Квантовый переполох

– Верю в вашу вездесущую руку, – вздохнула Люсинда и слезла с кровати. – Везите меня к себе. И купите мне, наконец, нормальную одежду. Я – женщина, а не пациент психушки.

Мужчины обменялись саркастическими ухмылками.

Майор Соколов обитал в трехкомнатной холостяцкой квартире. Квартиру ему подарили родители, которые перебрались в собственный дом. Отец Федора, известный стоматолог, хорошо зарабатывал. Мама преподавала в школе историю. Несколько лет назад Федор закончил Дивногорский институт ФСБ и сразу женился на Кате. Пышная свадьба, медовый месяц на Сейшелах. А после суровые будни, когда Федор дни напролет пропадал на работе. А Катя ходила на курсы и тренинги и заявляла, что не хочет иметь детей. Дети ограничат ее свободу, испортят фигуру. На детей нужно много денег. Федор, который вырос единственным ребенком, мечтал о детях. Супруги поругались, Катя ушла, хлопнув дверью, потом вернулась. Они с Федором помирились. Потом все повторилось.

Поначалу Катины «уходы» злили Федора. Он страдал, без конца писал ей, умолял вернуться, простить его. Безумно радовался, когда она возвращалась домой. Когда мирились, ему казалось, что ближе у него никого нет. Ну, и пусть, она такая взбалмошная, капризная и каждый раз заявляет, будто уходит навсегда. Он любит ее. И будет любить. Судьба у него такая. Они же клятвы друг другу дали. На берегу озера, при свидетелях.

Но однажды, когда Кати не было дома уже третьи сутки, и Федор, как неприкаянный, бродил по пустым комнатам, его вдруг осенило. Они с Катей стали чужими. Каждая ссора будто отдаляла их друг от друга, разводила по разным берегам реки. Ломала мосты. Федор провел тревожную бессонную ночь. Все думал: сможет ли он один, без Кати. А наутро написал ей: «Не возвращайся. Я подаю на развод». И поменял дверной замок.

С тех пор прошло уже пять лет, и он всячески увиливал от серьезных отношений. Зачем сближаться, открывать душу, если рано или поздно все закончится? И станет только больнее. Лучше расстаться, пока еще не приросли друг к другу, не привязались. И никаких обязательств. Они лишь все портят, усложняют…

Люсинда разглядывала квартиру Федорова, усмехалась, критиковала:

– В этой комнате обои должны быть светлее – северная сторона. Зеркало напротив двери – нельзя. Пол скользкий – упасть недолго. А на кухне ничего не найдешь. Где ты хранишь соль? А чайные чашки?

Едва вошли к Федору, она сразу перешла на «ты».

– Неудобно «выкать», если мы будем жить в одной квартире, – объяснила она.

Федор не возражал. В голубой пижаме и маминых тапочках-зайчиках Люсинда походила на девчонку. Маленькая, очень стройная, но с приятными округлостями. С изящными запястьями и тонкими пальцами. А ее серые глаза – то глубокие и мечтательные, то веселые и озорные, вызывали у Федора незнакомое доселе чувство зыбкости бытия. Словно все в мире хрупкое, призрачное, способное в один миг растаять, как весенний снег, рассеяться, как туман над рекой. Исчезнуть в глубинах той самой межпространственной дыры, которая выбросила сюда Люсинду. Одолжила ее на время, не навсегда. И Федору, который отвык от серьезностей, от любых женских уз, вдруг отчетливо захотелось обрести эти самые узы с ней. Девушкой из зазеркалья, из мира, которого нет.

Он с болью смотрел на Люсинду и чувствовал, как рвется дыхание, холодеют руки. Насколько она здесь? Что если завтра та сверхъестественная сила, которая заслала Люсинду сюда, заберет ее обратно? А его, Федора, оставит здесь горевать, умирать от тоски и разбитого на осколки сердца?

Виктор сказал, что ПВ-дыра появится «ориентировочно» через год. Значит, у них с Люсиндой есть всего один год. Ничтожно мало! А он до сих пор не признался ей в своих чувствах. Поймет ли она его? Ответит ли взаимностью или оттолкнет? Федор страшился узнать ответ и молчал. День ото дня.

Глава 5

Люсинда битый месяц жила у Федора и чувствовала себя престранно. И не заперта – Федор сразу выдал ей ключи – а будто птица в клетке. Паспорта нет. Правда Виктор принес ей временное удостоверение личности, но Люсинда после случая с Кариной боялась выходить из дома. Дивногорск, родной город, казался ей теперь чужим, враждебным. Выбравшись на улицу, она беспокойно оглядывалась. Словно каждый встречный знал, что она, Люсинда Толстая, не из этого мира. Явилась сюда без приглашения, разорвала ткань пространства, нарушила устоявшийся жизненный уклад.

Целыми днями она сидела на диване в шелковой пижаме и тапочках, пялилась в ноутбук. Искала различия. Мировые войны, политика, фильмы, музыка. Все было таким же, как «дома». Президент тот же. Даже министры, которых Люсинда помнила, совпадали. От таких совпадений казалось, что она сходит с ума. Она бросалась к зеркалу и вглядывалась в свое лицо. Что изменилось? Ничего. Она все та же «тощая Люська», как за глаза ее прозвали в мэрии. Только немного растерянная, с лихорадочным взглядом и бледными щеками. Люсинда в ярости хватала косметичку и наносила на лицо боевой раскрас. А вечером тащила Федора в ресторан. С ним она чувствовала себя в безопасности и ничего не боялась. Почти ничего.

Однажды утром во время завтрака Федор неожиданно заявил:

– Сегодня едем на место преступления. ПВК проводит эксперимент. Штепсель считает, что ты можешь повлиять на квантовое поле в месте перемещения. Как объект из другой ветви пространства. Будут делать измерения. А у меня, как следователя, свой интерес. Хочу, чтобы ты, оказавшись на месте преступления, вспомнила новые детали, подробности. Вдруг, когда вы очнулись здесь, убийца тоже был в отеле. Переместился вместе с тобой и трупом.

– В номере были только я и труп – твой двойник, – покачала головой Люсинда. Ей до ужаса не хотелось возвращаться в «Западню» и вспоминать свое кошмарное пробуждение и беготню по пустому отелю.

– Ты не обследовала весь отель. Убийца мог спрятаться, а потом, когда ты напилась, он спокойно уехал.

– На стоянке было пусто. Ни одной машины. Ему пришлось бы лезть через забор и бежать много километров по лесу.

– Или за забором его мог ожидать сообщник на машине.

– Но к чему такие сложности, чтобы прикончить одного человека? – всплеснула руками Люсинда. – Переход в параллельный мир, «Западня»? Почему его просто не застрелили руками анонимного киллера?

– Это нам и предстоит выяснить, – Федор бросил на Люсинду задумчивый взгляд. – Одевайся, поехали.

Люсинда доела яичницу и поплелась одеваться. Каждый раз, заглядывая в шкаф, ее охватывало смущение. Федор оплатил ей кучу одежды, белья и других дамских вещей, заверяя, что Люсинда вполне сможет вернуть ему потраченные деньги, когда устроится на работу. Насчет работы Люсинда сомневалась. Ее диплом экономиста остался «там». Не будешь же указывать в резюме, что ты из другого мира? Тогда вместо работы обретешь койку в той же психушке, откуда она и так еле выбралась. Выходит, деньги Федору она вернуть не сможет. А зря. Подобная щедрость мало знакомого мужчины ее здорово стесняла. Люсинда, как все люди, обожала подарки. Но дорогие принимала только от близких. Работа в мэрии и оппозиция, которая так и норовила наступить на пятки, отбили у нее желание получать дары от незнакомцев.

К тому же Люсинда, как женщина, чувствовала, что нравится Федору. И это ее пугало. Ибо при мысли о сексе с «живым» Федором, к горлу подступала тошнота. Сразу вспоминался труп с розовой веревкой. И тот же «оживший» труп, который резво бежал за ней по коридору в ночных кошмарах…

Как повелось, в ноябре в Дивногорске уже выпал первый снег. От того лес вокруг «Западни» казался пустым и сонным. Припорошенные снегом мохнатые ели, застеленная белым одеялом сухая трава, скрипучие ветки голых кустов. Все замирало в зачарованном безмолвии. Будто сказочное королевство, заснувшее до тепла, до весны. «Патриот» Федора с хрустом притормозил на выбеленной снегом стоянке. Люсинда выбралась из машины и поморщилась. Окна «Западни» глядели мрачно, неприветливо. Она бросила взгляд на «свое» окно и вздрогнула от нахлынувших воспоминаний.

– Не бойся! Я буду рядом, – Федор слегка приобнял ее. Нежно, по-дружески. Люсинда глянула в его глаза, но сразу отвела взгляд. Теперь, поблизости от «Западни», ей вдруг отчетливо вспомнился застывший взгляд мертвого «двойника» Федора. Увы! Анонимность встреч в клубе «Западни» предполагала свидания в полутьме. При тусклом свете ночника она смутно видела черты лица партнера, но цвет глаз, их выражение не разглядела. Да и не особо хотелось. Ей самой было комфортнее заниматься сексом в темноте. Больше свободы. Круче интрига. Свет для секса – не первая необходимость.

Люсинда мягко, однако, настойчиво, отстранилась от Федора. Здесь, рядом с отелем, ей казалось, что Федор – воплощение того, другого. И почему-то сейчас то ночное свидание вдруг вызвало у нее чувство стыда. Не могла потерпеть! Решилась на платный секс с незнакомым мужиком. Боги! Что будет, если в мэрии узнают? Люсинда живо представила лицо своей секретарши Элеоноры Гавриловны и крепко зажмурилась. Секретарша ей досталась «по наследству» от предыдущего зама. Дама пенсионного возраста и неиссякаемой энергии она крепко и душно опекала «несчастную Люсеньку», все норовила раскормить до «нормального размера» и одного за другим сватала к ней холостых мужиков. Люсинда такое «сватовство» на дух не выносила. Тем более, что мужиков этих за годы работы в мэрии узнала, как облупленных. И связывать жизнь с этими капризными холостяками, уже крепко подсевшими на свое одиночество, не хотела. Люсинда мечтала о любви. Чтобы увидела – и сердце забилось. Чтобы от взгляда его дрожь пробегала по телу. А душа устремлялась в небеса.

Влюбиться в Дивногорске у Люсинды не было шансов. Раз не может полюбить всем сердцем, получит хотя-бы секс. Судьба привела ее в «Западню». А «Западня» выбросила из родного мира, как дырявые колготки. И теперь Люсинда болтается здесь. А там осталась мама, Каринка, квартира и теплое место в мэрии. Эх! Ну, что за жизнь такая!

В холодном отеле их уже поджидала троица «спецов» ПВК. С тех пор, как покинула «Западню», Люсинда виделась лишь с Виктором Штепселем. Потому не сразу признала его приспешников. Александр Хмурый с животом, обтянутым красным пуховиком, нервно ругался по телефону. Маленький Олег Лукошкин в смешной шапочке с помпончиком торчал за стойкой портье и хмуро глядел на экран ноутбука. Все трое наградили вошедших Люсинду и Федора беспокойными взглядами.

– Для эксперимента все уже готово, – рапортовал Лукошкин. – Отель в том же состоянии, что мы оставили месяц назад. Владельца так и не нашли, здесь все было заперто. На всякий случай я не стал запускать котельную – с этими пространственными перемещениями как-бы чего не вышло. Придется немного померзнуть.

– Мерзнуть буду я, а вы наблюдать и насмехаться, – проворчала Люсинда, кутаясь в пуховик.

– Долго мерзнуть не придется. Вы ляжете на кровать, изобразите момент пробуждения и как можно точнее повторите то, что делали здесь месяц назад. А мы измерим скачок электромагнитных колебаний в месте слияния двух пространств в вашем присутствии. Пробовали измерять без вас – эффект не тот. Очевидно, вы, Люсинда, каким-то образом влияете на ткань пространства. Переход отразился на вашей мозговой деятельности. Вы до сих пор связаны с тем миром.

Голос Штепселя дрожал то ли от волнения, то ли от сдерживаемого смеха. Люсинда рассердилась:

– Проснулась я голая. Мне придется лежать голой? А как же труп его двойника? – она ткнула пальцем в сторону Федора, который о чем-то шептался с Лукошкиным. – Раз трупа у нас нет, вы разденете Федора и положите ко мне в кровать?

– Ну, что вы! – возмутился Штепсель. – Мы же не порно снимаем, а проводим научный эксперимент. Вам не обязательно раздеваться. Можете лечь в кровать в куртке. И даже в сапогах.

– Сапоги могу и снять. Ненадолго, – со вздохом уступила Люсинда.

Штепсель повел их по лестнице на второй этаж. Люсинда шла медленно, разглядывала все вокруг, вспоминала. На стенах коричневые панели с плафонами в виде подсвечников. Лестницы устланы коврами – приглушать шаги. Ковры здесь повсюду. Впитывают, поглощают звуки, создают таинственность, мягкий уют за закрытыми дверями трехэтажного отеля. Спрятанного в лесу, надежно укрытого от чужих глаз. В коридоре второго этажа было холодно и пусто. Люсинда медленно переставляла ноги, затягивала каждый шаг, отдаляла момент встречи с номером, где все случилось.

– Не бойся, – шептал Федор. – Труп давно в морге. В номере сделали уборку.

– Я не боюсь, – тоже шепотом отвечала она. – Вернее, боюсь, но не трупа, другого. Вдруг, когда я лягу, вновь сработает переход, и я окажусь там? В другом запертом отеле. И рядом снова будет твой труп.

– Ты же не собираешься убивать меня перед тем как? – съехидничал Федор. – Или теперь у тебя войдет в привычку спать с трупами.

– Тебе смешно, – Люсинда толкнула его в плечо. – А меня дрожь пробирает. Еще раз увижу тебя мертвого – начну заикаться.

– Мертвых здесь точно нет, – громко отчитался Штепсель. – Мы тщательно проверили отель от подвала до крыши. Кроме нас, здесь ни одной живой или мертвой души.

– Тогда тоже не было. Но почему-то холодильник был заполнен едой, а в баре полно алкоголя, – заметила Люсинда. – Для кого все это в пустом отеле?

– Как в фильме «Лангольеры». Отель остался, а люди исчезли, – пошутил Хмурый. – Люсинда спала и осталась в живых. Остальных сожрали лангольеры.

– Шуточки у вас! – нахмурилась Люсинда. – А почему труп не сожрали? Или мертвый для них невкусный?

Сзади хихикнул Федор. Люсинда улыбнулась. Лучше шутить, чем трястись от страха. Ее мысли поневоле ускользали в тот злосчастный день, и она воочию представляла голого Федора с розовой веревкой на руках.

– Для чистоты эксперимента вам придется лечь со мной в кровать, – она бросила на Соколова насмешливый взгляд. Тот пристально посмотрел, усмехнулся. А Штепсель тут же съязвил:

– Решили сравнить нашего Соколова с мертвым двойником?

– Да я уже сто раз сравнила, – махнула рукой Люсинда. – Похожи они до чертиков. Даже страшно.

– Конечно, похожи! Ваш мир точно такой, как наш, – заявил маленький Лукошкин.

– Такой да не совсем, – укорил его Штепсель. – Здесь нет Люсинды Толстой.

– Видно, такой, как Люсинда, и одной на два мира – за глаза, – буркнул Хмурый. Люсинда одарила его сердитым взглядом:

– Говорите, что надо делать. И покончим с этим скорее.

Штепсель отпер дверь магнитным ключом, и они вошли в номер. Там уже наготове стоял какой-то черный прибор на штативе. Пустая кровать была тщательно застелена шелковым покрывалом. В окне мутно зеленели верхушки сосен. В номере стояла холодная, леденящая тишина. Люсинда зябко поежилась. Снимать пуховик не хотелось. И сапоги тоже.

Однако подошла к кровати со стороны окна, осторожно присела, стянула сапоги. Поставила рядом. Не торопясь легла на подушку и пробурчала Федору, который стоял по другую сторону «любовного ложа» и с тревогой глядел на нее:

– Так и будешь стоять, как сосватанный? Быстро ложись!

Федор встрепенулся, скинул ботинки, пуховик и прилег рядом с Люсиндой. Троица спецов нервно захихикала.

– Парочка новобрачных, которые поженились по расчету и теперь не знают, как пережить брачную ночь.

– Еще одна шуточка – и вы эту ночь точно не переживете, – сердито бросил Федор и посмотрел на Люсинду. Та неподвижно лежала на спине, устремив застывший взгляд в потолок. Как отданная на заклание овечка. Красавица, выданная расчетливым отцом за старое чудище. Федору стало ее жаль.

Люсинда себя не жалела. Эта кровать, обстановка, холод словно заморозили ее сознание, спрятали его в ледяной кокон. Ей теперь казалось, что она здесь одна. На границе между двух миров. Стоит лишь поднапрячься, и она окажется там. В своем Дивногорске.

Люсинда повернула голову к Федору, желая что-то сказать… и не успела. Воздух задрожал мелкой рябью, стены и мебель расплавились, поплыли, растворились в туманной дымке. Люсинде показалось, что она слышит голоса, видит очертания фигур, и яркий свет лампы. Она вцепилась пальцами в покрывало кровати, но ее пальцы схватили лишь пустоту. Люсинда открыла рот, чтобы заорать, но не смогла исторгнуть и звука. И пошевелиться уже не могла. Лежала и смотрела, как ее тело тает, исчезает в этом мареве из цветов и звуков, и она становится ничем. Бестелесной, молчаливой, пустой. Тонкой ниточкой сознания. Наблюдателем.

– Федор Соколов. Тридцать лет. Стриптизер клуба «Стрекоза». Пропал без вести.

– Люсинда Толстая. Тридцать восемь лет. Заместитель главы Дивногорска. Пропала без вести.

Люсинда зажмурилась, открыла глаза и вдруг четко увидела тот же номер в отеле. Не совсем тот. В этом номере стоял Виктор Штепсель. Без куртки, лишь в черной водолазке и джинсах. И в очках. Над кроватью склонилась стройная женщина с затянутыми в хвост волосами и въедливыми серыми глазами. Она глядела прямо в глаза Люсинды и хмурилась:

– Что-то здесь не так, Виктор Павлович! Как могли исчезнуть эти люди, и даже записи с камер ничего не показали.

– Камеры установлены только в коридоре и в других общих помещениях. В номерах камер нет. Соколов вошел в номер 22 в десять тридцать вечера. Через полчаса в этот же номер вошла Толстая. Из номера они не выходили. В одиннадцать утра в номер вошла горничная и обнаружила вещи пропавших. Измятую кровать. И черное кружевное белье.

– Не могли они незаметно покинуть отель? – напирала брюнетка с хвостом.

– Разве что стали невидимыми. Что, как мы знаем, невозможно.

– Чертовщина, да и только! Никогда не верила в мистику, а здесь будто вмешались потусторонние силы.

Штепсель и брюнетка переглянулись.

– Вы правы! Я на другой стороне, – орала что есть сил Люсинда. – Ищите меня, не бросайте меня там!

Ее никто не слышал. Крик срывался с ее губ и таял в межпространственном вакууме.

Брюнетка достала из кармана телефон и сфотографировала кровать. Люсинда напряглась, что есть мочи, пытаясь материализоваться. Увы! Здесь она не имела тела. И голоса.

– Мать Толстой Ульяна Олеговна требует найти ее дочь. Написала заявление в полицию, прокуратуру и даже в приемную губернатора. Заявляет, что Люсинду Толстую похитили оппозиционеры. Они как раз оживились из-за выборов.

– Толстую – оппозиционеры, – нахмурился Штепсель. – А стриптизера зачем? Чтобы ей скучно не было? И где они собираются их держать, а главное – до каких пор? Рано или поздно придется выпустить и нести ответственность за содеянное.

– Не придется – если убьют похищенных и надежно спрячут трупы.

– Рано или поздно трупы найдут, и первыми подозреваемыми станут эти неудачники – оппозиционеры.

– Что же вы о них так нелестно отзываетесь, Арина? Не любите оппозицию?

– Кто же их любит? Вечно сеют раздор и мутят воду. То дорогу криво построили, то детская площадка не по ГОСТу, то очереди в поликлинике. Им вечно не угодишь. А с тех пор, как появились соцсети – вообще караул. Только время отнимают.

– Правду говорите, – встряла Люсинда. – Каждый вечер торчу в местных пабликах и оправдываюсь перед гражданами. Хотя не виновата! Запретить оппозицию. Пусть сидят и тихо дожидаются своей очереди.

– Арина, посмотри, что это? – тощий палец Штепселя указал на аккуратно свернутые на стуле трусы в сердечках.

Люсинда ахнула:

– Да это же трусы Федора! Те же самые, что лежали, когда я очнулась. Ура! Трусы раздвоились. Размножились по вселенным. Значит, не все потеряно, и я тоже могу размножиться. Одна часть останется дома, а другая будет жить здесь. В квартире живого Федора.

– Мужские трусы, принадлежат, вероятно, пропавшему Соколову, – равнодушно заметила Арина. – Надо же! Как он их свернул бережно. Явно не в порыве страсти.

– Какая там страсть? Это же секс по договоренности. За деньги. Проституция, можно сказать.

– Первый зам мэра снимает проститутку! – хмыкнула Арина. – Настоящее лакомство для папарацци. Если узнают – скандал будет грандиозный.

Услышав о скандале, Люсинда упала духом. Стоит ли возвращаться в мир, где ее репутация столь хрупкая, держится на тонкой ниточке, готовой порваться от такой малости, как секс за деньги? Почему, ну, почему все думают, что чиновники – не люди? Куклы замороженные, которым ни тепла, ни ласки не требуется. Роботы, да и только.

– Женщина, что с нее взять, – гаденько ухмыльнулся Штепсель. Люсинда аж напряглась – так захотелось ему врезать! – Вы, бабы, одним местом думаете. Увидела красивого мужика – и забыла о долге и чести, бросилась раздеваться.

– Глупая шутка, Виктор Павлович, – холодно процедила Арина. – Никаких раздеваний на работе. А после работы никого не касается, чем занимается заместитель мэра. Если не нарушает действующее законодательство. Личная жизнь есть у каждого.

– Ну, почему ей просто не найти себе хорошего мужика? Не завести семью и детей? Зачем ехать в этот вертеп греха со стриптизерами и трусами в сердечках?

– Может, это ее заводит? Вдруг, ей не хочется пресного секса с опостылевшим мужем? С чего вы решили, что наши жизни должны подчиняться установленным правилам. Мужики гуляют направо и налево – и хоть бы хны. А женщина раз согрешила со стриптизером – нарвалась на скандал и осуждение. Живем только раз, шеф. Берите от жизни все, потом ничего не будет. В старости локти кусать придется.

– Все вы, феминистки, такие, – насупился Штепсель. – Хлебом не корми – дай мужика принизить. Что бы вы без нас делали?

– То же, что и с вами, – Арина выпрямилась и окинула тощую фигуру шефа надменным взглядом. – Работала бы, а в свободное время встречалась с красавчиками. Я закончила, Виктор Павлович. Вечером напишу отчет. Но уже сейчас могу сказать, дело – «висяк». Скорее всего, мы обнаружим тела пропавших весной, в лесу неподалеку. Когда снег растает.

– Если вообще обнаружим, – буркнул недовольный Штепсель.

Парочка вышла из номера. Люсинда глубоко вдохнула… и очнулась на «своей стороне».

В объятиях у Федора, который крепко прижимал ее к себе и что-то бормотал:

– Все хорошо! Успокойся. Трупов больше нет. Ты в безопасности. Не надо кричать.

– Я там была, – Люсинда стучала зубами. Голову будто пронзали тысячи иголок. Завтрак рвался наружу, а тело взмокло от пота. – Я видела свой мир. Кажется, я снова перенеслась.

– Это потрясающе! Мы наблюдали скачок электромагнитного излучения. Эксперимент удался.

Троица «наблюдателей» захлебнулась восторгом. Люсинда одарила спецов рассерженным взглядом.

– Ваша кровать – как звездолет. Я снова перенеслась в мой мир. Но не целиком. Там у меня почему-то не было тела. Я словно была там и одновременно здесь. Видела и слышала все, что там происходит, но сделать ничего не могла. Кричала, но они меня не слышали.

– Потому что ваше тело, Люсинда, находилось здесь, на этой кровати, – в голосе толстяка Хмурова слышался легкий упрек.

– Как это возможно? – скривилась Люсинда. Голова трещала, как переваренное яйцо. Вот-вот лопнет. – Почему я не перенеслась целиком?

– Окно перемещения. Энергии было недостаточно, чтобы переместить такое огромное тело макромира. Перенеслось лишь ваше сознание. И то ненадолго. Но даже это – прорыв и успех! Наконец-то мы сможем предоставить доказательства нашей теории о пространственно-временных дырах. И нам увеличат финансирование.

Штепсель не на шутку обрадовался, и это напугало Люсинду. Она спустила ноги и медленно, опираясь на руку Федора, поднялась с кровати.

– Если вы закончили эксперимент, я хочу домой.

– Домой вы теперь не скоро попадете, милочка! – ухмыльнулся маленький Лукошкин.

– Я вам не милочка. Не пытайтесь выставить меня идиоткой. Хватит того, что вы незаконно продержали меня в психушке. И, если бы не Федор, я бы до сих пор торчала в той конуре с решеткой. Сами же говорили, что я – ценный объект. Других подопытных «переселенцев» у вас нет. Вот и обращайтесь со мной соответственно. Иначе, фиг вам, а не диссертация.

Люсинда выплеснула гнев на Штепселя и почувствовала облегчение. Хорошо, что ее сознание вернулось обратно в тело. Все же лучше, когда они неразлучны. Она взглянула на Федора – тот был задумчив и хмур. Люсинде вдруг захотелось его порадовать. Весь месяц Федор вел себя, как настоящий рыцарь. Покупал ей одежду, кормил, даже ноутбук подарил. Она ласково улыбнулась и сказала голосом мягким и нежным:

– Следователи на той стороне ничуть не продвинулись в этом деле. Считают, что это «висяк» и наши с твоим двойником тела найдут по весне закопанными в лесу. Все же ты их сильно опережаешь. Во-первых, у тебя есть труп Феди-стриптизера. Во-вторых, у тебя есть я – вторая жертва. Видишь, как все хорошо складывается?

Федор странно на нее взглянул, будто раздумывал: радоваться услышанному или огорчаться. И слегка покраснел:

– Значит труп у нас был стриптизером. Я догадывался. Его тело было напичкано стероидами.

Люсинда грозно зыркнула на троих спецов, которые посмели глупо захихикать: