Око предков

– Не надо. – Она вытянула ноги к нему.

Гоша уложил их к себе на колени и накрыл толстовкой. Девушка почувствовала кончиками пальцев горячую кожу. Плечи неловко дернулись.

– Прости, Ань, что мучаю расспросами, – тихо сказал он. – Просто… больше не у кого спросить. Родни у нас и нет.

Аня помолчала, снова задумчиво разглядывая бордовое вино в бокал.

– Есть немного. В Малинове.

– Серьёзно? Почему молчали?

– Мы не общаемся. Подписаны где-то, но даже не пишем. Сколько лет прошло…

– Надо проверить.

– Зачем, Гоша? Что ты хочешь узнать? – раздражённо отозвалась Аня.

Она давно перестала ждать вестей. Надежда выгорела до тла. Глубокая рана, прикрытая обезболивающим времени, затянулась тёмным, неровным шрамом. Будто из груди вырвали кусок сердца – живьём – и заставили жить с этой пустотой дальше.

Они встретились взглядами. Тишину нарушал только треск льда в стакане. Аня заглянула в уставшие голубые глаза брата – и утонула в боли, которая казалась бездонной. Даже глубже её собственной.

Он всё ещё ждал.

Аня потянулась и обняла его. Тихо притянула к себе. Почувствовала, как сильные ладони сомкнулись у неё на талии. Гоша уткнулся носом в шею.

Боль – тяжёлая, густая, душащая – заполнила грудь. Дышать стало трудно. К горлу подкатил ком. Девушка стиснула зубы, в носу защипало.

Она положила подбородок на его макушку, вдохнула запах волос. Закрыла глаза и подняла взгляд к небу, чтобы предательские слёзы не потекли по щекам.

Если бы можно было собрать все слёзы, выплаканные о матери, получилось бы солёное, колючее озеро. Больше Байкала. Больше Тихого океана.

Как маятник, она покачивалась, поглаживая брата по голове. Вбирая в себя их общую боль. Справиться. Пережить. Принять.

Пусть он идёт дальше. Пусть защищает семью за них двоих. А она – будет гаванью. Тихим берегом, куда можно вернуться.

Гоша отстранился и, стараясь не смотреть в глаза, подал бокал.

Они молчали, боясь нарушить тишину. Аня видела, как ходят желваки парня.

– За будущее, – тихо произнесла она, поднимая бокал.

Звон стекла разорвал тишину.

Аня сделала глубокий глоток, стараясь протолкнуть в глотке колючий комок. Она встала и, пока шла к бару, незаметно вытерла лицо тыльной стороной руки. Очень хотелось спрятаться под одеяло и проплакать всю ночь. Но, с другой стороны, она может свернуться калачиком возле Гоши и проплакать ему в плечо.

Она чувствовала, как напряжение, жирном пауком расползающееся по веранде, заполнило пространство. Но очень сильно хотелось сделать вдох. Девушка обновила напитки. Для себя отметив, что бутылки вина уже почти не осталось и скоро придется перейти на виски, если они все таки решат остаться на веранде до утра.

Гоша глубоко вдохнул, тряхнул головой и провёл рукой по волосам.

– Давай сменим тему, – он улыбнулся.

– Давай, – радостно кивнула. Еще мгновение в этой оглушающей тишине и она закричит.

Гоша чиркнул зажигалкой. Лицо на миг вспыхнуло рыжим светом. Он затянулся и выдохнул дым.

– А давай про мальчиков поговорим? – он стрельнул в неё глазами.

– Про мальчиков? – Аня подозрительно выгнула бровь.

– Куда делся тот слизняк в кепке, с которым ты зимой встречалась?

Аня закатила глаза:

– Давай лучше вернёмся к теме кладбища.

– Нееет! Мне интересно! Отец говорил, ты с ним даже сюда ехать хотела. А потом – хоп, исчез парень.

– Во-первых, он не слизняк. Во-вторых, мы расстались.

– Понятно. А почему?

– Господи, Гоша! – всплеснула руками Аня. – Нельзя быть таким любопытным варварой!

Она ущипнула его за нос, делая вид, что сейчас оторвёт. Показав большой палец в кулаке, девушка театрально удивленно открыла рот и покачала головой. Гоша схватился руками за нос и тоже театрально покачал головой.

– Да не знаю, куда он делся, Гош, – Аня уселась обратно на диван и подоткнула ноги под бедро Гоши. – Вообще, собирались. Но дальше разговоров дело так и не зашло. Одним днем просто исчез.

– Я тебе сразу говорил, что у него морда сладкая, – фыркнул Гоша и приобнял Аню за плечи. – Вот есть мужики, что много болтают и много делают – это павлины по своей сути. Их хвалить все время надо, а то перестанут. Есть те кто много болтает и мало делает – про них ты сама все знаешь. Уважаемы те кто мало говорит и много делает – за такими как за каменной стеной. А этот… тюфяк.. не болтает и не делает. Мнется все.

Гоша брезгливо повел плечами.

– А ты откуда знаешь, какие мужики бывают? – Аня игриво толкнула его в плечо.

– За время странствий всякое бывает, – Гоша подмигнул.

– Ладно-ладно. Спрашивать ты мастак. Сам-то расскажи, как у тебя с этим дела?

– С этим это с чем? – он наклонился прямо к ее лицу. Пахнуло запахом кожи и табака.

Аня почувствовала себя неловко от двусмысленности вопроса.

– Ты же понял, – обворожительно улыбнулась она, игриво заглядывая в глаза.

Гоша не отвел взгляда и улыбнулся. Лукаво. Почти хищно.

– У меня несколько проще. Я не привязываюсь и не завожу отношений.

Он выдохнул последние слова ей в лицо. Аня почувствовала, как сердце пропустило удар. В крови вспыхнуло горячей лавиной терпкое вино.

Гоша отстранился. Сделал глоток янтарного виски. Медленно опустил руку на колено.

Время растянулось в бесконечность.

– Получается, твой крендель исчез пол года назад, а значит… – Гоша сделал много значительную паузу и посмотрел девушке в глаза.

– Значит что? – недовольно спросила Аня, заняв оборонительную позицию и отгородившись бокалом вина. Она почувствовала пальцы Гоши у себя на плече. Горячие обжигающие даже сквозь теплый махровый халат.

– Значит ли это, что сексуальные утехи были последний раз с ним?

– Да какое тебе дело? – вскинулась Аня, округлив глаза.

– Да я просто любопытствую! – Гоша поднял обе руки в примиряющем жесте. – Что я такого спросил?

– Боже, я не уверена что готова обсуждать это с тобой! – вспыхнула Аня. – Ты напился и пристаешь ко мне со странными вопросами!

Гоша усмехнулся и сделал еще глоток. Этому хитрому лису не хватало усов и рыжего хвоста.

Аня поймала себя на мысли, что теперь ей тоже стало любопытно. Вопросы в одурманенной голове сбились в кучу.

– А у тебя когда было в последний раз? – девушка вытянула из головы первый попавшийся вопрос. Было немного странно перепрыгивать с темы на тему, раскачиваясь на эмоциональных качелях вверх и вниз.

Гоша перевел на девушку хитрый взгляд, не торопясь с ответом.

– Я отвечу на твой, а ты на мой?

Почему бы и не сыграть в эту странную игру, притягивающую их обоих? до этого они никогда не обсуждали ничего подобного, держась сильно на расстоянии, несмотря на близость и теплоту отношений. Аня почувствовала прилив давно забытой энергии, рождающейся на грани флирта и фантазий и кивнула.

– Хорошо. – довольно кивнул Гоша, – Месяц назад. С длинноногой рыжей ведьмочкой возрастом больше чем этот город и все его жители вместе взятые.

– Да нуууу? – Аня округлила глаза.

– Магия бывает разной, но это уже второй вопрос. а ты так и не ответила на свой.

– Ты был прав, – коротко ответила Аня.

Гоша с некоторым недовольством цокнул языком.

– И сколько у тебя всего было? – спросил он, видимо прокручивая в голове свою тактику ведения разговора.

– Это еще какое имеет значение? – снова вскинулась Аня, вспыхнув от вопроса.

– Мне интересно и никакого значения это не имеет.

Аня глубоко вздохнула.

– Три.

– Три? да ладно! – Гоша хохотнул и снова выпил виски. – Ты же такая красотка!

– А вот это тебя волновать не должно! – Аня ткнула пальцем ему в грудь. – И вообще моя очередь задавать вопросы. Это реально жить так долго как та ведьма? Я думала, это сказочки.

Гоша закатил глаза.

– Вообще, реально. Но это черная магия. Она забирает годы жизни у своих партнеров во время секса, так и живет. Можно, конечно, жертвоприношения, но чем больше ты их делаешь, тем больше нужно жертв.

– Ого! И у тебя она забрала годы жизни?

– Это еще один вопрос без моего вопроса. Ты нечестно играешь. Но я отвечу на него, чтобы закрыть тему. Я убил ее прежде, чем она успела это сделать.

Аня хотела еще спросить, но Гоша опережающе покачал головой.

– Почему три? – спросил он, расплывшись в хищной улыбке так широко, что Аня заметила два неестественно выпирающих клыка. А вот это уже было генетикой и естественным наследством от отца.

Аня наклонила голову, задумавшись.

– Не знаю. как-то все не до этого было. ну знаешь, сначала учеба, потом работа. Чтобы подниматься вверх по пищевой цепочке надо делать выбор и я его делала.

– И это мудро. – кивнул Гоша. – выпьем же мы за большие пенисы и уютные влагалища.

– Фуууу. я не буду за это пить.

– Хорошо, тогда выпьем за успех в личной жизни! – они чокнулись и Гоша быстро добавил – И за пенисы.

Аня укоризненно посмотрела на брата.

– Хорошо, а сколько у тебя было? – Аня решила продолжить любопытный допрос.

Гоша задержал ответ, прищурился и хитро усмехнулся:

– Не знаю. Я не считаю.

– Ну как это – не считаешь? Ты хоть предохраняешься?

Он развёл руками, будто это очевидно:

– Конечно. Всегда ношу с собой парочку. Безопасность превыше всего.

Он порылся в кармане, достал латексный квадратик и небрежно швырнул его на стол.

– Гоша, это даже пошло. Даже для тебя, – Аня скривилась, глядя на синий блестящий пакетик.

– Всегда готов, – пожал он плечами. – Если судьба подкинет сюрприз, я встречу её как джентльмен. Ты тоже носи – на всякий случай.

– Спасибо, но я не из этих, – парировала она, хотя взгляд сам собой прилип к столу.

– Не из этих это не из каких? – он повернулся к ней всем корпусом, поджимая под себя ноги.

– Мне важна близость, связь… химия.

Она тоже повернулась – теперь их лица разделяло всего несколько сантиметров.

– Только не говори, что с этим тюфяком у тебя тоже была эмоциональная связь и химия, – Гоша брезгливо повел плечами.

– Ну почему же? Он мне нравился. – Аня улыбнулась, отпивая вино. Бокал опустел. Самое время переходить на виски? Или уже хватит?

– Нравился… У него был большой член и он вылизывал тебе пальцы ног? – ухмыльнулся он.

– Гоша! – Аня закрыла лицо руками покраснев до кончиков ушей.

Он рассмеялся и потянул её за запястья:

– Почему ты от меня прячешься? Я же не спрашиваю ничего страшного!

– Но ты спрашиваешь! – буркнула она, всё же позволяя ему убрать руки от лица.

Он наклонился ближе:

– Могла попросить замолчать. Но продолжила. Поэтому я и спрашиваю.

Их взгляды сцепились. Гоша держал её за запястья и, пока она молчала, медленно провёл пальцами по внутренней стороне её руки.

– Мне просто непонятно зачем. – прошептала она.

– Зачем что? Влюбляться? – он смотрел внимательно.

Она кивнула и почувствовала, как тугой ком напряжения собирается в животе, готовый перевернуться внутри. В горле неприятно пересохло.

– Не говори мне таких слов про этого слизняка, – хмуро произнес Гоша.

– Почему?

– Потому что тебе нужен другой человек рядом, – Гоша выпрямил спину и практически навис над девушкой. В его темных почти матовых глазах разверзлась пропасть.

– С каких пор ты в курсе кто мне нужен?

– Ты всегда была крепким орешком. Сильным и стойким, но внутри маленькая слабая девочка, которой нужна поддержка. Без всяких условностей. Могу предположить, что он просто не готов выдерживать разницу между внешней силой и внутренней надеждой на опору.

Аня облизала пересохшие губы. Именно сейчас стало неприятно, что Гоша слишком хорошо ее знает. Даже больше чем она сама. Она опустила глаза не в силах выдерживать тяжелый изучающий взгляд.

Захотелось встать и уйти. Закрыться в своей комнате, забраться под одеяло и разреветься без лишних глаз. Неприятно, когда так настойчиво срывают маску с лица, которая срослась с внутренним естеством что, казалось, стала правдой.

Снова стало больно. Очень больно и неприятно, что так нагло обнажают все ее маленькие секреты.

– На самом деле я не уверен, что в принципе существует мужчина достойный тебя, – хрипло произнес Гоша.

Он отстранился, давая вздохнуть спокойно, чтобы кислород не был смешан с терпким запахом его тела. Аня посмотрела в его глаза, испугавшись пространства между ними.

Хотелось подольше находиться в горячей дреме как под гипнозом его глаз, хотелось вдыхать его запах. Хотелось обнять и прижать к себе. Отчаянный шаг в пропасть на поводу у подступающих к груди горячих эмоций.

Не веря, ненавидя саму себя за этот порыв, она высвободила руку и обхватив его за шею и притянула к себе. Мгновение, нехватившее на вдох, ее губы в миллиметре от его. Она почувствовала его дыхание на своем лице. Гоша нежно обхватил пальцами ее шею и мягко ускользнул от раскрытых губ, оставил смазанный поцелуй на щеке, припал губами к шее и осторожно поцеловал. Горячий разряд тока прошелся от места прикосновения по всему телу, заставив прижаться к его груди.

Еще один поцелуй рядом с мочкой уха. Тихий стон вырвался из ее груди.

Его большие руки сместились на плечи и он отстранился, обрывая мучительную ласку.

– Кажется, я пьян в стельку, – хрипло произнес Гоша. – Извини, я не должен был.

Аня откинулась на спинку дивана, прерывисто дыша. В животе пульсировал горячий шар, готовый вот-вот взорваться и поглотить Солнечную систему.

– Иди к себе, я уберу тут все, – Гоша отвернулся, закидывая ногу на ногу и закурил.

Девушка ничего не ответила, порывисто вскакивая с места и быстрыми шагами удаляясь с места преступления.

Ком отчаянной пульсирующей жажды сменился жутким отвращением к самой себе. Она спасалась бегством как можно быстрее. Не заметив пролета лестницы, пересекла коридор практически одним прыжком, всем телом навалилась на дверь и, даже не раздевшись и не расправив кровать, нырнула под одеяло.

Похоть наравне со стыдом заполнили все тело, запульсировали в отчаянной схватке. Девушка полежала под одеялом, ощущая, что ее тело не принадлежит ей. Хотелось спуститься вниз, сорвать все маски и забраться на это исчадье ада сверху, чтобы было стыдно и страшно еще больше.

Подхваченная эмоциями она вновь вскочила с кровати и подошла к двери.

Взялась за ручку.

Но не открыла.

Глубокий вдох. Выдох. Она развернулась, повалила неразобранный чемодан, порылась в вещах и на ощупь нашла маленький бархатный мешочек. Достала небольшую вещицу и, порывисто возвращаясь в кровать, нащупала на силиконовой гладкой поверхности кнопку.

Забралась под одеяло и прижала вибратор к пульсирующему клитору. В голове одна за одной мелькали воспоминания, а кожа на шее горела от прикосновений. Еще мгновение, не успев даже сосредоточиться, она почувствовала как волны оргазма накрывают ее. Девушка сжала бедра, пытаясь продлить ощущение и прикусив губы сдержала стон.

На первом этаже хлопнула дверь.

Глава 4

Стоило каких-то невероятных, безумных усилий не стиснуть её тонкую шею, не наброситься и не подмять под себя.

Гоша с силой хлопнул дверью и пошёл на кухню. Во рту расползался вкус Cахары вперемешку с кошачьим дерьмом. В глазах плыло, голова начинала пульсировать.

Настроение – дрянь. Состояние – дрянь. Всё смешалось: похоть, злость, изнеможение.

Он не в состоянии был дать критическую оценку произошедшему, поэтому договорился с собой на простое "нет"и отложил мысли до чёрного дня, чтобы тогда уже предаться самобичеванию – в одиночестве и на трезвую голову.

Глоток холодной воды из-под крана впитался в организм мгновенно, как в сухую почву. Он налил ещё и отпил.

Медленно поднимаясь по лестнице, нарочно шаркая ногами, Гоша тянулся к заветной постели. Всё тело ломило, мышцы ныли, голова была налита свинцом.

Открыв дверь в спальню и не включая света, он скользнул взглядом по расправленной кровати и куче разбросанных вещей… и – буквально на мгновение, на долю секунды за окном вспыхнул тусклый отблеск, будто отражение фонарика среди деревьев.

Мурашки пробежали вдоль позвоночника. Тело тут же отреагировало: напряжение сменило вялость, но боль в мышцах осталась.

Гоша сощурился и медленно, на носочках, обходя пятно лунного света на полу, подошёл к окну. В лунном свете лежали поле и домики – ни одно окно не горело, дорога тонула во тьме. Насколько хватало взгляда – чёрно-белая пустота, окружённая лесом и кладбищем.

Пожалуйста, пусть это просто отблеск на стекле, или фары машины на трассе в километрах от дома. Гоша принялся в голове перебирать рациональные объяснения – меньше всего ему хотелось столкнуться с неизведанным прямо сейчас.

Но он продолжал смотреть в ту точку, где, по его ощущениям, видел свет. Может, показалось. Может, слишком пьян.

Минуты тянулись мучительно. Воздух густел. Глаза пересохли, моргнуть было физически больно. И всё же он вглядывался, напрягая каждый мускул, когда снова – почти незаметно, еле-еле – засияло то самое место. Приглушённый, едва уловимый свет появился вновь. Именно там, где мрачной тенью, вонзив кресты в небо, стояла старая церковь.

Челюсти сжались до хруста. Он медленно выдохнул, оставляя на стекле след конденсата. Сердце замерло.

Свет погас. Будто почувствовав наблюдателя, церковь утонула во мраке. В то же мгновение нечто тяжёлое, недоброе, выловило из темноты фигурку Гоши. Он физически ощутил, как чьё-то внимание – тягучее, цепкое – обрушилось на него, будто взгляд хищника, затаившегося перед броском.

Гоша шагнул в тень за штору и затаился.

Ну нихера себе. Это ещё что за херня?

Алкоголь мгновенно испарился из крови. Мысли отрезвели.

Неосознанно рука потянулась к шее – туда, где позвоночник упирается в череп. Под волосами скрывалась татуировка: Око Предков – широко раскрытый глаз, вписанный в треугольник. Тело. Разум. Душа.

Символ защищал от удара в спину, вспыхивая жаром при любом постороннем воздействии.

Сейчас же – ничего. Кожа под пальцами была тёплой, влажной от пота – ничего особенного. Око молчало.

Привиделось?

Впрочем, если бы его мозги окончательно разжижились и начали вытекать из ушей, Гоша бы не удивился.

При его стиле жизни это было бы скорее заслуженным итогом, чем неожиданным сюрпризом.

Он перевёл взгляд на рюкзак, валяющийся посреди круга.

Там – всё любимое барахлишко: соль, чернила из пепла, охотничий нож. Гоша глубоко вдохнул, по старой охотничьей традиции задержал дыхание и медленно обошел пятно лунного света по кругу, вытянул руку, подтащил рюкзак к себе, продолжая не дышать выскользнул из комнаты. Только когда вышел из комнаты, позволил себе вдохнуть.

Темнота коридора давила, расплющивая сознание до размеров блинчика с мясом. Уже тихой кошачьей походкой прокрался по коридору, напряженно прислушиваясь к дому. Подошел к двери в спальню Ани и медленно надавил на ручку двери, открыл буквально на миллиметр и прислушался: ровное глубокое дыхание – сестра спит, шторы плотно задернуты.

Хорошая девочка.

Волевым усилием он воздержался, чтобы не сгрести Аню в кулек из одеяла и не утащить в подвал – запереть, спрятать, защитить. Парень так же тихо закрыл дверь и на цыпочках направился к гаражу.

Брать машину было бы опрометчивым решением: шумно и заметно даже с выключенными фарами. Брать оружие в виде арбалета или обреза – сомнительно.

С чем мы, чёрт побери, вообще имеем дело?

Призрак? Не сработало бы против Ока. Оборотень? Вампир? Слишком банально.

Что-то большое. И очень злое. И оно, мать его, просыпается по ночам.

Почему они вообще упустили эту церковь при постройке дома? Влад ведь знал местность, чёрт возьми. Помнил всё в деталях.

Значит ли это, что церковь только сейчас заражена?

Свеженький молодняк, что появился после их переезда.

Ладно. Стоит взять по стандарту: еще один охотничий нож из серебра, заточенный до способности расщеплять волос на атомы, старенький ПМ с пулями с солью. Фляга настойки на зверобое – если глотнёшь, помогает видеть завесу между мирами. Ну, или проблеваться. 50/50.

В самом дальнем сундучке, под горой вещей, Гоша выудил амулет с черным обсидианом – чудо природы, рожденное в недрах вулканов, сжал в левой руке. Если почувствуешь, что тебя смотрят – держи в левой руке. Тогда не они увидят тебя.

Глубоко вздохнув, парень набрал в грудь побольше воздуха и вышел из гаража. Лёгкий освежающий ветер обдал лицо. Решение принято: двигаться пешком, напрямик. В поле всё равно не спрячешься, но был шанс, что обсидиан убережёт.

Под ногами хрустел мелкий камень, ветер путался в волосах. Курить хотелось до дрожи в пальцах, но крошечная красная искра посреди поля – это как вывеска с неоном: «Я здесь, жрите меня».

Присутствие исчезло. Хищник решил нарочно оставить добычу без присмотра – в надежде, что та сама приползёт в его когтистые лапы.

Выбора не было. Только вперёд. Остатки алкоголя окончательно выветрились, сердце укачивало грудную клетку тяжёлыми ударами.

Почему оно ушло? Потеряло интерес? Или просто прикинулось, что ушло?

Гоша чувствовал себя немного дураком: сам себя накрутил, выдал паранойю за реальность. Хотя первое правило охотника было простым: лучше перебздеть, чем недобздеть. Потратит час, прогуляется туда-сюда – зато вернётся, рухнет в кровать и будет спать до обеда. Или пока кто-нибудь не поднимет тревогу.

Но ноги шли через усилие. Казалось, будто вязнут в грязи, хотя дорога была сухая, дожди шли неделю назад. Каждый шаг сквозь вату.

Церковь всё ближе. Чёрный монумент, как гвоздь в небе, с пустыми глазницами окон и крестами царапающими тьму. От неё веяло холодом и чем-то несказанным.

Проклятые места всегда узнаются: даже простому человеку станет не по себе – щемящее чувство чужого, гнетущая тишина.

Но сейчас было… тихо.

Гоша не отводил взгляда от церкви.

Света больше не было.

Он приближался медленно, внимательно вслушиваясь в каждое ощущение, слившееся в пульсирующий сгусток нервов и напряжения. Церковь всё больше напоминала не здание, а живую тень, нечто органическое.

Гоша остановился в паре метров от стены. От неё тянуло стылым холодом и каким-то глухим звуком – неуловимым, как будто слышимым не ушами, а костями. Ни одного окна, ни одного стекла. Только зияющий вход – высокий арочный проём, похожий на раскрытую пасть, ведущую в темноту. Противный, плотный воздух бил в лицо – пахло сыростью, гарью и чем-то старым… почти прогорклым. Как из подвала, который слишком долго был заперт. Он прислушался – внутри было слишком тихо, даже для ночи.

Обсидиан в левой руке казался ледяным. Он крепче сжал амулет, сделал шаг вперёд и перешагнул границу.

Лунный свет пробивался сквозь глазницы окон, освещая пустое пространство. Небольшое помещение больше похожее на комнату. На полу куски битых кирпичей. Гоша прислушался: полная тишина. Он задрал голову вверх, где по его мнению был источник света, но ничего не было, только уходящие вверх своды стен, похожие на захлопывающуюся ловушку. На голых стенах висели одинокие иконы, но невозможно было разглядеть ликов святых. на полу вдоль стен различимы огарки свечей, как черные торчащие вверх иглы.

Он отвернулся, собираясь сделать шаг к выходу, и в ту же секунду почувствовал, как что-то позади изменилось. Пространство не сдвинулось, не качнулось – оно затаилось, как живое. Гоша медленно, как в замедленной плёнке, повернул голову через плечо.

Иконы.

Теперь они были… другими.

Лики, ранее расплывчатые и потускневшие, стали проявляться, как фотографии полароида. Но вместо святых – искажённые, чужие лица, вытянутые, с провалами вместо глаз. Чёрная жидкость – густая, как отработанное машинное масло – медленно сочилась из глазниц. Она капала на пол, оставляя жирные следы. Одна капля упала с влажным, плотным «чпок» – и в этом звуке было нечто отвратительно живое.

Гоша попятился, но не мог отвести глаз.

Одна из икон плавно повернулась – лицо само прокручивалось по поверхности. Глаза на ней загорелись изнутри, как тлеющие угли.

И тут он увидел её.

Икону с его собственным образом – только вывернутым, чьей-то жестокой рукой перекроенное наизнанку. Настолько уродливо искаженное, что с трудом узнавался образ – по длинным светящимся волосам, скрученных в тугие пакли свисающие грязью на лицо. Улыбка была шире, чем должна быть – почти до ушей, кривой полумесяц. Один глаз выдавлен, другой смотрит прямо на него. Безотрывно.

Лик на иконе медленно моргнул – уродливым, дырявым веком закрылось белесое глазное яблоко.

Гоша похолодел. Воздух сделался вязким, как мёд. Пальцы свело судорогой. Его собственное изображение на иконе… наблюдало.

Обсидиан в руке раскалился холодом как сухой лёд, и зашипел, обжигая пальцы. С хрустом Гоша разогнул их, и камень с чавкающим звуком упал в сгусток черной слизи, подобравшийся к носкам кед.