Блюз Красной планеты

– С тебя стакан в «Гнутом зубиле», – сказал Хуан.

– Без проблем, – ответил я. – Запишу на свой счёт.

Хуан улыбнулся, вытянул руки перед собой и хрустнул пальцами, как медвежатник, готовящийся приступить к работе. Затем занял освобождённое от хлама кресло перед компьютером, немного наклонил монитор, придвинул клавиатуру и начал печатать.

– Чем защищаете файлы? – спросил он, не отрываясь от экрана.

– Устным паролем, – ответил Пиковер.

– Кто-то ещё его знает?

– Нет.

– И он нигде не записан?

– Ну… не мной.

Хуан повернулся к Пиковеру:

– В смысле?

– Это фраза из книги. Если забуду точную формулировку, всегда смогу подсмотреть.

Хуан с отвращением покачал головой.

– Пароли должны быть случайными. – Он что-то нажал.

– Не волнуйтесь, он очень хороший, – сказал Пиковер. – Никто не догадается…

– …что ваш пароль – «Те, кто удостаивался приглашения на…», – перебил Хуан.

У Пиковера отвисла искусственная челюсть.

– Господи. Как вы узнали?

Хуан указал на экран:

– Это первое, что было введено через единственное внешнее подключение за последний месяц.

– Я думал, пароли при вводе скрываются, – сказал Пиковер.

– А то! Конечно, – подтвердил Хуан. – Только в программе связи есть буфер; вон он, смотрите.

Хуан отодвинулся, давая Пиковеру возможность заглянуть в экран через его плечо.

– Как… странно, – сказал Пиковер.

– Что такое?

– Это мой пароль, да, только немного неверный.

Я тоже заглянул в экран.

– В каком смысле?

– Ну, – сказал Пиковер, – видите ли, мой пароль звучит так: «Те, кто удостаивался приглашения на семейные торжества Форсайтов». Это отрывок из «Собственника», первой книги «Саги о Форсайтах» Джона Голсуорси. Мне очень нравится аллитерация фразы – «удостаивался», «торжества», «Форсайтов». Легко запоминается.

Хуан покачал головой, как бы говоря: «Они никогда не научатся». Пиковер продолжил:

– Но, понимаете ли, кто бы это ни написал, он использовал полную фразу.

Я посмотрел на светящиеся слова. «Те, кто удостаивался приглашения на семейные торжества Форсайтов, заставал семью за ужином из семи блюд в половине девятого вечера», – гласили они.

– Ваш пароль короче? – спросил я.

– Именно, – закивал Пиковер. – Он оканчивается словом «Форсайтов».

Хуан погладил покатый подбородок.

– Без разницы, – сказал он. – Главное, что он там присутствовал; остальное система отбросила – она в первую очередь предназначена для работы с голосовыми командами, а для них не нужно нажимать клавишу ввода.

– Да-да-да, – сказал Пиковер. – Только Голсуорси даже близко такого не писал. «Собственник» – моя любимая книга; я хорошо её помню. Начало звучит так: «Те, кто удостаивался приглашения на семейные торжества Форсайтов, заставал очаровательное и поучительное зрелище: представленную во всем блеске семью, принадлежащую к верхушке буржуазии». Ни о каких блюдах и времени речь не идёт.

Хуан указал на экран, будто версия с него просто обязана была оказаться правдивой.

– Уверены?

– Конечно! – ответил Пиковер. – Поищите и убедитесь сами.

Я нахмурился.

– Пароль знаете только вы, я правильно понимаю?

Пиковер рьяно закивал.

– Я живу один, друзей у меня немного; я человек тихий. Я никому о нём не рассказывал, не вводил и не произносил на людях.

– Но кто-то его узнал, – сказал Хуан.

Пиковер посмотрел на меня, а потом перевёл взгляд на Хуана.

– Я думаю… – медленно начал он, видимо, чтобы я успел остановить его, пока он не наговорил лишнего. Я промолчал. – Я думаю, что в «Новом Ты» извлекли информацию из моего отсканированного сознания.

Хуан скрестил руки.

– Это невозможно.

– Что? – спросил Пиковер.

– Почему? – в унисон спросил я.

– Просто невозможно, и всё, – ответил Хуан. – Мы научились копировать нейронные соединения, составляющие человеческий разум, и умеем восстанавливать их в искусственном субстрате. Но расшифровывать их мы так и не научились. Просеять цифровую копию разума и извлечь конкретные данные невозможно.

Чёрт! Если Хуан прав – а он редко ошибался в вопросах техники, – то вся история с Пиковером была ложным следом. Скорее всего, не было никакого скопированного сознания; несмотря на все заверения, кто-то наверняка просто услышал пароль и решил порыться в документах палеонтолога. Пока я тут зря тратил время, Джошуа Уилкинс ускользал у меня из пальцев.

Тем не менее стоило уделить расследованию ещё пару минут.

– Можно определить, откуда был произведён вход? – спросил я Хуана.

Тот покачал головой:

– Нет. Кто бы это ни был, он знал, что делает, и замёл все следы. Наверняка сказать могу только то, что вход был произведён откуда-то извне.

Я кивнул:

– Понятно. Спасибо за помощь, Хуан.

– Всегда пожалуйста, – ответил тот, вставая. – Ну теперь можно и выпить?

Я хотел было согласиться, но тут меня осенило: я понял, что сделал Уилкинс.

– Кхм, давай потом, ладно? У меня ещё есть дела.

Хуан нахмурился; явно надеялся получить выпивку сразу. Но я подтолкнул его к двери.

– Спасибо за помощь. Очень тебе благодарен.

– Да пожалуйста, Алекс, – ответил он. Видно, понимал, что его выставляют за порог, но и сопротивляться не собирался. – Зови, если понадоблюсь.

– Да, спасибо вам преогромное, мистер Сантос, – сказал Пиковер.

– Без проблем. Буду нужен…

– Увидимся, Хуан, – сказал я, открывая перед ним дверь. – Большое спасибо. – Я приподнял несуществующую шляпу.

Хуан пожал плечами. Он понимал, что тут что-то нечисто, но ему было не настолько интересно, чтобы выяснять подробности. Когда он вышел, я нажал на кнопку, и дверь захлопнулась. Стоило ей закрыться, я обхватил Пиковера за плечи и подтолкнул обратно к компьютеру, где указал на строку, которую Хуан выделил на экране, и прочитал вслух её окончание:

– «… за ужином из семи блюд в половину девятого вечера».

– Да, – кивнул Пиковер. – И?..

– В числах удобно шифровать информацию, – сказал я. – «Семь блюд», «половина девятого». Вам это что-нибудь говорит?

– Мне? Ничего. Когда я ещё ужинал, то предпочитал есть пораньше и обходился всего одним блюдом.

– Возможно, это послание.

– Кому? От кого?

Я даже не знал, как бы выразиться помягче.

– От вас вам же.

Он свёл к переносице искусственные брови.

– Что?

– Послушайте, – сказал я, жестом предлагая ему присесть перед компьютером. – Хуан прав, тут без сомнений. Извлечь данные из цифровой копии разума невозможно.

– Но Уилкинс смог.

Я покачал головой:

– Нет. Единственный способ узнать, что творится у вас в голове, – спросить напрямую.

– Но… у меня ни разу не спрашивали пароль.

– У вас – да, не спрашивали. Должно быть, Джошуа Уилкинс перенёс дополнительную копию вашего сознания в другое тело, чтобы работать непосредственно с ним. Именно эта копия и сообщила ему ваш пароль.

– Хотите сказать… хотите сказать, существую ещё один я? Вторая сознательная копия?

– Похоже на то.

– Но… нет, нет. Это… это же незаконно. Чтобы людей так брали и клонировали… боже мой, Ломакс, это ведь попросту гнусно!

– Я постараюсь найти вашего двойника, – сказал я.

– Клона, – решительно поправил Пиковер.

– Что?

– Клона. Не двойника. Нет у меня никаких двойников, есть только я – настоящий Рори Пиковер. – Он содрогнулся. – Боже мой, Ломакс, какой… какой стыд! Какое надругательство над личностью! Как представлю, что где-то ходит украденная копия моего разума…

– Это да. Но этот… клон пытается вам что-то сказать. Он специально добавил слова в пароль, который требовал Уилкинс. Это послание.

– Но я его не понимаю, – с досадой сказал Пиковер.

– Вам ни о чём не говорят эти слова? Ничего не напоминают?

Пиковер перечитал текст.

– Ничего не приходит в голову, – сказал он. – Разве что… нет, нет, я бы никогда до этого не додумался.

– Как видите, сейчас очень даже додумались. Что такое?

Пиковер помолчал, будто размышлял, стоит ли говорить. Потом сказал:

– Ну, в Нью-Клондайке же циркулярная планировка, так? Он состоит из концентрических колец зданий. Получается, половина девятого будет между Восьмой и Девятой авеню, а семь блюд – седьмое кольцо от центра? Может, проклятый клон пытается послать нас по какому-то адресу здесь, в городе?

– Седьмое кольцо у Восьмой авеню, – повторил я. – Паршивый райончик. У меня там зал неподалёку.

– И верфи, – сказал Пиковер. – Они тоже там?

– Ага. – Работать в доках было удобнее без скафандров, а в первые годы ремонт и обслуживание космических кораблей были основным городским делом. Я направился к двери. – Пойду на разведку.

– Я с вами, – сказал Пиковер.

Я покачал головой. Он будет больше мешать, чем помогать, тут даже думать нечего.

– Слишком опасно. Мне будет лучше пойти одному.

Пиковер явно хотел возразить, но в итоге кивнул:

– Ладно. Но если найдёте второго меня…

– Да? – спросил я. – Что мне с ним сделать?

Пиковер поднял на меня умоляющий взгляд.

– Сотрите его. Уничтожьте. – Он вновь содрогнулся. – Видеть не хочу проклятую дрянь.

Глава 8

Мне нужно было поспать – чёрт, как же иногда хотелось стать трансфером, – поэтому я сел на антигравитационный трамвай до дома. Я жил на Пятой авеню – прекрасный адрес в Нью-Йорке и так себе в Нью-Клондайке, особенно у края кольца; в основном здесь селились несостоявшиеся старатели, поэтому в народе её прозвали Авеню неудачников.

Я позволил себе шесть часов сна – впрочем, марсианских, которые несколько длиннее земных, – а потом отправился на старую верфь. Когда я добрался, солнце только взошло. Небо за куполом окрасилось розовым на востоке и лиловым на западе.

Кое-где ещё велись активные работы по обслуживанию и ремонту космических кораблей, но большинство громадин уже не годились для полётов и стояли заброшенными. Я подумал, что из них вышло бы хорошее убежище: корабли были экранированы от радиации, поэтому просканировать корпус и увидеть, что творится внутри, нельзя.

Верфь представляла собой большое поле, заставленное кораблями разных цветов и размеров. Большинство были обтекаемых форм – этого требовала даже разреженная атмосфера Марса. Некоторые стояли вертикально, присев на киль, словно на корточки, какие-то лежали на брюхе, другие опирались на шарнирные ноги. Я осматривал шлюзы, проходя мимо, но пока все они были наглухо запечатаны.

Наконец я подошёл к чудовищных размеров лайнеру – огромному кораблю метров триста в длину, пятьдесят в ширину и десяток в высоту. На носу, со стороны которого я подобрался, всё ещё виднелось облезшее название «Джим Скукум», а рядом на металлической обшивке был намалёван лозунг: «Марс или ничего!», переживший стихию значительно лучше. Я прошёлся вдоль корпуса в поисках шлюза, и…

Ага! Я почувствовал себя охотником за окаменелостями, нашедшим прекрасно сохранившегося ризоморфа. Шлюз был, причём оба люка – и внешний, и внутренний – стояли открытыми. Я прошёл через отсек в сам корабль. На стойках у входа некогда хранились скафандры, но их давно уже разобрали.

В дальнем конце помещения обнаружилась ещё одна дверь – с колесом по центру, какие можно увидеть на субмарине. Эта была закрыта; скорее всего, запечатана, но я всё равно попробовал покрутить колесо – и вращалось оно, чёрт побери, далеко не свободно. Отвинтив запорные болты, я открыл дверь, а затем снял с пояса фонарик и осветил коридор. В глаза ничего не бросалось, и я шагнул внутрь. Открытой дверь удерживали подпружиненные шарниры; стоило мне отпустить её, и она захлопнулась у меня за спиной.

В сухом воздухе пахло гнилью. Я прошёл по коридору, подсвечивая путь фонарём, как вдруг…

Раздался писк. Я резко обернулся, и луч фонаря успел выхватить поспешно скрывающийся источник: большую коричневую крысу, блеснувшую глазами-бусинками. Люди годами пытались избавиться от крыс, тараканов, чешуйниц и других паразитов, каким-то образом попавших сюда с Земли.

Я развернулся и направился в глубь корабля. Пол был неровным: немного склонялся к правой стене – к борту, точнее, – и я чувствовал, что иду в горку. Ковров здесь не было, только голый гладкий металл. Вдоль правого борта скопилась маслянистая вода; видимо, прорвало трубы. Впереди проскочила ещё одна крыса. Интересно, чем они питались здесь, внутри мёртвого корабля?

Я подумал, что стоило бы связаться с Пиковером – рассказать, где я. Но когда я разблокировал телефон, связи не было. Разумеется; защита корпуса не пропускала сигналы наружу.

Становилось ужасно холодно. Я поднёс фонарик ко рту и увидел, что дыхание вырывается наружу заметными облачками. Остановившись, я прислушался. Где-то капала вода: конденсат или очередная утечка. Я двинулся дальше, как заправский детектив, освещая фонариком стены.

Вдоль коридора тянулись раздвижные автоматические двери – типичное зрелище на борту корабля. Обычно людей на Марс доставляли в капсулах гибернации, но этот лайнер был старомодный, с каютами; пассажиры и экипаж бодрствовали все восемь месяцев пути, если не дольше.

Большинство дверных панелей были оставлены приоткрытыми, и я заглядывал в тёмные помещения, освещая их фонариком. Каюты, кладовки, даже медпункт – всё оборудование давно вынесли, но по кушеткам было очевидно, что находилось тут раньше. Они были накрепко приварены – видимо, мародёры решили не тратить на них свои силы.

Заглянув в очередную каюту, следом я наткнулся на закрытую дверь – первую во всём коридоре.

Я нажал на кнопку, но ничего не произошло: электричества не было. В толщине двери утопал аварийный рычаг. Третья рука мне бы сейчас пригодилась: в одну взять фонарик, в другую – револьвер, а третьей открывать дверь. Зажав фонарик под мышкой, я взял пистолет в правую руку, а левой дёрнул рычаг.

Дверь не подалась. Я дёрнул ещё раз, сильнее, но чуть не вывихнул кисть. Неужели регулятор натяжения требовал силы трансфера? Вполне возможно.

Я попытался ещё раз, и, к моему изумлению, в щель хлынул свет. Я надеялся просто распахнуть дверь, воспользовавшись элементом неожиданности, но проклятая штуковина сдвигалась по сантиметру зараз. Если по ту сторону и поджидал кто-то с оружием, сейчас оно, без сомнения, было направлено на меня.

На секунду я остановился, сунул фонарик в карман и – чёрт возьми, как же я не хотел этого делать – убрал револьвер в кобуру, чтобы освободить вторую руку. Ухватившись за утопленную ручку, я потянул со всей силы, издав надсадный хрип. Свет резанул по глазам, успевшим привыкнуть к темноте. Ещё рывок, и дверная панель ушла в стену достаточно глубоко, чтобы я мог проскользнуть в комнату боком. Я достал пистолет и вошёл.

– Умоляю… – раздался грубый и механический, но от того не менее жалкий голос.

Взгляд метнулся к источнику звука. У дальней стены стоял стол с чёрной столешницей. А на столе…

А на столе лежал привязанный ремнями трансфер. Но его тело не было похоже на модный, практически идеальный симулякр, в котором щеголяла моя клиентка Кассандра. Это был грубый, примитивный андроид: угловатое туловище, конечности из металлических сегментов. А лицо…

На нём не было ни клочка искусственной кожи. Глаза, голубые и поразительно человечные, были широко раскрыты, а зубы напоминали вставную челюсть. Всё остальное представляло собой путаницу шкивов, оптоволокна, металла и пластика.

– Умоляю… – повторил он.

Я оглядел комнату. Эксимерная батарея размером с бейсбольный мячик питала несколько кабелей, в том числе те, что вели к осветительным лампам. Рядом стоял шкаф с простой дверью. Я распахнул её – она открылась легко – и проверил, никто ли не спрятался там, пока я входил. Заточённая внутри истощённая крыса выскочила из шкафа и через приоткрытую дверь выбежала в коридор.

Я вернулся к трансферу, одетому в бежевую футболку и простые чёрные джинсы.

– Вы в порядке? – спросил я, глядя на лишённое кожи лицо.

Металлический череп дёрнулся вправо и влево. Пластиковые веки стеклянных глазных яблок втянулись, превращая безликую маску в карикатуру мольбы.

– Умоляю… – в третий раз произнёс он.

Я посмотрел на путы, удерживающие искусственное тело на месте: тонкие нейлоновые ремни, прикреплённые к столешнице и натянутые до предела. Механизма, который бы управлял ими, не было.

– Кто вы? – спросил я.

Ответ оказался вполне ожидаемым:

– Рори Пиковер.

Но он говорил совсем не так, как настоящий Пиковер: британский акцент отсутствовал и сам синтезированный голос звучал значительно выше.

И всё же нельзя было принимать слова несчастного за чистую монету, тем более что лица у него практически не было.

– Докажите, – сказал я. – Докажите, что вы Рори Пиковер.

Он отвёл стеклянные глаза в сторону. То ли пытался придумать, что мне ответить, то ли попросту избегал взгляда.

– Мой государственный номер – AG-394–56–432.

Я покачал головой:

– Этого мало. Нужно что-то, что знает только Рори Пиковер.

Его взгляд вновь вернулся ко мне; пластиковые веки опустились, словно он недоверчиво щурился.

– Неважно, кто я, – сказал он. – Просто вытащите меня отсюда.

На первый взгляд звучало разумно, но если это был второй Рори Пиковер…

– Сначала докажите, что вы – это он. Скажите, где находится Альфа.

– Проклятье, – сказал трансфер. – Прошлый метод не сработал – думаешь, сработает этот? – Он отвернул механическую голову. – Не надейся.

– Скажите, где находится Альфа, – повторил я, – и я вас освобожу.

– Я лучше умру, – проговорил он. А мгновение спустя с тоской добавил: – Только…

– Только вы не можете умереть, – закончил за него я.

Он вновь отвернулся. Сложно было сочувствовать чему-то настолько далёкому от человека; такого оправдания я придерживался.

– Скажите, где месторождение Вайнгартена и О’Райли. Со мной ваш секрет в безопасности.

Он промолчал, но моё сердце колотилось, а лихорадочные мысли не давали покоя: о восхитительных образцах, которые показывал настоящий Рори, о том, как много их ещё можно было найти, каких неисчислимых богатств они стоили. Я сам не заметил, как приставил пушку к голове робота и прошипел:

– Отвечай! Отвечай, пока не…

Вдалеке, в коридоре, раздался писк крысы…

И чьи-то шаги.

Трансфер тоже их услышал. Его взгляд в панике заметался.

– Умоляю, – сказал он, понизив голос. Стоило ему заговорить, я приложил палец к губам, но он продолжил: – Пожалуйста, бога ради, вытащите меня отсюда. Я больше не могу.

Я поспешил к шкафу, забрался внутрь и захлопнул за собой дверь. Там я расположился так, чтобы всё видеть – и, если понадобится, стрелять через щель. Шаги приближались. В шкафу пахло крысами. Я выжидал.

Раздался голос – приятный, почти человеческий, в отличие от фальшивого Пиковера.

– Что за…

И я увидел, как в комнату боком проскальзывает человек; трансфер. Лица отсюда не было видно, но тело принадлежало женщине, какой-то брюнетке. Я набрал в грудь воздуха, затаил дыхание, и…

Она повернулась. Сердце как бешеное забилось в груди. Нежные черты лица. Зелёные, широко расставленные глаза.

Кассандра Уилкинс.

Моя клиентка.

В руках у неё был фонарик, который она отложила на боковой столик.

– Кто к тебе приходил, Рори? – холодно спросила она.

– Никто, – ответил тот.

– Дверь была открыта.

– Ты её оставила. Я тоже удивился, но… – Он замолчал; видимо, понял, что лишними деталями выдаст ложь.

Она слегка склонила голову. Должно быть, даже с силой трансфера дверь подавалась с трудом. Оставалось надеяться, что она поверит ему и решит, что на выходе не закрыла её до конца. Конечно, я сразу же углядел в истории недостаток: можно упустить, что дверь не захлопнулась, но льющийся в коридор свет не заметить сложнее. Но люди редко задумывались о подобных деталях; я надеялся, что она купится на его ложь.

Так и случилось: после недолгих раздумий она кивнула сама себе, а затем подошла к столу с искусственным телом.

– Ты можешь избежать боли, – заговорила Кассандра. – Просто скажи мне, где Альфа, и…

Слова на секунду повисли в воздухе, но Пиковер ей не ответил. Кассандра философски пожала плечами.

– Как хочешь, – сказала она. А затем, к моему изумлению, занесла правую руку, со всей силы ударила Пиковера по лицу, и тот…

Закричал.

Он выл, протяжно и низко, и звук этот напоминал скрежет металла, нечеловеческий и жуткий.

– Умоляю, – жалобно прошептал он, но и сейчас его мольба осталась без ответа.

Кассандра ударила его ещё раз, и он снова зашёлся воплем. Конечно, за свою жизнь я и сам не раз получал от женщин пощёчины: было больно, но не до криков. А уж искусственное тело точно было выносливее моего.

Кассандра влепила третью пощёчину. Крики Пиковера эхом отдавались в мёртвой громаде корабля.

– Говори! – потребовала она.

Я не видел его лица; она заслоняла его своим телом. Может, он покачал головой. Может, просто дерзко посмотрел на неё. Но не издал ни звука.

Она снова пожала плечами: должно быть, это повторялось не в первый раз. Обойдя стол, она встала от него по правую руку.

– Не советую меня вынуждать, – сказала Кассандра. – Ты знаешь, что делать. Просто… – Слова какое-то время висели в воздухе, а потом она продолжила: – Ну ладно. – И, потянувшись к нему реалистичной светлой ладонью, обхватила указательный палец его правой руки. А затем – начала загибать.

Теперь я видел лицо Пиковера. Вдоль линии челюсти двигались ленты шкивов; он изо всех сил старался не раскрывать рта. Стеклянные глаза закатились, а левая нога тряслась в судорогах. Зрелище было причудливым, и я попеременно испытывал то сочувствие к лежащему на столе существу, то холодную отстранённость из-за его явно искусственной природы.

Кассандра отпустила Пиковера, и на секунду мне показалось, что она над ним сжалилась. Но потом она схватила соседний с указательным палец и начала загибать оба. На этот раз, несмотря на все усилия, из горла Пиковера вырвался скрежет.

– Говори! – приказала Кассандра. – Живо!

Недавно я от самой Кассандры узнал, что андроиды чувствуют боль, иначе они могли бы положить руку на что-то горячее или подвергнуть суставы слишком большой нагрузке. Но я не ожидал, что встроенные датчики окажутся настолько чувствительными, и…

И тут меня осенило – как раз в момент, когда из горла Пиковера вырвался очередной вопль. Кассандра знала об андроидах всё; она ведь их продавала. Если она хотела настроить интерфейс между телом и разумом так, чтобы боль ощущалась особенно остро, она, без сомнений, могла это сделать. На своём веку я повидал немало зверств, но подобное переходило все рамки. Отсканировать сознание, поместить его в тело с обострённым восприятием боли и пытать, пока он не выдаст все тайны. Потом, разумеется, остаётся лишь стереть разум, и…

– Ты ведь сам знаешь, что рано или поздно расколешься, – сказала она абсолютно непринуждённо, глядя на лишённое кожи лицо. – А раз это неизбежно, можешь просто мне всё рассказать.

Резинки, служившие Пиковеру лицевыми мышцами, сжались, рот приоткрылся, и он слегка, но быстро подался головой вперёд. Поначалу мне показалось, что он так неловко пытается её поцеловать, но потом я понял, что это было на самом деле: плевок. Разумеется, пересохший рот и пластиковое горло не могли генерировать влагу, но разум – человеческий, живой разум, привыкший к биологическому телу, – выплеснул всю ненависть в самом первобытном из жестов.

– Что ж, ладно. – Кассандра вновь выгнула ему пальцы и долго держала под мучительным углом. Пиковер скулил, то и дело срываясь на крики. Наконец она отпустила его и сказала: – Попробуем другой подход. – Склонившись, левой рукой она придержала ему правое веко, а большим пальцем правой ткнула прямиком в глаз. Вдавила стеклянную сферу в металлический череп, и Пиковер вновь заорал. И пусть искусственный глаз намного прочнее обычного, палец мучительницы тоже был куда как сильнее. У меня и самого заслезились глаза.

Пиковер слегка прогнулся в спине, содрогаясь в удерживающих его ремнях. Время от времени мне удавалось разглядеть выражение лица Кассандры, и от симметричной улыбки ликования к горлу подкатывала тошнота.

Наконец она убрала палец от его глаза.

– Ну что, хватило? – спросила она. – А то, если нет…

Как я успел заметить, Пиковер был одет в футболку и джинсы; ходить по улице голым считалось неприличным что для людей, что для трансферов. Но теперь руки Кассандры переместились ему на пояс. Я наблюдал, как она расстёгивает ремень и молнию джинсов, а затем спускает штаны по металлическим ногам. Трансферам не требовалось нижнее бельё, и Пиковер его не носил. Его искусственный пенис и яички ничего не скрывало. Я ощутил, как моя собственная мошонка сжимается в ужасе.

И тут Кассандра сделала нечто абсолютно невероятное. Она без колебаний голыми руками заламывала ему пальцы и без всяких раздумий выдавливала глаз. Но с гениталиями явно не хотела контактировать напрямую. Она огляделась; на мгновение её взгляд скользнул по шкафу, и я прижался к дальней стенке, надеясь, что она меня не увидит. Сердце колотилось в груди.