Лис, Сова и город лжи

Марина Орлова

Лис, Сова и город лжи

Глава 1. Соучастники

Рейнар шагал как можно увереннее и вдыхал как можно реже. Воздух в ТЦ «Гиперион» казался приторным, как сироп от кашля, – смесь озона из дезинфектора, средства для мытья полов и сладкой парфюмерной отдушки. Этой кашей слабых, но навязчиво-противных запахов вообще не хотелось дышать.

Глаза, привыкшие к мягкому сумеречному свету Нижнего Фрихайма, здесь болели от режущего сияния люминесцентных ламп.

Рейн чувствовал себя лабораторной крысой в стеклянном лабиринте, каждое движение которой отслеживают камеры со злыми красными глазками. Но цель того стоила.

Книги.

Книжный отдел был его Эльдорадо и его личным адом. Разноцветные корешки на стеллажах манили запахом свежей печати на глянцевой бумаге и одновременно насмехались над ним своей недоступностью. Суммы на ценниках – особенно в отделе художественных альбомов – превышали месячную соцпомощь по карточке «малоимущей семьи» и тыкали Рейна носом в его статус.

А статус у него был очень так себе, чтоб не сказать хуже. Возраст – пятнадцать лет. Социальный рейтинг – неблагонадёжный. Это значило, что для него запрещено и закрыто многое, в том числе доступ к книгам. Официальная формулировка – «по причине низкой культурной вовлечённости».

От горечи этой иронии сводило зубы. Откуда возьмётся культура, когда всё, что тебе разрешено, – десятисекундные видео в «Кено» и сводки новостей о процветании Фрихайма?

Рейн с благоговейным трепетом погладил тиснёные буквы на зелёном корешке. «Вино из одуванчиков». Название звучало как насмешка над его миром дешёвых разбавленных соков «из порошка». Он бы многое отдал за глоток чего-то настоящего. Пусть даже этот глоток будет описан в книге.

Рейн повернулся спиной к камере. Дождался, когда обзор охраннику перекрыл мужик в классическом костюме, изучающий книги по менеджменту. Незаметное движение – и зелёная книга у него.

«Костюм» всё копался на полке для бизнесменов. Нужно пользоваться удобным случаем. Брошюра А5 – в самый раз под толстовку. На чёрной обложке – витые золотые буквы. Эдгар Аллан По. Знакомое имя, нужно брать.

Пульсация крови в ушах заглушала фоновую музыку. Рейн сделал движение – быстрое, умелое, отточенное годами практики. Теперь уже и томик, и брошюра приятно холодили горящую кожу через футболку. Добыча уже чувствовалась своей. Но её ещё нужно было вынести.

Парень развернулся к выходу…

…И в этот момент уловил движение у кассы. Охранник. Не обычный, старый и сонный, а какой-то новый – молодой, со взглядом голодного питбуля. И этот взгляд был прикован к Рейну.

«Ловушка», – мысль сверкнула, как пуля. Рейн чувствовал этот взгляд всем телом. Он был мышью, попавшей в поле зрения кошки.

Сердце не заколотилось, а наоборот, замерло, превратившись в ледышку. Паника была роскошью, которую Рейн не мог себе позволить. Холодные мысли, взвешенные решения – единственное спасение. Парень замедлил шаг, не меняя выражения лица, ненавязчиво глянул по сторонам. И нашёл решение.

Неподалёку, у стеллажа с любовными романами листала книгу женщина в пальто странного запылённо-розового цвета. Эти богачи вечно выделываются и изобретают уродливые оттенки, лишь бы «не как у всех». Рядом – девчонка лет пятнадцати. Такая же темноволосая, в очень похожем уродско-розовом пальто – словно маленькая копия своей матери, лишённая права на индивидуальность. Её скучающий взгляд прилип к экрану дорогого смартфона.

Благонадёжные. Рассеянные, невнимательные лохи. И рядом с ними – тележка с десятком книг.

Расчёт Рейна был безошибочным. Два выверенных шага в толчее. Как бы случайно налететь на мужика справа, отступить от него с извинением… И врезаться в тележку дамочек в розовом. Лёгкое движение – и обе книги, зелёная и чёрная, бесшумно упали на кипу любовных романов.

Но вдруг девчонка подняла взгляд на него. Посмотрела не на тележку, не на возмутившегося мужика, а прямо на него. Глаза у неё были большие и серьёзные, цвета жжёного сахара.

Время остановилось. Рейн замер – чувствуя, словно свет всех ламп магазина скрестился на нём… Ожидая женского вскрика, указывающего на него пальца, суматохи охранников…

Но девчонка не стала кричать, а вместо этого посмотрела на книги в тележке.

Её мать тоже подняла рассеянный взгляд от страниц, начала хмуриться… Рейн поспешил отступить, бормоча извинение. Краем глаза заметил направляющегося к ним охранника.

И вдруг:

– Дорогая, что это за книги? – возмущённый голос матери. – Я их не брала.

– Это мои, – тихий голос девчонки. – Для доклада. Проект по истории американской литературы.

Рейнар не стал дожидаться развязки. Он сам направился к охраннику, равнодушно поднял руки для досмотра – «питбуль» был явно разочарован – и вышел из книжного отдела. Вот теперь сердце колотилось, отстукивая ритм невыразимого облегчения.

Парень зашёл в отдел напротив и встал между стеллажей с одеждой неподалёку от выхода, наблюдая. Спустя несколько минут женщина и девчонка вышли из книжного: обе с ровными осанками и одинаково вздёрнутыми носами… И девчонка сжимала в руках пакет с его книгами: зелёную обложку было видно сквозь прозрачный пластик. Она не просто засекла движение Рейна возле их тележки, а каким-то образом разгадалаего план. И теперь уходила, унося с собой его несостоявшуюся добычу.

Адреналин, ещё недавно наполнявший тело пружинистой энергией, теперь навалился свинцовой тяжестью, однако Рейн сорвался с места, не думая, подчиняясь инстинкту – преследовать своё. Мысли в голове щёлкали расчётливо. Он должен выяснить. Кто она? Зачем она это сделала? Это ловушка? Странная, изощрённая игра, чтобы поймать вора с поличным? Но почему не в магазине, где сделать это было бы проще всего? Рейн не мог понять причины и мотивы.

Слившись с потоком людей, Рейн следовал за этой парой. Поглубже натянул капюшон чёрной толстовки, чтобы скрыть слишком выделяющиеся светлые волосы. Его тёмное отражение скользило по сверкающей поверхности витрин как тень, как грязное пятно. Мать и дочь шли впереди: их дорогие пальто и гордая осанка работали лучше любой охраны, создавая вокруг ореол пустого пространства.

Они вышли на главную галерею ТЦ «Гиперион» – просторный зал под гигантским стеклянным куполом, где, казалось, нужно платить даже за право дышать местным воздухом, – а затем свернули в узкий боковой коридор, к лифту. Рейн притаился за углом, наблюдая.

Именно здесь случилось кое-что такое, чего он абсолютно не ожидал.

Мать нажала кнопку вызова. Зыркнула по сторонам: в уединённом коридоре никого не было. Маска чинного спокойствия мигом слетела с неё, лицо перекосило внутренним напряжением. Она сжала плечо дочери так, что пальцы в гладкой кожаной перчатке впились в ткань пальто, как когти хищной птицы.

– Что это за выходки?! – зашипела она, с трудом сдерживаясь. – Ты прекрасно знаешь, у нас утверждённый лимит на этот месяц! Из-за твоих дурацких книг мне придётся отказаться от новых перчаток! Ты хоть понимаешь, как это выглядит? Приём у самой госпожи Кронхайм, а я приду в старых перчатках – по твоей милости!

Девчонка не отстранялась. Она стояла, опустив взгляд и прижав к груди пакет с книгами.

– Это для учёбы, – пробормотала она, и её голос чуть заметно надломился – как тонкая трещинка на стекле. – Профессор сказал…

Резкий звук пощёчины оборвал её слова. Звук был негромким, приглушённым перчаткой, но для Рейна он прозвучал громче полицейской сирены. Парень вжался в стену, словно чувствуя на собственной щеке жгучий, унизительный жар.

– Твой профессор не видит наших счетов, – отчеканила женщина и дёрганным ожесточённым движением поправила перчатку. – Надеюсь, твой доклад по этим книгам будет идеальным.

Девчонка не стала протестовать. И не заплакала. Она просто замерла, и даже с десяти метров Рейн видел, как покраснели её шея и уши. Её большие глаза смотрели не на мать, а куда-то в пространство перед собой, словно она пыталась отгородиться от ситуации, исчезнуть, стать невидимой.

Лифт звякнул, двери разъехались. Женщина вошла внутрь, не оглядываясь. Дочь простояла ещё секунду – одинокая поникшая фигура среди люксового мрамора и легкомысленной музыки ТЦ, – затем бессильно опустила пакет с книгами и механически, как автомат, шагнула за ней.

В последний момент, перед тем как двери сомкнулись, женщина пихнула девчонку локтем, и та расправила плечи, подняла голову: аристократке не пристало выглядеть понурой или обеспокоенной. В эту секунду их с Рейном взгляды встретились. В глазах девчонки не было ни слёз, ни шока. Там было нечто иное, что заставило его сердце замереть от изумления и затем горячо, возмущённо застучать вновь, – смирение. Эта пощёчина явно была уже не первой. Но как такое возможно?! Разве благонадёжные не строят из себя самых правильных, самых добрых, гуманных, благоразумных и в целом самых-самых? А ведь бить слабых, тех, кто ниже тебя ростом и силой, было последним делом, опуститься до такого считалось дном даже в его районе.

Лифт уехал. Рейн остался стоять среди позитивной музыки и весёлого гомона посетителей ТЦ – со странным, незнакомым чувством, распирающим грудную клетку. Он пришёл сюда за книгами, а получил нечто большее – хотя и сам не понимал пока, что именно.

Общую тайну, сплетённую из стыда и унижения? Очевидно, эта кукла в уродско-розовом пальто вовсе не хотела, чтобы какой-то отброс из Низа стал свидетелем подобной сцены. В той же степени и самому Рейнару было противно, что именно эта благонадёжная подловила его за неудавшейся кражей. Но теперь они как будто были квиты.

Выбравшись из стеклянной тюрьмы «Гипериона» на улицу, Рейнар вдохнул полной грудью. Воздух был прохладным, влажным, полным запаха опавших листьев. Живым. После стерильно-парфюмированной атмосферы ТЦ этот воздух был на вкус как глоток чистой свежей воды.

Здесь, в Верхнем Фрихайме, даже осень выглядела декоративно. Клёны, окутанные маревом подогретого воздуха, горели канареечно-жёлтыми и багряными листьями. Аккуратные клумбы пестрели бархатцами и астрами. И хотя Рейн старался убедить себя, что презирает эту фальшивую, проплаченную красоту, но в глубине души жалел, что не имеет таланта к живописи. Такие цвета стоило запечатлеть не только в памяти.

Рейн легко выследил их. Две фигуры в розовых пальто, чинно ступавшие своими чистыми туфлями по чистому тротуару. Мать – впереди, как гордый ледокол; дочь – на шаг позади. Она словно пряталась, скрывая поникшие плечи. Пакет с его книгами болтался у неё в руке, как ненужный и бесполезный трофей.

Парень следовал за ними, стараясь не светиться, скрываясь то за спинами редких прохожих, то за стволами идеально подстриженных деревьев. Внутри него кипела странная смесь чувств. Возмущениеза девчонку и её унижение. Какое-то сочувствие к ней, в котором Рейн не хотел признаваться даже сам себе. Любопытство: кто она, эта кукла с живыми и умными глазами, которая бросила вызов системе, скрыв его преступление, – зачем, почему? И жгучий, позорный стыд – что он, Рейнар Ниман, позволил спасти себя какой-то богатенькой девчонке, при этом подставил её под удар, а теперь ещё и следовал за ней по пятам. Да, у него было оправдание – он следовал за своими книгами, – но дело было не только в них.

Пара впереди свернула на аллею, окаймляющую парк. Справа тянулась невысокая, в метр, каменная ограда, над ней нависали ветви с жёлтой листвой. Слева – такая же ровная линия нарядных двухэтажных домиков. В Верхнем Фрихайме всё было идеально, геометрически выверено.

Женщина остановилась, яростно зарылась в сумку, достала звонящий смартфон.

– Да, слушаю. – И тут же её голос из резкого, как лезвие пилорамы, превратился в сладкий, как мёд: – О, конечно, я как раз просматривала каталог, который вы прислали…

Она отвернулась, полностью погрузившись в разговор, отступила на несколько шагов к домам.

Тем временем девчонка осталась стоять на месте, ближе к парку. Она ненавязчиво огляделась, словно бы от скуки топчась на месте и озираясь по сторонам – на деревья парка, на аллею, на кусты рядом с домами… Незаметно выискивая.

Что ж, Рейн выступил из укрытия. Их взгляды встретились в прозрачном осеннем воздухе, наполненном сладковатым запахом опавших листьев и горькими нотками костра. Девчонка не вздрогнула, не отвела глаза. Её лицо было так же безэмоционально, как в книжном магазине, когда она посмотрела на него впервые.

И тогда девчонка удивила Рейна ещё больше. Она отвернулась со скучающим видом, демонстративно вздохнула, словно бы устав ждать, и оперлась на каменную ограду, положив рядом пакет с книгами. Её пальцы на секунду сжали пластик, будто прощаясь. Потом девчонка отступила и, не оборачиваясь, так же прямо и чинно пошла за удаляющейся матерью, которая продолжала говорить по телефону.

Это было странное знакомство. Собственно, это даже и знакомством нельзя было назвать, ведь они не обменялись ни словом, ни хотя бы приветственным кивком. Да и зачем бы они стали представляться друг другу, ведь у них не было совершенно ничего общего. Только пара взглядов и молчаливое доверие, родившееся на руинах её униженной гордости и его уязвлённого самолюбия пойманного вора.

Рейнар, подрагивая от нетерпения, всё-таки выждал, пока мать и дочь скрылись за поворотом. Затем бодрым прогулочным шагом он словно бы случайно приблизился к ограде. Пакет всё ещё лежал там, и редкие прохожие, занятые своими мыслями, не обращали на него внимания. Рейн взял его. Пластик был чуть тёплым – как будто ещё хранил тепло её руки, хотя этого, конечно, быть не могло. Приятный для кожи софт-скин-пластик с лёгким подогревом – всего лишь ещё один сервис для состоятельных граждан. Ещё один обман этого роскошного района, где пластиковые пакеты имитировали прикосновение живого человека, а люди были бездушными, как пластик.

По привычке Рейн на всякий случай сунул добычу под толстовку – будет меньше вопросов, – повернулся и зашагал прочь. Прочь от опрятных, словно бы кукольных домиков, от цветасто-ярких клумб, от этого показушно-идеального мира, где можно получить пощёчину за покупку книги – а ведь Рейнару казалось, что любая возможность потратить деньги приводит благонадёжных в восторг.

Теперь Рейн шёл домой – к промозглому туману, серо-кирпичным стенам, привычному запаху ржавчины и безнадёги. Обычно этот путь радовал, но сегодня всё было не так. И добыча не окрыляла привычным предвкушением. Вместо мыслей о «Вине из одуванчиков» в голове Рейна навязчиво крутились мысли о странной девчонке – словно заноза, которую невозможно было вытащить.

Кто она такая?

Глава 2. Крем-брюле с лавандой

По вечерам комната Сольвейг была тихой и безупречной, как музейная витрина. Никакой музыки. Даже от фильма на стандартной громкости у матери немедленно случилась бы мигрень. Розовые обои умеренного оттенка, белая мебель. Коллекционные куклы на полке замерли в своих коробках – в тщательно выверенной, раз и навсегда заданной позе.

Умеренность вообще очень ценилась в этом доме, ведь это важнейшее качество стиля. Пижама Сольвейг тоже была стильная и «умеренная» – из шёлкового атласа цвета крем-брюле. Нежная, роскошная, но, к сожалению, не очень удобная.

Время от времени тихонько фыркал лавандой диффузор: такие были расставлены по всему дому как «средство от нервов» для матери. Лишь этому звуку было дозволено нарушать ночную тишину.

Сольвейг водила пальцем по экрану планшета, беззвучно и бессмысленно листая ленту новостей «Кено», где улыбающиеся пары рекламировали новейшие модели электрокаров. Но перед глазами девушки стояло другое лицо.

Не такое идеальное, как в рекламе.

Растрёпанные, неаккуратно постриженные светлые волосы. Худые острые скулы. Светлые, прозрачные серо-голубые глаза – как морская отмель в пасмурный день. В них светилась такая яростная, животная злость на весь мир, что впору было испугаться. Но она не испугалась, потому что за минуту до этого видела совсем другое – каким тёплым, буквально влюблённым взглядом этот парень смотрел на книги.

«Зачем они ему?» – снова и снова крутилось в голове.

Сольвейг почему-то была уверена: парень – из неблагонадёжных. Вообще-то она раньше не видела неблагонадёжных, но тут всё складывалось – его потрёпанная одежда, слишком худое лицо, как будто он часто голодал, и ещё этот странный запах от его одежды – какой-то неприятный.

Однако во всех соцориентациях твердили: неблагонадёжные имеют клиповое мышление и память, как у золотой рыбки, их мозг атрофирован примитивным контентом соцсетей, многие знают буквы лишь формально и практически не умеют читать – поэтому допуск к книгам им и не нужен. Но этот парень явно не вписывался в схему.

Внезапно – дробный стук в стекло. От неожиданности девушка подскочила, вскрикнула и уронила планшет на покрывало. «Это ворон, – мгновенно солгала она себе, чувствуя, как сердце колотится о рёбра. – Ворон, больше ничего».

Она потянулась к лампе на прикроватной тумбочке и щёлкнула выключателем. Комната погрузилась во тьму. Сольвейг уставилась в окно.

Там был человек. Силуэт, чёткий и неоспоримый, темнел на фоне слабого оранжевого света уличных фонарей.

Ледяная игла страха прошла по позвоночнику. Сольвейг вжалась в спинку кровати.

Человек, кажется, понял, что она его увидела, и постучал настойчивее, громче. В голове девушки панически метались мысли: «Убийца. Маньяк. Бежать…»

В этот момент на улице луна показалась среди быстро скользящих облаков, и её свет упал на человека за окном. Высветил растрёпанные светлые волосы.

Это же…

Книжный вор!

Но как он здесь оказался?!

Парень за окном нетерпеливо стукнул по стеклу кулаком – так, что оно задребезжало.

Он же всех перебудит! Мать испугается, вызовет полицию, потом полночи будет причитать, что у неё бессонница и что всё это так ужасно. Проще решить всё самой.

Сольвейг вскочила с кровати и поспешила к окну. Повернула ручку, слегка приоткрыла створку.

– Уходи! – зашипела в щель окна. – Я вызову охрану!

Но блондин и не подумал слушаться. Он толкнул створку, окно распахнулось, и Сольвейг испуганно отступила. Только сейчас ей пришло в голову, что парень гораздо сильнее её. И, видимо, не настроен подчиняться её словам. Но было уже поздно.

Парень уже был в комнате – вместе с потоком холодного влажного воздуха из распахнутого окна. Сольвейг окутало ароматами улицы – осенней сыростью, дымом и чем-то чужим, непривычным, опасным. Животным запахом тела, живущего без духов, гелей для душа, да и без самого душа дважды в день. «Так пахнет в трущобах, – почему-то решила она. – Грязью».

Девушка наконец-то отмерла настолько, чтобы дважды хлопнуть в ладоши – под потолком вспыхнул светильник. Правда, Сольвейг тут же пожалела об этом: яркий свет бесстыдно озарил её тонкую шёлковую пижаму. Как назло, путь к гардеробу, где висел халат, отрезал незнакомец. Пришлось сложить руки на груди, одновременно прикрываясь и кутаясь от холода.

Блондин стоял, глубоко дыша, и озирал «умеренную» розовую комнату с видом завоевателя, которому противна его добыча. На нём была та же потрёпанная чёрная одежда – толстовка и штаны из грубой плотной ткани.

– Чем это воняет? – Голос него оказался приятный, хотя и чуть хриплый.

– Что?..

– Воняет, – повторил парень громче, ничуть не смущаясь, словно для него нормально было вот так в голос разговаривать ночью в чужом доме. – Хуже прогорклого масла.

– Тише, – испуганно прошипела Сольвейг. – Это лаванда.

Она указала на глянцевый диффузор последней модели.

Парень лишь красноречиво поморщился в ответ.

– Как ты… Как ты нашёл? – пробормотала она, на всякий случай отступая к стене. Хотя было холодно, но шёлк пижамы неприятно лип к вспотевшей спине.

– Чек, – коротко бросил блондин, его прозрачно-серые глаза скользнули по её шёлковой пижаме. – Идентификационный номер твоей старухи. Всё ж есть в базе.

– Что именно? – Сольвейг до последнего не хотела верить смыслу сказанного.

– Ваш адрес, квартплата, её любимый крем для пяток. – Он пожал плечами. – Всё.

Его слова облили Сольвейг кипятком ужаса. Они жили за высоким забором с охранной системой, чувствуя себя в безопасности. А оказалось, что любой, кому вздумается, может всё про них выведать и вот так запросто прийти ночью. Ладно ещё этот парень постучал, а мог бы просто залезть в приоткрытое окно и сделать… что угодно. Сольвейг показалось, что надёжный и защищённый мир вокруг неё дал трещину с противным хрустом. Она обняла себя крепче, прячась и от этого ощущения, и от холода, дующего из окна.

– Зачем ты пришёл? – спросила она, стараясь вложить в голос ледяную властность матери, но получился лишь испуганный шёпот. – Чтобы украсть что-то ещё? У меня есть книги… – она указала на полку, надеясь этим отвлечь его внимание от себя и своего шёлкового неглиже.

Парень в самом деле посмотрел в указанную сторону, даже наклонил голову, чтобы прочесть названия на корешках стоящих книг. Затем фыркнул так презрительно, что Сольвейг даже стало обидно.

– Это фуфло мне и даром не надо. Вот. – Он подошёл к столу, вытащил из кармана штанов пригоршню смятых, грязных купюр, положил. – Долги надо возвращать.

Сольвейг посмотрела на банкноты с недоумением. На эти деньги нельзя было купить даже тюбика её любимой помады.

– Они мне не нужны, – сказала она правду. – У меня всё есть. А твои деньги… они ничего не стоят.

Блондин не оскорбился. Наоборот, ухмыльнулся, словно ожидал от неё именно такого ответа.

– Ну так выброси их, – протянул презрительно. – Так же у вас принято? Покупать и выбрасывать. Вещи, людей… И сами вы как вещи. И ты такая же, как твои куклы, – красивая и пустая.

– Я не пустая! – вырвалось у Сольвейг, и она сама удивилась своей горячности.

Парень хмыкнул.

– Докажи.

Он сделал шаг вперёд. Она отступила и спросила растерянно:

– Как?

Блондин прищурился.

– Раз не сдала меня, значит, и сама не больно-то правильная, – он говорил медленно, задумчиво. – Значит, тоже что-нибудь скрываешь. Но… – Прошёлся по изучающим взглядом по пижаме цвета крем-брюле. – Нет, вряд ли ты из таких. Так запросто пустила парня к себе в комнату… – он покачал головой.

– И что? – шёпотом возмутилась Сольвейг. Намёки блондина ей не нравились. Хотя она и сама понимала, что этот её поступок выглядит не очень-то умным.

– Просто это наивно. Показывает, что ты не больно что о жизни знаешь. Но любопытная. Хочешь сходить в Низ?

– Что?! – она отшатнулась в шоке, не веря услышанному.

Пересекать границу между Верхним и Нижним Фрихаймом было строжайше запрещено. Девчонки в школе перешёптывались об ужасах, которые творятся на улицах Низа, – якобы там могут зарезать прям вот посреди тротуара и никто не подойдёт, чтобы помочь или вызвать скорую. Сольвейг не очень-то верила в эти рассказы – некоторые были откровенно похожи на фантастические «городские страшилки», – но у неё никогда не возникало мысли о том, что она может попасть в запретный район.

– Ты чего такая трусиха-то? – парень ухмыльнулся.

– Я… не боюсь. – Сольвейг в самом деле расправила плечи и высокомерно вздёрнула нос, стараясь не показывать ни страха, ни обиды на его колкие слова. – Просто что у вас там смотреть? Сплошная грязь и разруха.

– Зато всё бесплатно, в отличие от вашего Верха. И свободно. Настоящий Фрихайм, а не ваша золотая клетка с камерами на каждом углу. Только покупаете, покупаете… А можно у вас купить тоннель, где на повороте звук поезда такой, будто кто-то плачет? Или подъезд, где в темноте граффити светятся как призраки? У нас много чего есть, – блондин презрительно обвёл пальцем её лощёную комнату, – получше этого.

Сольвейг колебалась. Тёмные тоннели, призраки… Это звучало интригующе, но слишком пугающе и непонятно. Слишком далеко от её мира.

– Пошли завтра в кино, – вдруг сказал парень.

– Что? – она презрительно скривилась, наконец-то почувствовав себя в понятной ситуации. На свидания её звали не раз. – С тобой?

– Да хочешь – одна иди, – блондин пожал плечами. – Я билет достану, иди. Завтра «Бегущий по лезвию» будет.

Вот теперь Сольвейг заинтересовалась по-настоящему. Она видела это название в списке запрещённых к показу фильмов – «за излишний пессимизм и искажённую картину мира». Если запрещённые книги она иногда находила возможность скачать, то просмотр фильма был за пределами возможностей.

– Прямо в кинотеатре?.. – недоверчиво спросила она.

– Представь? – парень улыбнулся. – На большом экране.

Кино. Публичное место. Там будут люди. Это звучало… безопасно. Да, безумно и дико для неё – благоразумной девушки, никогда не думавшей пересекать границу, – но безопасно. Во всяком случае, лучше, чем идти в какие-то тоннели с призраками.