытыми глазами в абсолютной темноте (печка уже затухла) и изумляюсь, вот вроде я есть, а вроде меня и нет, тела я абсолютно не чувствую и не вижу. Из всех чувств только слух мог бы связать меня с миром, но ветер стих и тишина так же абсолютна, как темнота. Вроде бы я есть, вроде бы есть мир, вроде бы…

Забавно, я могу вызвать в памяти чьи-то лица гораздо легче, чем свое. Если честно, то я вообще не могу его увидеть в памяти. Может быть, потому что в зеркало могу не смотреться неделями? *

* Заметил уже в годах, что когда бреешься и смотришь в зеркало так близко, что видишь только глаза, «пропадает возраст», остаются только глаза мальчишки!

«Лёшка!!!!! «Глаза мальчишки!!!» – Здорово! Через тяжелую, страшную порой жизнь поколений – глаза мальчишки…»

Алла Бур, «Проза»

«1975»

ИЗВЕРГИ

Я завел котенка и цыпленка; то есть, цыплят завела бабушка и в этой желтой стайке один оказался таким чудным! У него клювик был орлиный! И вот я его подкармливал, вытаскивал из загона поиграть и т.п. Оба они росли, росли и хлоп… котенок съел «орленка»! я был ужасно расстроен, и тут пришел Саня. Конечно, с Саней надо было поделиться горем.

– Дык давай яво накажем! – радостно воскликнул Саня.

– Как?! – удивился я.

– Ды как, пятлю сделаем, подвесим яво, нехань тожа помучиться.

– А вдруг он задохнется?!

– Дык мы яво выташшим! Главное, яво наказать… чуть-чуть!

Наказать мне его хотелось, и я согласился; не убивать, а только наказать… чуть-чуть. Начали с повешения, потом придумали что-то еще; помню одну из пыток: мы взяли старый портфель, засунули его туда и закопали. Через какое-то время мы его выкопали. «Ну, хватит его мучить!» – решил Саня и утопил беднягу в тазике с водой.

Что тогда на меня нашло! Уже после того, как мы его закопали насовсем, то есть мертвого, мне стало его ужасно жалко. Мне до сих пор его и жалко, и стыдно, но тогда просто переклинило.

ЖОШКА

Где-то там блистали Кардены, Версачи, Зайцевы, а в «красной школе» были свои «модельеры»; они задавали определенное поведение или вводили новые словечки под влиянием моды на тюрьму; также заводили моду на самодельные игрушки. Вдруг все начинали ходить с пугачами, а потом одновременно все их забрасывали. И вот уже все мальчишки носятся с хлопушками из внутреннего тетрадного листа; взмахиваешь ею резко, и она так смачно и громко хлопает! Потом глядишь, у половины школы некое приспособление из деревянной прищепки, стреляющее спичками и т.д., и т.п.

Но, пожалуй, популярнее всего была жошка год за годом собиравшая толпы зрителей и кучки участников в уютном дворике красной школы. Жошка – это кружочек овчины с пришитым кусочком свинца на кожаной стороне. Смысл игры заключался в том, чтобы как можно дольше подбрасывать жошку вверх внутренней стороной ступни, не роняя на землю.

«ОГНИ БОЛЬШИХ ГОРОДОВ»

– Ну, сколько раз тебе говорить, пожги мусор в ведре!

– Пожгу! Пожгу! Сегодня вечером пожгу.

Как раз это дело я всегда берег на вечер, даже на ночь. Днем земной огонь теряется перед величием Солнца, зато ночью он тоже «звезда»! Рванется в небо к своему далёкому Предку и мгновенно растает в порыве! Но летом вокруг столько тепла, что он еще долго живет в черной лёгкой золе и если смотреть прищурившись, на алые искорки, бегающие с места на место, в одной стороне затухающие, в другой вспыхивающие, то кажется, что летишь в самолете ночным рейсом, а внизу искрится огнями большой город… Потом огни гаснут, тьма накрывает город, и он погружается в сон… Каждый раз навсегда…

P. S. -2021

«Иногда я задергиваю занавески, оставляя между ними специальную щель, и наблюдаю, как пылинки в лучах света плавают, как галактики».

Стинг, «Разбитая музыка»

«ПРОСНИСЬ И ПОЙ»

Слышал, если человек не поет под душем, значит у него не все в порядке с психикой. Душ в селе был только у больших начальников, так что я пел просто под солнцем и вскоре бабушка заявила маме: «Валь, вязи Лешку к психиатору, у город. Что й т с ним ни у порядки! И паеть, и паеть!»

Приехали мы в какую-то ставропольскую больницу. Психиатр попросил маму выйти и стал со мной беседовать тет-а-тет. Потом вызвал маму и спрашивает:

– А почему вы решили показать его мне?

– Бабушка послала; говорит, раз он постоянно поет, значит с ним что-то не в порядке!

– Вы знаете, абсолютно нормальный ребенок, а то, что он поет, даже хорошо. Вот, кстати, бабушку я бы посмотрел.

После этого я не пел уже так громко, а при бабушке не пел совсем; надо ж было ее беречь.

P.S. – 2007.

«Treat me like a juke-box» («Пользуйся мной, как музыкальным автоматом») -пел Пол МакКартни и это про меня тоже, ведь во мне накопилось столько песен! Детские песенки, фрагменты из мюзиклов, русский рок, западный, эстрада всех континентов, джаз, калипсо, «Аквариум», «Кино», «Зоопарк», Стинг, Paolo Conte, Челентано, «Violent fammes», «Бони М», Loo Read, Кэш, «Poques», Элла, Алла, Эдит и Вега, «Абба», «Сикрет Сервис», Вертинский, Мондрус и т.д., и т.д., и т.д. И вот что интересно: как происходит выбор, кто «заказывает песню» и «бросает монетку»? Почему вдруг ни с того, ни с сего начинаешь мурлыкать какую-нибудь мелодию, которую уже сто лет не слышал и, казалось бы, совсем забыл?

P. S. -2021

«Музыка, без которой мы не можем жить, для мусульманской культуры – стыд и великое преступление. Проклятия, по их мнению, заслуживает любой, кто насвистывает песню или мурлычет».

Ориана Фаллачи, «Ярость и гордость»

13 января 1963 года,

Алма-Ата – Москва, Л. Абрамовой от В. Высоцкого:

P. S. Сейчас горничная поинтересовалась: зачем я пою в ванной. Грозила.

«Мало кто из поэтов сочиняет стихи в ванной, – а о том, что можно рисовать сидя в ванне, я еще не слышал, – но почти каждый из нас когда-нибудь да напевал под душем».

Уистан Хью Оден. «Чтение. Письмо. Эссе о литературе.»

«1976»

СЕКСПРОСВЕТУЧИЛИЩЕ

«Страх, страх, страх

В ее глазах!»

«Зоопарк»

На нашем школьном маршруте был заброшенный детский сад и проход через него убавлял нам пути. Однажды мы шли из школы всегдашней толпой, но во дворе детского сада я отстал. Припустил догонять и вдруг слышу из кустов визг одной из наших попутчиц: «Ну хватит! Харэ! Хватит! Кончайте!» Страстно заинтригованный я прибавил скорость и увидел ее алое лицо, дрожащие руки оправлявшие школьное платьице; при этом она возбужденно повторяла:

– Ну, дураки! Я с вами больше не буду ходить!

– Что случилось?! – затеребил я ******.

– Ды чаво. Повалили ие, трусы сняли, ды поглядели, что у ние там ды как…

– Ё-мое, – возмутился я, – меня ж не было! Давайте еще раз!

– Вот х..й табе! – отрезала пострадавшая на «ниве секспросвета». – Я ваще пошла домой! И с вами не хожу больше!

Она, гордо задрав носик и продолжая нервно оправлять платье, быстро зашагала домой, оставив нас в чисто мужской компании для более раскованного обсуждения случившегося.

КАПУСТАИСТ И ПРОЧИЕ ГЛУПОСТИ

В нашем прогрессивном подростковом обществе древние варианты появления детей даже и не рассматривались; никто почти не оспаривал истинный ход вещей. "Почти» – это я. По моему сокровенному мнению, зачатие детей происходило от… поцелуев. В расчет не брались поцелуи «брежневского типа», поцелуи в щечку, в лобик, целоваться должны были мужчина и женщина в полный засос. Когда ребенок готов был «на выход с вещами», женщине развязывали пупок, вытаскивали ребенка, а пупок снова завязывали. Как видите, это более гуманный вариант деторождения.

Было еще уличное пособие в стихах:

Одиножды один:

Приехал гражданин;

Одиножды два:

Приехала жена;

Одиножды три:

В комнату зашли;

Одиножды четыре:

Свет потушили;

Одиножды пять:

Он ее опять;

Одиножды шесть:

Он ее за шерсть;

Одиножды семь:

Он ее совсем;

Одиножды восемь:

Доктора просим;

Одиножды девять:

Доктор едет;

Одиножды десять:

Дите лезет…

Вот такой мультяшный вариант. В духе «что нам стоит дом построить». Авторство неизвестно. И, кстати, откуда лезет не разъяснялось, так что мой вариант имел право на существование.

BASK TO USA

Удивительно, что простой колхозник в середине 70-х, в разгар «холодной войны», съездил в Штаты к отцу, который после войны попал в «новый свет». Конечно, село об этом говорило. Не знаю, о чем говорили взрослые, а нас занимали две темы: первая, что он вез из Штатов настоящий «Харлей Дэвидсон», который на таможне у него отобрали, а взамен дали «Урал»; вторая тема – привезенная им колода порнокарт. «На них бабы, – уверяли счастливчики, лицезревшие сие капиталистическое излишество, – как изаправдашнаи!»

КИНОРАЗВРАТ

Помню, как кто-то из наших ровесников проник на фильм до 16 – ти. С трепетом рассказывал он всё новым и новым желающим о своих впечатлениях: «Прикиньтя! Распугая он ей кохту, а на кохте много-много пуговок и он ей говорить: «Как на баяне играишь!» А потом! Е…ть, пацаны! Сиськи на увесь экран!»

ВЕСЬ МИР – ТЕАТР

«Поднимите руки, кто хочет читать по ролям?» – спрашивала учительница литературы. Руки тянули, руками трясли, привставали с места, шептали страстно: «Меня, меня!» Учительница выбирала счастливчиков и чтения начинались. И это при том, что даже в старших классах многие мои одноклассники-мальчишки читали с трудом. Романтическое объяснение этому парадоксу возможно в известных строках Шекспира; прозаическое – легкая хорошая оценка. Помучился на уроке, получил хорошую оценку, зато потом дома пару уроков по литре можно будет смело не учить.

КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ

Говорят, время все расставляет по своим местам, но хуже, когда оно рассаживает, как в 1937-м. За то, что я сделал на уроке истории, тогда дали бы срок, безусловно. Василь Никитич вызвал меня к доске. Что-то я ему показал указкой на карте, потом он отвернулся, а я продолжил рассказывать. Все шло как по маслу, от этого появился кураж, и, взяв в руки тряпку для доски, я стал ее подбрасывать и ловить; типа: «Весь вечер на арене!» За тряпкой я не следил, а следил за Никитычем, вдруг повернется. Бац, подбрасываю! Бац, ловлю! Бац, подбрасываю (при этом все чинно и мой рассказ продолжается)! Бац… Тряпка не возвращается! Что такое? Смотрю вверх и вижу ее на портрете Ленина! Продолжая рассказывать, начинаю тихонько, на носочках, подпрыгивать и пытаться подцепить ее указкой. Я бы подцепил, но кто-то не выдержал: «Василь Никитыч, посмотрите, что Ерин сделал!» Конечно, я получил нагоняй, но это же не срок, так что мне повезло, что родился попозже.

ИЗ-ПОД ПОЛЫ

Штирлиц вез пастора Шлага в Швейцарию. Ехали они, о чем-то говорили, а потом Штирлиц включил приемник и… я был потрясен! Такое действие произвел на меня голос какой-то женщины и отрывок песни на каком-то языке.

Позже, радио – постановка «Эдит Пиаф» открыло инкогнито.

С приходом интернета скачал все ее песни и оказалось, что от некоторых я плачу; ничего не могу поделать с собой, вдруг откуда-то приходят слезы.

P. S. – 2022

Вегу как-то назвали «канадским воробышком» («piaf» -это «воробей» по-французски, а Вега – канадка); комплимент понятный только меломанам.

БОГАТЫЙ МУРАВЕЙ

Однажды по подоконнику окна в летней кухне спешил куда-то муравей с кристалликом сахара. «Вот, – подумал я, наблюдая за ним, – дети-то его будут рады гостинцу! А что, если…» Совсем недавно я прочел «Графа Монте-Кристо». Книга впечатлила! Возвращаясь из школы, я залазил в одежный шкаф и сидел в нем, сколько выдержу, поскольку решил научиться видеть в темноте.

«А что, если сделать из него богача?» – решил я и насыпал по ходу его следования целую гору сахарного песка. Достигнув ее, муравей стал радостно бегать вокруг! Но тут мне пришла в голову мысль усложнить задачу, и я разлил вокруг воду. Таким образом, муравей, как граф Монте-Кристо, оказался на «острове». Только у него не было лодки, а плыть он не желал, так что, подбежав к воде, тут же возвращался обратно к сахару. Долго я наблюдал за ним, но потом ко мне зашел кто-то из пацанов, и мы ушли на пруд.

Утром я вспомнил о муравье-богаче, кинулся к окну и увидел, что «море» высохло, а «сокровища» исчезли. Стал ли (за заслуги перед муравейником) мой муравей графом история умалчивает.

«1978»

«… ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ»

Детство делилось на три мирка: дом, улица, школа. Был, правда, период, когда я чуть было не ушел с улицы. К счастью, мама в этой ситуации поступила во благо мне, мол, «надо двигаться, играть, а то совсем зачитаешься». На улицу я вернулся, но сколько бы времени ни проводил с соседскими мальчишками, в каких бы переделках ни бывал, сколько бы ни съел с ними хлеба с солью и чесноком, а все равно оставался немного чужим. Отчасти, это шло из семей, типа: «Вот, мы- колхозники, вкалываем и в жару, и в мороз! А эти! Учителя! Все время в холодке да тепле!» Ну классовая вражда, как завещал «великий» Ленин. Отчасти, дело было во мне.

В школе было еще хуже, там уж пахло не отчужденностью, а настоящей ненавистью. Особенно со стороны «октябрьских», кучки шпаны с одноименной улицы. С чем у этих пацанов не было проблем, так это со злостью. А злились они на меня чаще всего из-за матери, ей им приходилось подчиняться, а это для них равнялось унижению; так что каждый выход из школы таил не самые лучшие сюрпризы.

P. S. – 2022

Какое скрыто в мужике презрение к физическому труду, к тому, чем он ежедневно занимается, и сколько злобы против тех, кто это не делал,

М. Пришвин, Дневники, 21.4.1920

КОЛЫХ

Саня Мальцев, по кличке Колых, к восьмому классу стал моим другом и застолбил мне место на престижной «камчатке». Однажды на одном уроке он сел около учительского стола; я был шокирован, сесть на первую парту! «Подожди, – шептал он мне таинственно, – увидишь!» И я увидел! Когда *** отвернулся к карте (а в таком положении он мог быть довольно долго – «глаза бы мои на вас не глядели»), Колых схватил его учебник и, открыв на нужной странице, сунул мне под нос. О, Эрос! Я одновременно был в восхищении и в ужасе. Я боялся, что эрекция не пройдет к перемене, и с восхищением рассматривал фотографию голой девы, что тайно возлежала между какими-то не нужными нам событиями. «Хватит! – прошептал Колых, выхватывая учебник и водворяя его на место. – А то засечет!»

РУССКИЙ ХАРАКТЕР

В тот день, на большой перемене, одноклассница меня спросила:

– Леш, ты в буфет не пойдешь?

– Могу пойти.

– Если пойдешь, купи мне сок березовый и рогалик, а то мне надо урок повторить, а там всегда очередь.

– Ладно, куплю.

Я с радостью побежал в буфет, ведь всегда приятно сделать что-то хорошее девочке, которая нравится. Отстоял очередь, бегу назад с двумя стаканами сока и рогаликами. В длинном коридоре шум, галдеж, как обычно на большой перемене и, вдруг, вся эта масса замолкает на мгновенье, дружно поворачивает головы в мою сторону и раздается взрыв… хохота, потому что мне подставили подножку! Моё лёгкое тело мчится по полу, замирает, поднимается и спрашивает массу: "Кто!?" Кто-то указывает на моего одноклассника. Он хохочет громче всех. Тут у меня, что называется, «перемкнуло», и я легко свалил человека намного сильнее себя. Борьба была недолгой, вскоре я оказался сверху ошарашенного противника и начал его душить. На наше счастье, в толпу вклинились два мужика-учителя и с огромным трудом оторвали меня от обидчика. «Волчья хватка!» – сказал кто-то из них при этом. Так и есть, я мог его задушить тогда, но понадобилось много лет унижений, чтобы накопить достаточно злости!