Инара

– Успеешь. Хочу знать подробности.

Чтобы рассказать всё неторопливо, повторяя отдельные интересующие Кадыма моменты, и при этом выпивать, закусывая лучшим оттарским сыром, Назиру потребовался почти час. В голове у него шумело, на сердце было тепло, гордость переполняла, и он сам не заметил, как проболтался про медальон и прощание с Инарой.

Кружка Кадыма упала, жалобно хрупнула и раскололась пополам. Оба собеседника молча уставились на растекающееся вино, слишком похожее на кровь. Назир прикусил язык, но было поздно.

– Ты целовался с дочерью Даура Саниро? – наконец тихо спросил старик.

Назир только кивнул. Хмель выветрился из него в один миг.

– От такого подарка судьбы становится страшно, но отказаться нельзя… – задумчиво протянул Кадым.

– Что вы имеете в виду?

– Сходи, принеси мне новую кружку.

Когда Назир вернулся, Кадым Старый стоял у окна, рассматривая небольшую старинную фотографию в рамке, украшенной биренитовой крошкой. Приятный молодой джибл держал на руках мальчика лет пяти, а рядом стояла очень красивая благородная женщина в богатом платье. Все трое улыбались.

– Знаешь, кто это? – Кадым указал кривым пальцем на ребенка.

– Ваш сын?

– Нет. Но я всегда считал его сыном. Это Тайиш, сын госпожи Даду, уж её-то ты знаешь?

– Я не знал, что вы дружны.

– А разве я обязан всем рассказывать о своей жизни?

– Простите…

– Ладно, чего уж теперь. Тайиш был отличным проходцем, лучшим в отряде, а мог стать лучшим в Оттаре. Пока не появилась она.

– Кто?

– Мединарка.

Назир затаил дыхание и не посмел задать новый вопрос. Кадым Старый и не ждал. Он поставил фотографию на стол и налил вина в новую кружку. Выпил залпом, испачкав редкую бороду, но даже не стал утираться, отчего казалось, что у него кровит разбитый рот.

– Мединарка, – повторил он и тяжело сел в кресло. – Горячая, красивая и опасная, как взрыв газа в биренитовой шахте. Вынужден признать, сначала я к ней относился хорошо. Она была не такая, как они все. Злая к своим и добрая к джиблам. Она верила, что Пятилетнюю войну начали не мы и стыдилась поступков своего народа. Тайиш с ума сходил по ней и в конце концов ему позволили забрать её сюда. Она была замужем, однако это не помешало ей уйти из Алмарана. А ещё у неё были дети, которых она не могла бросить и уговорила Тайиша вернуться за ними чуть позже. Он долго умолял меня помочь, клялся служить по гроб жизни, уверял, что её дети станут великими и в будущем помогут джиблам в борьбе с мединарами. Я дал слабину. Пятнадцать лет не могу себя простить…

Кадым протянул кружку, жестом потребовал её наполнить, но не стал пить, а просто вглядывался в винную рябь, будто хотел что-то увидеть и понять.

– А что потом? – осмелился Назир.

– Ничего. И никого. Тайиш взял с собой тройку лучших проходцев, та женщина придумала хороший план, они тщательно подготовились и… не вернулись.

– Их взяли в плен?

– Нет. Их убили.

– И её?

– Да. Её убил собственный муж. Оставил родных детей без матери, а Оттар без перспективного лидера.

– Но… я не собираюсь вытаскивать оттуда Инару Даури! Так получилось случайно, я разозлился на её дерзость и решил отомстить. Мелко, по-мальчишески, но с мединарки не убудет, потоскует и забудет! – неуклюже оправдывался Назир.

– Нет. Ты собираешься. И ты её вытащишь.

– Нет же, поверьте! – отчаянно запротестовал Назир.

– Вытащишь и приведёшь сюда целую и невредимую, – жёстко сказал старик.

– Но… зачем?

– Затем, что муж мединарки, сгубившей Тайиша – Даур Саниро. Несложно сделать выводы. Теперь уходи, я должен подумать.

Назир не шевелился.

– Свободен, проходец. Жди приказа.

Назир по-прежнему стоял, хватая ртом внезапно загустевший воздух.

– Пошёл вон! – гаркнул Кадым Старый и вторая кружка с вином грохнулась о каменный пол.

Глава 20

ДАУР

23.06.2767г. (двадцать четыре года до начала Эры Объединения)

Взрыв разбудил Алмаран задолго до рассвета. Сирена гудела прерывисто – два коротких и один длинный. Это обозначало угрозу разгерметизации. Каждый житель был обязан надеть дыхательную маску и стараться не выходить из дома, пока не прозвучит сигнал отмены – три длинных.

Даур Саниро первым оказался на месте взрыва и больше всего опасался, что его спросят, как так вышло. Потому что тогда пришлось бы рассказать, что он, будучи в увольнении, воспользовался чужим пропуском и забрался под купол, в западный сектор. Туда, откуда сняли Айну Натари, и где она, по словам мойщика, была не одна.

Зачем он это сделал, Даур до конца и сам не осознавал. После беседы с Айной он долго не мог забыть её глаза, глаза человека, который знает что-то важное, вечное и прекрасное. Любить взбалмошную студентку-бунтарку оказалось невероятно трудно. Даур очень хотел узнать ее поближе, понять, что ей нужно от жизни, и как-то стать частью того, что ей необходимо. Но она не спешила с ним сближаться, поэтому приходилось самому собирать мозаику её увлечений. Глядя из-под купола то на город под ногами, то на звёзды, он в какой-то момент понял, что не дышит от восторга. А ещё через миг понял, что желает смерти джиблу, который привёл сюда Айну. Но не потому, что тот грязный туземец, без сомнения, виновен в повреждении купола. А потому, что именно с ним Айна впервые разделила это чувство благоговения. Поймав себя на мысли, что ставит личные интересы впереди городских, Даур смутился и разрядил электростик в собственное бедро на самой малой мощности. Боль отозвалась даже в ногтях, зубы заскрежетали, нога онемела, но голова стала светлой и стерильной, как казарма после санобработки. Удар током, как самое действенное средство от непрошеных мыслей и самый надежный способ воспитания, был знаком Дауру со времён интерната и никогда ещё не подводил.

Даур видел взрыв и видел, как в куполе родилась трещина, похожая на ветвистое дерево. Она была впечатляющей, но не критичной. Джиблы не рассчитали мощности взрывчатки, или недооценили прочность стекла, а скорее и то, и другое. Даур зачарованно смотрел, как растёт дерево-трещина, расчерчивая темно-синее ночное небо за куполом. Толстое стекло на сколах преломляло свет подкупольных фонарей, отчего ствол и ветви переливались и казались волшебными. Морозный наружный воздух клубился у ветвей трещины и пар этот тоже переливался, прекрасный и опасный. Сотник Саниро надел маску раньше, чем загудела сирена, хоть уже и не так боялся разгерметизации. Вместе с повышением он получил гарантию бесплатного лечения от пироастмы и сизого лишая – тяжелейших внешних болезней, которые калечат бедных и разоряют богатых мединаров.