Тайны Невербуха. Книга 1

Максим Век

Тайны Невербуха. Книга 1

ПРОЛОГ (или дело в шляпе)

На улицы Невербуха, раскалённые летним солнцем, снизошла, наконец, долгожданная прохлада. Ночная тьма окутала шпили и купола, спустилась к набережным, залила площади и бульвары. Но её власть продлится недолго. В июне только час отделяет утреннюю зарю от вечерней.

Именно в этот тёмный час, когда все приличные граждане давно спят, по Кулёчной улице, крадучись, шли двое мужчин. Один из них, высокий и худой, осторожно нёс закрытое крышкой ведро.

На перекрёстке с бульваром Левых ног они остановились и огляделись. Свет фонарей выхватывал из темноты фасады зданий и кроны деревьев. Было очень тихо, только едва слышно шелестела листва над головами.

– Так я и знал, мы опоздали. Он нас опередил, – свистящим шёпотом произнес тот, что нёс ведро. И поставил свою ношу на плиты тротуара.

– Ничего мы не опоздали! – ответил второй, который был на голову ниже и заметно объёмистее первого.

– Я тебе говорил, нужно было раньше выходить. А ты – «давай ещё посидим!», – худой с досадой махнул рукой.

– Тише! – шикнул полный. – Вот он!

Оба уставились на господина в светлом костюме, шагавшего по бульвару и фальшиво насвистывавшего модный мотивчик. Его шляпа была залихватски сдвинута набок. В руках он держал тросточку, которой отбивал ритм по ажурной решётке ограды, тянувшейся вдоль края бульвара. Через каждые пять-шесть шагов господин подпрыгивал, пытаясь щёлкнуть одной туфлей о другую. Но щёлкнуть никак не удавалось, а отстукиваемый ритм был лишь шапочно знаком с мотивом песенки. Ни то, ни другое, похоже, не расстраивало припозднившегося путника.

Дойдя до перекрёстка, он свернул с бульвара, пересёк мостовую и оказался у дома, где его поджидали загадочные личности с не менее загадочным ведром.

– Быстрее! – сдавленно шепнул высокий. – Чего ты копаешься!

Он снял с ведра крышку и поднял его двумя руками.

Полный, озабоченно сопя, рылся во внутренних карманах сюртука. Наконец, он достал коробок, вынул из него спичку и чиркнул. Вспыхнувший зелёный огонёк осветил пухлое лицо – стало видно, как трясутся щёки и как перекосился от волнения рот.

Приблизившийся к парадной прохожий только сейчас обнаружил, что он не один. Но не успел отреагировать – только широко раскрыл глаза от удивления. Ноги несли его к дверям парадной, а трость всё также отбивала неслышный теперь ритм.

– Давай! – тоненько крикнул худой и окатил подошедшего из ведра.

В ту же секунду полный бросил горящую спичку.

Зелёные, синие, малиновые всполохи озарили перекрёсток.

Застигнутый врасплох мужчина стоял как вкопанный (плохо вкопанный, так как нет-нет да покачивался), а его одежда, волосы, лицо ярко горели, с весёлым треском разбрасывая во все стороны мириады разноцветных искр.

Огонь не причинял ему никакого вреда, разве только слегка нервировали снопы трескучих искр.

– Гобор, Кугель? – удивлённо проговорил он, – какого Хрёта? Что это вы устроили? Что…

Но дальнейшие слова потонули в страшном грохоте. С головы несчастного сорвало шляпу. Из ушей и носа вырвались ослепительные золотистые молнии. Нет, не молнии – петарды! Они устремились вверх и, взорвавшись, расцветили ночное небо фейерверком. Тем временем, пламя, охватившее прохожего, быстро сошло на нет.

Вновь стало тихо и темно.

В доме напротив распахнулось несколько окон. Недовольный старческий голос прогудел:

– Безобразие! Дайте поспать! Я сейчас жандармов вызову!

Из другого окна откликнулся молодой и звонкий голос:

–Ура! А что мы празднуем?

Схватив оцепеневших возмутителей общественного покоя за плечи, господин втолкнул их в парадную и захлопнул за собой дверь.

– Вы что, объелись листьев бананаса? – страшным шёпотом прорычал он.

Все трое были перемазаны сажей, длинный сжимал в дрожащих руках пустое ведро.

Из своей конторки на троицу сонно таращился консьерж. Но, будучи человеком бывалым, он быстро оценил ситуацию, закрыл глаза и вновь погрузился в сон.

– Мы только хотели… – поражённо пробормотал длинный, – мы даже не знали… – и вообще, это всё он! – закончил он свою речь и пихнул напарника ведёрком в бок.

Тот икнул, встрепенулся и, вытаращив глаза, заорал:

– С днём рождения, Аркача! С днём рождения!

– Поздравляем, Арчи! – подключился длинный.

Консьерж приоткрыл один глаз, но сразу же вновь заклевал носом.

– Нет, вы точно объелись этих хрётовых листьев! – покрутил головой тот, кого назвали Аркачей и Арчи. – У меня день рожденья был три месяца назад. И вы оба – Гобор Судда и Кугель Васижеч, – он ткнул каждого пальцем в грудь, – на нём присутствовали. И не говорите, что вам не хватило. Не поверю!

Полный и длинный, которых, оказывается, звали Гобор и Кугель, недоумённо переглянулись и упрямо забубнили нестройным дуэтом:

С днём рождения, Аркача!

С днём рождения, наш Арчи!

Ты родился в этот день,

Значит, будет нам не лень!

Пить до дна, до дна, до дна!

Поздравляем мы тебя!

Ура!

Я чуть не прослезился.

Ладно ведро с фейерводкой – могли купить у контрабандистов в порту, могли у знакомой знахарки заказать. Но стихи – это ведь сами. От сердца.

Я обессиленно уселся на ступеньки лестницы. Весь мой хмель после этой кутерьмы с фейерверком выветрился.

А ведь они правы, дорогие мои балбесы. Я ведь действительно только что родился – в этом летнем костюме с увядшей хризантемой в петлице, с дурацкой тросточкой… У кого я её стянул? А, главное, зачем?.. В новеньких жёлтых штиблетах и шикарной шляпе…

– Ну раз такое дело, – проникновенно сказал я друзьям, – то милости прошу. У меня в баре найдётся пара бутылочек, способных вас удивить.

Я поднялся со ступеней и приглашающе махнул рукой.

– Что ж, высокие монцары! Отметим рождение вашего доброго приятеля Арчи, Аркачи, Арчимольда Штокера. И ваше заодно. И всего этого потрясающего, невероятногогорода! С праздником нас всех! С днём рождения!

Я шутовски поклонился и хотел было снять шляпу, но, разумеется, не смог.

Я и забыл, что страницей ранее неуправляемый взрыв фейерводки сорвал её с головы остолбеневшего прохожего.

Веки мои налились свинцом, перо выпало из непослушных пальцев.

А то, что осталось от несчастной шляпы, догорало на тротуаре перед домом. Лёгкий дымок поднимался к светлеющему небу.

Часть 1. Бабулин зонтик. Глава 1. Дождливое утро на бульваре Левых ног

Глава1. Дождливое утро на бульваре Левых ног

Почему бульвар именно левых ног, а не, скажем, правых, это я вам потом расскажу. Это старинная, красивая и очень печальная легенда. Там… нет, всё-таки не сейчас. Это долго, а мне через четверть часа нужно встретиться с Бивусом Крумчиком. Как раз на углу этого самого бульвара и Кулёчной улицы.

– Эй, Зюв! – крикнул я в сторону прихожей, – ты почистил мой макинтош? И где зонт?

«Скрип-скрип, хрусть-хрусть», всего-то полминуты, и в проёме двери возник внушительный силуэт моего камердинера. Чёрный камзол обтягивает бочкообразное туловище, внутри которого что-то постоянно тихо жужжит и поскрипывает. На фоне высокого, белоснежного воротника резко выделяется смуглое лицо – лицо выдающегося человека. Высокий, с залысинами лоб, изборожденный глубокими морщинами, бледно-голубые, чуть навыкате глаза, крупный хрящеватый нос и крепкий подбородок с ямочкой, свидетельствующий о недюжинных твёрдости характера и воле. Такое лицо могло бы принадлежать генералу, министру или, на худой конец, директору школы, но принадлежит моему камердинеру Зюву. И, может, это к лучшему. В том смысле, что с прошлым этого молодца связана такая странная и, прямо скажу, жутковатая история, что я иногда задумываюсь… нет, не время задумываться, время одеваться! И очень быстро!

– Так что там, Зюв? Где?..

Величественный поворот головы, задумчивый взгляд в окно. Резко обозначившиеся морщины и складки на лбу выдают напряженную умственную работу, совершаемую внутри этого монументального черепа.

– Вы полагаете, монцар, сегодня будет дождь? А между тем, в утреннем выпуске «Перчёного Бормотуна» чёрным по белому напечатано…

– Хрёт тебя возьми, Зюв! – мне плевать, что там печатают эти перчёные бормотуны… эти бормочущие перечницы! Ты же видишь – льёт как из ведра!

Ну это я, конечно, немного перегибал палку – за окном не лило, а скорее слегка накрапывало, но с Зювом лучше перегнуть, чем недогнуть – уж поверьте моему опыту.

– Как вам будет угодно, монцар.

– То-то же! Ну так что там с макинтошем и зонтом?

– Эгх-м… зонт, мон… хр-м…цар… охм…

– Что означают эти звуки, Зюв? Что, «зонт»? – я безуспешно пытался левой рукой влезть в рукав сюртука, а правой, уже засунутой куда нужно, пригладить шевелюру, смотрясь в старинное зеркало, висящее на стене у окна.

– Зюв, у меня осталось десять минут, чтобы… И не секундой больше… вот, уже меньше… меньше!

Кроме своей шевелюры я увидел в зеркале Зюва, торчащего у меня за спиной, а в руках у него какие-то изогнутые поблёскивающие палочки с обрывками чёрной ткани.

– Зюв… – я открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег.

– Теперь делают такие непрочные вещи, монцар… Все эти автоматы и полуавтоматы… никуда не годятся. Я лишь проверил…

– Хрёт с тем, что ты хотел проверить, Зюв. Я понял, зонта у меня больше нет. Напомни в конце месяца, чтобы я вычел его стоимость из твоего жалованья… А что с макинтошем? Надеюсь, он цел?

– Думаю, совершенно цел, монцар. А по поводу жалованья – вы мне его не платили в прошлом месяце. И в позапрошлом. И в поза-поза…

– Но мы же всё решили, Зюв. Во всяком случае, за прошлый месяц мы рассчитались. Я точно помню. Как мы там договорились?

– Что я могу взять что-то из вашего гардероба и продать.

– Ну вот! А теперь – макинтош!

– Монцар… я взял макинтош. И продал, как вы и велели.

Я воздел руки к небу. А потом посмотрел на часы. До встречи оставалось восемь минут.

– Так что, мне теперь мокнуть под дождём?!

Дождь, похоже, подслушивал наши с Зювом препирательства и коварно выжидал – словно в ответ на моё восклицание по оконному стеклу припустили довольно упитанные струйки.

– Осмелюсь предложить вам, монцар, зонтик вашей покойной троюродной бабушки, мимзель Агрифизии, который она забыла у вас в свой прошлый и, соответственно, последний визит.

Пока он произносил это предложение я промчался в прихожую и молниеносно обул туфли, натянул перчатки и нахлобучил на голову котелок – уверен, что без моих тайных, дремлющих где-то в глубинах организма, магических способностей дело не обошлось. Вот только пробуждаются эти сони чрезвычайно редко и всегда по собственному усмотрению. Но сейчас их помощь оказалась как нельзя кстати. Изогнувшись под неимоверным углом, я заглянул в гостиную чтобы глянуть на часы. Пять минут!

– Считаю своим долгом напомнить – вчера приходил управляющий. У нас не оплачено за квартиру с Края года. Нужно внести… – вновь забубнил этот зануда, проследовав за мной в прихожую.

– Ох, Зюв, не начинай! Такое прекрасное…дождливое утро. Оно совершенно не предназначено для того, чтобы мне втолковывали с постной миной, что нужно и чего не нужно… кого и куда внести. Мне сейчас не до того.

– Как скажете, монцар.

– Давай зонт!

Мой камердинер сунул мне в руку что-то светленькое, пестренькое, слабо благоухающее не то лавандой, не то ладаном и открыл передо мной двери.

Я выскочил на площадку, на ходу застегивая сюртук, и покатился по лестничным пролётам. Пронёсся как вихрь мимо толстого сонного консьержа Веркипа, и вот – я уже снаружи. Стою, прижавшись к морёному дубу парадной двери спиной, хватаю широко раскрытым ртом сырой невербухский воздух. Козырёк над входом не очень-то спасает от холодных капель, настырно стремящихся попасть за шиворот.

Так, а что там с этим бабушкиным зонтиком? Я судорожно задергал им над головой в надежде, что он сам как-нибудь раскроется. Куда там! Тогда пробежался пальцами по сморщенной парусине, по выпирающим тонким ребрам, попытался покрутить костяную ручку. Никакого толку. Ах ты!..

И я бросился с зонтом наперевес под дождевые струи. Я бежал, уворачиваясь от редких извозчиков, наискосок через пересечение Бульвара Левых Ног и Кулёчной улицы, поскольку живу как раз на их углу. А мой приятель Бивус Крумчик должен ждать меня в кофейне «Дргой дрг», что на противоположном углу. Вот и она! Я толкнул стеклянную дверь и ввалился внутрь. И только я ввалился, отряхиваясь словно пёс после купания, как часы над стойкой пробили десять. Я облегчённо выдохнул.

– Ха! И ещё восемнадцать раз ха! Да неужели Арчи Штокер пришёл навстречу вовремя?! И всего-то нужно было заключить пари!

Бивус поднялся из-за столика и раскинул в стороны руки, словно собирался обнять меня – в одной руке у него была большая дымящаяся кружка, в другой – надкусанный крендель. Пуловер в оранжево-зелёный ромбик был усыпан крошками, на подбородке поблескивала капелька апельсинового джема.

– Полегче, старина! Я тоже рад тебя видеть. Не опрокинь столик и не забрызгай никого какао.

Под «никого» я имел ввиду себя и хозяйку кофейни. В маленьком помещении с модной вращающейся стеклянной дверью, широким окном, глядящем на бульвар, и старинным, в клочьях паутины и пятнах копоти потолком, кроме Бивуса и меня присутствовала только она – очаровательная медам Мелисса. Медам сидела за стойкой и, похрустывая крошечными печеньицами, читала какую-то газетку. На развороте я прочёл: «Цирк Ёксамы Чудовёрта! Спешите видеть!! Последнее пред…».

Медам уже года три имела почтенный статус вдовы, и… нет, не сегодня, расскажу как-нибудь в другой раз. Быть может.

Я поставил бабулин зонтик в специальную зонтичную корзину у дверей, кивнул Мелиссе и подсел к Бивусу. Тот тоже уселся, вернул, наконец, кружку на стол (я вновь облегчённо выдохнул) и проникновенно произнёс:

– Дружище, ты выиграл! Никто не верил, что ты можешь не опаздывать. И я был первый в рядах неверующих, но ты доказал, что и эта вершина тебе по плечу. Десять полновесных, обеспеченных золотом, княже–герцогских фрустов твои! Но есть одно «но»… Точнее два «но»…А может, даже три.

Бивус смущенно крякнул, постучал костяшками пухлых пальцев по столу.

– Я в последнее время на мели, дядя шлёт переводы крайне нерегулярно… Но вчера мне уже совсем было перепал один должок… он бы как нельзя кстати поправил моё финансовое положение.

– Что за должок? – заинтересованно спросил я и отхлебнул из маленькой фарфоровой чашечки великолепный кофе, который уже успела сварить и принести мне Мелисса. Не знаю, как у неё получается, но меня всегда ждёт в её заведении отлично сваренный кофе и свежайшая выпечка.

– Картёжный, – ответствовал Бивус, гордо расправив плечи. – Не далее, как на прошлой неделе, с пятницы на субботу сидел я в одном погребке на Вырванной Стороне. Ребята были в основном из нашего «Болота». Играли в туфту, а потом в подлеца. И Якив Нальчич, ну, ты знаешь Якива, несколько перебрал. Во всех смыслах. И, в общем, в пух и прах, представляешь, в пух и прах! А мне наоборот, всю ночь карта шла, так что в итоге он остался мне должен почти сотню фрустов.

Я глубокомысленно покивал – я знал Якива. Его папаша владел чуть ли не половиной всех прачечных Невербуха. А кроме прачечных у Нальчичей имелись бани, пивные и много чего ещё. В нашем клубе, что гордо именовался «Болото», Якив не был завсегдатаем, но иногда заходил пропустить стаканчик другой – как он сам говорил, чтобы быть поближе к народу. Это о нашем-то самом что ни на есть благородном, аристократическом и, не побоюсь этого слова, легендарном клубе! Двоюродный дядя Высоко-Светлого Князь-герцога Альцимуса XIX-го граф Грегор в далёкой юности именно у нас вывихнул челюсть, заглотив большую рюмку особой горькой. По самую ножку. Говорят, изо рта торчала только подставка. Но я опять отвлёкся. Я просто хотел сказать, что Нальчичи неприлично, несносно, баснословно богаты. Так что выигрыш Бивуса я всемерно одобрял и поддерживал, к тому же он был и в моих интересах.

– Неужели этот денежный мешок забыл о таком пустяке… для него… как сотня фрустов? – нахмурившись, я метнул строгий взгляд на приятеля, который уже дожевал свой крендель и тянулся теперь к блюдцу с моими оладьями.

Я спешно взял тёплые кругляши и, словно бы в задумчивости, как бы не замечая этого, надкусил сразу оба, потом положил обратно на блюдце. Сделал глоток уже слегка остывшего, но всё ещё бодрящего кофе.

Бивус разочарованно отодвинул свою лапу от моего скромного завтрака.

– Нет, он не забыл. Мы с ним немного повздорили. Я ему намекаю – деньги сейчас отдашь или потом напомнить? А он разозлился, заорал – мол, что, любите пьяного Якива обирать?! Я, мол, вас всех скоро по миру пущу, будете в ногах у меня валяться и клянчить, чтобы я вам отыграться разрешил! И всё в таком духе. Я не сдержался и пнул его. А он меня схватил и давай трясти как грушу. В общем, еле нас разняли.

Но после этих бодрящих физических упражнений мы пришли к взаимопониманию. Договорились встретиться в понедельник, в «Болоте». А я… – Бивус виновато заморгал, – на всякий случай сунул ему в карман записку, чтоб действительно не забыл. – Конечно, в нашем кругу так не принято, но… когда дядя задерживает перевод почти на две недели… и финансы в полном беспорядке…

– Не надо винить себя, дружище, я отлично тебя понимаю, – я похлопал его по плечу, – у меня и самого, как видишь – я кивнул на стойку с зонтиками, – не лучшие времена. После той истории с акциями банка Мазая-Рэмси одна моя тётушка урезала пенсион вдвое, а другая и вовсе отказалась давать деньги в этом году. Заявила, что мне следует образумиться и не вовлекать родственников в свои финансовые авантюры. Но, думаю, ко Дню урожая или уж во всяком ко Дню рождения нашего Высоко-Светлого Князь-герцога обе старые карги смягчатся и прижмут любимого племянничка к своей груди… своим грудям, вернее счетам. И воздадут ему за его страдания, за голодное и холодное лето! Ну а пока-то нужно как-то выживать. Но прости, я, кажется, тебя перебил.

Бивус проморгался и продолжил:

– Вчера, в понедельник, Якив с утра заехал в «Болото» и рассчитался со мной. Выписал чек на требуемую сумму…

– Так, стоп… тпруу! – я помотал головой. – Ты пять минут назад заявил, что «долг совсембылоперепал» – а это совсем не одно и то же, что «с утра заехал и рассчитался». К тому же это было одно из твоих двух или трёх «но», по причине которых я не могу получить законно выигранную ставку.

– И то верно! – заявив это, Бивус некоторое время молчал.

Вид у него был весьма растерянный. А может, даже напуганный. То ли из-за того, что лишился видов на оладьи, то ли узнав о моих денежных затруднениях, он вообще как-то сник.

– Будь добр, – продолжил он, – выслушай меня внимательно, без кучерских воплей и тому подобных боевых кличей. А потом будешь считать мои «но».

Глава 2. Рассказ Бивуса

2.

Меня уже с утра насторожило поведение Якива. Он был… словно бы сам не свой. Ясно, вечером он крепко заправился, это было заметно, но… Не настолько же! Он как-то странно втягивал носом воздух, дёргал головой, озирался. Когда мы повстречались на улице, он чуть мимо меня не прошёл, пришлось его окликнуть. Но чек в уплату долга выписал уже спокойней – видно, взял себя в руки. И тут я его спрашиваю – в «Болото» не собираешься в ближайшее время? А он глянет на меня, – Бивус беспокойно поёрзал на стуле и перешёл на шёпот, – в глазах такое… как будто он мне нос сейчас откусит. Но я даже испугаться, как следует, не успел – он резко вскочил, опрокинул стульчик, на котором сидел, развернулся и зашагал прочь. Даже не попрощался. Как тебе это?

Я шевельнул губами, собираясь как-то прокомментировать услышанное, но Бивус нетерпеливо отмахнулся:

– Погоди, не перебивай! Это только начало. Значит, чек я получил прошлым утром. А в два пополудни, когда я, перекусив в «Болоте», направлялся домой, чтобы немного отдохнуть, меня догнал лакей и передал записку. И в этой записке Якив Нальчич извинялся за то, что не смог встретиться со мной утром, как договаривались ранее, и извещал, что приедет в «Болото» в семь вечера, где готов будет со мной рассчитаться по долгу.

Я, признаться, просто остолбенел, прочитав это. Когда я пришёл в себя, лакея рядом уже не было. А с противоположной стороны улицы отъехала коляска с гербом Нальчичей. Я сверил подписи на этой бумажке и чеке. Никаких сомнений – расписывался один и тот же человек. Ну, с поправкой на всем нам хорошо знакомые симптомы утренних мучений. Я ещё подумал, что хорошо бы обналичить чек. Так, на всякий случай. Но у меня железная привычка – отдыхать с трёх до шести пополудни, врачи говорят, это очень полезно для сердца. Поэтому я пошёл домой, а не в банк.

И вот, проснувшись и одевшись, я уже собрался выйти из дому, чтобы узнать у этого сумасшедшего Якива, что означает сей цирк… – Бивус сделал драматическую паузу, в течение которой я зачарованно проглотил оба надкусанных оладушка и допил кофе, совершенно не чувствуя его вкуса, – как ко мне домой вламывается криминальная полиция!

– Ого! Всё интересней и интересней!

– Вот именно, ого! Пренеприятнейшие, доложу я тебе, типы! Инспектор с ходу меня ошарашивает – когда и при каких обстоятельствах вы видели в последний раз покойного Якива Нальчича. Я, разумеется, хватаю ртом воздух, потом собравшись, выдаю – сегодня, ну, то есть вчера утром. Он кивает, показывает мою записку, которую я дал Якиву в погребке, в субботу. «Вы писали?» – спрашивает. Я не стал отпираться. Сам спрашиваю: «когда? Где? Как?» Инспектор, естественно, молчит. А второй, помощник его, так, с мерзкой усмешечкой заявляет:

«А мы думали у вас узнать».

Выкладываю обе свои бумажки – письмо Якива и чек; инспектор сгребает их в папочку вместе с моей писулькой. Заявляет, чтобы я ничего и никому не рассказывал, особенно про смерть Нальчича. Мол, всё это пока держится в тайне. И чтобы я из города никуда не уезжал. И смотрит на меня так… как-то нехорошо. – Бивус поёжился. – Я расписался на каких-то бланках, и они убрались из моего дома.

– А потом ты, стало быть, всё-таки двигаешь в «Болото». И никакого Якива, разумеется, там не обнаруживается.

– Ну да. Всё равно ведь нужно было где-то пообедать, а у нас записывают на счёт. И к тому же в «Болоте» обнаружился ты, и мы заключили пари, опоздаешь ты сегодня на встречу или нет. Кстати, я надеялся разжиться десяткой.

– Ну это ты зря… Но ты решил не особенно следовать требованиям полиции – выложил всё мне. Вот это правильно сделал!

– Понимаешь, после этакого переплёта… Мне нужно было с кем-то поделиться. И больше ни с кем об этом деле я не говорил.

– И правильно! Слушай, так Нальчича, полагаю, многие видели вчера в «Болоте». Хотя, конечно, утро, понедельник…

– Мы встретились на улице, я же сказал. Не доходя до клуба ещё с полверсты. Расположились за столиком уличного кафе, под зонтиком. Боюсь, что никто из знакомых нас не заметил. А если бы и заметил, то чем это поможет? Ох, не нравится мне вся эта история! Инспектор на меня так глядел, будто это я укокошил бедного Якива. И он абсолютно в этом уверен, да не может вот так сразу на меня наручники надеть и в тюрьму упечь.

Плечи моего приятеля совсем поникли, он горестно уставился в свою пустую кружку.

– Мда… неприятная история! – глубокомысленно изрёк я. – Тут нужно всё как следует обмозговать.

Я подпер подбородок кулаком и наморщил лоб – честно пытаясь исполнить своё намерение. Но обмозговывалось не очень. Я уже хотел попросить Мелиссу приготовить мне еще кофе, как она сама подошла с чашечкой. И, поставив её передо мной на стол, сказала:

– Думаю, нужно зайти в полицейский участок и навести справки. Инспектор наверняка оставил свою карточку. Ведь так?

Мы с Бивусом ошеломлённо подняли на неё глаза.

– Ты подслушивала?! – воскликнул я.

– Очень надо! Просто вы довольно громко говорите. А у меня тут так тихо…

– Ну тогда, Мелисса, ты поняла – ты должна быть нема, как рыба, которая проглотила язык! – я изобразил, как должна выглядеть такая безъязыкая рыба, медам фыркнула, тряхнула рыжими кудрями и снова удалилась за стойку.

– Да! Да, Бивус, так мы и сделаем! Мы сейчас отправимся в полицию. Ты ведь взял у инспектора карточку, или как это у них называется?

Бивус кивнул.

Я одним глотком выпил кофе и встал. На выходе небрежно бросил Мелиссе:

– Запиши на мой счёт.

Я было вытащил бабушкин зонт из корзины, но потом задумался, зачем он мне, если его невозможно открыть? Видать, тоже сломан, как и мой собственный.

– Господин не желает забрать свой зонт? – Мелисса посмотрела на меня своими прозрачно-зелёными, как майские листья, глазищами.