Остановить Демона

– А чем нравиться – обещает уже год! Заботкин достал блокнот и ручку:

– Дай-ка я запишу телефон твоего агента. Где ты его нашёл?

– Это он меня нашёл по рекламе в местной газете. Он где-то здесь живёт, сейчас принесу номер. Владимир пошёл в спальню, стал рыться в столе, нашёл бумагу и передал Заботкину. Антон переписал в записную книжку, добавил:

– И твой заодно. Соколов показал пальцем на той же бумажке:

– Это мой. Заботкин чиркнул и его, с интересом переспросил:

– Пётр Иванович значит, а как он выглядит-то? Соколов поморщился от воспоминаний:

– Худой, такой сутулый, волосы на голове длинные, растут клочьями и очки толстенные. Неприятный тип, брр… Заботкин кивнул:

– Ну ладно, пойду, – направился к выходу, – если понадобишься – вызовем. А зачем ты квартиру-то продаёшь?

– Хочу машину купить, работать на ней буду – бомбить! – улыбнулся Соколов.

– Ясно.

2. Знакомство с Бокалом в Кингисеппе

Панельные дома в Кингисеппе не сильно отличались от большинства хрущёвок в спальных районах Питера: загаженные лестничные площадки, сломанные перила, запах кошачьей мочи и мокрой собачьей шерсти, гнилья. К потолку приклеены сгоревшие спички, вокруг них чёрные пятна копоти. Стены исписаны грубыми надписями нецензурной бранью. Форточки на лестнице разбиты брошенными камнями. На подоконниках лежали использованные шприцы, пустые металлические баночки из-под консервов, почерневшие алюминиевые ложки.

Игорь Яшин звонил в знакомую квартиру, рядом стояли Кормилин и Васильев. Дверь долго не открывалась. Сергей заволновался, недоумевая:

– Может, его дома нет? Яшин хитро улыбался, продолжал звонить:

– Дома… просто я его не предупредил, и он уборкой занимается, матушку в порядок приводит, сейчас увидите. Васильев слушал молча. Кормилин недоумевал:

– Как приводит? Игорь ухмылялся, в глазах бегали хитрые зайчики. Он зацепил пальцем номер «9» на двери, и тот закрутился на гвоздике:

– Вот примерно так! То ли девять, то ли шесть. Я же говорю – он парень умный!.. Наконец дверь открылась. На пороге в тусклом свете стоял Александр Бокалов – маленький, полный, плешивый мужчина тридцати пяти лет с обаятельным улыбчивым круглым лицом. Мышиные глазки суетливо скакали с одного гостя на другого, в лице сквозила настороженность. Наконец, увидев Яшина, он успокоился и пригладил ладонью жиденькие волосики над ухом, пригласил гостей войти, зажёг в прихожей свет. Игорь протянул руку:

– Привет, Бокал, что это у тебя номер на гвоздике крутится? Александр поздоровался, смущённо улыбнулся:

– Да периодически с соседкой меняюсь шесть на девять, игра такая! Яшин усмехнулся:

– Знаю я твои игры. Всё хитришь? Знакомься – это мои друзья. Бокалов пожал всем руки. Гости представились:

– Кормилин.

– Дима. Квартира Бокалова казалась внутри деревенской убогой избой. Прихожая захламлена – на вешалке странные рваные платки, шуба с проплешинами, шарф с дырками, сломанный зонтик. В воздухе стояла пыль, точно только что здесь выбивали старый ковёр. Васильев громко чихнул, прикрыв лицо рукой. Кормилин задышал носом, потёр переносицу, смиряя раздражение слизистой. В облаке взвешенных частиц у дверей гостиной в инвалидной коляске сидела старуха в чёрном платке и заношенном халате. Глаза закрывали крупные очки с большими диоптриями. На коленях лежало блюдце с лекарствами. Бабка стонала, пальцами дрожащей руки перебирала на тарелочке таблетки. Бокалов обернулся к ней:

– Мама, иди, переоденься, ко мне друзья пришли, приготовь что-нибудь на стол. Старуха неожиданно молча встала, сняла очки и с блюдцем в руке, держа осанку, важно прошествовала в свою комнату. Кормилин и Васильев проводили её удивлённым взглядом. Бокалов взял коляску, сложил её и убрал в кладовку. Снял с вешалки в охапку старую одежду, порванную шубу и остальной хлам свалил туда же, захлопнул дверь. Прихожая преобразилась – стала чистенькой и опрятной, точно после ремонта. Кормилин с усмешкой повернулся к Яшину:

– Да у них здесь целый театр с декорациями? Игорь с улыбкой кивнул. Бокалов тоже услышал, начал оправдываться:

– Жизнь такая, тяжёлая – не знаешь, кто в гости забредёт! Посетители не переобувались, Александр провёл их в гостиную, где они расселись вокруг стола. На скатерти в рамке с чёрной траурной полосой стояла большая фотография солдата-десантника. Улыбчивое лицо, синяя тельняшка, на голове голубой берет. Васильев кивнул на портрет:

– Что, родственник в Афгане погиб? Сочувствую…

Бокалов взял портрет и, молча, убрал – положил на сервант. Сходил на кухню, принёс на подносе чайные принадлежности, расставил на столе.

Из маленькой комнаты вышла его мать – приятная женщина с лёгким макияжем на лице, в ярком платье с бусами на шее и красных туфлях на косом каблуке. В руках держала бутылку шампанского, стала кокетливо укорять сына:

– Сашенька, ну что же ты гостей пригласил, а мне ничего не сказал, я бы хоть приготовила что-нибудь. Кормилин посмотрел на женщину, с удивлением и восторгом заметил случившиеся перемены, вежливо отказался:

– Да… нет, спасибо. Ничего не надо – мы чайку попьём да и пойдем. Нам бы поговорить… Женщина отдала бутылку шампанского сыну:

– Может, пригодится для разговора? – ушла обратно, легко постукивая каблучками, вздрагивая бёдрами, прикрыла дверь. Бокалов стал откручивать металлическую проволоку с горлышка бутылки, кивнул Яшину:

– Не хотите? Мать любит, – постепенно выпуская воздух, профессионально вынул пробку почти без хлопка. Яшин покрутил головой, лицо исказила гримаса:

– Не, мы такое не пьём, чего покрепче… Кормилин перебил его, желая быстрее перейти к делу, обратился к Бокалову:

– Вдвоём живёте, больше никого?

– Теперь вдвоём, – Бокалов отнёс бутылку в комнату матери, вернулся, взял с серванта портрет, показал, сделал трагическое лицо, – младшего брата вот на прошлой неделе похоронили, служил в Чечне солдатиком. Геройски погиб. Полковники из военкомата звонили, обещали на вручение ордена пригласить. Мать от горя слегла с инсультом. Только сейчас стало немного лучше. Александр повернул портрет к себе, подышал на стекло, протёр кулаком изображение, глядя на десантника, перекрестился. Васильев сочувственно кивнул:

– Да, сейчас везде война… Яшин улыбнулся, прерывая траурную обстановку:

– Бокал, брось дурить, не было у тебя никогда брата! Я же сказал – здесь все свои! Кормилин улыбнулся:

– Ну, конспиратор, рассказывай, что там у тебя приключилось с братвой? Бокалов снова положил портрет на сервант, пошёл на кухню, на ходу оправдываясь, пожал плечами:

– Извините, привычка, – принёс заварник, стал разливать по чашкам, параллельно рассказывал: – Да ерунда была, занял денег у Митяя, знакомого торговца, отдать не успел – от него приехала бригада.

– На много кинул?

– Да мелочь, уже давно всё отдал, – лицо Бокалова неожиданно стало жалостливым, на глазах выступили слёзы, – теперь они меня избивают, заставляют кидать бизнесменов, деньги отбирают. Мне мать больную содержать надо, и две жены в разводе живут у своих стариков – у них дети. Как мне всех прокормить?.. Неожиданно за дверью соседней комнаты раздался грохот, что-то упало. Сергей вскочил, выхватил пистолет, рванулся на шум, распахнул дверь. Изнутри выбежала кошка.

– Вот чертовка! – выругался Бокалов. – Как туда пробралась? Так и норовит что-нибудь разбить! Кормилин зашёл внутрь, за ним Васильев и Яшин. Гости прошли на середину с удивлением посмотрели вокруг. Комната была превращена в производственную мастерскую: полно инструментов, различных станков и приспособлений. Посередине комнаты стоял стол. На нём пишущая машинка. В ней заправлен листок бумаги с напечатанным текстом. Дмитрий подошёл к столу, наклонился, стал читать вслух:

– Уважаемый и любимый Борис Николаевич Ельцин, мой добрый старый боевой товарищ… На лице Кормилина отразилось удивление, обернулся к стоящему в дверях Бокалову:

– Ты, оказывается, и с президентом знаком?

– Почти, – скромно сообщил Александр и смущённо посмотрел на Яшина, – на баррикадах в Москве вместе были в девяносто первом. На лице Васильева отразились изумление и восторг. Яшина начал разбирать хохот:

– Да слушайте вы его больше! Бокалов тоже улыбнулся, за ним все остальные. Вернулись в гостиную, сели за стол. Кормилин легко похлопал Александра по спине, достал из кармана деньги и передал:

– Это твоя доля за инкассатора. Бокалов расцвёл, с удовольствием взял деньги, обрадовался:

– Вот это разговор! А то – друзья, друзья! Вы посидите здесь, а я в магазин сбегаю. У мамы лекарство закончилось, и нам кое-что покрепче куплю.

Кормилин тронул Васильева за плечо:

– Вот, Димон сбегает. Пусть мать даст ему рецепты, скажет, что купить, а ты разливай чай и рассказывай. Бокалов кивнул в сторону кухни:

– Чайник уже стоит, сейчас засвистит. Васильев пошёл в комнату матери Александра. Гости за столом пододвинули себе чашки, стали класть сахарный песок в заварку. Кормилин кивнул Бокалову:

– Что за бандиты, откуда они? Александр пожал плечами:

– Не знаю, говорят, от Андрея Маленького. У них в Колпино свой бар есть. По вечерам там тусят.

– Сколько их, какой возраст?

– Совсем молодые – безбашенные, но накачанные как шварценеггеры, обычно четыре, но рассказывают – их больше.

– Оружие есть?

– У одного видел выкидной нож, у другого кастет. Тот если что сразу бьет, гад, своей железкой до крови! Называют его Илья Муромец, может – погонялово? Вот! – Бокалов показал несколько шрамов на лбу и подбородке. На кухне пронзительно засвистел чайник, и хозяин пошёл снять его с плиты, стал разливать по чашкам кипяток. Кормилин задумчиво размешивал сахар, затем сообщил:

– Добрые детишки, вечером скатаемся! Бокалов снова пошёл на кухню, принёс и выставил на стол печенье, сухарики, хлеб, нарезанный сыр, колбасу и масло. Кормилин посмотрел на закуски, потянул носом, улыбнулся:

– Что-то я проголодался. Такие запахи приятные. А может, накатим под чаёк? Бокалов замер, обвёл гостей пытливым взглядом, улыбнулся:

– Понял, сейчас сделаем, – достал из серванта бутылку водки, показал, – это? Кормилин кивнул.

Застолье в гостиной шло полным ходом. Бокалов периодически подрезал колбасы и сыра, мазал булку маслом, протягивал своим новым друзьям. Бутылка на столе была почти пуста, на тарелках лежали остатки закусок. Яшин поднял стопку с водкой:

– Будем здоровы, – чокнулся с Кормилиным и Бокаловым, выпили. Из прихожей внезапно появился Васильев, в руке полная тяжёлая сумка.

Кормилин вздрогнул от неожиданности, удивлённо посмотрел на приятеля, спросил:

– Ты как без звонка? Напугал…

Дмитрий улыбнулся:

– Бабушка ключ дала, чтобы не трезвонил, – вынул из сумки две бутылки водки, поставил на стол. Широко раскрыл сумку, показал, что осталось: – Пойду старушке лекарство отдам, что доктор прописал!

Кормилин и Яшин заглянули внутрь.

Там лежал пяток бутылок шампанского, плитки шоколада и блок болгарских сигарет.

3. Совещание Седельникова в Тосно

Яркий уличный свет заливал просторный кабинет начальника уголовного розыска Тосно. Солнечные предзакатные лучи заглядывали сюда только по вечерам, поэтому в нарушение ведомственной инструкции шторы целый день были распахнуты. Да и некому в окна подсматривать – через дорогу уже начинался лес. В воздухе, точно мелкие снежинки, парили редкие частички пыли, увлекаемые любым движением, следовали за сотрудниками, оседая на одежду.

Служебный стол начальника был завален рабочей документацией. На его краю в камуфляже устроился Седельников, прижав часть бумаг своим внушительным задом. На плече висела оперативная кобура, из которой торчала рукоятка пистолета. Руки держал скрещенными на богатырской груди, в пальцах – шариковая ручка и блокнот. За ним в кожаном чёрном кресле неуютно себя чувствовал заместитель начальника местного отдела уголовного розыска майор Павел Мефодич, которого прикрепили к следственной группе. Седой маленький старикан за пятьдесят лет, с усами, переходящими в бакенбарды, которые он в минуты волнения периодически поглаживал. Выглядел точно старый кавалергард, проливавший кровь в николаевскую эпоху. Волнуясь, пытался убрать документы в стол, вытаскивая их из-под зада следователя прокуратуры. Низко хмурил брови, сопел, недовольно прожигал горящими очами спину Седельникова, оплетенную ремнями. Подозрительно глядел на крепившийся к ремню сзади чехол, из которого торчал складной многофункциональный нож: вилка, ложка и несколько лезвий.

Майор невольно слушал сотрудников, участвующих в рабочем совещании, но старался не вникать. Вроде как территория-то его, уже больше тридцати лет отвечал он здесь за спокойную жизнь граждан, но как искать нынешних убийц-головорезов, понятия не имел – никто этому не учил. Старался не мешать, чтобы потом не было претензий, хотел быстрее всё убрать и уйти. Думал он, что пора выходить на пенсию, пока что-нибудь не случилось. Раскрываемость с каждым месяцем падала, и на ковёр в город вызывали всё чаще. Конечно, ездить должен был Адам Мехманович, но как только из Питера приходила депеша с вызовом, тот уходил на «больничный» и посылали Мефодича. А как теперь работать? Столько появилось дополнений к нормативным документам, законодательным актам и требованиям, да ещё новый уголовный кодекс выходил в следующем году – снова учи его наизусть да разъясняй своим подчинённым. А память уже не та! Выше звания не получить, а вернуться в капитаны – легко. Такие времена… не знаешь, за что хвататься. Раньше в деревне раз в год старик по пьяни шарахнет бабку доской, или она ножиком пырнёт – вот и весь криминал. Приедешь на место преступления, тот, кто в живых остался, сидит, плачет – явку пишет, соседи в свидетелях. А ныне как в кино, сплошное Чикаго! Где искать этих бандитов, как доказывать?..

За длинным приставным столом сидел Гордеев. На стульях у стены приосанились два местных оперативника, один коренастый чернобровый, другой худенький белобрысый, бывшие на осмотре места преступления, оба в нетерпеливом ожидании. Без стука в кабинет зашёл Разгуляев, присел к Гордееву, спросил у Седельникова:

– Василий Иванович, тебе ещё не сообщали? В Кингисеппе разбой на инкассаторов. История непонятная. Охранник убил кассира, ранил водителя и скрылся с деньгами, но перед этим табельный пистолет сдал в контору. Водитель в коме без сознания. Я позвонил местному начальству, чтобы его под охрану взяли, а те говорят – народу нет. Попросил, чтобы с врачами договорились – если кто будет интересоваться, пусть тогда врут, что он при смерти! Шапкин требует срочно охранника задержать и расколоть на разбой. Седельников сделал запись в блокноте, согласно кивнул:

– Хорошо, придёт в себя, съездим, пообщаемся, держи на контроле, – чуть приподнялся, и Павел Мефодич вытащил из-под него последний документ, убрал в стол. Облегчённо вздохнул, наклонился из-за спины следователя, с подкупающей улыбкой спросил:

– Василий Иванович, как-то я неудобно себя чувствую здесь на месте своего начальника, может, чайку принести? Седельников обернулся, скрипнув кожей перекрещенных ремней:

– Да скоро уж обед, чего аппетит портить? Лучше договорись, где здесь у вас перекусить можно будет! Майор улыбнулся:

– Есть договориться! – встал и, наклоняясь, как опоздавший зритель в кинозале, скользнул через центр кабинета, вышел, неслышно притворив за собой дверь. Василий Иванович продолжал:

– Итак, орёлики, что мы на сегодня имеем по нашему пятерному? Спасибо РУОП – версию с Прокопом отработало на «отлично»! Граждане освобождены, ничего не хотят, пистолет оказался газовым! Степан с Николаем улыбнулись. Седельников продолжал без остановки:

– Разгуляеву отдельное спасибо за находку в багажнике, а то бы пятый труп уехал на милицейскую стоянку во двор, дожидаться, пока вдова и дети Георгиева начнут наследство забирать. Грустно бы получилось, когда через полгода открыли! Разгуляев деловито кивнул, назидательно выдал:

– Кто удить не ленѝтся, у того рыба ловѝтся! Седельников усмехнулся:

– Посмотрим, посмотрим, как она будет ловиться! Ты бабку нашёл, чьё молоко выпил? Гордеев усмехнулся, толкнул Степана плечом. Два местных оперативника внимательно слушали старших, молча, с интересом переводили взгляд с одного сотрудника на другого. Разгуляев поднялся, стал докладывать:

– Нашёл, Василий Иванович. Бабка обычная, Степанида, имеет корову, торгует молоком. Увидела трупы, испугалась, уехала, позвонила по телефону, всё! Седельников сделал отметку в блокноте:

– Чего вскочил-то? Где твой корешок Заботкин? Чем он озаботился? Разгуляев сел, пожал плечами:

– Антон должен подойти, он в паспортную службу ходил и к Соколову. Седельников повернулся к местным операм:

– Установили, сколько человек было в машине? – обвёл их взглядом. Встал коренастый, стал докладывать:

– На заправке сказали, что машина была одна, в ней водитель и четыре пассажира. Выходили из салона разминаться. Седельников снова сделал отметку в блокноте, продолжил:

– Ясно. Так что у нас получается? Бандиты явно планировали грабёж, но деньги не нашли, так? Точнее – не все. Тогда почему не обыскали? Значит, не знали точную сумму! А убили за что – чтобы не опознали? Получается, кто-то их мог узнать, но точной суммы назвать не мог. Кто? Надо пройти по связям.

– Разрешите, – привстал Гордеев, – Василий Иванович, мать убитой девушки сообщила, что у ребят двенадцать тысяч долларов было. Седельников кивнул:

– Ну, вот теперь картина прояснилась, значит, часть бандиты нашли. Видимо четыре с половиной тысячи хранились в другом месте. Связи Тиминых мы знаем – история с Прокопом всех повеселила, – Седельников улыбнулся, – а к родственникам Решетовых, значит, ты ездил? Гордеев кивнул:

– Я беседовал. Никаких зацепок, объяснение у вас на столе. Седельников посмотрел вокруг себя на чистый стол:

– Наверно, Мефодич прибрал, ладно, потом найду! – снова глянул на молодых оперативников: – Кто из вас Соколовым занимался? Чья форма девять оказалась у застреленного парня? Встал худенький белобрысый:

– Разрешите доложить? Седельников улыбнулся:

– Докладывайте. Оперативник достал из папки исписанный листок, подошёл к следователю и отдал, устно сообщил:

– Соколов Владимир Борисович, двадцать лет, женат, есть грудной ребёнок, общее впечатление хорошее, порядочный гражданин. Не судим, административных проступков не совершал, приводов-жалоб нет, спиртным не злоупотребляет… Седельников с недоверием перебил:

– Какой образцовый у тебя клиент, а чего он квартиру-то решил продать? Оперативник пожал плечами:

– Говорит – расширяется. Жена собирается рожать второго.

– Дома у него был? Жену проверил? Оперативник в недоумении пожал плечами, смутился:

– Как я?..

– Посмотрел бы – действительно беременная? Заодно обстановку – собирался переезжать или вид делал?

Седельников повернулся к Разгуляеву:

– Степан Ильич, возьми на контроль! Это у нас пока единственная зацепка. Пули и гильзы на исследовании, отпечатки там же, когда придут результаты – неизвестно. А от этих стрелков всего можно ожидать. Тот кивнул:

– Хорошо. Седельников захлопнул блокнот, обратился ко всем:

– У кого какие соображения? Раздался стук в дверь, зашёл Заботкин, лицо радостное. Седельников обернулся к нему:

– Антон Борисович, по вашему цветущему виду вижу, преступника вы нашли, как минимум одного. Заботкин обвёл взглядом кабинет. Увидел местных оперативников. Обернулся к Седельникову:

– Есть мысли очень интересные, но, может, не при всех? Василий Иванович отрицательно повертел головой, нахмурил брови:

– Здесь скрывать нечего, мы не в ГАИ, взятки не делим, давай выкладывай – пусть молодые учатся. Заботкин прошёл к приставному столу, сел напротив Разгуляева начал доклад:

– В жилконторе Соколова знают, несколько раз брал формы на квартиру. По месту жительства характеризуется отрицательно. Жену с ребёнком выгнал, бабкино жильё продаёт, сам к родителям переезжает. Седельников жестом прервал Антона, сурово воззрился на худенького белобрысого опера. Парень испугался жёсткого взгляда, встал по стойке «смирно», напрягся. Седельников указал на него пальцем, стал поучать:

– Слышал, молодой, как работать надо? Не в кабинет вызывать, стул протирать пятой точкой, а ножками, ножками по территории! Оперативник опустил голову, понуро промычал:

– Виноват… – сел, продолжая внимательно слушать. Речь Заботкина стала интригующей:

– Самое интересное – Соколов в церковь теперь ходит, свечки ставит по количеству наших убиенных. А сам молиться не умеет, крестится наоборот. Сказал мне, что формы из паспортной службы брал для какого-то агента Петра Ивановича, который покупателей приводил. Отмечали это дело выпивкой, но больше никто из них не появился. Я переговорил с междугородним телефонным узлом, мне сообщили номера Питера, кто звонил этому агенту. Антон умолк, стал загадочно улыбаться. Пауза затянулась.

– И что? – не выдержал Седельников, слегка наклонился вперёд, сверля Заботкина взглядом. – Чего лыбишься? Тот стал серьёзным:

– Нашёл несколько бывших покупателей, точнее, их родственников. Покупатели – двое на кладбище, третий в коме. Информация на телефонной станции этого года. За предыдущий надо писать запрос, искать в архиве. Седельников сильнее наклонился вперёд, выпучил глаза:

– Что… застрелили??

– Нет, как-то странно заболели. У того, кто ещё жив, нашли в крови таллий.

– А у остальных? Дела возбудили?

– Конечно, нет. Решили, что просто по ошибке отравились крысиным ядом. Гордеев не сдержался:

– Травит, гад, отставной козы барабанщик! Седельников повернулся к Разгуляеву:

– Слышал, Степан Ильич? Готовь запросы и срочно в Питер – к участковым и в больницы изъять медкарты и материалы. Чтобы к ночи вернулись! И обыск у Соколова по полной программе! А Заботкин установит агента по недвижимости, скорее всего, это подельник Соколова! Сразу обыск и у него! Постановление я выпишу, с кем-нибудь пришлю прямо в адрес! Позвони! Местных оперов в пристяжные, чтобы учились! Седельников встал во весь свой огромный рост, скомандовал:

– А теперь быстро за работу, орёлики! Оперативники начали вставать, торопливо покидать кабинет. Вместо них с подносом, на котором стояли чашки чайник и бутерброды, зашёл Мефодич, крутил головой, с удивлением провожая выходящих. Седельников улыбнулся:

– Это ты вовремя, Паша, ставь на стол, будем вдвоём чай пить в кабинете, раскрываемость вам поднимать! Обедать, видимо, сегодня не придётся, договаривайся сразу на ужин! – хлопнул себя по лбу: – Блин, надо не забыть, позвонить, как там Муся без меня? Майор усмехнулся:

– Это кто, жена ваша? Соскучились?

– Нее… – Седельников покрутил головой, – хуже… зазноба!

4. Освобождение Бокала

Улицы города погружались в безлунную ночь, зажглись редкие фонари, в квартирах домов засветились окна. Люди пришли с работы, привели детей из детских садов, школьники сели читать заданные на лето книги. Взрослые после ужина обменялись новостями, расположились вокруг телевизора смотреть криминальную хронику дня – радоваться ещё одному спокойному дню, прожитому вместе и благополучно завершившемуся.

Жёлтые «жигули» Яшина остановились на парковке у бара в Колпино и погасили фары. Открылись задние двери, в салоне вспыхнул тусклый огонёк. Неторопливо вылезли Васильев и Бокалов, встали перед машиной, нетерпеливо ожидая, поглядывали на Кормилина. Тот будто не собирался выходить – его задержал Яшин. Когда друзья вышли, Игорь обернулся и тихо зашептал:

– Бокал звонил домой водителю-инкассатору. Мать сказала, что он при смерти в больнице, просила денег на похороны, сообщила, что на сына было нападение, а потом ещё грузовик наехал. В больницу поздно привезли. Кормилин усмехнулся:

– Может, Бокалов снова шутит? – посмотрел на Александра через лобовое стекло. Яшин покрутил головой:

– Нет, не думаю! Кормилин деланно посочувствовал:

– Что поделать. Жаль парня, но сам понимаешь, у инкассаторов работа опасная! Дай денег на похороны, пусть передаст, но не больше. Мотор не глуши, мы быстро. Яшин кивнул, и Кормилин тотчас вылез из машины, захлопнул дверь.

В баре дым стоял коромыслом от любителей покурить. Играла музыка, несколько человек танцевали, другие за столиками распивали спиртное, спорили. Перебравшие с алкоголем пытались ссориться с приятелями и соседями, «наезжали» на официантов.

В помещение незаметно зашли Бокалов, Кормилин и Васильев. Они огляделись по сторонам – обстановка не вызывала подозрений. Никто не обратил на них внимания. Бокалов направился в дальний привилегированный угол у окна. Там за шторкой помещался отдельный столик с уютным угловым кожаным диванчиком, слышалась громкая мужская речь и хохот. Стол был уставлен закусками и спиртным, на краю возвышался чёрный чемоданчик сотового телефона «моторола».