Принцев.net

Я резко остановилась и повернулась к нему, изо всех сил пытаясь скрыть раздражение.

– Слушай, что тебе от меня надо? – спросила, стараясь говорить спокойно. Хотя давалось это чертовски тяжело.

Он простодушно улыбнулся, и искорки в его глазах засияли еще ярче. Я на мгновение замерла, завороженная, но тут же встряхнула головой, прогоняя нелепые мысли. Что за бред. Он точно не мужчина моей мечты.

– Ну что, что… Хочу познакомиться. Ты красивая, хотя и выглядишь, как злая, взъерошенная бабка Ежка, – с абсолютно серьезным видом сказал он, не отводя от меня взгляд.

Я ошалело уставилась на него. Комплименты, похоже, не были его сильной стороной. Хотя учитывая мой внешний вид…

Скептически приподняв бровь и скрестив руки на груди, я отчеканила:

– Ну а ты не похож на Кощея Бессмертного, так что нам явно не по пути. Гудбай!

Затем повернулась к нему спиной и пошла дальше. По улице лениво плыл теплый летний день – все еще яркий, но уже уставший. Мишка там, наверное, уже успела и в своем мини-сарайчике убраться, и с кем-нибудь поругаться, и вечеринку закатить без меня. И, судя по присланному ею фото, на страшном драндулете прокатиться. Убьется ведь, пока тут торможу. А мне еще за игристым зайти надо. Кто его купит, если не я?..

Сзади раздался голос – легкий, почти игривый.

– Даже шанса не дашь?

Ну вот что он прицепился, как тот репейник? Я обернулась и встретилась с ним взглядом. Парень стоял с полуулыбкой, в его глазах весело плясали черти, и вид у него был абсолютно неунывающий.

Я тяжело вздохнула.

– Какой еще шанс, Господи? – пробормотала, уже не скрывая раздражения. Даже клещи менее энцефалитные, чем он, честное слово.

– Ну, узнать тебя получше. Ты ведь не всегда такая злая и взъерошенная, – ответил он, делая шаг ко мне.

Я снова уловила этот аромат мокрого леса – свежий, терпкий, как земля после летнего дождя. Сердце сжалось. С чего вдруг? Просто запах. Довольно приятный – и только.

Пальцы вцепились в лохматые пряди волос. Ну же, Юлька, соберись. Это просто стресс. И никак не отменяет того факта, что этот тип жутко наглый и приставучий. Кстати…

– А ты не всегда такой наглый и приставучий? – парировала я с ухмылкой, приподняв бровь.

Он рассмеялся. Странный какой-то пикапер. Но его глаза – ясные, как сегодняшнее небо – почему-то не отпускали. Я нервно прикусила нижнюю губу. Так, Юлька, ты чего? Бери себя в руки. Он нам не подходит.

Я вздохнула и сказала:

– Слушай, я не хочу знакомиться. Серьезно. Давай просто пожелаем друг другу удачи и разойдемся. Навсегда, если повезет.

Хотя, учитывая, какой у нас городок – два поворота влево, три вправо – шансы наткнуться на него более чем реальные. Разве что он турист. Надеюсь, что так.

Он взлохматил волосы рукой и ответил:

– Ну хорошо. Не будь букой, Ежка. Бывай!

Я усмехнулась, махнула рукой и двинулась в сторону дома. Его взгляд прожигал мою спину, но мне уже было все равно. Срочно нужна ванна и, желательно, жилетка, чтобы поплакать и пожаловаться на долюшку свою девичью.

Яркое солнце раскинуло по небу свои лучи, наполняя воздух теплом. Легкий ветерок играл с моими лохматыми кудрями, принося с собой привычный аромат соли и моря. А так хочется снова вдохнуть запах сырой земли и зелени после дождя. Он всегда напоминает мне о детстве: о тех днях в саду за городом, где все казалось таким настоящим. Я лежала в гамаке с чеплашкой малины, читала рыцарские романы, и где-то поблизости звучал теплый папин голос, такой спокойный, такой родной…Теперь всего этого нет. И не будет.

Я отогнала воспоминания и вдруг почувствовала легкое умиротворение. Вдали вырисовывались силуэты деревьев с пышными изумрудными кронами, кое-где мелькали красные крыши старых домов, возле которых вечно толпятся туристы с фотоаппаратами и телефонами. Я шагала по узкой тропинке, ведущей к дому Мишки, и чувствовала, как напряжение и усталость постепенно отступают. Впереди меня ждала теплая ванна и уютные посиделки с подругой. Тихонько улыбнулась своим мыслям и ускорила шаг. Пора уже смыть с себя этот день.

Глава 3. Мишка

За окнами сгущался летний вечер, и сумеречный теплый ветер сквозняком врывался в мою маленькую квартирку-студию. Юлька выпорхнула из ванны, словно морская нимфа и, бухнувшись на живот на разложенном диване, начала подпиливать ногти, пока я натирала на терке сыр.

– Почему, когда мы готовим, все самое сложное достается мне?!

Мой мизинец снова промазал и проехался по ребристой острой поверхности. Издав вой, достойный собаки Баскервилей, я бросилась к раковине, чтобы смыть с пальца кровь.

– Было бы замечательно, если бы ты помогла, – заметила я, выключая воду.

– Мишка, ты вот это видела? – и Юлька, скрестив длинные ноги в позе лотоса, вытянула вперед растопыренные пальцы. – Ну как с такими ногтями я буду натирать сыр? Одно неловкое движение – и весь маникюр насмарку.

– Ну да, ну да, куда тебе, богине, до нас, смертных.

Я бурчала в шутку. Несколько лет, проведенных в художке рука об руку и колено к колену, научили меня принимать Юльку со всеми ее странностями. Зато я знала – случись что, и она прибежит посреди ночи не накрашенная и в пижаме, чтобы меня спасти. А Юлька без марафета даже мусор выносить не выходит. Такая преданность перекрывала все ее странности и недостатки.

– Я могу тесто намешать! – Юлька подскочила с места, отчего кудрявые волосы колечками взметнулись вокруг нее. Я залюбовалась. – Где тут у тебя венчик?

– Была бы я парнем, уже женилась бы! – с чувством выдохнула и, снова забывшись, опять чирканула пальцем по терке.

– И наняла домработницу!

Юлькин палец, вполне себе здоровый, ткнулся куда-то в потолок.

– Сначала заработай на нее, солнце.

– Зарабатывать на нее будет мой муж, – простодушно улыбнулась она. – Не станет же он заставлять любимую женщину гнуть спину у плиты?

– Рецепт помнишь, любимая женщина?

Мне никогда не хватало этого Юлькиного заразного оптимизма. Я заранее знала, что и на кухню, и на домработницу в ней придется зарабатывать самой. Поэтому легкость, с которой Юлька верила в счастливое будущее, заставляла только улыбаться.

– Два яйца, стакан кефира, стакан муки, сколько-то там еще соли и соды, – оттарабанила Юлька, завязывая свои роскошные волосы в пышный пучок, пока я пыталась почистить чеснок.

– Венчик в шкафчике, сбоку.

– Есть, венчик в шкафчике, – со смехом она приложила ладонь ребром к виску.

И больше мы не отвлекались на ерунду. Я очень любила наши пятничные посиделки. Я закупалась продуктами для готовки, Юлька приносила с собой вино и фрукты. А потом мы молча готовили под виниловые пластинки: в моей студии не было места даже для нормального шкафа, но для проигрывателя – нашлось. Сегодня фрукты оплатил и привез Шепелев, так что Юльке оставалось только принести вина, с чем она отлично справилась. Не знаю, как, но подруга всегда угадывала и брала вино, подходящее под настроение.

– Все, – я поставила форму с пирогом в духовку и вытерла руки, – двадцать минут, и готово.

– Самое время открывать вино.

Через полчаса сырный пирог уже дымился на журнальном столике, пока в бокалах под светом маленькой гирлянды искрился Совиньон блан. Юлька разлеглась на диване, закинув ноги на стену, я, поставив пластинку, завалилась рядом. Уставшая спина благодарно хрустнула, и по телу разлилось приятное тепло.

– Что со мной не так?

Юлькин задумчивый голос прозвучал неожиданно громко в вечерней тишине. Она повернула ко мне голову и требовательно уставилась в ожидании ответа.

– Ты о чем?

Я притворилась дурочкой, хотя прекрасно понимала, о чем она спрашивает. Ни одной пятничной встречи не проходило без этого вопроса. И если Юлька снова его задает – значит, на ее счету еще одно неудачное свидание.

– Этот ненормальный Вася скинул меня в воду. Да я чуть разрыв сердца не получила! Была бы твоя лучшая и единственная подруга красивая, но мертвая!

– Зато как выигрышно смотрелась бы на твоем бледном лице красная помада…

– Ну ты!

И в меня полетела моя же подушка.

– А что я? Вообще не понимаю, где ты этих придурков находишь. И чего твоя задница все время приключений ищет?

– Не приключений, а принца.

И Юлька мечтательно вздохнула, цепляя со столика яблочную дольку. Ее одержимость поисками того самого уже порядком поднадоела и временами доводила меня до белого каления. И я все чаще опасалась, что однажды Юлькино красивое лицо мелькнет в криминальных сводках нашего города. Когда с такой маниакальной упертостью ищешь принца, велик шанс найти маньяка.

– Принца? Кого-то вроде того придурка, что запер тебя в своей машине и пытался залезть языком тебе в рот?

Я от возмущения забыла, что полный бокал стоит совсем рядом, и задела его рукой. Хрупкое стекло разлетелось от удара по полу, Совиньон залил новый пушистый коврик, оставляя на нем липкие желтые следы.

– Ми-и-и-шка…

– Да и пофиг! – взмах рукой, и когда-то белый коврик отправляется под стол.

– А…

– В этом доме из нас двоих сиять может только кто-то один. Или я, или квартира. Догадываешься, на кого пал мой выбор?

Тяжелый вздох, и Юлька снова падает на диван, закидывая ноги на стену.

– Умрем с тобой старыми девами.

– Эй, малышка, тебе и тридцати еще нет! Я вон в участке проституток и за сорок видела – спросом все еще пользуются!

Юлька, выпучив глаза, открыла рот и зависла.

– Эй! – потрясла ее аккуратно за плечо. – Все дома?

Она захлопала длинными ресницами и, прокашлявшись, осторожно сказала:

– У меня только два вопроса. Что ты делала в участке? И ты серьезно сейчас сравнила нас с проститутками?

– Шепелев попросил помочь, что я могла сделать? Пришлось переодеваться в жрицу продажной любви и помогать.

– Отказать, например? Тем более он просто участковый, а не следователь.

– Стасу? Да проще с ночными бабочками затусить. Ты же знаешь, как он загорается от одной только мысли, что помогает следакам с их непростой и интересной работой. Кстати, твоя юбка, ну та, помнишь, что ты дарила мне в семнадцать, оказалась очень кстати.

– Стоп. Что там с моей юбкой? – и Юлька, угрожающе взглянув, двинулась в мою сторону. А потом начался бой подушками.

Когда мы, вконец уставшие и обессиленные, рухнули на диван, на часах была половина второго ночи.

– Айда фильмец смотреть?

– Снова слезливую мелодраму?

– А что не так с…

Громко завибрировал мой телефон, сообщая о входящем.

– Погодь.

Mr. Big Shit: “Вера, когда будут правки? И добавьте еще больше красного в лого. Жду до утра”.

– Черта тебе лысого, а не правки, – ругнулась я, вспомнив, что утром так и не доделала работу. А все почему? А потому что отвлеклась на Шепелева, будь он неладен! – Фильм отменяется.

– Опять твоя работа?

Юлька раздраженно потерла ладонью уставшие глаза.

– Ты на сонную панду похожа, иди спать.

– Но Мишка…

– Юль, нам не семнадцать. Кто-то же должен зарабатывать мне на оплату квартиры, счетов и продуктов.

Я начинала злиться. Да, отец всегда готов помочь с деньгами, выручит, но… Я люблю свою работу, несмотря на долбанутых заказчиков. И деньги зарабатывать я тоже люблю. Сама. Юльке, розовой ванильке, этого не понять. Она все ждет принца, а я сама себе дракон: и принца сожру, и коня отберу, и копья обломать о мои зубы – раз плюнуть.

– Ну и иди.

Она обиженно отвернулась к стенке, свернулась в клубочек и засопела.

– Не обижайся, Юль. Я с утра кофе тебе сварю. Ирландский. В турке.

– Работай уже, а то до утра просидишь, – буркнула она уже дружелюбнее и, достав из шкафа полотенце, пошла в ванну.

– Да работаю, работаю.

Взяв с полки ноут и прихватив с собой кусок пирога, села за островок, разделяющий кухню и комнату.

– Так… что тут у нас?

Утро наступило внезапно. Впрочем, как всегда.

Бух! Дзынь! Бам! Хрясь!

И я, растянувшись на полу, взвыла, больно стукнувшись многострадальной головой об угол дивана.

– Мишка, ты живая?

Юлькин сонный голос привел в чувство.

– Да, все в порядке, спи.

Мне с самого детства везло на удары по голове. И в ванне чугунной вмятина осталась после нашего с ней столкновения. И мой затылок чудом только не треснул после встречи с асфальтом, куда меня ненароком с высоты своего роста уронил очередной неслучившийся воздыхатель. Я тогда просто пошла домой, смыла кровь и отправилась гулять дальше. А потом Юлька еще удивляется, чего это я от принцев шарахаюсь, как мыши от кота. Просто жить охота. И только после одного случая на моем лбу осталось воспоминание в виде тонкой белесой полосочки. Тогда я врезалась с размаху лбом об угол шкафа. Кровищи было… И ведь не Гарри Поттер, толку от этого шрама. Хорошо хоть не видно его почти, а помнят о нем два с половиной человека: Юлька, Шепелев и я.

– Да тут поспишь…

Юлька сладко потянулась, ее кудрявые волосы, как одуван, взметнулись вокруг головы.

– Ты вообще ложилась? – она с подозрением прищурилась, оценивая окружающую обстановку.

– Ну… я спала – и это факт.

– Ага, на столе. У тебя отпечаток от ноута во всю щеку.

– Зато тебе места больше было. Но лучше бы мне, конечно, спать на диване.

Тело, затекшее от сна сидя, нещадно болело. Мне срочно требовалось прокрустово ложе – чтоб во все стороны потянуло, прохрустело и вернуло телу человеческий вид.

– Ты так до пенсии не доживешь.

Юлька, сжалившись надо мной, опустилась рядом, пытаясь наманикюренными пальчиками сделать мне массаж. Выходило у нее, если честно, совсем хреново.

– Давай честно? – я до хруста наклонила голову вправо, – ты тоже не доживешь. Вот только я умру в своей квартире, а ты – в сыром подвале какого-нибудь ополоумевшего с сезонным обострением.

– Да ну тебя. Давай мой ирландский, и я побегу. А ты дальше губи свои нервные клетки и молодость.

Глава 4. Юлька

Наконец-то долгожданный отдых! Я сидела за барным столом и собирала свои вещи: рабочий блокнот, конспекты занятий, кучу листков с солнышками, которые я рисовала, пока слушала ответы последнего в этом учебном году ученика. Теперь можно смело швырнуть все это в самый дальний угол и спокойно пойти в загул до самой осени.

Мой старенький ноутбук резко издал противную трель. Кого там еще черти приволокли? Собрав по дороге мизинцами ног все косяки, я подбежала к нему. Надеюсь, это тот красавчик, с которым утром познакомилась в Тиндере. А то на часах шесть, а он все еще не ответил на мое сообщение. Целый час, значит, пел дифирамбы моей красоте, уверяя, что я заслуживаю только лучшего мужчину, а теперь игнорирует. Вот так и верь им! Надеюсь, что он просто занят, а не обхаживает какую-нибудь длинноногую красотку, пока я, в ожидании звонка, гляжу на его аватарку, как полная кретинка.

Шлепнувшись пятой точкой на высокий стул и нервно кусая нижнюю губу, я выжидательно посмотрела на экран.

Но мои надежды оказались разрушены в сто пятидесятый раз. Это был не он. На экране мигала фотография женщины, которая всем своим видом давала понять, что если я не нажму на зеленую кнопку, то мне не поздоровится. Походу, загул на сегодня откладывается и намечается семейное собрание. Морщась от боли и потирая пострадавший мизинец, я нажала “принять вызов”.

– Привет, мам.

На меня смотрела женщина с усталыми, но красивыми глазами цвета свежей зелени.

– Ну, здравствуй, доча. Все-таки нашла минутку для своей матушки. Где пропадала, гулена?

Несколько кудрявых прядок выбились из небрежного пучка и упали ей на лицо. Привычным жестом она смахнула их и хитро мне улыбнулась.

– Ну…я просто была занята… – начала оправдываться я.

Господи, мне двадцать семь лет, но до сих пор каждый раз теряюсь под маминым взглядом, как провинившаяся школьница, словно все еще боюсь ее гнева за принесенную из школы двойку по математике.

– Дай угадаю, ты опять бегала на свидания?

– Нууу…

Я начала нервно дергать прядь волос. Какая она проницательная.

– Ну конечно, чем ей еще заниматься? Больше в жизни ее ничего и не волнует. Эта голова вечно занята всякими придурками, – раздался знакомый голос из-за спины мамы. Она нахмурилась и обернулась к моей “обожаемой” сестричке, которая решила беспардонно вклиниться в наш разговор.

– Агата, не говори так! Это же твоя сестра, к тому же старшая!

Сестра, скривив накрашенные темно-фиолетовой помадой губы, сказала:

– Ну и что, что старшая? Это не значит, что я не права, и ты это понимаешь.

Я взглянула на черное-зеленое месиво, которое выглядывало из-под воротника черной трикотажной кофточки, и поморщилась. Что она о себе возомнила сегодня?

– И это говорит человек, который разукрашивает свое тело несмываемыми рисунками и постоянно пропадает в обществе каких-то наркоманов и лоботрясов? – с вызовом ответила я, продолжая до боли дергать прядь волос.

С самого детства Агата приносила нам немало хлопот. Уже в подростковые годы эту несносную девчонку домой периодически приводил участковый, который ловил ее то за разрисовывание стен белокаменных домов всякими граффити, то за распивание алкоголя в сомнительной компании, то просто потому, что вовремя не вернулась домой вечером. Сейчас же весь свой буйный нрав она направила в творческое русло. Портит стены здешних заведений и получает за это гроши, а также похвалу и восхищение.

– Ты не имеешь права судить меня! – прошипела она. – Ты не знаешь, что такое настоящая жизнь. Живешь в своем маленьком мирке, полном единорожек, блюющих радугой, и не видишь, что происходит вокруг. Эти так называемые “лоботрясы” и “наркоманы” – потрясающие люди с большим талантом, чувствующие глубже, чем ты когда-либо сумеешь. А чего можешь ты? Только и умеешь страдать по всяким недоумкам и вариться в этом розовом сиропе собственной наивности.

В ее голосе звучало презрение. Мама попыталась что-то сказать, но Агата жестом заставила ее умолкнуть. Я почувствовала, как кровь прилила к лицу, и стало как-то не по себе. А что не так в моем желании стать счастливой? Это не ей скоро тридцатка, и не она прозябает вечерами в холодной постели с плюшевым зайцем. Я с силой прикусила нижнюю губу, ощутив на языке солоноватый вкус крови.

– А с каких это пор тебя начала волновать моя жизнь? Да неважно, чего я могу! – выпалила я с уже начинающим просыпаться раздражением. – Меня все устраивает. Я работаю, ухаживаю за собой, слежу за питанием, выбираюсь в люди, да даже в зал иногда хожу! У меня все хорошо! И если я не тусуюсь с “глубокими полубомжами”, которые ищут смысл жизни на дне бутылки, то это не значит, что я живу неправильно. Это у тебя все не как у людей!

Агата смотрела на меня долгим взглядом, в котором так и читалась жалость.

– Я просто живу так, как хочу, а не пытаюсь угодить и понравиться другим, – наконец произнесла она. – Чего и тебе желаю.

Раздался громкий звук закрывшейся двери. Чудненько! В ушах зашумело, щекам стало жарко. Какое она вообще имеет право учить меня жизни? У самой нет ни нормальной работы, ни любви, да даже тело свое изуродовала всякими кракозябрами жуткими. И все равно получается, что это я живу как-то не так?

– Не принимай ее слова близко к сердцу. Она не со зла, – послышался тихий голос мамы.

Я усмехнулась. Агата и не со зла – это оксюморон. Сколько себя помню, все наши редкие разговоры проходили в негативном ключе. Чаще же было демонстративное игнорирование друг друга. И второй вариант меня вполне устраивает в наших отношениях.

– Какая крыса ее укусила сегодня? – спросила я. – Обычно она не проявляет столько эмоций в общении со мной.

Мама тяжело вздохнула.

– Ну, как всегда: недопонятый гений. Проблемы с очередным проектом.

Я вздохнула. Моя сестра – вторая версия Мишки. Тому пример вчерашний девичник, который закончился катастрофой, а точнее, этой трудягой, уткнувшейся в свой ноутбук. Но я прощала подруге ее излишнюю увлеченность работой, хотя приходилось сжимать кулаки и зубы от желания стукнуть ее, когда в очередной раз та переносила наши встречи или же прерывала наши уютные посиделки в пользу какого-то проекта. При этом с Мишкой мы прекрасно ладим и закрываем глаза на причуды друг друга. А вот с Агатой не складываются нормальные отношения с того момента, как ей стукнуло пятнадцать. Либо влияет наша разница в возрасте в пять лет, либо банальное неприятие. В общем, ничего нового.

– Мне б ее проблемы, – хмыкнула я. – Ну да Бог с ней, разберется. Как ты сама?

– Да все хорошо. Вот, готовила обед и вспомнила о наличии второй дочери. Ты так и не ответила на мой вопрос. Так с кем гуляла? – мама улыбнулась и выжидающе посмотрела на меня.

Ну вот что она хочет услышать? Нежное материнское сердце не выдержит моих рассказов о неудачном утоплении ее единственной адекватной дочери. Да и вообще… Я, подперев кулаком подбородок, тяжело вздохнула.

– Мам…Я некрасивая?

– Начина-а-а-ется!

– Ну, мам. Я серьезно!

– Красивая ты. Но дурында. Что приключилось? Рассказывай уже.

И я, со всей своей врожденной эмоциональностью, рассказала маме о вчерашнем свидании. Она всегда была хорошим слушателем, мечта для таких болтунов, как я: не перебивает, следит за каждым словом, в кульминационных моментах начинает охать и ахать. Когда я закончила, она резюмировала:

– В общем, очередной придурок. Где ты их находишь?

Я махнула рукой:

– Да как всегда, в Тиндере.

– Да уж, чувством самосохранения тебя обделили. Рисковая ты, доча. А если маньяк попадется?!

– Боже, мам. Вы с Мишкой сговорились, что ли? – я насупилась. Ну серьезно, сколько можно? Мне двадцать семь лет, я умею за себя постоять. С виду, может, я и кажусь хрупким олененком, но, когда дело касается моего благополучия, то просыпается большой злющий бурый медведь, который сожрет любого, кто полезет с грязными лапами к моему бренному тельцу.

Да я даже с тем типом, который посягал на мою честь девичью прямо в машине, справилась. Меня каждый раз переполняет гордость при воспоминании о том, как мое колено точнехонько заехало ему прямо между ног. А потом – контрольный: дверью машины по его блудливым пальцам, когда он попытался схватить меня, пока я вылезала наружу. Этот крик и поток отборной нецензурщины помню до сих пор. Все же не так часто я могу дать отпор всяким придуркам. Обычно это прерогатива Мишки. Не удержавшись, я мстительно захихикала.

– Чего хохочешь, дорогая? Все правильно тебе Верочка говорит. Хорошо, что вы дружите: хоть кто-то немного сдерживает твою любовь к приключениям.

Я ухмыльнулась:

– Ну да, конечно. Рыцарь в сияющих доспехах… только доспехи заляпаны краской, а на щите вместо герба кофейное пятно. Спасает меня, как может.

– Вот и хорошо, – вздохнула мама. – Надеюсь, так и дальше будет. А то зная тебя… Не дай бог вляпаешься по уши в какую-нибудь авантюру. Я ж не железная, сердце мне посадишь со своими приключениями.

Я откинулась на спинку стула и криво усмехнулась. Любят они раздувать из мухи слона и драматизировать, словно участвую в боевых действиях.

– Зато будет, что вспомнить, – протянула я, театрально закатив глаза. – А Агатка еще говорит, что я как-то не так живу. Не жизнь, а сказка же. Точнее, триллер.

Мама серьезно посмотрела на меня:

– Юль, Агата просто переживает, что ты слишком одержима поиском молодого человека.

Агата и переживает? Она серьезно сейчас? Я закатила глаза:

– Да ничего я не одержима. Не сидеть же мне на попе смирно и ждать, когда с неба упадет принц на белом Ламборгини. Агата ничего не понимает. Ей самой бы в себе разобраться. Где она постоянно пропадает? А ее эти жуткие татуировки…

Мама меня перебила:

– Милая, мы не об Агате сейчас говорим, а о тебе. Честно говоря, я уже тоже начинаю переживать.

Я почувствовала, как внутри начал разгораться огонь. Да сколько можно?!

– Да что вы все прикопались к моей жизни?! Я устала уже повторять: “У! МЕНЯ! ВСЕ! ХОРОШО!”

Мама испуганно подняла руки:

– Доча, ты чего? Ладно, хорошо, так хорошо! Ты же знаешь, что я тебя всегда выслушаю и поддержу.

Я закрыла глаза и выдохнула. Ярость потихоньку начала утихать. Видимо, события последних дней давали о себе знать: начала часто срываться на родных мне людях.

– Прости! – я устало потерла виски. – Я просто хочу быть счастливой, и все. Папа этого бы хотел для меня. Он всегда говорил, что главное – не бояться мечтать и идти вперед, даже если страшно. Вот я и иду.

– Понимаю! – мама грустно улыбнулась. – Он бы гордился тобой.

Мы замолчали, погруженные в грустные мысли. Когда папа умер, все в нашей семье пошло под откос. Мама словно превратилась в камень – тихая, с пустыми, потухшими глазами. Она сидела целыми днями в комнате, не желая ни с кем разговаривать. Агате тогда было два года, она не успела его запомнить, и честно говоря, иногда я ей даже завидую. Ей не с чем сравнивать. А я…