Кровь и Тьма

Она видела его руку с мечом, пронзающим её грудь. Не ту боль, что она чувствовала во сне, а ту, что была за гранью физического: боль от предательства себя, от осознания того, кем она стала. В её глазах, ставших теперь вампирскими, горела такая же жажда, как в его, но смешанная с последними искрами прежней любви. Он убил её не из ненависти, а из отчаяния, чтобы спасти её душу от полного погружения во тьму, а Орден – от её разрушительной силы. Воспоминание оборвалось так же резко, как и началось. Элизабет рухнула на колени, задыхаясь. Слёзы текли по её лицу. Она понимала. Теперь она понимала, почему Александр был так загадочен, почему он пытался уберечь её от воспоминаний. Каждый раз, когда она выбирала любовь, она становилась угрозой для Ордена, и каждый раз, когда она погружалась во тьму, Александр был вынужден жертвовать ею, чтобы предотвратить катастрофу. Она посмотрела на мозаику, на фигуру Аделаиды, а затем на фигуру Александра, "Кровного меча". Их судьбы были переплетены проклятием, вечным танцем любви и смерти, света и тьмы. Медальон на её шее остыл. Внутри, в самом сердце её, родилось новое, пугающее знание: круг не только не замкнулся, он повторяется.

Глава 10 Тайны Войны Крови

Элизабет держала в руках "Хроники Кровного Меча", когда в Доме Молчания раздался тихий шорох. Она подняла голову, и в тени древнего арочного проёма возник Александр. Он стоял, словно высеченный из мрака, его взгляд был полон печали, но в нём не было прежней отстранённости. Он видел, что Элизабет теперь знала многое.

– Ты читала, – его голос был низким, почти шелестящим. – Ты знаешь о проклятии.

Элизабет кивнула, слёзы текли по щекам.

– И ты все эти века… ты знал, что это я? Что это мы?

Александр медленно подошёл к ней, его шаги были бесшумными.

– Я всегда знал. В каждом твоём воплощении я чувствовал нить, ведущую ко мне. И каждый раз я пытался разорвать её, чтобы спасти тебя от проклятия, но… сердце отказывалось.

Он опустился рядом с ней, его глаза смотрели в глубину её души.

– Ты должна знать всё, Элизабет. О нашей общей трагедии, о том, что привело нас сюда.

Александр начал говорить, и его слова обрушились на Элизабет как лавина давно похороненных воспоминаний. Он рассказал о войне кланов Димитру и Де Ла Вега, что бушевала задолго до того, как был основан Орден Тени. Это была жестокая, тайная война за территории и власть, пропитанная древней кровью и вековой ненавистью.

– Я убил Сантьяго Де Ла Вега, – прошептал Александр, и его голос дрогнул от боли, которая не утихла за столетия. – Он был сильным воином, но я… я был ослеплён битвой. Его возлюбленная, Ливия, была рядом. Она видела, как я лишил жизни её возлюбленного. Её глаза горели такой ненавистью, что я чувствовал, как земля под ногами горит.

Он объяснил, как Ливия, будучи могущественной Белой Ведьмой и обладая не только даром пророчества, но и властью над древними проклятиями, наложила на него самое страшное заклятие. Не просто на его жизнь, а на саму суть его любви. Она знала, что для вампира, живущего вечно, потеря возлюбленной будет самым страшным наказанием. И она сделала так, что любая женщина, которую он искренне полюбит, будет умирать от выбора. Она будет стоять на пороге тьмы или света, и каждый её шаг будет стоить ей жизни, а ему – вечной муки осознания, что его любовь обрекает её.

– Ливия… – голос Александра наполнился горечью. – Она была не просто свидетельницей. Она была мстителем. Её цель была не просто смерть, а моё вечное страдание. И она это знала. Она использовала это.

Он рассказал, как Ливия, будучи единственной, кто могла бы снять проклятие, вместо этого начала использовать его против Александра. Она манипулировала Аделаидой, твоим прошлым "я", на каждом шагу. Шептала ей о её "предназначении во тьме", подталкивала к "выбору", который неизбежно вёл к гибели или превращению в то, что должно было разрушить Орден.

– Орден… они были слепы. Они видели только, как ты, Аделаида, выбирала любовь и нарушала "Круг", ослабляя их. Они не знали о проклятии Ливии, не понимали, что ты была пешкой в руках мстящей ведьмы, её инструментом мести. Ливия хотела, чтобы ты каждый раз делала "неправильный" выбор. Выбор, который вынуждал меня… – голос Александра оборвался, – вынуждал меня убивать тебя, чтобы спасти твою душу от полного падения во тьму, и чтобы Орден не пал от твоей руки.

В тишине Дома Молчания Элизабет ощутила холод. Ливия не просто завидовала, она мстила за Сантьяго. Её цель была не власть, а вечное страдание Александра. А Элизабет, в каждом своём воплощении, была лишь инструментом в этой чудовищной игре.

– Значит, мой "выбор тьмы"… когда я становилась вампиром-палачом, как ты… это было тоже её рук дело? – прошептала Элизабет.

Александр медленно кивнул.

– Она видела твою силу, твой потенциал. И она хотела использовать его, чтобы сломать меня. Она хотела, чтобы ты стала тем монстром, которым меня считали, чтобы я сам уничтожил то, что любил.

Элизабет закрыла глаза. Проклятие, месть, манипуляции, любовь, смерть – всё переплелось в единый, неразрывный узел. И теперь, когда она знала истину, перед ней стоял самый сложный выбор: что делать со знанием, которое могло либо спасти их, либо окончательно уничтожить. Внезапно Элизабет осенило. Весь этот разговор о вампирах, кланах, ведьмах… Она, Аделаида, ставшая вампиром из-за проклятия Ливии.

– Александр, – её голос был полон замешательства, – если вы… вампиры, то значит, вы убиваете невинных людей и питаетесь кровью?

Александр посмотрел на неё, и в его глазах мелькнула тень древней жажды, быстро угасшая.

– Не всегда. Триста лет назад, когда я был моложе и не так искусен, я питался кровью напрямую. Это была дикая, неукротимая жажда. Но благодаря древней магии, которой обучали наш клан, я научился усмирять её. Теперь я пью кровь в редких случаях, например, когда нужно выйти в бой с врагами. Это дает мне чистую силу, необходимую для поддержания моих способностей и живучести.

Он объяснил, что большинство современных вампиров, подобных ему, также избегают прямого нападения на людей.

– Мы получаем кровь через специализированные банки крови. Посредники доставляют её нам. Эту кровь добровольно продают люди, которые очень нуждаются в деньгах. Большинство этих людей продают свою кровь, в надежде купить себе очередную дозу кокаина .По мне они уже продали душу дьяволу, и уже больше никогда не изменятся.Большинство вампиров не возражают против такой системы.

Он продолжил, раскрывая структуру вампирского общества.

– Есть древние вампиры Совета. Мы называем их Старейшинами. Они – самые старые и могущественные из нас, живущие веками, а то и тысячелетиями. Они решают трудные вопросы в мире вампиров, поддерживая равновесие между кланами. Изредка выходят в люди, если только ситуация не требует их вмешательства.

– И у некоторых вампиров есть сверхспособности, – продолжил Александр, его взгляд стал более пристальным. – У меня, как у Кровного Меча клана Димитру, есть сила, которая позволяет мне быть не просто воином, но и хранителем. Другие вампиры могут обладать телекинезом, как когда то жившая Кассандра Лукант, что позволяло ей быть Предсказательницей, или видеть будущее, как некоторые потомки Ливии. А есть те, кто практикует магию, как Ливия и её родословная Белых Ведьм. Их магия очень сильна, она передаётся по крови из поколения в поколение.

Он сделал паузу, давая ей переварить информацию.

– Аделаида, твоё прошлое воплощение, была не просто вампиром. Ты была пророчицей со сверхспособностями, даром предвидения и, как ты видела, связью с самой тканью реальности. Вампиром ты стала только из-за проклятия Ливии и моей отчаянной попытки спасти тебя, когда ты уже шагнула во тьму. И превратилась в вампира. Твоя суть – не в жажде крови, а в даре, который Ливия пыталась использовать против меня.

В тишине Дома Молчания Элизабет чувствовала, как кусочки головоломки сходятся. Её жизнь, её сны, её притяжение к Александру, манипуляции Ливии – всё обрело смысл. Она была не просто реинкарнацией, а носителем дара, который мог изменить баланс мира, и жертвой древней мести.

Глава 11 Двойная жизнь

Нью-Йорк встретил её привычным гулом. Гудзон блестел под утренним солнцем, такси неслись по авеню, а аромат кофе и свежей выпечки просачивался из каждой кофейни. Это был её мир, тот, что она знала и любила. Но теперь он казался картонной декорацией. Элизабет опустила дорожную сумку на пол своей студии, чувствуя, как реальность раздваивается. В одной руке у неё был билет на самолёт из Бухареста, в другой – память о древних вампирах, проклятии и манипуляциях Ливии. Стены её квартиры, такие знакомые, теперь казались недостаточно толстыми, чтобы скрыть от неё шепот веков. Джош появился на пороге галереи с таким выражением лица, будто не спал последние двое суток.

– Элиз, ты вернулась! Я думал, ты забыла о нашей выставке. Две недели, помнишь? Я чуть с ума не сошёл.

Он говорил быстро, пытаясь скрыть своё облегчение. Элизабет слабо улыбнулась.

– Я же обещала, – ответила она, чувствуя, как слова звучат фальшиво.

Джош прищурился, вглядываясь в её лицо.

– Ты выглядишь… бледной. Усталой. Но в глазах… что-то новое. Какая-то… глубина? Или это просто от недосыпа?

Элизабет отвернулась, избегая его прямого взгляда. Он был слишком наблюдателен.

– Долгий перелёт, – соврала она, чувствуя укол вины.

Последующие дни были водоворотом. Элизабет заставляла себя двигаться по инерции. Она встречалась с клиентами, выбирала рамы, обсуждала размещение картин. Каждая улыбка, каждое вежливое "да" или "нет" были усилием. Она чувствовала себя актрисой на сцене, играющей роль "нормальной художницы", в то время как за кулисами её разум был поглощен мыслями о проклятии, Александре и Ливии . Её рука дрогнула, когда она подняла кисть. Незаконченные полотна, ждущие её возвращения, казались мертвыми. Как она могла рисовать городские пейзажи или портреты, когда в её голове звучало эхо ритуалов крови и древних проклятий? Однажды ночью, пытаясь уснуть, она снова увидела его. Александр стоял на её пороге, словно призрак, сотканный из лунного света. Его взгляд был напряженным.

– Она знает, что ты здесь, – его голос прозвучал прямо в её сознании, минуя расстояние. – Чувствует твоё пробуждение. Будь осторожна.

Элизабет проснулась в холодном поту. Он был здесь, в Нью-Йорке. Он наблюдал. И Ливия тоже. Вскоре, в течение следующих дней, Элизабет начала замечать странности. В библиотеке, где она пыталась найти хоть что-то о "древних проклятиях крови" и "ведьмах, способных насылать вечные заклятия", книги сами, казалось, падали с полок, открываясь на нужных страницах. Ей на глаза попадались статьи о редких болезнях крови, о древних руинах, о необъяснимых исчезновениях, которые раньше она бы проигнорировала. Она чувствовала, как её сознание расширяется, как будто невидимая вуаль спадала с её глаз. В толпе людей на улице она вдруг начала улавливать едва заметные энергетические отголоски – чью-то глубокую печаль, чей-то скрытый гнев. Это не было пророчеством в прямом смысле, скорее обострённая интуиция, дар чувствовать незримые связи и тени под поверхностью повседневности. Однажды, работая над абстрактной картиной для выставки – она просто позволяла рукам двигаться, надеясь отвлечься – её кисть остановилась. Она посмотрела на холст и увидела нечто. На фоне хаотичных мазков проступил символ, которого она не рисовала сознательно. Три переплетённые змеи, кусающие друг друга за хвост, внутри глаза, из которого капала кровь. Это был не знак Ордена, не знак клана Де Ла Вега. Он был чужим, но почему-то глубоко знакомым. В тот же вечер, когда Элизабет развешивала эту картину в галерее, она почувствовала острую, ледяную волну холода, пронизывающую её до костей. Она резко обернулась. У входа стояла женщина. Её волосы были цвета воронова крыла, кожа бледной, а глаза… те же самые, что в её кошмарах и воспоминаниях. Ливия. Она не улыбалась, лишь смотрела, и в её взгляде читалось холодное, вековое ожидание. В её руке Элизабет увидела медальон, но не её, а тот, что Ливия держала в Доме Молчания – искажённый, как сама месть. Элизабет застыла. Двойная жизнь закончилась. Охота началась.

Глава 12 Шепот Тьмы

Ледяная волна холода, пронзившая Элизабет, была не просто физическим ощущением. Её обострившаяся интуиция закричала, как сирена, проникая сквозь маску Ливии. Элизабет увидела не только бледное лицо и вороновы волосы, но и эхо древней, жгучей боли, затаённой где-то глубоко в глазах ведьмы. Она почувствовала тяжесть веков мщения, словно огромный камень, давящий на душу Ливии. И, что самое удивительное, она ощутила тонкую трещину в её, казалось бы, несокрушимой ауре – мимолётную слабость, след бесконечной злобы, которая, парадоксальным образом, истощала саму Ливию. Страх сковал Элизабет. Чистый, первобытный ужас перед хищником, который годами охотился на неё, используя её же любовь. Но этот страх был смешан с чем-то новым: холодной ясностью. Она не просто боялась – она понимала. Ливия медленно, почти грациозно шагнула в галерею, и её искажённый медальон на шее зловеще блеснул. Её губы изогнулись в тонкой, нечитаемой усмешке.

– Ты вернулась, сестра, – её голос был низким, мелодичным, но ледяным, как зимний ветер. – И, кажется, кое-что вспомнила. Твоё искусство стало… интереснее.

Глаза Ливии остановились на той самой картине, где проявился новый, странный символ. Её взгляд задержался на нём чуть дольше, чем следовало бы, и по её лицу скользнуло что-то похожее на раздражение или даже мимолётное недоумение, прежде чем она вернула себе прежнюю бесстрастность. Элизабет, всё ещё дрожа, сделала шаг назад, нащупывая на стене выключатель света. Её интуиция подсказывала: этот символ – ключ. И Ливия его не контролировала, возможно, даже не понимала его значения до конца.

– Чего ты хочешь от меня? – голос Элизабет прозвучал хрипло, но в нём была уже не только мольба, но и тень вызова.

Ливия сделала ещё один шаг, приближаясь к картине с символом.

– Того же, чего всегда хотела. Чтобы ты сделала правильный выбор. Или умерла, пытаясь избежать его. Ты знаешь, чем заканчивается твоя любовь, Элизабет. Ты всегда становишься монстром. Или мертвецом.

Её взгляд метнулся к Элизабет, полный вековой ненависти, но Элизабет теперь видела за ней не только месть, но и одиночество. Ливия была сильна, но её сила была разъедена ненавистью и потерей.

– Ты лжёшь! – вырвалось у Элизабет. – Это твоё проклятие! Ты использовала меня, чтобы отомстить Александру!

Ливия вздрогнула, её спокойствие пошатнулось. Это попадание было неожиданным.

– Он убил Сантьяго! Моего Сантьяго! – в её голосе впервые прозвучали нотки неконтролируемой ярости. – Он заслужил страдать! А ты… ты всегда была лишь инструментом. Слабым звеном в его проклятии.

Её рука потянулась к картине, пальцы с длинными ногтями уже касались холста, словно пытаясь стереть символ. Но в тот же миг Элизабет почувствовала мощный импульс, идущий от картины прямо в её сознание. Видение вспыхнуло: не прошлого, не будущего, а ощущение места, скрытого, защищенного. Места, где этот символ мог быть найден, или где могла быть найдена защита от Ливии.

– Не трогай! – выкрикнула Элизабет, и её голос наполнился не свойственной ей силой.

Ливия отдёрнула руку, словно обожглась, и на её лице появилось удивление, смешанное с яростью.

– Твои маленькие трюки… они не помогут тебе, Элизабет. Время твоих игр закончилось. Я пришла за тобой.

И прежде чем Элизабет успела что-либо предпринять, Ливия растворилась в тенях галереи так же бесшумно, как и появилась. Только холодный сквозняк и слабый запах горечи остались в воздухе. Элизабет тяжело дышала, прислонившись к стене. Страх всё ещё был с ней, но теперь к нему примешивались гнев и осознание собственной, пробуждающейся силы. Интуиция не просто подсказала ей правду о Ливии, но и указала новый путь. А символ на картине… он был больше, чем просто случайность.

Глава 13 Дар Пророчества

Холодный след от Ливии ещё витал в воздухе галереи, но Элизабет уже не дрожала от страха. Страх сменился ледяной решимостью, а в её венах пульсировало новое знание. Символ на картине – три переплетённые змеи, кусающие себя за хвост, внутри глаза, из которого капает кровь – теперь не просто смущал, он говорил с ней. Не словами, а ощущением, вибрацией в её крови. Это был не просто рисунок; это был древний ключ. Она провела пальцем по символу, чувствуя его пульсацию. Видение, мелькнувшее, когда Ливия потянулась к холсту, снова вспыхнуло : ощущение места, скрытого, защищенного. Это было не географическое место, а скорее магический отпечаток, который Элизабет могла бы найти, если бы знала, как читать эти знаки. Следующие дни стали испытанием её "двойной жизни". Днём Элизабет была художницей, одержимой подготовкой к выставке. Она смеялась с Джошем, обсуждала логистику, давала интервью местным изданиям, которые интересовались её "новым, более глубоким" стилем. Но по ночам, когда город засыпал, она погружалась в мир, который теперь стал её истинной реальностью. Она начала экспериментировать со своими пробуждающимися способностями. Интуиция, которая ранее лишь смутно намекала, теперь становилась более острой. Прикасаясь к старинным предметам в антикварных лавках, она иногда чувствовала их историю, слышала отголоски прошлых владельцев. Это было ещё не предвидение будущего, а скорее глубокое эмпатическое погружение в прошлое объекта. Однажды ночью, пытаясь уснуть, Элизабет закрыла глаза, сосредоточившись на символе, который теперь словно выгравировался на внутренней стороне её век. И тогда это случилось. Не яркий сон, а видение, чёткое и неоспоримое. Она оказалась на краю обрыва, где древние руины цеплялись за скалы. Ветер свистел, принося с собой запах соли и мокрых камней. Под обрывом бились волны о скалистый берег. На одной из стен руин, частично скрытая лианами, была выбита та же самая триада из змей с глазом и кровью. Но рядом с ней виднелся ещё один, менее чёткий символ – изображение летящей птицы с одним крылом. Голос, древний и безличный, прозвучал в её сознании: "Крыло, что ищет небо, там, где море встречается с камнем. Кровь, что исходит из сердца, укажет путь к разгадке. Ибо лишь тот, кто видит цикл, может его разорвать. "Видение исчезло, оставив Элизабет с холодным потом и дрожащим сердцем. Она схватила карандаш и набросала увиденные символы, а затем попыталась нанести их на карту. "Море встречается с камнем" – это могло быть где угодно в мире. Но "птица с одним крылом"…

Её интуиция подсказывала: этот символ не связан с Орденом. Он был более древним, более фундаментальным. Возможно, он указывал на место, где можно найти не только ответы, но и способ снять проклятие. Или, что более зловеще, на место, где началась настоящая магия Ливии. В течение следующих дней Элизабет лихорадочно искала информацию о "птице с одним крылом" в мифологиях, гербах, древних символах. Она не могла позволить себе открыто искать проклятия, но общие символы были достаточно безопасны. Но ничего подходящего не находила. Символ был уникальным, словно принадлежал лишь одному конкретному месту или истории. Александр не выходил на связь, но Элизабет чувствовала его присутствие, словно незримая нить соединяла их через расстояния. Его молчание было тревожным, но она понимала: он даёт ей пространство для принятия собственных решений, для становления. Выставка картин близилась. Элизабет, несмотря на внутреннюю бурю, добилась успеха. Её работы вызывали интерес, в них чувствовалась неведомая глубина. Но для Элизабет это было лишь прикрытие, фон, за которым она готовилась к настоящей битве. Она была не просто художницей, идущей к славе. Она была пророчицей, ищущей ответы на древние проклятия.

Глава 14 Энигма Одного Крыла

Видение обрыва и таинственный символ "птицы с одним крылом" не давали Элизабет покоя. Оно пульсировало в её мыслях, переплетаясь с гулом Нью-Йорка и запахом свежей краски. После галереи, оставив Джоша разбираться с бумагами, она поспешила домой, к своим источникам. Она начала с самого очевидного – мифология. Ночь за ночью,перебирая древние книги, просматривая цифровые архивы и форумы по эзотерике, она искала. От египетских богов до норвежских рун, от азиатских драконов до индейских тотемов – ничего. Нигде не было точного соответствия "птице с одним крылом", тем более в контексте "моря, встречающегося с камнем". Символ был уникален, словно принадлежал какой-то забытой, узкой традиции. Её интуиция, теперь более острая, подсказывала: не ищи буквальный смысл. Это не геральдический знак. Это что-то более глубокое, метафорическое.

"Крыло, что ищет небо", – шептал голос из видения. – "Там, где море встречается с камнем". Элизабет закрыла глаза, пытаясь воспроизвести ощущение из видения. Это было не просто зрительное восприятие, а чувство места, его энергетики. Ощущение ветра, бьющегося о скалы, солёного запаха, приглушенного шума волн. И где-то там – чувство одиночества, но и непокорённой силы. Она переключила внимание на "море, встречающееся с камнем". Это могли быть скалистые берега, утёсы, острова. Слишком широко. Тогда она вспомнила о контрасте – птица, ищущая небо (свобода, высота), и море, бьющееся о камень (неумолимая сила природы, заточение, барьер). И тут её взгляд случайно упал на одну из своих старых картин, висящих в студии. Она нарисовала её много лет назад, в период студенческих экспериментов. На ней был изображен заброшенный маяк на скалистом островке, окружённый бушующим морем. Маяк, всегда одинокий, но указывающий путь. В нём была та же самая меланхолия, что и в её видении. Маяк. Символ света и надежды посреди бушующей тьмы. Но маяки также одиноки. Их "крыло" – это луч света, который они испускают, помогая другим, но сами оставаясь неподвижными, прикованными к камню. А если крыло одно? Маяк без своего света? Или маяк, чей свет не виден всем, кто должен был его видеть? Элизабет подошла к картине, её пальцы задрожали. Это было почти предчувствие, а не логический вывод. Могла ли её прошлая жизнь, её дар пророчества, проявляться не только в снах и воспоминаниях, но и в её собственном искусстве, даже тогда, когда она не осознавала этого? Могла ли она рисовать будущие подсказки? Она вспомнила, как много её работ были посвящены темам одиночества, поиска, скрытой силы. Маяк, возможно, был интуитивным изображением места, которое она должна была найти, или даже символом её собственной запертой силы – птицы, которая могла летать, но имела лишь одно крыло, пока её дар был неполным. Решив, что это не совпадение, Элизабет открыла карту мира на своём планшете. Она стала искать маяки в скалистых, уединённых местах. Её внимание привлекло одно место на северо-западе Ирландии, на диком, скалистом побережье графства Донегол. Маяк Фанада. Он стоял на оконечности сурового полуострова, окруженного бушующим Атлантическим океаном. Его история была наполнена штормами и легендами. Фотографии показывали маяк, одиноко возвышающийся над морем, которое разбивалось о скалы с неистовой силой. "Море встречается с камнем" – это было оно. А "птица с одним крылом"? Элизабет замерла. Символ мог быть не просто маяком. Он мог быть отсылкой к трагической истории, связанной с этим местом. Легенды Ирландии полны историй о потерянных душах, о мистических существах, о птицах, которые становились символами печали или вечной разлуки. Возможно, это было проклятие, связанное с тем местом, или символ какого-то древнего существа, потерявшего свою силу. Элизабет почувствовала толчок в груди. Это не просто маяк. Это место силы, или место трагедии, связанной с проклятиями или утраченными способностями. И возможно, это место, где Ливия искала бы что-то, чтобы усилить проклятие, или где можно найти способ его разрушить. Она знала, что должна отправиться туда. Это было не просто любопытство, а зов крови, ведущий её по следу, который она сама себе оставила веками назад. Но прежде, чем она успела начать планировать, её телефон завибрировал.Сообщение от Джоша: "Элиз, к тебе приходили. Странная женщина. Сказала, что видела твои работы на выставке, но особенно ей понравилась твоя старая абстракция с тремя змеями. Сказала, что ждёт тебя."

Сердце Элизабет сжалось. Ливия. Она оставила послание. Теперь Элизабет точно знала, что её охота началась. Сообщение Джоша о "странной женщине" ударило холодным осознанием: Ливия пришла. Она не ждала, не выжидала – она действовала. Теперь, когда Элизабет знала правду о мести, это не было просто угрозой, это было личное. Сердце Элизабет забилось тяжело, но на смену первоначальному страху пришла жестокая решимость. Струсить? Убежать? Она уже делала это целые века, скрываясь за пеленой амнезии. Больше нет. Теперь она знала цену этой "забывчивости". Она была пешкой, и она была готова разорвать эти цепи. Она не стала звонить Джошу, чтобы узнать подробности. Вместо этого она взяла свой старый рюкзак, запихнула туда самые необходимые вещи, включая "Хроники Кровного Меча" и наброски таинственного символа с маяком. В её руке был медальон, который теперь стал тяжёлым и реальным. Её интуиция, теперь работающая на полную мощность, начала выдавать вспышки: не чёткие пророчества, а ощущения движения, энергии, предчувствие скорой конфронтации. Она чувствовала, как потоки магической энергии, едва уловимые для обычного человека, движутся по городу, стягиваясь к галерее. Ливия приближалась.