Сокровище старого особняка

Ольга Дмитриева

Сокровище старого особняка

Сокровища старого особняка

Старый особняк

Лето обещало быть великолепным и пятнадцатилетнюю Сашу Арсеньеву ожидали почти три месяца свободы. Ее Саша связывала с домом, в который сейчас шла и который находился на одной из дальних линий Васильевского острова. Девочка много путешествовала с родителями, была и в Стокгольме, и в Осло, и в Праге и даже в Париже. Но по приезде родной город казался только прекрасней, и лучшим местом в нем, конечно, был Васька – родной Васильевский остров. Саша знала здесь столько чудесных, известных только ей уголков, что даже Новая Голландия с ее кирпичной «бутылкой» и просторными лужайками меркла и казалась однообразной и скучноватой. Разумеется, вне конкуренции была Нева – торжественная у Академии художеств и более скромная у набережной Лейтенанта Шмидта. Но тихие линии и дальние дворики, скрытые между ними, тоже были необычайно хороши. И прикол, как сказали бы ее одноклассники, состоял в том, что Саша теперь имела теперь в одном из таких изумительных мест то, что она называла убежищем. Саша пошла по Неве, остановилась перед памятником Крузенштерна, услышала, как одна из приезжих дам призывала сфотографироваться рядом «лейтенантом Шмидтом», но не стала объяснять, кому на самом деле поставлен памятник. Бронзовый Крузенштерн в адмиральском мундире взирал на происходящее с равнодушной задумчивостью, говорившей о том, что ему вполне достаточно собственной славы и совершенно не нужно узнавание. К тому же поправлять было невежливо, а Саша, была очень воспитана и не страдала снобизмом. Гордиться происхождением, и тем, что ты коренной петербуржец она считала глупым и недостойным, так как никакой собственной заслуги в этом не видела.

Дом, к которому она шла, прятался в глубине заросшего деревьями двора и летом был скрыт от взглядов решеткой, увитой диким виноградом. Это был особняк, возведенный еще в восемнадцатом столетии, а затем купленный и перестроенный итальянским архитектором в середине девятнадцатого. Архитектор переделывал старое здание «под себя», не стесняя фантазии и пренебрегая канонами. Возможно, именно поэтому дом поражал воображение. Башенки, эркеры, балконы – стиль был не безупречен, но это только придавало ему особое очарование. И, как казалось Саше – таинственность. В детстве она воображала, что это замок из сказок Перро, и что – то нездешнее, колдовское действительно ощущалось. Возможно такое впечатление создавалось из-за опутанной девичьим виноградом ограды, огромных старых ив над неработающим фонтаном с тритоном – словом, все было необыкновенно и прекрасно. Теперь же Саше здесь принадлежала доставшаяся по наследству квартира на последнем, третьем этаже, и, хотя распоряжаться своей недвижимостью она до совершеннолетия не могла, но мама дала ей ключ и разрешила проводить столько времени в каникулы столько, сколько душа пожелает. Правда, семья Саши, одержимая петербургским дачным сумасшествием, потребовала, чтобы большую часть лета девочка все же проводила на даче в Орехово, но Саша надеялась, сумеет договориться и будет жить в свое удовольствие там, где захочет. Надежду давали прекрасно сданные экзамены и огромная занятость родителей.

Первый раз она попала в этот дом, когда ей было всего несколько месяцев. Юлия Валентиновна Лабазова – бывшая хозяйка квартиры была преподавательницей мамы Саши в университете, и та часто бывала у нее в доме вместе с другими самыми способными студентами. Некоторые из них становились совершенно домашними людьми и приходили к Юлии Валентиновне со всеми своими проблемами, а она давала нужный совет и оказывала помощь и поддержку. Так и Сашина мама, попавшая в этот избранный круг, стала бывать в доме вместе с Сашкой, которую было не с кем оставить, и постепенно девочка завоевала сердце строгой дамы. Юлия Валентиновна была совершенно одинока, а у Саши не было не бабушек, ни дедушек. И старая преподавательница, которую маленькая Сашка стала называть Ювалей, «увнучила» девочку к обоюдному удовольствию сторон.

Молодые родители с радостью оставляли дочь на попечение ее названой бабушки, и все были счастливы. Время Юваля и Саша проводили превосходно. В холодное время они много гуляли в городских парках, ездили в пригороды; позднюю весну и лето проводили на даче. Когда Саша подросла, Юваля стала водить ее по музеям и театрам, научила понимать музыку, живопись, обучила английскому и французскому языку, этикету. И Саша, дочь вполне современных родителей, стала образцом дореволюционной барышни. При этом Юваля с самого раннего детства воспитывала в девочке самостоятельность и давала свободу действий, полагаясь на ее здравый смысл, здоровую генетику и, разумеется, на свое благотворное влияние. Папа – Всеволод Анатольевич был хирургом, мама – Елена Александровна преподавала французский язык в Университете Оба проводили много времени на работе, давая Юлии Валентиновне карт-бланш на все решения, касающиеся их дочери. Сашу не мучили назойливой опекой и понятие убежища, которым она называла квартиру в старом особняке было не вполне справедливым. Но, как все подростки, она мечтала о полнейшей свободе. И прелесть ситуации состояла в том, что разделить эту свободу она могла вместе со своей лучшей подругой и тезкой Асей.

Девочки дружили с первого класса. Асина преданность родилась в один из сентябрьских дней, когда она потеряла игрушечного кролика, тайно пронесенного в школу. Признаться в потере игрушки было стыдно, и девочка лила горькие слезы ровно до тех пор, пока Саша, тихо и незаметно, не положила ей в карман потерю. С тех пор Саша приняла на себя роль старшей подруги и опекала Асю, признавшей свою роль ведомой, но нисколько не тяготившаяся ею Девочки сильно различались характерами, но были связаны самыми тесными узами, и их отношения почти никогда не омрачались ссорами.

Ася воспитывали не так как Сашу. Мама у нее не работала, а папа был кадровым военным и на первое ставил дисциплину и силу духа – то есть то, что он желал видеть в сыне, вместо которого родилась девочка. Поэтому он не возражал, когда его восьмилетняя дочь захотела заниматься айкидо. К пятнадцати годам Ася уже имела синий пояс и непоколебимую уверенность в себе. Это качество было не лишним. В школе подруги были не особенно популярны. Мальчики, по присущему сильному полу стремлению к лидерству, не прощали превосходящих успехов в учебе, девочки – не могли пережить Аськину привлекательность. Она была блондинкой в классическом понимании красоты, но не интеллекта, и это было особенно обидно. Но открыто выражать антипатию человеку, занимавшемуся боевыми искусствами, никто не решался. Зато Ася пользовалась огромным уважением у родителей одноклассников, завоевав его время экскурсии по области, когда местные пьяные аборигены стали приставать к мальчикам. Пока родители трясущимися руками набирали телефон полиции, Ася несколькими точными ударами вывела из строя двух здоровых парней, остальные потрясенные бедственным положением товарищей, предпочли беспорядочно удалиться. Саша подозревала, что они испугались не боевого искусства Аськи, а приняли ее за какое -то иррациональное, не поддающееся грубому физическому воздействию явление, вроде тайфуна или урагана. Гордость спасенных подростков при этом была задета, и они потом говорили, что Ася поспешила с помощью и «нефиг было ей выпендриваться». С этого случая отношение к подругам изменилось, и, хотя, все понимали, что Ася никогда не применит свои боевые навыки по отношению к одноклассникам, но шуточки по поводу ниндзя и каланчи прекратились, преобразившись в боязливое уважение. Правда, вместо восхищения поступок Аси вызвал зависть и недовольство. От родителей ей тоже попало. Они серьезно испугались, и доходчиво объяснили девочке, что только возраст мог спасти ее в случае нанесения травм от уголовной ответственности. Это нисколько не умерило пыл девочки в борьбе за справедливость, но сильно поколебало веру в человечество. Мужская часть класса стала относиться к подругам еще прохладнее, но пока это девочек не волновало. Им хватало собственной дружбы.

Сашиной привлекательности не завидовали. Юваля ласково называла ее «моя кариатидочка», что совсем не радовало девочку. И действительно, подрастая, Саша все более и более становилась похожей на скульптуры мощных теток, поддерживающих арки петербургских зданий. Она уже переросла всех мальчиков в классе и разворотом прямых плеч напоминала скорее олимпийского пловца, чем подростка. Черты лица у нее были классическими и со временем их правильность должна была перейти в красоту. Пока же не знающая этого Саша считала себя почти уродом, но, будучи девочкой неглупой, нашла способ преодоления комплексов. Юваля говорила ей, что в любом человеке главное – индивидуальность, и Саша поняла, как можно компенсировать свои недостатки. Он начала культивировать свою некоторую старомодность, выделяясь среди сверстников правильностью речи и подчеркнутой изысканностью манер. Сперва над ней смеялись, затем задумались, потом стали даже завидовать, находя в Сашиной манере держаться некую стильность, достигнуть которой у не было никакой возможности. Ася подсмеивалась над «старшей подругой», называла ее занудой, что в общем – то было близко к истине, но с благодарностью принимала опеку, которая была ей просто необходима. Дисциплинированность, которую должно было привить айкидо, не смогла справиться с Асиной рассеянностью. Она все и всегда теряла, а бдительная и аккуратная подруга помогала предотвратить и найти потери. Кроме того, с Сашей было необычайно интересно. Она читала гораздо больше сверстников и знала вещи, о которых Ася, не сумевшая полюбить книги с такой же страстью, не имела представления, но которые были чрезвычайно занимательны.

Например, Асе очень хотелось услышать давно обещанный подругой рассказ о знаменитых привидениях, обитавших в разное время и в разных замках и дворцах. Выбор темы был не случаен. Дом, в котором находилась квартира Юлии Валентиновны, имел стойкую репутацию здания, в котором якобы в прошлые века обитали потусторонние силы. Но Ася не испытывала никакого страха, приходя сюда. У Юлии Валентиновны она бывала с детства на занятиях французского языка, которые та сочла более полезным проводить одновременно для двух подруг, и ничего тревожного Ася никогда не замечала.

Поэтому в день, когда подруги договорились встретиться, привыкшая к старому дому и не верившая ни в какие потусторонние силы Ася, не стала встречать Сашу во дворе и поднялась на последний этаж, где спокойно ожидала ее.

Саша в это время уже почти дошла до парадной, где столкнулась у входа с странным, немолодым мужчиной. Согнутый, почти горбун, он опирался на тяжелую трость и двигался так стремительно, что едва не сбил Сашу с ног. На плечах у него красовался огромный рюкзак, свисающий почти до земли и похожий на парашют только что свалившегося с неба десантника. Вид у горбуна был зловещий. Саша его прежде не встречала, но зная, какая экстравагантная публика обитает в их замечательном доме, не удивилась. И все же, она не дала двери закрыться и выглянула наружу. Человечек с рюкзаком стоял у выхода ворот, внимательно осматривая дом, и словно что-то подсчитывая. Увидев Сашу, он оскалился, словно крыса, показав острые зубы, и кинул взгляд, способный испепелить на месте. Маленькие глазки сверкали от злобы, ноздри носа раздувались, а трость так глубоко ушла в землю, что уменьшилась почти на четверть. Саше на миг показалось, что горбун может вернуться и ударить своей устрашающих размеров тростью, и она, ойкнув, отпустила тяжелую дубовую дверь. Та с привычным грохотом захлопнулась и в гулком эхе раздался знакомый голос.

– Сашка! Это ты?

Слава богу, Ася уже здесь, – с облегчением подумала Саша и стала подниматься по лестнице. На широком подоконнике большого окна с разбитыми витражами, удобно расположилась ее подруга Ася. Девочки подошли к квартире номер два. Саша достала связку ключей, выбрала из них самый старый и замысловатый, открыла дверь и с наслаждением вдохнула воздух. Пахло как всегда -нагретым солнцем деревом, мастикой для мебели и лавандой. А еще квартира пахла счастливым детством Саши.

Квартира, в которой жила Юлия Валентиновна принадлежала ее семье до революции и занимала целый этаж, затем из пятикомнатной квартиры сделали три. Две коммунальных, и одну отдельную, которую каким -то образом удалось сохранить Лабазовым. В ней до блокады жили – бабушка Ювали, ее мама и она сама. Жилища уютнее Саша не знала. В квартире был эркер, заполненный комнатными цветами и напоминающий маленький зимний сад, старинная мебель, печь, в центре которой находился круглый барельеф с античными нимфами. Дополнялось все это великолепие альковом, где стоял диван, на котором спала Саша, когда оставалась на ночь. В другой совсем крохотной комнате, спальне Юлии Валентиновны, имелось полукруглое окно, доходящее почти до пола. В квартире сохранились такие редкости, как вентиляционная решетка с поворотным механизмом и чудесные дверные ручки из синего стекла. Но самым интересным был огромный покрытый резьбой шкаф, похожий на замок. Маленькая Саша не раз пыталась открыть тугие дверцы шкафа и залезть вовнутрь, чтобы поиграть, но Юваля, зорко следившая за этим предметом мебели, ни разу не позволила ей сделать это.

Имелось в квартире и нечто совсем удивительное – полное отсутствие зеркал. Их не было даже в ванне. И мама Саши однажды осмелилась спросить, как Юлии Валентиновне удается выглядеть безупречно, не видя своего отражения.

– Смотрюсь в воду, – загадочно отвечала та, и постаралась перевести разговор на другую тему. Еще одной особенностью дома было неожиданное исчезновение разных крупных предметов и появление новых.

– Волшебство какое-то, -недоумевала Елена Александровна – где она все это держит?

– Может на чердаке? – высказала предположение Саша. Но когда они с Асей (Саша одна боялась туда ходить) проинспектировали чердак, то никакой мебели не обнаружили. Саша не была трусихой, но слухи о привидении, обитающем в доме с незапамятных времен, не то, чтобы внушали страх, но как -то тревожили. Первой историю о потустороннем существе ей поведала Фрида Марковна, соседка Ювали, живущая в этом доме с самого рождения. Фрида была человеком добрым, отзывчивым и одиноким. При этом она обладала чрезвычайной общительностью и радовалась любому случаю поговорить. И Саша, попросившая ее рассказать о привидении, получила самую исчерпывающую информацию Фрида подробно и с чувством поведала легенду о замурованном где-то в стене скелете погибшей девушки. По ее словам, архитектор, перестраивавший дом, итальянец по происхождению, был совершенно не обуздан в проявлении страстей, ревнив и жесток. Заподозрив свою возлюбленную в неверности, он в диком порыве гнева убил ее, а тело замуровал. Потом, как это полагается во всех подобных историях преступник сошел с ума, особняк продали и сделали из него доходный дом, а неприкаянная душа убиенной с тех бродит по дому, появляясь в самых неожиданных местах. Чаще всего призрак делает это глубокой ночью или на рассвете. Фрида клялась и божилась, что разговаривала со свидетелями, к сожалению, уже давно умершими, которые лично встречали привидение и испытали при этом такой ужас и смятение, которое никак не могло произойти при встрече с живым человеком. Из их рассказов выходило, что убиенная девушка, судя по всему, тоже была итальянкой, так как обладала присущим этой нации чрезвычайно живым темпераментом. Вместо того, чтобы величаво проплыть мимо, как положено любому порядочному привидению, она могла высоко подпрыгнуть при встрече, вскрикнуть или даже резко оттолкнуть случайно вставшего у нее на пути человека. А один раз даже она удрала с совершенно неприличной скоростью и растворилась в доме. Видно, как сказала Фрида Марковна, опять замуровалась.

– Как это растворилась, ее искали? – уточнила Саша.

– Да очень просто. Времена были еще те – тридцатые -то годы. Боялись шпионов и вредителей, и Иван Лукич, царство ему небесное, который это привидение и встретил, на всякий случай поставил у дома всю свою семью от мала до велика, даже мать – старушку вытащил, чтобы следили за домом, и задерживали всех, кто выходил и вызвал милицию.

– И что же милиция?

– Приехала целая машина. Проверили каждую квартиру, облазили каждый угол, все кладовки, шкафы, даже буфеты и никого не обнаружили. Чердак обшмонали вдоль и поперек, Подвал тоже прочесали, все вверх дном перевернули. Повезло, что у нас только две парадные, а то бы несколько дней возились и не давали спокойно жить людям.

Речь Фриды Марковны изобиловала словами, которые Саша не употребляла, но к соседке, которую она знала с рождения, Саша давно привыкла, и принимала со всеми ее многочисленными достоинствами и недостатками. Их дом, как и говорила Фрида, действительно был небольшим. Народа в нем проживало немного, в основном те, кто остались после расселения коммуналок. Почти все соседи хорошо знали друг друга и не уезжали из ветхого здания, где все постоянно ломалось и рушилось, из – за привычки или преданности месту. Атмосфера здесь царила почти родственная, и Саша, уже войдя во двор ощущала себя абсолютно защищенной. История с привидением не ослабила этого чувства. Саша не верила в потусторонние силы, терпеть не могла мистику, но интуитивно ощущала некую таинственность и странность во всем. Это придавало ее пребыванию в доме прелесть приключения, но и внушало смутную тревогу. Именно поэтому Саша ходила на чердак с Асей. Потом, стыдясь своей трусости, она попыталась проанализировать, откуда мог возникнуть страх. И поняла, что причины для его появления имелись.

Таинственная кукла и столик с секретом

История, которую она вспомнила, произошла десять лет назад. Строгая со всеми Юваля, конечно, держала дистанцию, но баловала Сашу безмерно и не могла отказать ей ни в какой просьбе. Под запретом был только шкаф, который она даже не разрешала открывать и к этому Саша привыкла, и одна интереснейшая игрушка, вернее то, что девочка сочла за игрушку. Это была старинная кукла, которую Саша однажды увидела на столике, который появился вместо старого громоздкого внезапно и непонятно куда исчезнувшего кресла. Столик был красив и замысловат, да к тому же и секретом. Столешницу, окантованную бронзовой лентой, украшала фарфоровая вставка с пастушками и пастушками, а внутри имелось скрытое имелось пространство. О секрете Саша узнала случайно, когда оставленная родителями на выходные, сидела на кухне и завтракала. Есть в одиночестве ей надоело, она вошла в комнату позвать Ювалю. Та в это время поднимала крышку столешницы. Внутри стола все было обито пожелтевшим атласом и заполнено какими – то бумагами, по-видимому письмами. Столик оказался настоящей шкатулкой, и Саша не смогла сдержать удивленного вздоха. Услышав его, Юваля вздрогнула и обернулась. Она погрозила Сашке пальцем и объяснила, что подглядывать нехорошо и, что только невоспитанные люди так не делают. Еще больше она рассердилась, когда увидела в руках у Сашки куклу, которую та взяла без спроса и которая появилась в одно время со столиком. Обычно девочка спрашивала разрешения. Но эта кукла была совершенно необыкновенной. Лицо казалось живым и его выражение было не безразличным, как у обычной куклы, а ироничным и немного злым. Такие лица Саша увидела потом у будуарных кукол на выставке ар – нуво в Эрмитаже. Они были предназначены не для игры, а для украшения комнат светских дам и, видимо, походили на своих хозяек – не очень добрых и изысканных. С другими старинными игрушками, а их было у Ювали имелось огромное количество, играть разрешалось и Сашка в упоении использовала их в изображении героев всех известных ей сказок. Среди игрушек были и гномы, и злые ведьмы, и прекрасные дамы, и рыцари – словом любая девочка сошла бы с ума от зависти. Неподалеку от Сашиного дома находился Музей кукол, который она часто посещала вместе с Ювалей, в основном из-за белого пуделя, который свободно расхаживал по залам, самым интересным из которых для Саши был зал с русскими императорами и императрицами. Это были прекрасные куклы в великолепных, соответствующих своей эпохе нарядах, но ни одна из них не могла сравнится с той, которую она взяла со столика.

Эта кукла могла украсить любой музей игрушек и была настоящим произведением искусства. Платье из истончившегося шелка украшали кружева и тонкая вышивка, красные сафьяновые туфельки хотелось увеличить до человеческого размера и надеть на ноги. Это была просто мечта, а не кукла, и Сашка очень удивилась, когда Юваля вырвала ее из рук девочки, бросила на диван, накрыла пледом и тихо, но отчетливо назвала себя старой дурой.

– Ну, хочешь, я куплю тебе любую игрушку, любую, какую захочешь! – Утешала Юваля потом девочку, которая взвыв от обиды как сирена, сидела уставившись в стену и старательно изображала страдание. Оно длилось недолго, потому что Саша надеялась, что, когда Юваля выйдет из комнаты, она получше рассмотрит куклу и, может быть, даже сумеет выпросить, чтобы поиграть. Но Юваля не спускала с куклы глаз, а на утро та исчезла вместе со столиком. На его месте вновь красовалось внушительное кресло, и все разговоры об этих предметах Юваля пресекала, ловко переводя разговоры на другие темы, или предлагая заняться чем-нибудь интересным. Сообразительная Сашка использовала это для получения разных удовольствий, пока не достигла возраста, когда поняла действовать подобным образом не очень красиво, да и развлечений, которые ей щедро предлагала Юваля, было предостаточно. Они в основном были связаны с интеллектуальным развитием девочки – экскурсии и театры. Но умная преподавательница старалась не перекормить Сашу знаниями и давала ей возможность встречаться со сверстниками. Она устраивала детские праздниками, водила девочку в кафе, они вместе путешествовали летом, и, разумеется, смотрели кино. Причем Саша отдавала предпочтения приключенческим историческим фильмам, и бедная Юваля была вынуждена по несколько смотреть с ней разные версии «Трех мушкетеров», «Графа Монте -Кристо», и даже «Игру престолов», относящуюся к ненавистному для этой старой интеллектуалки жанру фэнтези.

Историю Васильевского острова Саша изучила досконально и тоже благодаря Ювале,

– Мы, Сашенька, островитяне, – Юваля – и ты, и я и твои родители. Именно на Васильевском острове Петр хотел сделать центр столицы. Когда -то здесь жили иностранцы, и одна из женщин нашей семьи, приехавших в Россию поселилась именно здесь, а в нашем теперешнем доме представь себе, мы оказались два с половиной столетия назад.

– Но дом был другим? – уточнила Саша.

– Да, совсем другим. Двухэтажным и без особых затей.

– А как звали первую эту прапрабабушку?

– Как и меня Юлия,

– А прадедушку?

Ответ на этот вопрос последовал после некоторой паузы: – тоже Юлий. Почему -то на этот вопрос Юваля ответила не охотно, и Саша поняла, что дальше затрагивать эту тему не стоит. Вопросы возникали постоянно, но с Ювалей было так интересно, и часы, которое они проводили вместе, пролетали так быстро, что не было смысла приставать с разъяснениями. К тому же много времени занимали занятий французским. Знания давались подругам легко, но Асины успехи, хоть и были неплохи, но не шли ни в какое сравнение с Сашиными. Ученики Ювали, осевшие во Франции, говорили, что, если бы не некоторая старомодность выражений, Сашу можно было принять за француженку.

– Ну, это вряд ли, – сказал Всеволод Анатольевич, когда она передала эти слова родителям. Он оглядел свою широкоплечую дочь, размер которой стремительно приближался к сорок восьмому, а рост перешагнул сто семьдесят пять сантиметров и столь же стремительно увеличивался. Он собирался добавить еще несколько критических соображений по поводу широких скул и весьма решительного подбородка, но наткнулся на грозный, предупреждающий взгляд Елены Александровны и добавил:

– ты у нас скорее это… валькирия.

Валькирия вполне устраивала Сашу. Ее знания мифологии даже позволяли гордиться этим сравнением, и она считала его справедливым. Эти легендарные девы, говоря современным языком, были спортивны и выносливы, а Сашу родители «отдали в спорт» давно. С десяти лет она, опять же по совету Ювали, стала заниматься воздушной гимнастикой. К занятиям спортом, как и ко всему в своей жизни Саша подошла основательно, и быстро достигла успехов. У нее появилась безупречная балетная, почти как у Ювали, осанка. Неуклюжесть, от которой страдали не только постоянно бьющиеся предметы, но и окружающие, ушла. Появилась даже ловкость и изящество – слово, которое Юваля повторяла также часто, как и «стойкость духа» и «сила воли». Честно говоря, Сашу уже начинало подташнивать, когда она их слышала. И хотя начала она заниматься гимнастикой, по мнению тренеров поздно, но успехи на соревнованиях впечатляли. Вредный двоюродный брат правда говорил, что «Сашке надо идти в борцы сумо», и, собственно, в чем -то он был прав. Фигура ее предполагала скорее борьбу, а не упражнения на кольце. Но Юваля приводила примеры из истории искусства, где успеха достигали представительницы прекрасного пола самой разнообразной комплекции и внешности – от тощей как скелет Иды Рубинштейн, до сутулой балерины Тальони, коротконогой Кшесинской и длинноносой Марии Каллас. Их не волновала реакция зрителей и плевали они на всех. Портрет Рубинштейн кисти великого Серова, в Русском музее, посмотреть на который она специально сводила Сашу в Русский музей, той понравился, а под пение Каллас она потом выполняла свои номера. Но помогла преодолеть стеснительность именно стойкость духа, взлелеянная долгими годами убеждений. Саша научилась не обращать внимание на смешки, которые раздавались при ее появлении в гимнастическом костюме, но стихали после первых же движений. На Барби она, конечно, похожа не стала, но собственно и не стремилась. Тандем у подруг сложился удивительный. Хрупкая и изящная Ася олицетворяла силу, а могучая, если не сказать великанша Саша- гибкость и изящество. Эдакие – нимфа с железными мышцами, и легкая в движениях кариатида.