
Полная версия
Магическая лавка семьи Мун
Мои глаза заполыхали зеленью ещё ярче, чем прежде, когда я окружила ладонями ядро. Пальцы начали выводить в воздухе сложные узоры, сплетая сеть из укрепляющих и стабилизирующих заклинаний. Работа была ювелирной: сначала базовые нити-основы, перекрещенные в трех плоскостях, затем более тонкие вспомогательные плетения, накладывающиеся слоями. Вскоре дрожащее ядро оказалось заключено в прочную сферическую решетку из магических нитей.
Уже лучше. Немного, но лучше. Теперь можно переходить к потокам.
По всем правилам безопасности мне следовало надеть защитные перчатки как минимум второго уровня, а лучше – третьего, чтобы не обжечься, но их плотная ткань лишила бы меня чувствительности, необходимой для такой тонкой работы. Плюнув на безопасность, я решила обойтись без них.
Первая цель нашлась быстро – обгоревший поток, торчащий из клумбы с астрами. Стоило мне прикоснуться к нему, как ладони тут же защипало, но я, стараясь не замечать неприятные ощущения, принялась раз за разом повторять восстанавливающее заклинание, следуя вдоль красновато-чёрной мерцающей нити. Каждое слово падало, словно капля воды на раскаленный металл, вызывая шипение и клубы магического пара. В какой-то момент он разделился на две части, и я последовала по самой израненной, сделав мысленную пометку вернуться, чтобы подлатать и другую.
Время потеряло всякий смысл – существовали только бесконечные потоки, каждый из которых требовал моего внимания. Мои губы безостановочно шептали заклинания, а руки двигались сами по себе – сшивали разрывы, распутывали узлы, латали дыры. Результатов, однако, это почти не приносило – стоило устранить одну проблему, как в другом месте тут же возникала новая.
Отчаяние накрывало с головой и заполняло лёгкие безысходностью вместо воздуха. Я раз за разом судорожно сглатывала, пытаясь сопротивляться. Нельзя сдаваться.
Нельзя останавливаться.
Нужно продолжать.
Продолжать…
Что-то тяжёлое обрушилось на моё плечо, и железная хватка буквально пригвоздила к месту. Боль – резкая и отрезвляющая, – прорвалась сквозь плотную пелену в сознании.
– Прекрати.
Слово прозвучало, как удар хлыста.
Прекратить?.. Что именно?..
Мои пальцы в ответ лишь сильнее впились в дрожащую жёлтую нить. В замешательстве я подняла глаза – передо мной стоял Киллиан, и в его взгляде читалось такое безжалостное осуждение, что по моей спине пробежал целый рой леденящих мурашек.
– Ты в Академии спала на занятиях вместо того, чтобы слушать, да? – прошипел он, шлёпнув меня по оголённому предплечью. Новая волна боли, острой и жгучей, заставила пальцы предательски разжаться. Поток тут же выскользнул, растворившись в воздухе. – Юное дарование и гений своего выпуска считала, что учебная программа ей не указ?!
Я моргнула – и мир мгновенно потерял магическую чёткость. Потоки больше не переливались в воздухе, а моя собственная магия, которую я перестала использовать, с облегчением отхлынула вглубь источника, свернувшись там измученным клубочком.
И только теперь на меня обрушилась вся накопленная усталость.
– Я… – попыталась я что-то сказать, но тело внезапно стало невыносимо тяжёлым. Ноги подкосились. Земля с мягкой травяной подушкой стремительно приближалась, раскрывая свои объятия…
Сильные руки перехватили меня в последний момент, хотя особо длинные травинки всё же успели мазнуть по моей щеке.
– Тот, кто признал тебя одной из лучших ведьм выпуска, явно был д… – Киллиан скрипяще замолчал на полуслове. —… дураком, – всё же закончил он, усаживая меня на траву. – Дураком, переоценившим твои способности и благоразумие.
Его руки всё ещё сжимали мои плечи – не больно, но достаточно крепко, чтобы я чувствовала опору и могла расслабиться.
– Эй!.. – Туман в моей голове понемногу рассеивался, но слабость никуда не делась. Из-за этого даже языком получалось шевелить лишь с превеликим трудом. – А почему… почему яблоня не наказала тебя за ругань?..
Странно, но это единственное, что действительно волновало меня в этот момент. Слово «дурак» ведь считается ругательством, не так ли?
– Разве не очевидно? Потому что она со мной согласна, – отрезал Киллиан. Одной рукой он продолжал поддерживать меня, а другой поднял ладони к свету. – Защитные перчатки придумали для всех, кроме нашей гениальной выпускницы, да?
Я собралась огрызнуться в ответ, но взгляд на собственные руки заставил слова застрять в горле.
Ладони представляли собой сплошное кровавое месиво: ожоги всех оттенков красного, лопнувшие волдыри, трещины и воспалённая плоть. Моё тело благоразумно отключило болевые ощущения, но вот против волны липкой, мерзкой тошноты ничего не предприняло. Видимо, чтобы неповадно было.
Хлюпающий носом Элиас подбежал к нам, гремя склянками с жидкостями всех цветов радуги, и бухнулся рядом, разложив их вместе со свёртками бинтов на своих коленях.
– Ты… плачешь?.. – осоловело спросила я, когда заметила его чересчур покрасневшие и опухшие глаза.
Киллиан тем временем отстранился, оставив меня без опоры, и выудил из кучи склянок две – одну с мутной зеленоватой жидкостью, другую с переливающимся фиолетовым зельем, сверкающим на солнце, словно аметист.
– Ты так сильно напугала меня, Аделин! – в сердцах крикнул Элиас и резко склонился, уткнувшись лбом в моё плечо и став новой опорой. – Я пришёл на обед, захожу в сад, зову тебя, зову, а ты ни в какую меня не слышишь, просто бродишь туда-сюда, половина лица зелёным светится, а с ладоней чуть ли не кровь хлещет! – Он отчаянно шмыгает носом несколько раз. – Я… я сразу же побежал за братом.
Картина произошедшего складывалась в моей голове, словно пазл – разрозненные воспоминания, окрашенные магическим трансом, всплывали в сознании.
Если говорить честно и откровенно, мне уже не раз приходилось работать без защитных перчаток, но с подобными последствиями столкнулась впервые. Однако удивительным в ситуации было не это – подумать только, две ведьмы, с которыми я знакома меньше суток, искренне за меня… переживали. Хотя ладно, насчёт эмоций одной из них можно было поспорить. Да это и не важно особо. Главное, что я своими действиями довела Элиаса до слёз.
Душу стремительно затапливало чувство вины и сожаления.
– Прости, Эли… – я позволила себе вольность в виде мягкой формы имени – очень уж хотелось успокоить и утешить подростка. – Я не хотела тебя пугать…
Элиас в ответ на моё искреннее раскаяние лишь громко шмыгнул носом и отодвинулся. Киллиан между тем откупорил оба флакона и пихнул тот, что был с непонятной жижей, к моим губам. Резкий неприятный запах ударил в ноздри, заставив чихнуть.
– Фу! Что это?! – я попыталась отстраниться, но старший Мун был неумолим.
– Укрепляющий отвар для твоего источника, – его голос прозвучал раздражённо.
– А вы… уверены, что у него именно такой эффект? – не удержалась я. – Женьшень обычно так воняет, когда его неправильно высушили. А если это в самом деле так, то у отвара будет снотворный, а не укрепляющий эффект.
– Если не понравится, можешь подать на меня в верховный ведьминский суд, – сквозь зубы процедил Киллиан, настойчиво поднося склянку к моим губам. – Но сначала тебе придётся попробовать.
На вкус отвар оказался еще отвратительнее, чем на вид. Густая горькая масса обожгла язык, и я едва сдержала рвотный позыв. Пока я корчилась, Киллиан уже выливал на мои ладони фиолетовое зелье. Оно мгновенно впиталось, оставив после себя ощущение приятного холодка – словно к обожжённой коже приложили несколько кусочков льда.
Пальцы Киллиана – грубоватые, покрытые тонкими белыми шрамами, но на удивление ловкие – принялись обматывать мои руки бинтами. Ирония ли? Тот, кто десять секунд назад насильно заливал мне в глотку гадость, теперь обращался с моими ладонями почти что… бережно. Сначала он плотно стянул запястья, а потом прошёлся выше, не пропустив ни одного пальца.
Горечь от зелья всё ещё стояла где-то в горле, но в груди было… странно. Я украдкой взглянула на чужое лицо, которое было всего в нескольких десятках сантиметров от моего. Хмуро сведённые к переносице брови, подрагивающие пушистые ресницы, сжатые в узкую полоску губы и маленькая тёмная родинка прямо под ними. Киллиан был полностью сосредоточен на своём занятии, а я повернула голову в сторону, чтобы избавиться от неприятного назойливого чувства внутри.
Вот всегда так: чем усерднее пытаешься казаться, тем очевиднее становишься тем, кто есть.