Сокровище старого особняка

Еще один и очень тревожный случай произошел всего за два месяца до того дня, когда Саша встретила на входе в старый особняк неприятного горбуна. Французский язык, которым прекрасно владела Саша, мог очень пригодится в получении образовании. Родители предполагали отправить Сашу после окончания школы учиться во Францию, и об этом собиралась поговорить с одним из своих любимых учеников Юваля. Она очень любила вспоминать этого необыкновенно талантливого и успешного мальчика, который преподавал в одном из крупных французских университетов историю, специализируясь по эпохе Людовика XIV. Преданные ученики не забывали свою преподавательницу, часто звонили ей и делали подарки, иногда очень ценные. Миша Леднев, так звали этого бывшего чудо – юношу, баловал Юлию Валентиновну письмами и сообщениями о своих научных успехах, которыми та чрезвычайно гордилась. Но встреча с ним обернулась неожиданной катастрофой, свидетелем которой невольно стала Саша.

Все началось вполне безобидно. Был накрыт и изысканно сервирован обильный стол, все в квартире блистало и сверкало, и присутствующие находились в превосходном расположении духа. Леднев пришел минута в минуту с цветами и набором сыров, который обожала Юваля Он выглядел так, как должен был выглядеть французский университетский профессор истории – импозантный седовласый, великолепно постриженный, очень изящный и стройный мужчина в очках в модной оправе, узком пальто и с шарфом, завязанном миланским узлом. Сашу представили, и она некоторое время посидела за столом, чтобы продемонстрировать свой могучий интеллект и знание языка (разговор велся на французском). Когда же дело дошло до сыров, ее, не церемонясь, выставили на кухню. Сделано это было из педагогических соображений. Разговор о подготовке к учебе во Франции не мог вестись в присутствии человека, способности которого будут превозноситься. Саша, которую Юваля не баловала комплиментами, с удовольствием бы выслушала хвалу в свой адрес и приготовилась подслушивать. Но Юваля предусмотрительно закрыла дверь, которая, как и полагается в старых домах была плотной, и почти не пропускала звуков. Минут пятнадцать Саша просидела, перелистывая старые журналы «Нового мира», которые хранила Юваля. Она не прислушивалась к тихо журчащим звукам в комнате, но затем вдруг раздался звук разбивающейся посуды и гневный крик пожилой женщины. Это было так неожиданно, что Саша подскочила и приоткрыла дверь. До этого она ни разу не слышала, чтобы Юваля повышала голос. Этого не случилось, даже когда на ее хрупкую ножку встал огромный немец в Эрмитаже. Юваля безуспешно попыталась освободить ступню, а затем, подняв на гиганта, наполненные слезами глаза, с достоинством произнесла сперва на английском, а затем на французском: «Кажется, вы стоите на моей ноге, месье».

Сейчас же она кричала во весь голос. Саша очень четко слышала: «Вон из моего дома, паршивец, не смей, слышишь, не смей никогда появляться даже рядом! Мерзкий мерзавец! Огрызок! Merde! Какашка!»

Саша знала, что означает предпоследнее слово, и его перевод на русский, пусть и в смягченном варианте, свидетельствовал о гневе, силу которого было трудно вообразить.

От удивления Саша открыла дверь настежь, и теперь уже слушала тихие возражения профессора. Бранные слова старой учительницы не произвели на него никакого впечатления, и он продолжал в чем- то убеждать ее.

– Но это же будут очень большие деньги. Вы сможете путешествовать, наслаждаться красотой, оплатите, наконец, лучшее обучение этой вашей гениальной, как ее …Александре.

– Откуда ты узнал? – неожиданно спокойно спросила Юваля.

– Сложил два и два, – также спокойно ответил профессор. Правда, для этого мне надо было жить во Франции. Ну, а это, простите – ваша заслуга. А теперь, прочитайте, – он протянул Ювале какой -то толстый журнал и очень тихо добавил, – ситуация может выйти из под контроля, и вмешаются люди, которые также сложили два и два. И они не могут оказаться не столь деликатны, как я.

Юваля надела очки и взяла журнал. Читала она долго и очень внимательно. Затем отложила журнал и сняла очки.

– Ты сказал порядочный человек? – она насмешливо посмотрела на Леднева. – Ты назвал порядочным человека, который втерся в мое доверие, использовал доброе расположение и предал своего учителя?! Ты же знал, как больно опубликование этой статьи ударит по мне и какими это грозит последствиями, если не опасностью?

– Милая Юлия Валентиновна, – невозмутимо улыбнулся Леднев. – Вы преувеличиваете. Все было так давно, что на вас не упадет даже тень прошлого. Тем не менее, я предлагаю вам действовать сообща. Я очень благодарен за то, что вы сделали для меня, но иметь такие сокровища и не реализовать их, согласитесь, просто глупо.

– Да, это моя заслуга. – задумчиво кивнула Юваля. – Я оказалась глупа, непредусмотрительна и, как выяснилось совсем не умею разбираться в людях. Но должна тебя предупредить, Миша, берегись! Я не люблю употреблять патетику, но здесь без нее не обойтись. Ты не понимаешь, какие темные силы мог разбудить. Поэтому, – остановись, пока не поздно.

Леднев спокойно выслушал слова своей старой преподавательницы и усмехнулся. – То, о чем вы говорите, я написал несерьезно, так, скорее для того, чтобы о моей статье узнали в СМИ. Это информация для того, чтобы заинтересовать широкую публику. Боюсь, что ваше предупреждение запоздало. Лучше соглашайтесь иметь дело со мной, иначе получите предложения от других, менее безобидных личностей.

– Других я не знаю, а тебя предупредила – твердо проговорила Юваля и открыла дверь на лестницу.

– Уходи, Миша.

– Юлия Валентиновна, – еще раз обратился к ней бывший ученик. Он заколебался. Я подозреваю, что совершил ошибку, и нам с вами теперь может угрожать опасность. Во Франции статьей неожиданно заинтересовались люди весьма далекие от науки. Заинтересовались настолько, что одного из них, мне кажется, я увидел здесь в Петербурге. Может быть, мне показалось, но пока я шел к вам, то заметил, что за мной следят. На этот раз я сумел запутать этого подозрительного субъекта, но в конце концов, вас вычислят. Давайте решим этот вопрос к общей выгоде, и когда он решится, бояться уже будет нечего.

– Я уже слишком стара, чтобы чего- то бояться, – устало проговорила Юваля

– Но у вас есть эта ваша любимица – Александра. Опасность может угрожать не только вам, но и вашим близким. Подумайте о них!

– Уходи, Миша. – еще раз повторила Юваля, – и помни -все злые дела рано или поздно наказываются. Кстати, в твоей статье об этом тоже написано.

Профессор вежливо поклонился, только что, не щелкнув каблуками, но уже на лестнице громко крикнул: Я вас предупредил!

Громко хлопнула входная дверь, потом Саша услышала, как Юваля рвет бумагу, причем, судя по длительности процесса, рвет ее на мелкие клочки. Звук спускаемой воды подсказал, что далее уничтоженное было спущено в канализацию.

Юваля выползла на кухню. Ее лицо было пунцовым, а короткие волосы стояли дыбом. Саша заметила, что она не только страшно рассержена, но и сильно напугана.

– Валерьянки? – спросила Саша

– Коньяка. – коротко ответила старая дама – там, в шкафчике, – она указала на старый шкафчик с витражами, висевший на стене.

Саша, подавая рюмочку с коньяком, заметила, как дрожит рука старушки. Но выпила она одним залпом, не закусывая и постепенно пришла в себя.

– Я же была так осторожна, – наконец, проговорила Юваля, – но где -то определенно… она помедлила, подыскивая слово.

– Прокололась? – подсказала Саша.

– Да, именно прокололась. – Она схватилась за сердце. – Зря я доверяла этому поганцу. Но откуда он все-таки об этом узнал?

– Что узнал? – живо откликнулась Саша

– То, о чем никто не должны был узнать. – твердо ответила Юваля, – и добавила, – боюсь теперь наша жизнь коренным образом изменится. Она посмотрела на девочку.

– Так, Сашка, теперь ты будешь приходить ко мне только с кем -то из взрослых.

– Я и сама уже достаточно взрослая, -возмутилась Саша – пятнадцать лет, это, простите не ребенок. Она была возмущена до глубины души. Самостоятельно ходить в школу, ездить на тренировки, в бассейн, на дачу. А тут не пройти десять минут по цивилизованному пространству. Бред какой -то.

– Я с Аськой буду ходить, с ней совершенно безопасно, она сама кого хочешь выведет из строя. Получше автомата или гранатомета. Дальше знания оружия Саши не простирались, но Юваля и не дала продолжить.

– Асе вообще не стоит ходить сюда – очень жестко проговорила она. – Хватит того, что ты можешь быть втянута в эту историю, – и она набрала телефон Всеволода Анатольевича.

– Севочка, приди, пожалуйста, за Сашкой. Ее надо проводить.

– Хорошо, – послышался удивленный голос Сашиного папы. Как воспитанный человек он не стал задавать вопросы и ждал, что, если захотят расскажут сами. Но Юваля не захотела, и только сказала, что будет очень занята, и просит, чтобы Саша к ней не заходила. Родители потом долго выясняли, чем Саша могла обидеть свою пожилую подругу, и та рассказала про посещение Леднева.

– Ты знаешь, – задумчиво проговорила Елена Александровна, – он и в Университете был какой – то мутный. Красавчик, прекрасно учился, но обожал подлизываться ко всем, кто мог быть ему полезен, – стал комсоргом, кокетничал с немолодыми преподавательницами активно занимался общественной работой, а когда понял, что наступило другое время, быстренько переориентировался и стал пытаться уехать за границу. Юлии Валентиновне он не льстил. К ней он нашел свой подход. Был очень сдержан, корректен, но иногда, словно в забытьи, начинал нараспев читать Расина или бормотать что-нибудь из Мольера. Ты знаешь, что ее трудно обмануть, и все же Мишка сумел пролез к ней в дом и стал там своим человеком. Она даже порекомендовала его кому – то из своих знакомых во Франции, когда тот уехал туда, и, судя по всему, это были какие – то крупные связи, если он так быстро сделал карьеру.

– Правда, – продолжила Елена Александровна, – был момент, когда Юлия Валентиновна едва не отказала ему от дома.

– И что же он натворил? – поинтересовался Всеволод Анатольевич.

–Ну, как мне рассказала Юлия Юльевна, она застала его, когда он пытался забраться в ее шкаф.

– Ого, – развеселился Всеволод Анатольевич, – он что хотел украсть ее знаменитую горжетку?

Горжетка, о которой шла речь, являлась предметом гордости Юлии Валентиновны и непреходящие ужасом Сашиной мамы. Это грандиозное меховое изделие из соболей, было создано, вероятно в девятнадцатом столетии и прекрасно сохранилось. Сама Юваля обладала хорошим вкусом, одевалась строго и элегантно. Но горжетку, почему -то считала верхом роскоши и неоднократно пыталась подарить Елене Александровне. Когда та отказалась, мотивируя тем, что не может принять такую дорогую вещь, Юваля настояла, чтобы она надевала ее на все торжественные мероприятия в университете. Из-за этого несчастная, не владеющая, как все говорили, культурой отказа мама Саши, вызывала бурное веселье коллег, появляясь в доходящих ей до колен мехах. И хотя, как она говорила близким, что ощущает себя в них похожей на певиц, которые некогда развлекали в кинотеатрах ленинградскую публику перед началом сеанса, но будет терпеть. И что ей проще провести несколько часов в этом нафталине, чем огорчить Юлию Валентиновну. А коллеги пусть веселятся, сколько их душе угодно.

– Да нет, конечно. Он все время что- то вынюхивал, и говорил, что Юлия Валентиновна совсем не так проста, как кажется, и что мы, когда- нибудь еще удивимся. Я однажды увидела, как он простукивает стенки, а моя приятельница, Нина, которая работает в историческом архиве, рассказывала, что он подкатывался к ней, чтобы раскопать генеалогию Лабазовых. Но она отказала, так как он не родственник и посоветовала обратиться на прямую к самой Юлии Валентиновне. Он даже пытался дать Нине взятку. Но сам понимаешь, не на ту напал.

– И много давал? – поинтересовался Всеволод Анатольевич.

– Представь себе очень много и повышал ставки. Столько, что Нина чуть не поддалась. Она мне не рассказывала, что давно мечтала о норковой шубе, и сейчас могла бы купить, но вот совесть не позволяет.

– Так пусть попросит нашу Юлию Валентиновну подарить ей горжетку – сошьет соболиный полушубок.

– Это, конечно, смешно, но вот что я вспомнила. Ведь Леднев и меня пытался подкупить, обещая помочь остаться в Университете. Я просто не придала тогда этому значения. Я училась на последнем курсе, а он уже заканчивал аспирантуру и предложил мне помочь написать диссертацию, даже нашел руководителя и интересную тему. Единственным условием было запустить его к Юлии Валентиновне в дом, когда та уйдет и позволить порыться в документах. Ну, я послала его куда подальше, и не придала значения. Надо было вспомнить про случай со шкафом и рассказать Юлии Валентиновне.

– А как тогда обошлось?

– О, Леднев сказал, что он услышал скрип, увидел, что дверца открылась, и просто решил ее закрыть. А то, что из шкафа торчал его тощий зад, как тогда мне сказала Юлия Валентиновна, то ей показалось. Видимо, она подумала – подумала и решила, что спокойнее будет считать, что показалось. Леднев потом начал проявлять бешеную активность, участвовал во всех студенческих конференциях, писал доклады, выступал с ними, и добился, что Юля снова его полюбила и о прошлом зловещем совсем позабыла – добавила Елена Александровна в рифму, а затем резко ударила себя по лбу.

– Господи, какая же я балда! Нина просила меня позвонить. Может быть, что -то про Леднева новенькое расскажет.

И действительно, удалось узнать нечто новенькое. Нине ее друзья из других отделов архива сообщили о французском профессоре, который запросил старинные чертежи дома, в котором жила Юлия Лабазова. В запросе он указал, что пишет книгу об архитекторах – итальянцах и попросил старые планы, чертежи. Где он и где Италия, непонятно, но что -то выяснять и тем более отказывать, учитывая высокий научный статус Леднева, не стали. Она так же рассказала, что несколько месяцев назад Леднев заходил к ее коллегам, чтобы получить из справки о прихожанах католических церквей. И по странному совпадению такой же запрос поступил из Канады.

– Чем же таким ценным владеет наша старушка, как ты думаешь? – спросил Всеволод Анатольевич.

– Понятия не имею, ничего такого, за что можно было бы получить большие деньги, я не знаю.

– А что вообще известно о ее семье?

– Да, не особенно много. Юлия Валентиновна не очень любит говорить об этом. Знаю, что приехали они в Россию при Петре Первом, что были небогаты, но имели средства, чтобы потом жить в пятикомнатной квартире. Женщины занимались преподаванием французского языка, кто-то служил гувернанткой в аристократических семействах, а какая – то прабабка была даже знакома со знаменитой де Лафон – первой начальницей Смольного института благородных девиц, а бабушка Юлии преподавала в Патриотическом институте на нашем Большом проспекте. Знаю еще, что в блокаду умерла вся ее родня Юлии. Однажды она показала мне фотографию с девочкой своей ровесницей, которая имела с ней сходство. Я спросила не родственница ли это, а она ответила, что нет и никакой родни у нее не осталось.

– А папа воевал?

– А вот про папу я, как ни странно, ничего никогда не слышала. Так же, как про дедушку, прадедушку и прочих мужчин. Только женщины. О, вспомнила! Она мне показывала, как -то альбом с семейными фотографиями, и там указала на суровую даму в шляпе с перьями. Собственно, там все были с перьями. А стояла эта тетка рядом, с кем, как думаешь? С его величеством Николаем Александровичем, то бишь Николаем вторым. А потом показала мне фотографию, где та же дама была рядом с ее бабушкой.

– Так, может быть, у нее спрятаны сокровища российской короны? – улыбнулся Всеволод Анатольевич.

– И они позволили умереть ее маме и бабушке от голода в блокаду, – печально сказала Елена Александровна, – нет, здесь скорее какие-то документы, которые можно неплохо продать. В этом уж Мишка Леднев прекрасно разбирался. Лабазовы – фамилия явно неаристократическая. В лучшем случае они были гувернантками в аристократических домах или преподавательницами в Институтах благородных девиц. И все же зачем Мишка полез в шкаф?

Она некоторое время колебалась.

–Попробую я все же выяснить, что ему было надо от Юлии Валентиновны. Он, кстати, мне позвонил, когда приехал и был очень любезен.

Елена Александровна набрала телефон своего одноклассника, но он не ответил. Не отвечал он и в течение следующих трех дней. Леднев возник, или, как это не страшно звучит, всплыл только через неделю. Его тело прибило к берегу Смоленки неподалеку от столь любимого Сашей Музея кукол.

Напутствия и предостережения

В Интернете появилось сообщение о выловленном из Смоленки теле французского профессора Михаила Александровича Леднева. В кармане его пиджака нашли документы, по которым смогли идентифицировать личность. Более ничего не говорилось и никакой информации о гибели Леднева более не появлялось.

Полиции все же удалось установить, что последней, кого он видел, была его старая преподавательница. И Юлии Валентиновне пришлось пережить визит, который стал триггером, запустившим ее болезнь, а затем и уход из жизни.

Как она рассказывала потом Елене Александровне, полицейские были корректны, много вопросов не задавали, лишь пытались узнать, когда Леднев ушел, не собирался ли встретиться с кем -то, и не рассказывал ли о каких – либо конфликтах, и если да, то с кем. О своей ссоре Юлия Валентиновна не рассказала, на все остальное также ответила отрицательно. И слегла. Вероятно, ее время уже пришло, но процесс пошел обвально. Через неделю, после смерти Леднева она уже не вставала, но находилась в ясном сознании, и однажды позвала Сашину маму для серьезного разговора.

Он продлился долго. Сашка, ждавшая в своем обычном месте, куда ее выставляли, когда надо было уединиться со взрослыми, на кухне, больше полутора часов с нетерпением смотрела на дверь. Ее одолевала тревога, и она захлюпала носом, а потом и разревелась. Наконец, мама появилась. Ее лицо было залито слезами. Она подошла к дочери, потрепала ее по голове, и сказала:

– Иди, Юлия Валентиновна хочет поговорить с тобой.

Старая дама полулежала в кресле, укрытая пледом. Она с любовью посмотрела на Сашу, подозвала к себе и обняла тонкими старческими руками.

– Сашенька, я уже сказала твоей маме, что оформила дарственную на тебя – на квартиру и на все, что в ней находится. И все же, прошу, как ты не любишь этот дом, не живи здесь, пока не заведешь семью. Лучше и потом не надо. Я, к сожалению, не успела сделать, то что хотела. Не хватило сил ни моральных, ни физических, и это меня очень тревожит.

– Надо было нас попросить, – сказал Саша, – мы бы помогли.

– Нет, – печально покачала головой Юваля – все, что с этим связано, приносит несчастье, но деньги, которые ты получишь от продажи квартиры помогут тебе в жизни. Ты и без этого сумеешь многого добиться, но хорошее подспорье не помешает. Теперь о главном.

Видно было, что сил у нее немного, и она с трудом подбирает слова.

– У тебя богатое воображение, и возможно ты станешь писательницей, хотя мне бы хотелось, чтобы стала ученой. Ты у нас – девочка умненькая и с характером. Но твое стремление к приключениям и фантазия могут завести далеко. Приключения – это прекрасно, Александра. Но, боюсь, только в твоих любимых книгах. В жизни все происходит гораздо прозаичней и главное опасней. В книгах- герой преодолевает испытания, побеждает врагов и без потерь или с небольшими потерями, побеждает врагов и получает награду за смелость, верность идеалам и прочее. В жизни, увы, все иначе. Ладно. Я могу до бесконечности произносить избитые истины. Ты все равно сделаешь все по -своему. Но заклинаю – лазай по горам, ходи с Асей на яхте, забирайся в тайгу, но избегай одного – никогда не занимайся мистикой. Это – редкостная гадость. Помни одно известное высказывание – если заглядываешь в бездну, то и бездна может заглянуть в тебя. Миша Леднев заглянул, и кончилось это для него плохо. – она перевела дух, и продолжила, – уберечь тебя от опасностей я уже не могу, где -то я, – она слабо улыбнулась – сильно прокололась. И все же, хоть я, как уже сказала, терпеть не могу мистику, но надеюсь, что тебя убережет сила свыше. Назовем это Провидением. Потом, головка у тебя, несмотря на романтизм, все же трезвая, – она испытующе посмотрела на Сашу, – так?

Сашка, не была в этом уверена, но, не желая огорчать Ювалю, кивнула.

– А так как ты не принадлежишь к моему злосчастному роду, продолжила та, – то не тяни с замужеством. Хоть во время учебы, я разрешаю.

– За кого? – живо отозвалась Саша. С некоторого времени проблема личной жизни стала интересовать ее, и она подумала, что может быть Юваля даст совет. Как не любила свою названную бабушку Саша, и как не переживала за нее, но головка и нее, по -видимому, была действительно трезвая, и она помнила из книг, что умирающие обладают даром предвидения. Если Юваля назовет ей сейчас конкретного жениха, то можно будет расслабиться и спокойно ожидать его появления. Она пока не влюблялась и не хотела, как ее одноклассницы тратить время и эмоции на всякие глупости. В смысле головки, старая преподавательница оказалась права.

– Теперь о наследстве. – продолжила Юваля, – я все сказала твоей маме, но распоряжаться всем через три года будешь ты. Игрушки, если захочешь, отдай в свой любимый музей, но лучше оставь для будущих деток. – Она с любовью посмотрела на Сашу и продолжила, – с украшениями делай все, что хочешь, но горжетку носи обязательно. Обязательно! – с нажимом и даже некоторой угрозой в голосе повторила Юваля.

Саша не посмела возразить.

– Далее, если ты найдешь то, что я не успела уничтожить, – сожги. Впрочем, документы можешь оставить. Найдешь, значит такова судьба и используй их, как хочешь. Пока я была жива, это было опасно. Теперь уже не имеет значения. Вопросов не задавай, положимся на судьбу.

Интересно, – подумала Саша, – разве вера в судьбу, не мистика?

– Теперь об остальном. Если так случится, что ты найдешь остальное…

– То есть, если судьба распорядится – перевела для себя Саша.

– Уничтожь, – продолжила Юваля, – они прекрасны – но могут принести несчастье. Я не решилась, а зря. Теперь – снова о прекрасном, дай мне ту шкатулку.

Она указала на красивый ящичек, который Саша видела в таинственно появившемся и исчезнувшем столике рядом с бумагами.

– Открой и достань оттуда браслет.

Саша открыла шкатулку, в которой было специальное отделение для браслетов, но лежал один единственный золотой браслет, щедро усыпанный мелкими камушками. Она достала его и хотела примерить, но Юваля больно ударила ее по руке.

– Его нельзя надевать, никогда, запомни, пожалуйста.

Саша с удивлением воззрилась на старую даму.

– Если тебе будет угрожать серьезная опасность от какого – нибудь дурного человека, сделай так, чтобы он надел это украшение. Оно поможет его обезвредить. Если же кто -нибудь наденет его случайно, Аська, например, с нее станется! То нажми на этот коричневый, нет, – она начала считать камни – один, два, три, четыре, … на зеленый камень. Лучше бы, конечно, было выкинуть его от греха подальше, – она задумчиво повертела украшение. Но после случая с Мишей Ледневым…Ладно, храни и используй в самом крайнем случае.

Саша смотрела на Ювалю и не верила своим глазам и ушам. Как могла эта, всегда такая трезвомыслящая женщина нести какой -то бред про сжигание чего -то прекрасного, волшебные браслеты, как оружие про врагов, бумаги? И потом, как заставить, например, надеть браслет мужчину?

– Ну все, – подумала Саша, – процесс пошел, моя милая Ювалечка сходит с ума, а это – симптом совсем плохой. Она украдкой смахнула слезу.

Старушка заметила это и улыбнулась.

– Я в здравом уме и памяти, моя девочка, хотя выглядит все довольно дико и фантастично. Увы, я пыталась убежать от судьбы.

Саша, снова услышав это слово, издала негромкий стон.

– Но не удалось.

Сашка снова хотела задать вопрос, и Юваля подняла руку, не давая прервать себя.

– Меня похоронят на Лютеранском кладбище, где покоится наша семья. А потом можешь сходить туда с родителями второго ноября в День всех усопших. После этого, не надо посещать кладбище ни с цветами, ни со слезами. И без тебя придут те, с кем встречаться ни к чему. Впрочем, – она неожиданно жалобно посмотрела на Сашу. – Понимаю, запретное притягивает. Но заклинаю, не ходи Сашенька, обещаешь?

Саша не хотела давать обещание. В принципе, она их никогда, ну, почти никогда не нарушала, но тут был случай, когда обещать было бы нечестно.

– Обещай, – с нажимом произнесла Юваля – дай мне честное слово.

– Честное слово, – тихо прошептала девочка.

– И еще, – Юваля снова с любовью посмотрела на девочку. – Не смей долго горевать. Мы с тобой так хорошо проводили время, ты скрасила мне последние годы, и ухожу я почти счастливой. Обещай мне грустить только девять дней, а на десятый приходи сюда и приведи квартиру в порядок. Обещаешь?