Сломанная

– Явишься завтра к восьми, – бросил он, и слова повисли в воздухе, как приговор без апелляции. – Не опаздывай.

Водитель кивнул, слишком давно знавший цену этим штилевым командам.

Лимузин растворяется в ночи, как сон, который нельзя вспомнить утром.

Холл встретил его стерильным блеском. Лифт ждал – разумеется ждал. Камеры поворачивались за его спиной с почти животным любопытством. Охранники делали вид, что не замечают.

Система доступа, – усмехнулся он про себя, должна работать на меня. Но системы, как и люди, иногда дают сбой.

Лифт взмывает вверх, как снаряд в стволе, а за окнами город растекается золотыми прожилками – живой, дышащий организм. Дверь раскрывается беззвучно, как занавес перед кульминацией…

Пентхаус встречает хозяина, пространство холодное, выверенное, как шахматная доска перед решающей партией. Панорамные окна вбирают в себя город, превращая его в декорацию.

Но главное украшение – она.

Эскортница.

Высокая, с линиями тела, которые могли бы преподавать в академии искусств. Черное платье облегает её, как вторая кожа, подчеркивая каждый изгиб – здесь не просто эротика… геометрия власти. Волосы – темнее ночи за окном, губы – как свежая рана, алые и опасные.

Она не двигается, не улыбается – просто есть, как дорогая картина, которую привезли на частный показ.

Виктор знает правила этой игры. Вопрос – кто кого проверяет на прочность?

Тишина. Только ледяной блеск хрустальных бокалов на столе.

Дым сигареты вьётся в воздухе, переплетаясь с мягким светом торшера. В пентхаусе пахнет кожей, дорогим табаком и чем-то неуловимо женственным – духами? Нервами?

Виктор скинул пиджак – жест привычный, почти механический. Его взгляд, холодный и расчётливый, скользнул по девушке. Красиво упакованный товар, да. Но что за ним? Молодость – да. Покорность – возможно.

Сигарета зажигается с мягким щелчком, дым стелется между ними, как дымовая завеса перед атакой.

– Садись.

Девушка опускается на диван, скрещивает ноги – слишком старательно, слишком «по учебнику». Улыбка сладкая, как патока, но глаза… Глаза выдают.

Новичок? Или просто хищница, притворяющаяся ягнёнком?

Он откидывается в кресле, изучая её через дым. Пауза тянется, как линия перед разрывом.

– Расскажи мне о твоем бывшем хозяине, – его голос прозвучал спокойно, почти дружелюбно.

Замерла на мгновение, затем заулыбалась ещё шире, словно ждала этого вопроса.

– Он… очень щедрый, – начала она, играя с кончиком волос. – Всегда при деньгах.

Тень от дыма сигареты колышется на стене, как живая. В воздухе повисает напряжение – густое, сладковатое, как запах перезрелого плода.

– Щедрый? – Виктор усмехается, прищуриваясь. Его палец стряхивает пепел в хрустальную пепельницу с мягким вах. – Это всё?

Она продолжает накручивать прядь волос на палец – жест наигранно-кокетливый, но кончики пальцев чуть дрожат.

– Ну… – голос становится медовым, – он любил дарить подарки. Особенно… после.

В комнате становится тише. Даже город за окном будто затаил дыхание.

Виктор неторопливо поднимается с кресла, подходит к ней. Его тень накрывает, давит.

– После чего именно? – наклоняется, и запах дорогих духов смешивается с дымом. – Говори.

Её зрачки расширяются – страх или возбуждение? Сложно сказать. Но игра явно становится опаснее.

– Неужели ты умеешь только сосать?

Его слова падают, как капли ледяной воды на раскалённую плиту. Пальцы выбивают дробь по подлокотнику – нетерпеливую, нервную.

Девушка замирает. Улыбка дрожит, как рябь на водной глади. Глаза бегают, ищут спасения – но куда убежишь, когда стены – зеркала?

– Я… я могу многое…

Виктор в раздражении подходит вплотную. Его рука протягивается, пальцы скользят по её подбородку, приподнимая лицо.

– Докажи.

В комнате становится так тихо, что слышно, как бьётся её сердце – быстро-быстро. Дым стелется к потолку, как призрак упущенной возможности. Его взгляд скользит по ней – да, тело безупречно. Но Ричард не платит просто за мясо.

Пальцы эскортницы впиваются в кружево подола, ноги сжимаются – нервный жест, жест вины.

– Нуу… он всё расспрашивал про людей нашего… города, других, – голос дрожит в сомнениях. – Искал какую-то карту? Говорил…

Замолкает.

Глаза – круглые, как у оленя перед выстрелом.

Виктор разворачивается медленно, как змея перед броском. Его тело накрывает её целиком. В уголке рта – улыбка. Не добрая. Не теплая. Улыбка хищника, который учуял кровь.

– Карту? Какую именно?

Лампы в пентхаусе вдруг кажутся слишком яркими – свет режет глаза, как лезвие. Воздух густой от невысказанных угроз и дрожи её тела под его напором.

– Нашёл, значит? – шёпот обжигает, как морозный ветер.

Палец скользит по тонкой ключице, чувствуя бешеный пульс – стук-стук-стук, как молоток по наковальне.

Её горло сжимается под его рукой – не до боли, достаточно, чтобы перекрыть ложь. Глаза – огромные, тёмные, как провалы в мир, где нет спасения.

– И…?

Она мотает головой – ненормально, срываясь. То ли «нет», то ли «не спрашивай». Пальцы впиваются в его запястье, но не отталкивают – цепляются, будто он единственная опора в падении.

Тишина. Только их дыхание – его ровное, её прерывистое – смешивается в странный, почти интимный ритм.

Он наклонился еще ближе, так что губы почти коснулись, жёстко сжал шейку, чуть-чуть сильнее:

– Милая, я не люблю неопределённостей, – свободная рука переместилась вниз к талии, притягивая к себе. – Ты сейчас либо говоришь чётко… либо мы проверим, насколько крепко у тебя тут все устроено.

Она всхлипнула – не от боли, от страха, в глазах, промелькнуло что-то ещё… сожаление. Сдавленно промычала, мотая головой.

Мужские пальцы разжались – не потому что поверил, а потому что поймал этот жалкий блеск в её глазах. Вызов бы? Интересно. Он вернулся в свое кресло, откинулся назад, изучая её. Горло девушки было уже розовым от пальцев, дыхание сбивчивым, и губы сжатые в боязни…

– Слили? Кто?

Она потёрла шею, голос стал твёрже, хотя всё ещё дрожал:

– Я не знаю имени. Но… он был зол. Очень. Говорил, что карта теперь никому не достанется.

Виктор понимающе улыбнулся. Вот оно. Ричард не просто искал – он нашел. И этот маленький глупый кролик перед ним только что подтвердил это.

Он вставал, закатывая рукава рубашки:

– Ты свободна.

Она замерла, не понимая. Но он уже повернулся к окну – к городу, который теперь точно будет принадлежать ему. Городские огни мерцали за панорамными окнами, отражаясь в холодных глазах хозяина. Его пальцы сжали бокал с виски так, что костяшки побелели.

Годы изгнания.

Годы ненависти.

И вот он здесь – в самом сердце логова врага.

Он мысленно, обратился к отражению в стекле: "Ты ошибался, Ричард. Мёртвые могут мстить."

– Передай ему… что я вернулся за своим.

Его слова падают, как приговор.

Девушка кивает, торопливо завязывая пояс плаща – пальцы скользят, путаются. Каблуки цокают по мрамору, звук эхом разносится по пустой квартире. Дверь захлопывается с финальным хлопком.

Виктор остаётся один.

Где-то внизу воет сирена – протяжно, как зов далёкого зверя. Он поднимает бокал, смотрит сквозь янтарную жидкость на город. Улыбается. Не добро. Не тепло. Улыбается, как улыбается лезвие перед ударом.

Начинается.

***

Офис Ричарда Вольного был погружён в полумрак, лишь бледные блики уличных фонарей скользили по дорогой мебели из тёмного дерева. На стене тикала взломанная сигнализация – 3:27, красные цифры пульсировали в темноте, словно открытые раны. Трое в чёрных балаклавах двигались бесшумно, их фонари на стволах выхватывали из темноты полированную поверхность стола, хрустальные бокалы и дорогие картины на стенах.

Громила №1 присел у массивного сейфа, его сиплый шёпот едва различался в напряжённой тишине:

– Вскрывай эту штуку, у нас сорок секунд до подкрепления.

Его напарник молча кивнул, ловкими, отточенными движениями установил электронный прибор. Третий встал на страже у массивной двери, его ствол был направлен в темноту коридора, где тени казались живыми существами. В воздухе висело напряжение – острое, но контролируемое.

Где-то внизу был слышен отдалённый гул лифта. Все трое на секунду замерли, обменялись быстрыми взглядами под масками. Тот проехал мимо, продолжая своё монотонное путешествие по этажам.

– Тридцать секунд, – бросил мужчина, что был у сейфа, не отрываясь от тонкой работы с механизмом. Его пальцы двигались с потрясающей точностью, словно знали, что делать и без хозяина.

Тишина казалась осязаемой. Только тиканье прибора и прерывистое дыхание сквозь маски нарушали её. Каждый звук казался оглушительно громким: щелчок механизма, шорох одежды, трудное дыхание. Время замедлилось, растянулось в бесконечность.

Третий, стоявший у двери, повернул голову, напряженно вслушиваясь в темноту коридора. Его палец лежал на спусковом крючке, готовый в любой момент отправить пулю в полёт. В глазах отражался красный свет цифр на сигнализации, делая взгляд ещё более зловещим.

Прошло двадцать секунд…

Механизм сейфа начал поддаваться, издавая утробный, почти музыкальный звук. Напруженные лица под масками выражали сосредоточенность и решимость. Ещё немного, и они достигнут цели. Каждый знал: одна ошибка – и их ждёт неминуемое наказание.

Пятнадцать секунд…

Клинк! Механизм щёлкнул.

Дверца сейфа плавно открылась, обнажая своё содержимое. Но никто не успел обрадоваться – в коридоре раздался звук открывающейся двери.

– Десять секунд… – прошептал первый, и в голосе слышалась сталь.

Время остановилось.

Взломщик резво бросил отмычки на пол и схватил тяжёлый перфоратор. Мощный инструмент взвыл, раненным зверем, его сверло с жадностью впилось в холодный металл. Искры разлетались во все стороны, ослепляя сочным светом в темноте офиса. Где-то этажом ниже послышались тревожные крики и топот бегущих ног – они уже знали о вторжении.

Громила №2, не теряя времени, сорвал со стены дорогую картину и с силой швырнул на пол, и она разлетелась на осколки. Его голос дрожал от напряжения:

– Где, чёрт возьми?! Информатор клялся, что она здесь, в этом чёртовом офисе!

Сейф с оглушительным треском распахнулся. Внутри лежали пачки купюр, паспорта и древняя дискета – Ричард, несмотря на современность, всё ещё пользовался этим устаревшим носителем информации. Но это было не то, что они искали.

Громила №1 презрительно отшвырнул пачки через плечо. Его пальцы лихорадочно скользили по внутренней стенке сейфа, пока наконец не наткнулись на едва заметный шов. Ложное дно!

Одним движением он вонзил нож в потайной механизм, и тайник открылся. Вот она – потасканная пластиковая карта с чипом, потёртая по краям, с характерной царапиной через магнитную полосу. Та самая, за которой они пришли.

Время встало. Трое грабителей замерли, осознавая, что цель достигнута. Но радость победы была недолгой – звуки приближающихся шагов становились всё громче, а свет фонарей уже пробивался сквозь темноту коридора.

Их время истекло.

***

Рассвет неумолимо размывал ночную тьму за окном, окрашивая небо в нежные бледно-розовые тона. В просторном кабинете Виктора воздух гулял ароматами дорогого табака и выдержанного коньяка.

На полированном столе, в раскрытой бархатной шкатулке, покоилась неприметная пластиковая карта – скромный предмет, способный изменить судьбу целого города.

Игра выиграна?

Да или нет?

Он неторопливо затягивался сигаретой, выпуская тонкие струйки дыма к потолку. Его пристальный взгляд скользил по поверхности скромного ключа от ценных городских секретов. Пальцы машинально провели по поцарапанной поверхности, лаская старую знакомую. В уголках губ заиграла едва заметная улыбка.

– Ну что… – голос звучал почти мечтательно. Хрусталь бокала нежно звякнул о горлышко бутылки. – Кто теперь держит все яйца города в своих руках?

За окном постепенно просыпался город. Где-то вдалеке кричали чайки, возвещая начало нового дня. Виктор откинулся в кожаном кресле, наслаждаясь моментом триумфа. Он знал ответ на свой вопрос. И этим ответом был он сам.

Поднял хрустальный фужер в торжественном тосте – тосте за себя, за долгожданную месть, за возвращение утраченного могущества.

– За новый порядок, – прошептал он, глядя, как первые лучи солнца золотят крыши.

Вдалеке протяжно завыла сирена. Звук эхом отразился от стен небоскрёбов, но он даже не повёл головой в сторону окна. Теперь весь город лежал у его ног, и никто не мог этому помешать.

Его пальцы вновь коснулись карты, лаская новую реальность происходящего.

Глава 10

Северный утренний свет, проникая сквозь тонкие занавески, наполнял спальню призрачным, почти болезненным блеском. Но даже этот яркий холод не мог развеять тьму, внезапно сгустившуюся в ее душе. Казалось, будто стены комнаты тяжело сжимаются, угрожая раздавить её своей твердостью.

В дверном проёме возникла высокая фигура матери. Её тень, длинная и зловещая, выросла через всю комнату. Воздух густел, увязал киселем и каждый вдох давался с невероятным трудом. И Рианна ощущала, как паника стылыми пальцами сжимает сердце, заставляя колотиться чаще и чаще.

– Знаешь что? – она спросила неожиданно покойно, но Рианна отчётливо слышала звон ледяных обломков.

Пальцы от этого судорожно вцепились в край простыни, ткань жалобно затрещала под острыми ногтями, но она не заметила собственной реакции. Всё её существо сжалось в ожидании чего-то страшного, неизбежного…

– Твой отец вернулся в город.

Время, казалось, остановилось. Лишь тиканье китайских часов на стене отсчитывало мучительные секунды, ведущие к душевной катастрофе. Слова как удар кинжальный, острый и самое смешное равнодушный – в нерв надежды на что-то хорошее.

– Что? Какой отец? – собственный голос показался чужим, далёким, словно доносился из другого мира, наверное, где он был когда-то…

Мать издала звук, больше похожий на скрежет айсбергов, чем на смех.

– Твой! Поганый! Отец. Тот… бросивший нас, когда ты была маленькой, – каждое слог на сознание свинцовым обвинением.

В ушах зазвенело, пульс участился до максимального предела, а перед глазами заплясали тёмные пятна. Комната закружилась в безумном танце, хотя она знала, что это лишь плод её расшатанных нервов. Сердце заколотилось где-то в горле, мешая дышать. Ладони повлажнели от холодного пота.

Рианна попыталась сглотнуть, не вышло.

Пересохло там, как в пустыне.

Мысли путались, свиваясь в клубок из страха и недоверия.

Отец?

Человек, о котором никогда не говорили?

– И что с того? – спросила, изо всех сил стараясь сохранить внешнее спокойствие, хотя внутри всё разогрелось до возмущения. – Почему ты решила рассказать об этом сейчас?

– Потому что он может помочь мне… нам… с деньгами, с жильём, – мать небрежно пожала плечами, словно речь шла о чём-то совершенно обыденном. – В конце концов, ты же его дочь. Может быть, эта скотина чувствует какую-то ответственность?

– Какую-то? – Рианна вскочила с постели, телом содрогнулась от негодования. – Ты серьёзно? После всех лет молчания он вдруг решил стать заботливым отцом? Ты даже никогда не упоминала о нём. Да, его никогда и не существовало!

Она иронично хмыкнула.

– Потому что всё это неважно, – мать отвернулась к выходу, её голос раздавался отстранённо. – Важно то, что он сейчас здесь. И если ты пойдёшь к нему сама, возможно, он поможет. Хотя, знаешь, я в этом сильно сомневаюсь.

– Почему не ты? – она никак не могла понять логику. – Почему я должна идти к человеку, который бросил…меня?

– Не будь такой наивной! Он бросил меня, и ты действительно думаешь, что теперь он вдруг вернётся? Спустя столько лет… Хотя, знаешь, он так страдал, так любил. Просто с ума сходил от тоски!

Последние слова повисли в воздухе, растекаясь дурманящим туманом.

Что?

Что!

Но это же… это ложь! Обманка… манок…

Рианна чувствовала, как земля уходит из-под ног. Мать лгала – она чувствовала это каждой клеточкой своего существа. Но зачем? Зачем лгать…

Где черт возьми, где? Я спрашиваю… хоть какие-то крупицы правды?

– Так это он меня в детдом… тебя избавил?

Мать поморщилась, но понимала – сейчас Рианна держала карты.

– Ты что, совсем куку? – фыркнула будто в стёбе. – Никто тебя никуда не сдавал! Я ж замужем тогда и, не могла с ним никак. Он про тебя только недавно узнал.

Рианна прищурилась, вглядываясь в лицо матери. Та, только что сказала не правду. Опять… ложь. Снова… Да, зачем? Блин! Зачем!?

– Пять лет назад, – протянула она ахнув. – Когда ты тот пожар устроила?

Мать аж задохнулась от возмущения.

– Да что ты зациклилась на этом?! – взвилась скорпионом на дыбы. – Банкам мы должны были, кредитов не давали. Ты что, не помнишь? Где бы мы жили, а? На улице? Бабушка бы нас точно не пустила. А ты всё ноешь! И ноешь! И ноешь…

– То есть он про меня пять лет назад узнал? – Рианна решила не отвлекаться на истерику.

– Да какая разница! – мать всплеснула руками. – После учёбы зайди к нему, и всё.

– Я сама решу, что делать, – спокойно отозвалась, а в душе бездна. – И с кем мне встречаться. Тоже.

Мать побагровела от злости.

– Как это «сама»? – зашипела коброй. – Ты обязана!

– Нет, мам. Я никому ничего не обязана. Особенно после всего, что ты мне сейчас рассказала.

Она развернулась и направилась к шкафу, демонстративно игнорируя материнские крики.

– Ты должна после лекций зайти к нему. Должна! Слышишь? Должжнаааа!

– Мам, – дерзко вскинулась, отрицательно мотая головой. Её голос дрожал от сдерживаемых эмоций. – Он знает обо мне уже пять лет! Пять долбанных лет, и ни разу… ни разу не попытался связаться!

Лицо матери исказилось от гнева.

– Хватит! – как удар хлыста. – Ты пойдёшь, я сказала! И будешь улыбаться и скажешь спасибо за всё, что он тебе предложит. Ясно? Или вон! – пронзительно указала рукой на входную дверь, пальцы трусили от ярости.

Не дожидаясь ответа, стремительно вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Её тапки застучали по коридору, эхом отражаясь от стен.

Рианна обессиленно осела на кровать, чувствуя, как внутри подгорая кипит от противоречивых эмоций. Разум, как сбитый летчик, отказывался принимать случающееся. Почему мать вдруг заговорила о нем? Почему настойчиво требует встречи? И что скрывается за этой внезапной заботой?

Мысли роились в голове, словно растревоженный улей. Внезапно её осенила пугающая догадка: «А что, если она хочет избавиться от меня? Чтобы я ушла из дома и не мешала её планам с отчимом?»

Обхватив колени руками, уткнулась в них горящим лицом, пытаясь собраться с мыслями. В душе бушевала буря: гнев, обида, растерянность и решимость. Она знала одно – она не позволит манипулировать собой. Но как противостоять матери, которая всегда держала ситуацию под контролем?

***

В кабинете Ричарда царил настоящий хаос: полицейские в форме сновали между столами, методично фотографируя каждую улику, опрашивая оцепеневший от шока персонал. Сам он широкий, массивный стоял у панорамного окна, отстранённо наблюдая за суетой внизу, в то время как мыслями витал где-то далеко, за пределами обворованного хозяйства.

На его рабочем столе, накрытая прозрачной полицейской плёнкой, сиротливо лежала пустая рамка – там, где всего несколько дней назад хранилась та самая карта. Карта, которая привела его к Рианне, перевернула всю его жизнь с ног на голову. Исчезла, растворилась в воздухе, словно никогда и не имелась. А он, допустил роковую ошибку, не успел переложить её в банковскую ячейку.

Геннадич бесшумно приблизился к боссу, осторожно протягивая папку с отчётом. Его лицо было серьёзным, почти мрачным.

– Нашли что-нибудь?

Ричард оставался невозмутимо спокойным, но в глубине его вопроса плескалась холодная сталь решимости.

– Пока ничего конкретного, – ответил тот, понизив голос. – Но следы ведут к Виктору. Он был здесь вчера вечером.

Босс в суровости повернулся к своему помощнику, разрезал офис взглядом.

– Виктор, значит… – протянул, пробуя дрянь на вкус. – Продолжай, ищи улики. Ни одна деталь не должна остаться незамеченной.

В воздухе повисла тяжёлая пауза, нарушаемая лишь отдалённым гулом полицейской аппаратуры. Он снова повернулся к окну, но теперь его мысли были предельно ясны – он знал, кто стоит за ограблением, и понятно готов пойти до конца, чтобы вернуть утраченное.

Снова повернулся к помощнику. В глазах вспыхнул холодный огонь ярости, а губы сжались в острую линию.

– Конечно, – процедил сквозь стиснутые зубы. – Десять лет назад я вышвырнул его из города.

Замолчал, вспоминая, как взял власть в свои руки. Тот был вынужден уехать из-за угрозы судебных преследований. И вот теперь вернулся… Как он мог забыть, что мёртвые не остаются в могиле?

В этот момент к ним подошёл полицейский в форме, его лицо выражало профессиональную невозмутимость.

– Мистер Вольский, нам необходимо задать вам несколько вопросов. Вы были осведомлены о ценности пропавшей вещи?

– Да, – отозвался он, не отрывая взгляда от золотистого городского пейзажа за окном. – И я знаю, кто, но доказательств нет.

Он замолчал, если бы эти ребята знали сколько на этой карте компромата, кончили бы разом, представляя десять годовых премий и единорога в придачу. Утонуть от правды можно. Все детали о делах Виктора, все его тёмные делишки – всё там. И много-много чего еще…

Полицейский кивнул, делая пометку в своём блокноте.

– Мы проведём тщательное расследование, – заверил он. – На данный момент рекомендуем вам не покидать город.

Он издал короткий, циничный смешок.

– Думаете, я собираюсь сбежать? Нет, никуда не денусь. И когда кто-то сделает следующий ход, я буду готов. Думает, что время стирает воспоминания, но я помню всё. Каждую деталь, каждую мелочь.

Геннадич молча кивнул, понимая, что начинается новое противостояние – более опасное и жестокое, чем прежде. На кону стояла не просто власть, а нечто гораздо более ценное.

– Подготовь все материалы по делу Виктора, – приказал Ричард, не оборачиваясь. Его голос звучал твёрдо и решительно. – Я хочу знать каждый его шаг, каждое движение. И найди мне копию той карты, если она существует. Ничто не должно остаться незамеченным.

В воздухе повисла тяжёлая задача, наполненная предвкушением грядущего. Пока Геннадич выходил выполнять приказ, Ричард всё ещё стоял у окна, погружённый в угрюмые мысли. Его взгляд стремился вдаль, но разум блуждал непривычно, не послушно его мысли приняли совершенно иное направление.

В памяти всплыли томные вздохи последнего телефонного разговора. Эти звуки до сих пор эхом отдавались в ушах, преследуя даже во сне. Не голос – дыхание, ломающееся на каждом выдохе, будто её пальцы вычерчивали ноты прямо по нервам.

Стоны едва слышные – прерывистые, на выдохе, крайне интимные. Но он ловил каждый звук, точно угадывая её ритм, чувствуя, как скользят её пальцы.

Между ними возникла особая связь – тонкая, как паутинка, но прочная, как синхронность танцев крыльев бабочки, запускающий механизм их сближения, их будущего единения.

Каждое движение, каждый вздох рисовал эту невидимую нить, сплетая общей узор их судьбы. Прошлой ночью воспоминания не давали покоя, а утром он проснулся с острым, почти болезненным желанием увидеть её снова.

Ричард резко обернулся к помощнику, с несвойственной ему нервозностью.

– Геннадич, узнай расписание занятий Рианны в университете.

Помощник молча кивнул, уже набирая нужный номер. Ричард снова повернулся к окну, но теперь мысли вспыхивали не только делами и планами возмездия. В них всё чаще и чаще возникал образ – пронзительно-голубые глаза, короткие светлые волосы, голос, редкая улыбка…

Он закрыл глаза, представляя ее лицо. Каждый раз, когда он думал о ней, сердце начинало биться чаще. Странное, почти забытое ощущение – чувство, которое он давно похоронил под слоями пепла из цинизма и расчётливости.

– Да, – прошептал он себе под нос, – сегодня…

В широкой груди разгорался жар, который он не мог, да и не хотел тушить. Впервые за долгое время остро чувствовал, что есть что-то важнее мести, важнее власти – есть она… и чувство, которое она в нём пробуждает.

***

Коридор университета гудел привычным утренним гулом. Студенты спешили на занятия, перебрасываясь фразами и заливисто смеясь. Солнечные лучи, проникая сквозь высокие окна, рисовали на полированном полу причудливые узоры.

Рианна остановилась у дверей деканата, с недоумением вглядываясь в стенд с надписью «Декан факультета ждёт…». Брови слегка приподнялись от удивления при виде собственной фамилии.

«Ведь позавчера всё обсудили», – переживала она, неуверенно входя в кабинет.